Фаза

комрадс, тут небольшая редактура Маниакальная фаза. Депрессивная фаза. Интерфаза. Микки повторяет про себя эту мантру, каждый раз на несколько минут задерживаясь на слове "интерфаза", склоняя его на все лады. Интермиссия. Стабильность. Нормальная жизнь. Из всей ебанной семейки Галлагеров его поддерживают два человека - мелкая Дебби и, как ни странно, Фрэнк. Хуже всех оказалась приехавшая на пару дней Моника, которая плакала, винила себя и, как подозревал Микки, догонялась метом где-то в подвале. Возможно, она бы осталась подольше, но Милкович поймал ее за тем, как она уговаривала тихого-тихого Йена лечь в больницу и запихивала в него какие-то таблетки. После этого гребанная сука вылетела из дома со свистом. Микки еще часа три не мог заставить себя выйти из их спальни и отвести взгляд от рыжего дольше, чем на минуту. Йен, за последние полтора года раздавшийся в плечах, выросший, возмужавший, сейчас походит на себя пятнадцатилетнего. Ни с того ни с сего расцветшие снова веснушки, отросшие волосы, тонкие ключицы, бледное беззащитное горло. Простынь похожа на саван, но об этом лучше не думать. Иногда Микки ловит себя на мысли, что все бы отдал за то, чтобы Галлагер снова полез ругаться и выебываться сверх меры и своих способностей. Три недели. Молчит, спит, посылает нахуй всех, кроме Микки. Ах да, и еще его - Милковича - сына. С чего бы Йен вдруг так прикипел душой к крикливому существу, которое должен ненавидеть всей душой (как безуспешно пытался делать он сам), никто не понимал, но в принципе всех все устраивало. Включая младенца, который упорно пытался оставить себе на память пару прядей из рыжей шевелюры. Длительность депрессивной фазы может достигать двух лет. Микки отказывается об этом думать, поэтому изо всех сил ищет в состоянии Галлагера просветы и даже находит, хотя никто кроме него разницы не замечает. Через полторы недели после того, как Йен отказался встать с кровати, Фиона уговаривает Микки отвести его к врачу. Разумеется, сраный доктор не может сказать ничего толкового - нужно полное обследование, подборка лекарств и жесткий контроль за поведением пациента. Милкович громко шлет всех нахуй, потому что Йен вполне успел выразить свое отношение к происходящему, еще в первые пять минут поставив на его руке пару впечатляющих синяков. Йену здесь не нравится, Йену страшно, а ему не было страшно идти в чертову армию, поэтому Микки не дает сучке Фионе даже попытки остановить себя - увозит рыжего домой. Как раз к исходу третьей недели, к ним врывается Филлип, гребанный мудак, свято полагающий, что знает больше всех, и закатывает истерику по поводу того, что не желает найти своего брата с перерезанными венами. Закономерно получает в морду, потом еще раз, потом неожиданно от Светланы, которая прониклась к рыжему почти родственными чувствами (скорее всего на почве общей любви к монстру в пеленках). В результате, они все пьют пиво на кухне, пока Лип рассказывает занимательную историю приключений ебанной Моники. Ночь Милкович проводит в лучших традициях романтических фильмов - отсчитывая пульс Йена и стараясь не разреветься как девчонка. Получается, пусть и с трудом. Время тянется болезненно медленно, тишину в спальне можно резать ножом. Блять. Неудачное сравнение. Ножи, бритвы, ножницы, оружие, особо острые вилки - под замком. Снотворное - под замком. Литий - под замком. Разве что решеток на окнах нет, Микки уже не знает, чем его дом отличается от психушки-карцера. Примерно через неделю после этих мыслей Милкович застает Галлагера, связывающего петлю из кухонных полотенец. На следующий день Микки со всем ирландским выводком едет в больницу. Подбирать лекарства. Он приходит к рыжему каждый день, успокаивает его, разговаривает, приводит своего сына (пока, блять, крыша). В какой-то момент (вероятнее всего, прижимая непривычно хрупкого Галлагера к себе в комнате отдыха и гладя его по каким-то поблекшим волосам), он понимает, что год назад скорее сдох бы, чем позволил себе такое поведение. А еще он понимает, что ему, в общем-то, насрать, что там и кто подумает, пока Йен тут. Лечение занимает пять недель. Микки сходит с ума к концу четвертой. Постоянный страх не отпускает его, и становится только хуже, когда он осознает, чего конкретно боится. Прийти в больницу и узнать, что Йен умер. Повесился, вскрыл вены, отравился моющим средством, оставленным невнимательной уборщицей. Пиздец. Главная проблема в том, что он понятия не имеет, что тогда будет делать. Без всяких "я не могу без него жить" или еще какой-то хуйни. Галлагер - гребанная константа, если ее убрать, мир Микки Милковича просто осыплется, как карточный домик. За пять недель рыжему подбирают оптимальный курс лекарств, которые должны помочь, но врачи рекомендуют оставить его еще на "некоторый срок". Скорее всего хотят дождаться окончания депрессии и достижения маниакальной фазы. Оставить Йена в этой пыточной камере на несколько месяцев, возможно. Разумеется, чертова семейка только за. Но кого это ебет. Микки возвращает Йена в их дом. Мэнди суетится вокруг курицей-наседкой, Светлана и ее подружка-лесбиянка тоже посматривают вполне дружелюбно, младенец довольно пускает слюни куда-то рыжему на майку. Семейная, мать ее, идиллия. Позже, лежа в темноте, и впервые больше чем за месяц ощущая под боком знакомое до мелочей тело, Микки испытывает острую потребность облечь всю эту хрень, которая вертится у него в голове, в какую-то вербальную форму. - Эй, Йен, - шепчет он. - Не смей подыхать, слышишь меня? Не смей бросать меня здесь. Ты мне нужен, ты так мне нужен, слышишь, безответственный мудак? В ответ его неожиданно сильно облапливают за талию и сопят на ухо. - Спи, Микки. И Микки засыпает.