БЕГЛЕЦ

Беглец - Да, мама. Конечно, мама. Как скажешь, мама, - стою, уперев глаза в пол, кротким голосом соглашаюсь со всем беспрекословно. Нельзя выказывать недовольство. Эта блондинистая сука должна быть полностью уверена в моём полном подчинении. Выслушав все наставления и указания, почтительно кланяюсь и выскальзываю в коридор. Не поднимая взгляд, прохожу в свою комнату. Сегодня у нас праздник, её день рождения, будет много гостей, много суеты. Официанты, танцоры и бог знает кто еще. Самое время для побега. Достаю рюкзак из-под кровати. У меня все готово, необходимые вещи собраны. Я продал золотой браслет, и теперь у меня есть деньги на дорогу; поддельные документы передали еще неделю назад, это стоило всех моих сбережений. Переодеваюсь в синие потрепанные джинсы, черные кроссовки, серую водолазку. Закрепляю нож за поясом. Длинные черные волосы заплетаю в косу, надеваю потрепанную куртку, на голову – бандану, плюс натягиваю капюшон. Сосредотачиваюсь, приглушаю свою звериную энергию - теперь очень трудно будет обнаружить во мне оборотня. Закидываю рюкзак на плечи, выхожу на балкон. Чуть отращиваю когти и перелезаю на соседнюю лоджию, потом спрыгиваю на ту, что пониже. Вхожу в пустую комнату, она заперта снаружи, но у меня есть ключ. Открываю, выглядываю в коридор, разношерстный народ снует туда-сюда. Выхожу, два шага по коридору, и выход на служебную лестницу. Спускаюсь как можно быстрее. В этом здании шестьдесят этажей, хорошо, что мне приходится спускаться лишь с двадцатого. Служебный вход для персонала маячит впереди; охранник - у дверей; задерживаю дыхание, не торопясь проскользнуть. Страх скручивает внутренности. Фух, пронесло. Обогнуть разгружающиеся машины, свернуть за угол. Автовокзал в пятнадцати минутах ходьбы, петляю по дворам, останавливаюсь у мусорного бака, достаю свою косу из-под куртки, вынимаю нож и отпиливаю волосы у самой шеи. Выкидываю, оставшиеся волосы забираю в маленький хвостик. Давно хотел это сделать, но мать не разрешала обрезать, видите ли, я с ними выглядел как кукла. Блин, я всегда был для неё не сыном, а предметом интерьера. Подхожу к кассе, мне неважно в какой город, главное — на север, покупаю билет, выезд через пятнадцать минут. Сажусь в автобус на заднее сидение, рюкзак на коленях, напряженно смотрю в окно. Наконец мы трогаемся, и я чуть расслабляюсь. По документам меня сейчас зовут Реймонд Марингтон, надо не облажаться и привыкнуть отзываться на него. Проходит четыре часа, мы доезжаем до пункта назначения. Снова касса, покупка билета; до отъезда час пятнадцать. Покупаю в ближайшем киоске еду. Перекусываю булочкой с сосиской, запиваю минералкой. Недалеко вижу парикмахерскую, захожу, прошу подстричь покороче. Стрижка занимает полчаса. Голове непривычно легко. Погуляв оставшееся время, снова сажусь в автобус, мы трогаемся, смотрю на часы - если повезет, меня хватятся только через два часа. Напряжение дает о себе знать, глаза слипаются, надо поспать. Сейчас я рискнул всем ради свободы. Просыпаюсь, когда мы останавливаемся, протираю глаза, вылезаю из автобуса. Захожу в туалет, везде грязь и слишком сильный запах для моего чувствительного носа. Умываюсь, смотрю на себя: с короткими черными волосами я совсем мальчишка, по документам мне девятнадцать, на самом деле двадцать три. Бледная кожа, худое заостренное лицо, бескровные губы и слишком темные глаза. Вообще они зеленые, но зелень настолько густая, что кажется почти черной. Да, не слишком здоровый вид, за последние полгода я сильно похудел, при том, что и был не толстым, сейчас вообще как поганка бледная. Смотрю на часы, меня уже ищут, а значит - надо смываться дальше. Снова покупка билета, перекус в кафешке и дорога. И так следующие четыре дня. Самое тяжелое - не принимать душ два раза в день, одноразовые салфетки - слабая замена. Вкус еды не чувствую, просто утоляю голод и все. На душе только страх, я знаю, что будет, если меня найдут, но и оставаться у меня не было сил. Сплю в автобусе или на скамейке в ожидании очередного рейса. Пару раз пытались обокрасть, пришлось рыкнуть и показать когти. За время поездки часто сталкиваюсь с оборотнями (мы друг друга определяем по запаху), в основном волки, лисы и ягуары. Конфликтов не возникало, нам нечего было делить. Наконец спустя неделю прибываю в маленький городок. Тихие улицы, мало машин. Я устал. Очень. Не столько физически, сколько морально, все время жду, что меня схватят и потащат обратно. Захожу в кафешку, на двери объявление: «Требуется помощник». Ну вот и мой шанс, надо его не упустить. После часа длительной беседы с хозяйкой заведения, в которой не было ни слова правды, я был принят на работу, на девятичасовой рабочий день с одним выходным в неделю и малехонькой зарплатой. На вопрос: «Сдает ли кто-нибудь поблизости комнату?», меня отправили вниз по улице к некому Шмелю. Охотник Сегодня вечером ко мне пришел паренек, попросил сдать жильё. Худой и бледный, с короткими черными волосами, но мой нюх безошибочно определил в нем оборотня из семейства кошачьих. Я, конечно, согласился, гостевой домик, используемый только охотниками в сезон, сейчас пустует. Он выбрал самую дальнюю комнату из восьми предлагаемых. На цене мы сошлись сразу, я много не запросил. Наш городок очень маленький, большая деревня, все друг друга знают, и приезд новенького ни для кого не секрет. Здесь из развлечений один ночной клуб «Альфа», в котором тусуется вся здешняя молодежь. Да бар «Волчий оскал», в котором проводят время после работы люди постарше. Все работают или на лесопилке, или являются владельцами магазинов. Семейный бизнес преобладает. И еще, более сорока процентов населения – оборотни всех видов и мастей. Так что, парень приехал по адресу, его примут, если он захочет присоединиться к одной из общин. Вот только бы узнать, кто его зверь. На следующий день я решил подвезти его на работу, все равно было по пути. Зашел в охотничий домик и услышал шум воды из ванной. — Реймонд, доброе утро! – мой рык заставил дрожать стекла. Парень выскочил из душа в одних штанах и с полотенцем на мокрых волосах. — Доброе… — прошептало это худосочное чудо и прошлепало босыми ногами на кухню. – Чаю будете? — Буду, – соглашаюсь. Мне не столько хочется пить, но наладить контакт необходимо, неизвестно, сколько мы будем жить рядом. Голос у него какой-то пришибленный, но двигается плавно и бесшумно, текучими движениями опасного хищника. Мы все такие, независимо от комплекции. Даже не напрягаясь, любой оборотень поднимет легковушку и при желании может даже ими жонглировать. Поэтому мы незаменимы на тяжелых и опасных работах. Реймонд подходит к плите, на которой уже дымится вскипяченный чайник, раскладывает пакетики по кружкам и заливает кипятком. — Реймонд, ты к нам надолго? – отпиваю и смотрю на него поверх кружки. Он чуть морщится, делает глоток, тонкие пальцы с необычно длинными ногтями обхватывают кружку. — Зовите меня Мар. Как получится. Шелест его голоса заставляет колыхаться волосы на моем загривке. Интересно, он это специально делает? Похоже, нет. Интересная манера говорить полушепотом, волей-неволей будешь прислушиваться. — Когда освоишься, тебе необходимо будет вступить в общину. Кто твой зверь? Мар пристально смотрит на меня и бурчит: — Леопард. — Приобретенный или врожденный? — Приобретенный, но я уже больше десяти лет как оборотень, поэтому никаких проблем с контролем. И с какой стати такие вопросы? Я обязан отчитываться только перед старейшиной города. — Тебе повезло, — я усмехаюсь во все зубы, — старейшина здесь я. Мар удивленно приподнимает брови и по-новому, оценивающе осматривает меня. — Значит, мне подфартило жить рядом с сильнейшим в городе. Если не ошибаюсь, вы тигр? Я удивлен, что он смог распознать, парень далеко пойдет. — Давай на «ты», а то чувствую себя старой развалиной. Ты будешь завтракать? Я хотел подбросить тебя до работы. Луиза не любит опозданий. — Уже собираюсь, – парень в три глотка допивает чай и торопливо скрывается в своей комнате. — Я жду в машине! – кричу вдогонку. Мар Странный мужик, у которого я снимаю комнату, удивил меня в первый же день. Зверя я в нем почувствовал еще с порога, но никак не ожидал, что он старейшина. Ими становятся сильнейшие представители любого из нашего вида. Выбираются простейшим способом: каждые пять лет проводится турнир, победитель и есть старейшина, самый сильный в данной местности. Шмель выглядел лет на тридцать, хотя ему могло быть и сто тридцать. Мы живем очень долго, истинные тем более. Его громовые вопли с утра чуть не заставили меня поцеловаться с кафелем в ванной, что-то я нервный стал. Выскочив к хозяину в одних штанах, я невольно залюбовался этим двухметровым субъектом, с волосами, которые переливались всеми оттенками от рыжего до каштанового и почти красного. Эта гора мускулов могла похвастаться не только фигурой, но и лицом, - чисто мужская красота, что так нравится всем женщинам. Большие синие глаза с темными ресницами, прямой нос, хищная улыбка бледных губ, твердый волевой подбородок, широкие скулы. И кожа почти оливкового цвета, гораздо темнее моей. Несомненно, под рубашкой скрывается рельефный пресс и сильная мускулистая спина. По сравнению с ним я - поганка худосочная и недомерок, моя макушка ему по грудь. Хотя не удивительно, я очень сильно похудел за последнее время. Садясь к Шмелю в машину, я твердо решаю начать себя откармливать с первой же получки. Первый день на работе запомнился бесконечной беготней. Я успел поработать официантом, посудомойщиком, уборщиком. Зато добрая хозяйка накормила меня в обед до отвала. Я смотрел на неё влюбленными глазами спасенного от голодной смерти котенка и съел все до крошки. Луиза умилилась и погнала опять на рабские работы. День промелькнул быстро. После рабочего дня моя работодательница всучила мне сумку с остатками фирменного блюда и куском малинового пирога. Я расплылся в улыбке и чмокнул женщину в щеку, она очень мило покраснела и велела мне не опаздывать завтра на работу. Настроение было хорошее, впервые за долгое время. Я подсчитывал в уме оставшиеся у меня деньги и пришел к выводу, что смогу дотянуть до зарплаты. Из вещей мне пока ничего не было нужно, значит, траты только на комнату и еду. А если меня будут подкармливать, то вообще красота! Протопав в свой домик, я краем глаза отметил свет в хозяйском коттедже. Значит, Шмель уже дома. Поужинав и приняв душ, я с наслаждением вытянулся на узкой кровати и провалился в сон без сновидений. Угадайте, что меня разбудило? Правильно. Дикий рык: — Ма-а-а-ар! Доброе утро! Я аж подскочил. Высунулся из комнаты и поинтересовался у этого придурка хриплым голосом: — Обязательно так орать? — Ну, я же тебя бужу, чтоб уж наверняка, – выдала эта накачанная горилла и сверкнула клыками. – Чайник поставить? — Если не трудно. Подхватив полотенце и джинсы с футболкой, я юркнул в душ. Из ванной меня вытянул умопомрачительный запах свежесваренного кофе. Я понял, что готов отдаться за сей божественный напиток. Подкравшись, заглянул в кухню. Мужчина в потертых синих джинсах и серой рубашке, деловито разливал напиток по двум фарфоровым кружкам. — Чего притаился? Давай за стол. – Интересно, он так всегда свои клыки демонстрирует или только по утрам для меня? Осторожно сажусь напротив, беру кружку двумя руками и вдыхаю божественный аромат. Супер! Делаю глоток и в блаженстве закрываю глаза. — Сахара? Сливок? – интересуется синеглазка. С чего такая забота. — Нет, спасибо, не хочу портить вкус. Он выгибает бровь в удивлении. — Да ты ценитель. Почему тогда вчера пил чай? Что ему сказать, что не стал рыться в хозяйских запасах? Да и не умею я варить сам хороший кофе. — Варить его не умею, но пить люблю. – Встаю и достаю из холодильника вчерашний пирог. – Угощайся, Луиза вчера всучила. Он вкусный. Шмель берет угощение и откусывает сразу половину. Мычит удовлетворенно, языком облизывает губы. — Как прошел день на работе? — Нормально, вливаюсь потихоньку, – я не торопясь жую свой кусок пирога. Мне непонятна, но приятна такая забота. Раньше никого не волновало моё состояние. – Шмель, можно спросить? — Что? – он весь во внимании, даже жевать перестал. — А где ты работаешь? — На лесопилке. У меня свободный график и неполная занятость. — Хорошо платят? — Не жалуюсь, – он смотрит на часы. – Нам пора, одевайся, довезу. — Я мигом. Тигр Мальчишка не очень общительный и немного пугливый. Даже странно, оборотни чаще всего наглый и бесцеремонный народ. А еще он слишком бледный и худой, так и хочется накормить и пригреть. Недаром Луиза его съестным нагрузила, добрая женщина. Еще вчера я съездил к начальнику полиции Грею, он мой старый знакомый, и пробил Реймонда Марингтона по базе. Никаких безобразий за ним не числилось, судя по документам, парнишка с востока. Интересно, на какой хер ему понадобилось забираться так далеко? Но это не мое дело. Я поехал на работу, чтобы опять зарыться в бумажки, но в течение всего дня меня не отпускали печальные темно-зеленые глаза. Черт. Надо просто не думать о нем и все. До конца недели я так и будил Мара по утрам и готовил кофе. Мне нравился его заспанный и взъерошенный вид. Я, наверное, просто соскучился по человеческому общению, очень давно был один. Склоки на работе не считаются. А еще этот его шепчущий голос, пробирающий мурашками по коже. Ни у кого не встречал такого. Я вообще по натуре одиночка, тигров в этом городе больше нет. Больше всего волков, которые служат в полиции, еще гиен — это половина администрации. Есть пара медведей, семья лис, леопардов тоже мало, Сайдо, владелец клуба «Альфа», как раз их вожак. Несколько семей нагов и даже соколов. Птички всегда держатся отдельно, но в своём перевоплощении красивые, заразы. Знаю еще про лебедей - медсестричек. Завтра выходной, надо сводить Мара к Сайдо, пусть познакомятся поближе, может, и друзей найдет среди верлеопардов. Черный Сегодня у меня выходной. Как же это здорово! Никто не орет под ухом дурным голосом. Я проспал до десяти часов и выполз из постели, только когда надоедливое солнце внаглую осветило всю комнату, не оставив ни одного потайного уголка. Надо в душ и завтракать. На кухне не спеша отварил макароны и пожарил их с сардельками. Занимаясь этим нехитрым процессом, наблюдал в окно, как Шмель колет дрова. Красиво у него получалось, с одного удара. Потом, видимо, его разжарило, и мужчина снял футболку. Лучше бы он этого не делал. Я чуть не подавился! Красивые литые мышцы перекатывались на руках и груди, стальной пресс с кубиками. Блин, завидно как! Такое тело! Интересно, у него есть любовница? Или любовник? Ой, чего-то меня не туда потянуло… Видимо, меня немного отпустило напряжение после побега. Отодвинув пустую тарелку, я задумался. Меня до сих пор не нашли, и это хорошо! Остается надежда, что не найдут никогда. Мне так надоело быть марионеткой, которую подкладывают под выгодных партнеров для бизнеса. Да, дома я был почти шлюхой, мне даже деньги за это не платили. Одевали по последней моде и только. Маман приказывала, а я исполнял. Спал и с женщинами, и с мужчинами. Это началось сразу после моего восемнадцатилетия. Первый раз я попытался отказаться, но эта сука просто насильно перекинула меня в пантеру - она могла это сделать, так как была королевой, а я был её сыном, силы неравны. А потом преспокойно заперла в клетке, облила шкуру бензином и подожгла. Я до сих пор помню все, что испытывал тогда: дикая боль, невозможность перекинуться обратно в человека. Вонь паленой шкуры и горелого мяса, я катался по полу и визжал почти на ультразвуке. Мамочка стояла рядом и смотрела, а когда от меня остался кровавый кусок плоти почти без кожи, взяла огнетушитель и загасила пламя. Потом преспокойно вошла в клетку и снова насильно перекинула в человека. Когда я превратился, почти все повреждения излечились, но память об экзекуции осталась. Она сказала, что будет повторять снова, если я не буду выполнять её приказы. Ей пришлось сделать это со мной еще пять раз, прежде чем я перестал сопротивляться и превратился в послушную куклу. С тех пор я разучился кричать, вообще потерял способность громко произносить звуки. С точки зрения физиологии, связки должны быть в порядке, но я не могу себя заставить даже говорить громко. Мне иногда приходит мысль: «Как она могла поступить так со своим ребенком?» Она никогда не занималась моим воспитанием, это делали няньки и воспитатели. Отца я не помню, он умер, когда я был совсем маленьким и, судя по сплетням, мамаша его ненавидела лютой ненавистью. Видимо, я напоминал ей отца, других причин не могу подыскать. — Эй, Мар, ты уснул? – негромкий голос с рычащими интонациями вывел меня из воспоминаний. Шмель стоял напротив, все так же без футболки, бисеринки пота блестели на коже. Штаны сползли низко на бедра, открывая взору впадину пупка и блядскую дорожку. Я сглотнул слюну и отвел взгляд, но щеки все равно покраснели. — Нет, я давно не сплю, — поднял глаза, встречаясь с синеглазкой взором, по его ухмылке понятно, что моё смущение не осталось незамеченным. – Хочешь перекусить? Там остались макароны. — Не откажусь. Надеюсь, ты сам хорошо поел, а то вон какой тощий. — Я не тощий! Я тонкокостный. – Пытаюсь возмутиться в праведном гневе. — Ага, оно и заметно, все кости наружу. – Эта язва уже уплетает остатки моего завтрака прямо со сковородки. — Просто по сравнению с тобой я выгляжу задохликом, — бурчу я, добавляю ехидства в голос, — и вообще, надень футболку, пожалуйста, а то не ровен час помру от зависти. Шмель хмыкает, но просьбу выполняет, а мне становится легче дышать. — Сваришь кофе? — За твои макароны все, что пожелаешь, Мар. Полосатый Мы пьем кофе и уютно молчим, так по-домашнему. Я, кажется, смутил Мара, притопав на кухню полуголым. Делаю себе заметку больше так не делать, незачем играть своими мускулами перед ним, парень, наверное, переживает из-за своей комплекции. — Пойдешь со мной сегодня вечером в клуб? – спрашиваю, допив кофе. — Зачем? — Хочу познакомить тебя с главой общины леопардов, он владелец клуба. — А-а-а… ну ладно, все равно рано или поздно придется представляться. – Мару, кажется, немного не по себе. — Не дрейфь, он хороший парень, и вообще у них община, как большая семья. Своих в обиду не дают. — Своих? Но я пока не вступил в клан. — Еще вступишь. Там много молодежи, познакомишься с кем-нибудь. — Ладно, — Мар вздыхает.— Поживем - увидим. — Вот и хорошо! – я вскакиваю, мою тарелки и чашки в раковине. – Мне надо отлучиться ненадолго, в шесть заеду за тобой. Лады? — Как скажешь. Нервный Чем ближе шесть часов, тем больше я нервничаю. Глава клана может почувствовать мою чистокровность, хотя маловероятно. Он просто распознает во мне сильного самца, и нужно лишь будет признать в главе лидера. Ритуал подчинения никто не отменял, но я согласен на все, лишь бы жить спокойно. Бороться за власть я не собираюсь. Натягиваю неизменные джинсы и футболку, сегодня тепло, можно больше ничего не надевать. Ловлю свое отражение в зеркале: за прошедшую неделю нездоровая бледность ушла, глаза стали ярче, ну хоть какие-то положительные изменения. Слышу сигнал клаксона, это Шмель по мою душу. Выскакиваю из дома и закрываю дверь. Мужчина ждет меня в черном внедорожнике. Забираюсь на переднее сидение, и мы плавно двигаемся с места. — Нервничаешь? – синие глаза внимательно рассматривают меня из зеркала. — Немного, – я непроизвольно облизываю губы. – Ритуал подчинения требует присутствия всех соклановцев или только главы? — Достаточно главы, если он примет тебя, то все остальные автоматически подчинятся. Первый раз будешь проходить? — Да. Раньше не доводилось. Мы уже подъезжаем к клубу, народ толпится, кто-то курит на улице, из-за дверей доносится музыка. Выбираемся из машины и направляемся внутрь. Народу не так много, как показалось вначале. В расцветке преобладает зелено-серебристая гамма с черными вкраплениями. Уютно, модно, расслабляет. Народ тусуется на танцполе, у стойки бара несколько человек потягивают свои напитки, и больше половины людей в клубе - оборотни. Весь обслуживающий персонал - точно, включая бармена и ди-джея. Их звериная энергия плещется в пространстве наподобие смога от выкуренных сигарет. Подходим к бармену. - Привет, Дик, где хозяин? – Шмель переходит сразу к делу. — У себя, — длинноволосый блондин кивает вверх и вправо. — А кто твой друг? — Это Мар. Мар, это Дик. Мы киваем одновременно. Дик еле заметно тянет воздух носом и расплывается в улыбке. — Новенького привел? — Ну, Сайдо решит, – Шмель подмигивает приятелю и направляется вверх по лестнице. Я за ним неотступно. Наверху помещение с зеркальными стеклами, тот, кто находится внутри, должен прекрасно обозревать весь клуб. Стучим в дверь, глубокий голос разрешает войти. Внутри полумрак, два кожаных дивана, черный стол, заваленный бумагами, на полу зеленый ковер с большим ворсом. Картины на серебристых стенах. Сайдо, худощавый мужчина с лицом индейца из кинофильмов, сидит за столом в большом кресле. Такой же скуластый и поджарый, с прямым носом и темной кожей. Черные смоляные волосы по плечам, только глаза не вписываются в образ. Серебристые, словно живая ртуть. — Привет, Шмель! – индеец выходит из-за стола и обнимает друга, они одинакового роста. – Давно ты не заглядывал. – Потом смотрит на меня, нереальные глаза, как рентген, проникают под кожу. – Познакомишь нас? — Конечно. Сайдо, это Мар, новый леопард в нашем городе. Мар, это Сайдо, глава общины. — Приятно познакомиться, – я кланяюсь, смотря в глаза мужчине. По моей коже прокатывается волна звериной энергии от него. Сильный и старый оборотень. На своей территории. Стараюсь приглушить свою энергетику, не выказывать непочтения. Он одним движением оказывается рядом, поднимаю голову, не расцепляя взгляда. Его рука тянется к моему лицу. Но, не касаясь, проводит в миллиметре от кожи. Темные губы обнажают клыки в улыбке. — Хочешь вступить в клан? – низкий голос перекатывается в горле, создавая легкое рычание. — Если примете, хочу, – я опускаю глаза. Сайдо проводит раскрытой ладонью около моей груди напротив сердца, меня обдает волна жара, и зверь внутри чуть всплывает на поверхность, делая мои глаза кошачьими. Это не больно, с удивлением понимаю я. Когда мать звала моего зверя, меня всегда скручивало в бараний рог, а здесь - лишь жар в крови и учащенное сердцебиение. — Ты сильный, – индеец продолжает ощупывать мою энергию. – Сколько лет оборотнем? — Больше десяти. — Да? А больше похож на чистокровного. Покусали или заразили специально? Я держу лицо, нельзя, чтобы меня раскусили. — Заразили. В детстве сбила машина, от меня остался кусок мяса, родители были согласны на все, врачи ввели кровь леопарда. — Они живы? — Кто? – удивленно. — Родители, – с расстановкой спрашивает серебряноглазый. Я смущаюсь от своей тупости. — Нет. Умерли год назад. — Братья, сестры? — Нет. Я один. — Подними глаза! – а это уже приказ. Напрягаюсь непроизвольно, стараюсь смотреть твердо, но без вызова. — Хочу посмотреть на твоего зверя. Раздевайся. Я заливаюсь краской, ловлю ободряющий взгляд Шмеля. — Прямо здесь? — А что тебя не устраивает? – Сайдо насмешливо выгибает бровь, отходит и садится на стол. – Нас здесь никто не видит. Меня нервируют люди за стеклом, хоть я и знаю, что с той стороны они видят только зеркало. — Можно хоть жалюзи задернуть? Шмель понимает мою проблему, берет пульт со стола и нажимает кнопку. Мягко шурша, окно закрывается серебристыми полосками. Стягиваю футболку и бросаю на диван, снимаю кроссовки. Мужчины с интересом наблюдают за процессом. Заливаюсь краской пуще прежнего и прошу, хоть и знаю, что вряд ли послушают. — Отвернитесь, пожалуйста. К моему несказанному удивлению, Шмель тут же поворачивается спиной, Сайдо медлит, но друг дергает его за руку, и тот, явно недовольно, следует его примеру. Торопливо стягиваю джинсы и носки, белья оборотни вообще не носят. Сажусь на пушистый ковер и перетекаю в зверя. Сначала всегда больно: энергия выворачивает наизнанку, кости плавятся, сухожилия меняют форму, кожа перетекает в черный блестящий мех. Минута, и уже черная пантера сидит на зеленом ковре вместо меня. Сайдо не выдерживает первым или просто чувствует, что изменения закончены, поворачивается и восхищенно замирает. Потом медленно подходит, опускается на колени и гладит меня по голове между ушами, я позволяю. — Да ты красавчик, малыш, – смеётся он, а я недовольно отталкиваю его лапой. Что еще за прозвище. Шмель шумно втягивает в себя воздух, он, кажется, дыхание задержал, подходит ко мне, внимательно осматривает и тоже протягивает руку, но как-то неуверенно. Боится, что ли? Я лизнул протянутую ладонь шершавым языком и потерся мордой о пальцы. Тигр расплылся в довольной улыбке. — А котенок тебя признал, — ласково тянет индеец и хлопает друга по плечу, отходит к столу. — Опять твои шуточки, Сайдо, – синеглазка отходит и отворачивается. Я ловлю момент и снова становлюсь человеком, торопливо одеваюсь. Не успеваю натянуть футболку до конца, как глава леопардов подскакивает. — Мар, согласен ли ты вступить в клан «Диких ветров», защищать собратьев своих? — Согласен. — Будешь ли жить по правилам, установленным внутри семьи? — Буду. — Тогда кровью скрепляю наш договор, отныне ты наш брат. Дай руку. Я протягиваю конечность, зная, что последует за этим. Сайдо вгрызается в локтевой сгиб и пьет мою кровь. От боли закусываю губу, вся моя сущность хочет оттолкнуть его, но я не позволяю. В голове вспыхивает и затухает рисунок паутины, где каждый узелок живой оборотень. Теперь я тоже часть этого серебристого узора. Боль постепенно уходит, и я понимаю, что индеец сам убрал её, его иномирная энергия танцует по моей коже, еще несколько глотков, и осторожный язык зализывает рану. Ни одной капли не пролилось на ковер. — Спасибо, – искренне благодарю. — Не за что, котенок, – улыбается долговязый и облизывает губы. – У тебя очень вкусная кровь. А теперь мне надо поговорить со Шмелем, можешь с Диком пообщаться пока. Понятно, им надо поговорить, обо мне. Натягиваю кроссовки и выскальзываю за дверь. Сомневающийся — Мальчишка врет, – припечатывает меня Сайдо, как только за Маром закрывается дверь. — В чем? Конкретнее. — Насчет семьи. – Друг вытаскивает сигарету и закуривает. – Еще врет о сроке оборотничества. Либо он старше, чем выглядит, либо он чистокровный. Я хмурюсь недовольно, конечно никто не ожидал, что парень отчитается перед нами как на исповеди, но всплывает слишком много недосказанного. — Я проверил его по документам. Все чисто. А о родителях многие врут. Глава леопардов усмехается и закатывает глаза. — О, пожалуйста, Тигр, когда ты перестанешь быть таким наивным. Документы несложно подделать, я сам не раз делал это для своих людей. — Почему же ты, несмотря на все это вранье, принял его в клан? — Он сильный. Старается это скрыть и довольно успешно справляется с этим. Не каждый мой альфа справится с ним. Будь ты леопардом, тоже почувствовал бы. Неужели сам не прощупывал его энергией? Ничего себе! А мальчик не так прост, как кажется. — Попытался, но ничего особенного не обнаружил. — Значит, и тебя обдурил. Он наглухо запирает своего зверя и держит под железным контролем, это или порода, или железная выдержка, а может, и то и другое. А еще я чувствую страх при упоминании родителей, и слишком быстрая реакция на приказы. Как будто с ним только таким тоном всегда и разговаривали. В общем, парень сложный, присмотри за ним, если что - сразу ко мне. И старайся не давить, сам расскажет, когда оттает. — А он оттает? — вспоминаю тихий голос и всегда крадущиеся шаги, пальцы, осторожно берущие кружку. — Должен. Время лечит почти все. С этим не могу не согласиться. Верящий Я сижу около стойки бара, а Дик наливает мне вишневый сок. — Может, чего покрепче? – интересуется блондин. — Нет. Не выношу алкоголя, меня от него тошнит, – не рассказывать же ему, что в первый мой сексуальный опыт меня оттрахала пьяная мамина подружка и партнерша по бизнесу. Напоила афродизиаком и поимела. — Добро пожаловать, брат. Всегда рад новичкам, – Дик открыто смотрит на меня, протирая барную стойку. Глаза у него карие с черными крапинками. – Тут много наших, хочешь, покажу? — Где? – я оглядываюсь, стараясь вычленить из толпы леопардов. Дик уже хочет показать, но я его останавливаю: – Подожди. Я сам. Бармен пожимает плечами и ждет. Я сосредотачиваюсь на серебряных нитях у себя в голове: кто же вплетен в замысловатый узор? Кто, кроме Дика? — Официантка с черными длинными волосами. Дик, одобрительно кивает. — Это Кори. — В углу компания из пяти парней, все наши, кроме шатена в синих джинсах. Он не вписывается в узор. — Это Махиш, он наг. — Тут и такие есть? – не могу сдержать удивления. — Тут полно таких, как он. А дальше? – похоже, у блондина проснулся азарт. Ладно, не хочу разочаровывать человека. — На танцполе извиваются еще шестеро, плюс четыре охранника, дама за шестым столиком и еще двое, где-то в подсобке. Трое парней курят за пределами клуба, дальше не могу почувствовать. — Ничего себе! – кажется, кареглазый в восторге. – Только одного пропустил, тот, что с дамой, тоже оборотень. Осматриваю пару. Да, похоже, муж и жена, энергия переплетена так сильно, что разделить невозможно. — Не уследил, — легкомысленно машу рукой, отпиваю сок и продолжаю рассматривать блондина. Довольно симпатичный, гораздо старше меня, но выглядит лет на двадцать семь. Очень светлая кожа, яркие губы, шрам на брови. – Ты пахнешь Сайдо, – сморозил я. Вот кто меня за язык тянул? Дик вспыхнул, даже уши заалели, и наклонился ко мне. — Хороший нюх, котеночек, – в голосе легкая угроза. — Извини, — шепчу и опускаю глаза. Бармен неожиданно мимолетно гладит по голове, задевая ухо. Я вскидываюсь, разве заслужил ласку? — Не бери в голову, Мар, все знают о нас, так что — никакого секрета. От сердца отлегло, не обидел, значит. Допиваю сок. — К тебе Шмель направляется, — Дик задорно подмигивает. — До встречи, брат. — До встречи, – прощаюсь. Наблюдательный После разговора с леопардом я стал более внимательно следить за Маром. То, как он двигается, разговаривает, его реакция на многие вещи - поражает меня. Недавно ругался по телефону в его присутствии, так парень просто застыл и побледнел, даже моргать перестал, и его отпустило, только когда я отрубил сотовый. Мы завтракаем вместе, я все также подвожу его утром до работы; я набиваю холодильник до упора - задался целью откормить брюнета до нормального состояния. Мар сначала брыкался и в довольно резкой форме сказал, что не намерен быть нахлебником, и моя жалость ему не нужна. На что я, ухмыляясь, сказал, что это плата за то, что он будет держать в чистоте гостевой дом. После нашего разговора он вылизал все комнаты до скрипучего блеска, честно, не знал, что он такой хозяйственный. Теперь мы готовим поочередно, а я уже подумываю переехать из своего коттеджа в одну из свободных комнат, все равно все свободное время провожу здесь. Еще две недели пролетели незаметно, Мар совсем освоился; мы каждое воскресенье наведываемся в «Альфу». Парень, кажется, сдружился с Диком. Не думал, что меня это заденет, но какое-то непонятное чувство гложет, когда я смотрю на их общение. Если бы не знал, что наш бармен любовник Сайдо, подумал бы, что блондинчик клинья подбивает. В последний наш визит в клубе произошла стычка верлеопардов и вергиен, молодежь устроила склоку, и гиены были биты. Давно у нас не было конфликтов, весна, однако, гормоны у детишек играют. Кроме того, стычка произошла накануне полнолуния. Город вымер на сутки, я переждал, как обычно, в подвале, Мар провел это время с верлеопардами, в подвале клуба "Альфа". Ловлю себя на том, что стал спешить домой, так приятно готовить ужин или возвращаться, зная, что тебя ждут. Уже десять лет не испытывал такого, с тех пор как погибла Тайше, моя жена. Я ведь и переехал в этот городок сразу после её смерти, разрезая старую жизнь на две половинки: до и после. Воспоминания о любимой впервые за долгое время не вызвали острой боли, только грусть. Время и вправду лечит. Подъезжая к дому, глушу мотор и ору: — Я дома! И голодный, как тысяча носорогов! Захожу на кухню, Мар с ложкой в одной руке и поваренной книгой в другой, склонился над сковородкой, в которой что-то шкварчит, распространяя дивный аромат. — Добрый вечер, Шмель, — выдает зеленоглазое чудо. Он всегда вежлив, еще ни разу не слышал от него грубость. — Добрый, скоро будет готово? — Еще пять минут. — Тогда я в душ. Освежившись и переодевшись в застиранные домашние шмотки, протопал обратно на кухню, где меня уже ждала полная тарелка съестного. Едим в молчании, уютно-то как. Облизываю губы и отставляю пустую тарелку. — Спасибо. — Пожалуйста. Мар встаёт и собирает грязную посуду, но неожиданно одна тарелка соскальзывает и падает на пол, разбиваясь вдребезги. Наклоняюсь собрать осколки: — Я подниму. — Да я сам могу… — Мар тоже присел. Наши пальцы сталкиваются над осколками, поднимаю глаза и тону в зеленых озерах. Почему я раньше не замечал, какие у него красивые глаза и длинные пушистые ресницы? Бледная кожа расцвела румянцем, красный язычок нервным движением облизал губы. Меня окатила волна жара от этой картины, к счастью, на моей смуглой коже смущение не так заметно. Неожиданно остро я осознал, что жестко попал. Капец тебе, котеночек, только кому из нас? А может сразу обоим? Ожидающий Прошло уже три дня с того дурацкого происшествия над разбитой тарелкой. Вроде все как обычно, но Шмель теперь старается не быть ко мне слишком близко. Почему? Я чем-то обидел его? Ловлю на себе его частые взгляды. Собственная реакция тогда смутила и обескуражила, не думал, что могу возбудиться от одного прикосновения. На улице пошел дождь. Черт! Как раз конец рабочего дня, зонта с собой, естественно, нет. Пофиг, оборотни не простужаются. Выключаю свет, закрываю кафе, ставлю на сигнализацию. Выскакиваю под прохладные капли. Весна уже в разгаре, но дожди еще холодные. Быстрым шагом иду по улице, надо скорее домой. Домой. Я только недавно понял, что раньше дома у меня никогда не было, было место, где я спал и все. Волосы намокли, прохладные капли стекают по шее, одежда безнадежно промокла, хоть выжимай. Сворачиваю за угол и сталкиваюсь с компанией золотой молодежи. Все подвыпившие, один с девахой на шее. Запах гиен бьет в нос. — Опаньки! Да это один из котят Сайдо, – тянет самый наглый, в кожаных штанах и жилетке на голое тело. — Симпатичненький, – хихикает девица. Вся толпа из шести человек обступает меня. Какого хрена им в дождь не сидится под крышей? — Пропустите, – стараюсь говорить ровно, но сердце уже гонит кровь быстрее. — Чего ты там шепчешь, доходяга? – Самый рослый, в военных ботинках и штанах цвета хаки, мускулистую грудь обтягивает черная майка. Я смотрю в серые водянистые глаза и сдерживаю рык. — Опусти глазки, кошечка, а не то придется поучить тебя манерам! – нагло скалится еще один. — Ты мне не альфа, чтоб я глаза опускал, — тихо говорю я и расставляю ноги поудобнее. Ребята хотят подраться, а я оказался не в том месте не в то время. — Я вобью тебе в глотку эти слова! – орет скалящийся придурок и кидается на меня. Уклоняюсь, страх подстегивает инстинкты, когти вырастают сами собой, клыкам тесно во рту. Наши движения сливаются в серые мазки, я успеваю ранить когтями двоих, прежде чем спину обжигает. Падаю на асфальт, меня пинают. Сплевываю кровь. Вскакиваю и бью в челюсть ближайшего противника, он отлетает в стену дома, сыплется штукатурка. Еще одного припечатываю об фонарный столб, опора выгибается от удара. Бедро горит огнем, мне, кажется, кусок мяса выдрали. И вдруг все кончается, мотаю головой и оглядываюсь. В двух шагах стоит Шмель, он раскидал гиен, как собачонок. Парни валяются кто где. — Совсем охренели, мать вашу, вшестером на одного!!! Отцы еще узнают о вашем поведении! А теперь все марш домой! – синеглазка в бешенстве, у него тигриные когти и оскал, клыки явно больше моих. Как он вовремя! Тигр легко подхватывает меня на руки, нога болит зверски, горячая кровь течет по спине. Обнимаю его за шею, так удобнее нести. Он кладет мою тушку на заднее сиденье машины и начинает раздевать. — Ты чего? – шиплю я, мне больно, и голова кружится. — Тебе надо перекинуться, Мар, раны серьезные. – У него дикие обеспокоенные глаза, он уже разорвал на мне футболку. Горячие ладони прошлись по коже. — Я сам… — пытаюсь оттолкнуть его руки. - Какое сам! – рычит он. — Тебя чуть на ленточки не порвали! Его рык бьет по ушам, зажмуриваюсь и, прикрывая уши ладонями, откидываюсь на сидение и даю разорвать на себе штаны. Шмель стягивает с меня лохмотья, нависает и гладит по голове. Открываю глаза и осознаю, что обнажен, но он смотрит с такой болью в глазах, как будто это его только что разодрали в кровь, а не меня. — Мар, перекинься, а я одеяло сейчас достану из багажника, – ласково говорит он, как с больным ребенком. И исчезает из поля зрения. Я киваю и превращаюсь в зверя, боль утихает, лежу так недолго. Потом снова в человека, сворачиваюсь клубком. В голове полный бардак. Я заляпал Шмелю сиденья кровью. На меня набрасывают мягкое одеяло, Шмель укутывает моё тело в кокон. — С ума сошел, я и так тебе весь салон кровью залил! Теперь и одеяло заляпаю, – у меня голос предательски дрожит. Со мной никогда… никто так нежно… не обращался… Этот атлет хренов, вдруг пододвигает меня, садится и перетаскивает к себе на колени, обнимает. Так и сидим в машине на заднем сидении с открытыми дверями; дождь идет. У рыжего бугая мокрые волосы, утыкаюсь ему в шею, вздрагивает, но не отстраняется, вцепляется в меня еще сильнее. Втягиваю его запах, хвоя и полынь, моё бедное сердце никак не хочет успокаиваться. Тигр поворачивает ко мне голову, встречаемся глазами, в синих омутах плещется что-то мне непонятное, сердце замирает в груди, а мужчина тянется для поцелуя. У него горячие и очень нежные губы. Проводит языком по моим, просит разрешения. Я открываюсь и впускаю настойчивый язык. Нежность, нежность, нежность с привкусом мяты. Меня никто… никогда… так не целовал. Робко отвечаю и ловлю его вздох, наши языки сплетаются, догоняя друг друга. Сердце бешено колотится, но не от страха, а от новизны ощущений. Так сладко! Сам не замечая, обнимаю Шмеля за шею, я согрелся от одного лишь поцелуя. Кто бы мог подумать, что такой сильный мужчина может быть таким нежным. Он отрывается от меня, в его глазах светятся звезды, шальная улыбка на губах. — Поехали домой, Мар, — почти мурлычет рыжий. — Поехали, – шепотом соглашаюсь с ним. Он оставляет меня на заднем сиденье, закутанного в одеяло, заводит машину, мы едем домой. Предвкушающий Я не понял, как мы доехали до дома, всю дорогу улыбался, как идиот, и смотрел в зеркало на Мара. Парень сидел, нахохлившись, кутаясь в одеяло. Когда я увидел его, окровавленного, дерущимся с гиенами, у меня в мозгах что-то щелкнуло. Я понял, что убью любого, кто посмеет причинить ему вред. Разве можно грубо с ним обращаться? У него очень нежная кожа, мягкие губы. Тонкие хрупкие запястья, такие маленькие руки по сравнению с моими. Я вообще по сравнению с ним двухметровая горилла. Наконец, доехали. Глушу двигатель, вытаскиваю Мара из машины, для меня он не тяжелее перышка, вхожу в дом и направляюсь в спальню, в мою. Ловлю на себе испуганный взгляд. Он что думает, я сейчас наброшусь и изнасилую его? Кладу свою ношу на кровать. — Ванна там, сейчас найду пижаму, – я целую его в подбородок и иду шариться в шкафу. Ничего подходящего не находится, выбираю длинную хлопковую рубашку, ему она чуть ли не до колен должна быть. Захожу в ванну, душевая кабина плотно закрыта, просматривается силуэт парня. Одеяло на полу, поднимаю и запихиваю в стиральную машину. — Мар, я не нашел пижаму, здесь рубашка, надевай её пока. — А почему ты не отнес меня в гостевой домик? Все мои вещи там, – мой котенок в недоумении. — Я не хочу, чтобы ты сбежал, а мне надо поговорить. Пауза, а потом ворчливое: — Да куда я от тебя денусь. Сердце сладко ёкает. Я выхожу и сажусь ждать на кровати. Что мне сказать ему? Мар, меня к тебе тянет как магнитом? Все время думаю о тебе? Я влюбился после десяти лет одинокой жизни? Глупо всё. Он выходит и облокачивается на косяк двери, рубашка до середины бедра, рукава он подвернул. Мокрые короткие волосы и растерянный взгляд с еле скрытым испугом. — Подойди ко мне, пожалуйста, — говорю как можно спокойней и ласковей. Он, крадучись, медленно оказывается на расстоянии вытянутой руки, я не даю ему шанса, резко ловлю, притягиваю и вжимаюсь лицом в живот. Он делает попытку вырваться, всхлипывает и замирает. — Послушай меня, Мар, ты мне очень нравишься, — я тщательно подбираю слова, — останься со мной, прошу. Я не притронусь к тебе, даже целовать без разрешения не буду. Просто останься в моей постели, будем спать. Проснемся вместе, позавтракаем как обычно. Я не хочу, чтобы ты меня боялся. Котенок грустно вздыхает. — Я не боюсь… — Боишься, твой страх почти осязаем, – шепчу ему в пупок. — Ладно… боюсь немного. Ты… сильный. – Пауза. — Можешь сделать все, что захочешь… и я не смогу помешать. Боги Всемогущие, кто же тебя так обидел и напугал? Убил бы эту сволочь! Поднимаю глаза, стоит и смотрит на меня. — Я никогда не причиню тебе вреда. Никогда не сделаю то, что тебе не понравится. В любой момент просто скажи "нет", и я остановлюсь. – В его глазах недоверие мешается с безумным желанием поверить. Он зажмуривается, кладет руки мне на плечи, потом резко открывает глаза и кивает. Я улыбаюсь. — Хорошо, тогда я в душ, а ты забирайся в постель. Я моюсь долго, стоя под обжигающими струями, потом вытираю волосы и выхожу в одном полотенце на бедрах. Мар свернулся клубочком на краю кровати, тихонько сбрасываю свою тряпочку и забираюсь с другой стороны. Кровать большая, места обоим хватит. — Спокойной ночи, — шепчу, не надеясь на ответ. Сначала тишина, а потом мимолетный выдох: — Спокойной… Никто из нас так и не вспомнил об ужине.