БЕГЛЕЦ

Мар Я бегу вперед, к лесу, бегу изо всех сил, не хочу, чтобы меня догнали. Вот первые деревья, но я не останавливаюсь. Ветер в лицо, ветки хлещут куда попало. За что? За что? Откуда эта мерзость у Шмеля?! Ну почему так?.. Я только хочу быть счастливым, все люди к этому стремятся… А я? Чем я хуже? Все у меня через… все не так! Как же больно! Он увидел меня ТАКИМ! И страшно, до ужаса страшно, до ломоты в зубах! И хочется выть! Выть протяжно и громко и орать о несправедливости небес: «За что? За что вы так со мной?! Эй, вы там, наверху! Почему?.. Разве я не достаточно страдал… видимо, нет… Душа рвется на части, и я задыхаюсь, но не останавливаюсь. Трава пружинит под ногами, не знаю, сколько я бегу, время остановилось для меня, и ничего нет вокруг, кроме боли в груди и комка в горле. Ветки хлещут нещадно. Я упал, зацепившись за корень дерева, растянулся плашмя. Лежу, тяжело дыша, меня трясет. Поднимаюсь на четвереньки и подползаю к упавшему стволу, сажусь на землю, подтянув ноги к груди. Я выбился из сил, все тело ноет, как после драки, руки трясутся, по щекам бежит соленая влага, попадая в рот. Что мне делать?! Что делать теперь? Что сказать? Как объяснить?.. Все кончено… Телефон звенит в кармане джинсов, заставляя вздрогнуть и оцепенеть. Играет знакомая мелодия – это Шмель. Я достаю аппарат и тупо пялюсь на него, не отвечая. Сил нет, и страшно. Боюсь ответить. Звонок замолкает, а потом всё повторяется снова и снова, и снова… Я не смею ответить, сбросить вызов не смею. Музыка разносится по лесу, я словно примерз к месту. Слезы больше не текут, дышу со всхлипами, накатывает отчаяние, черное и безысходное. Надо что-то делать. Встать. Куда-то пойти… Вернуться? Страшно, но надо, надо… А хочется совсем другого… Свернуться калачиком, спрятаться от всего мира, и чтобы боль в душе ушла и не рвалась наружу. Но в жизни все сложнее. Я справлюсь. Должен. Выживу в очередной раз. Встаю. Шмель Я бежал за ним неотступно, выслеживая. Потерял в лесу, но набрал номер его телефона и ринулся на звук. Не даю времени ни себе, ни ему, просто хватаю Мара сзади и держу очень крепко. Он всхлипывает, отбивается яростно и дико. Я поворачиваю его к себе лицом и прижимаю к груди, не давая вырваться. Он рычит, рвется раненым зверьком, полосуя мою грудь когтями, а я только сжимаю его крепче, до хруста, до боли. Не отпущу! Что хочет пусть делает! Не пущу. — Не отпущу никуда! – кричу я. – Не скроешься от меня! Мар! Котенок… Сердце моё! Люблю тебя! Люблю! Не бойся. Только не бойся! Не буду обвинять ни в чем, не буду упрекать… Успокойся, нежный мой, ласковый… Он замирает в моих тисках, тяжело дыша, устав от борьбы. Я хочу посмотреть на него, но котенок закрывает лицо руками. Дрожит. Поглаживаю по сгорбленным в горе плечам, рукам, ерошу волосы на затылке. Ну, что ты, очнись. — Ну же, посмотри на меня… — прошу ласково, а у самого комок в горле. Что же с тобой сделали, любовь моя? Отвожу его руки от лица, целую заплаканные щеки, дрожащие губы. Он словно не живой. Боится, не верит. Я заставлю поверить. Обнимаю и проникаю языком в глубину рта, ловлю ускользающий язык и пью Мара, словно нектар. Согреваю теплом своего тела и чувствую, как котенок оттаивает, отвечает боязливо, а я зарываюсь рукой ему в волосы и нежу губы в страстной ласке. Поцелуй горячий и неистовый, как хорошо, что его страх отступает, он оживает под моими руками, губами. Отрываюсь от него, смотрю в подернутые грустью зеленые озера на бледном, измученном лице. — Тебя заставляли? – мне нужно это спросить, жизненно необходимо. — Да, — тихий выдох. — Сколько это продолжалось? Мар не отводит глаз. — Почти шесть лет… Я в ярости сжимаю зубы. Хочу убить всех, кто к этому причастен. В голове складываются пазлы в картинку, и до меня доходит, что Мар старше, чем по паспорту. — Сколько тебе лет, Мар? — Двадцать четыре через два месяца. Обнимаю, слушаю, как быстро бьется его сердце. — Все хорошо, Мар, тебе не надо никуда убегать. Я с тобой. Всегда буду. Слышишь? Пока я тебе нужен, я буду рядом! Мы стоим еще так немного, успокаиваясь, а потом бредем домой. Я не отпускаю его от себя, прижимаю ближе. Он так хрупок сейчас, одно неверное движение - и можно сломать, искалечить и без того раненую душу. Молчим всю обратную дорогу. Этот солнечный летний вечер останется в моей памяти надолго. Я осознал свои чувства к Мару только сейчас, когда все чуть не рухнуло в бездну. Люблю его, и это не изменить, пока один из нас живет на свете. Машина друзей, припаркованная возле дома, никуда не исчезла. Заходим в приоткрытую дверь жилища, в коридор, и по серебристым и карим глазам, глянувшим на нас из гостиной, понимаю, что они знают про запись. Конечно, я же остановил изображение, да так и оставил, а они потом в дом зашли. На столике открытая бутылка водки и рюмки, пахнет спиртным. Я сажусь на мягкий диван, Мара притягиваю на колени. Сайдо разлил алкоголь, одну рюмку сую в руки котенку. — Пей, тебе сейчас это нужно. Он морщит нос, принюхиваясь, но пьет залпом. Закашливается. Я забираю пустую рюмку, сам выпиваю свою и ставлю на стол. Мар прижался к моей груди, проводит руками по изодранной футболке, задевая уже поджившие рубцы нежными пальцами. — Прости, я не хотел, — тихо шепчут его губы. — Все хорошо, зажило ведь уже. Мар, ты должен рассказать нам, пожалуйста. Он вздыхает тяжко, прикрывает глаза. Друзья сидят на одном кресле напротив нас: Сай нормально, а Блондин примостился на подлокотнике, и оба даже дышать боятся, чтобы не спугнуть. Воздух, кажется, сгустился вокруг, выдавая общее напряжение. — Меня зовут Лемар Рейли, моя мать - Патрисия Рейли, глава клана «Снежной бури». Это один из самых многочисленный кланов на юге. Я всю жизнь провел в городе Дей, огромном мегаполисе. Я не помню своего отца, говорят, мать его ненавидела, и я склонен верить. Знаю только его имя: Ирис, и, судя по разговорам, я очень сильно на него похож. Мать не занималась мной, отдав на воспитание нянькам и учителям, которые менялись каждые три года, чтобы не возникло привязанности. Вся моя жизнь была расписана по минутам. Я не ходил в школу, все обучение проходило на дому. Я - чистокровный оборотень, и мне скоро исполнится двадцать четыре года. – Сай дернулся при этих словах. – До восемнадцати лет Патрисия мало мной интересовалась. Я присутствовал на официальных мероприятиях, улыбался в камеру, когда надо, и все. Но когда стал совершеннолетним, моя жизнь кардинально изменилась. Мать решила, что я должен приносить пользу. Мар замолчал, передохнул немного, устало проведя ладонью по лбу, и продолжил: — Она хотела, чтобы я принес клятву крови. Я отказался. Тогда меня заставили подчиниться иным способом… не хочу говорить, каким. Я слабее матери, и она пользовалась этим напропалую. Сайдо не сводил с Мара настороженных серебристых глаз. Он что-то решал для себя сейчас, взвешивал, просчитывал. — Что она заставляла тебя делать? – верлеопард, как всегда, попал в точку. Котенок вздохнул. — Принуждала спать со всеми, с кем прикажет. В основном с компаньонами по бизнесу: и с женщинами, и с мужчинами. Я был шлюхой, раздвигающей ноги, — в его голосе проступила ядовитая горечь и боль. — Я слышал об этом клане. Под ним половина игорного бизнеса и наркоты на юге. Насколько я знаю, фармакологическая корпорация «Парацельс» тоже принадлежит им, — Сай теребит обивку кресла - только это выдает его волнение. — Да, директор - подставное лицо. Настоящий владелец Патрисия. А до этого был мой отец. Я погладил Мара по голове, успокаивая. — Почему не сопротивлялся? – Дик недоумевает, на его лице растерянность, словно он не может поверить в сказанные только что слова. – Не пошел в полицию, не пожаловался… Зеленоглазый горько рассмеялся, всхлипнув. Нервы Мара были натянуты до предела, я чувствовал, как он еле держится. — Дик, ты наивен до невозможности в некоторых вещах. Меня подложили под начальника полиции в девятнадцать. Кому жаловаться? У меня не было друзей, я не знаю о других своих родственниках ничего. Я всю жизнь был один. Сопротивляться? Ты не знаешь, о чем говоришь. Человека можно сломать разными способами, поверь. Я могу вынести многое. Однажды, когда я попытался убить очередного клиента, меня наказали так, что я запомнил на всю жизнь. И вспоминал об этом каждый раз под очередным потным мужиком. Есть боль, которую я могу выдержать, это противно, унизительно, но… терпимо. – Он замолчал, собираясь с силами, а я готов убить Дика за его вопрос. – А есть боль совсем другая, на грани. Кто хоть раз испытывал такое, ни за что не захочет повторения. Потому что второго раза ты просто не выдержишь и сойдешь с ума. Мар поудобнее устроился у меня на коленях. — Я готовил побег больше года, все продумал, был очень осторожен, рискнул всем и не пожалел об этом. — Я правильно понял, ты давал клятву крови только мне? – Сайдо налил еще водки. — Да, только тебе. Это важно? — Очень, — индеец осушил стопку. – Ты теперь принадлежишь моему клану по закону. Тебя не имеют право насильно забирать или принуждать к чему-то. Ты наш! С потрохами. Пока не разорвешь связь, а для этого нужны двое: ты и я. — А мать? Она какие права может предъявить? — Да никаких! Ты совершеннолетний, самостоятельный, можешь делать, что хочешь. Закон на твоей стороне, как человеческий, так и оборотнический. Мар чуть расслабился в моих руках и слабо улыбнулся. — Это вселяет надежду. Мать меня найдет, Юнас, скорее всего, уже доложил, где я. Она захочет меня вернуть. — А мы не отдадим, — я стиснул его крепче и поцеловал в макушку. — Мы тебя защитим, я не бросаю своих людей, — твердо произносит Сай. — Ты её не знаешь, Сайдо, — котенок садится прямее, поворачиваясь в главе клана. — Она сделает, как захочет. В ход пойдут любые грязные приемы: шантаж, подкуп - все, что угодно. Она знает все слабые места оборотней и умело ими пользуется. Наш клан держится на страхе перед ней. Она - королева и повелительница! Она сильна и не совсем адекватна. Ты даже не представляешь, как она наказывает! Ломает неугодных людей, словно игрушки. Патрисия очень опасна. При ней есть несколько доверенных лиц, её любовники, такие же больные на голову уроды! Пытки и издевательства в порядке вещей. Там клоака! Мар повысил голос, распаляясь, мне пришлось успокаивающе поцеловать его в висок. Воцарилось молчание, где каждый думал о своем. Дик угрюмо сидел, пялясь в одну точку. Сай барабанил пальцами по колену, а потом выдал: — Мар, у меня тоже есть связи, накопились за столько-то лет. Так что мы еще посмотрим, кто кого. Не забывай, здесь не большой город, и наш клан не из последних. Я все узнаю подробнее по своим каналам. А вы будьте начеку, если что, свяжитесь со мной. — Хорошо, — обещаю я. Теперь с котенка глаз не спущу. Друзья собрались на выход. Пересаживаю Мара на диван и иду их провожать. На пороге индеец наклонился ко мне. — Я забрал диск, Шмель, а ты присматривай за парнем. Не нравится мне его состояние. Его сила нестабильна, хлещет в разные стороны слишком беспорядочно. Попробуй успокоить. — Конечно. Я и сам заметил, приложу максимум усилий, — и закрываю за ними двери, попрощавшись.