The Riddle of Death Master

Гарри проснулся внезапно — причиной стал громкий непривычный звук. Резко сев на больничной койке и нацепив лежащие на тумбочке очки, он огляделся вокруг: лазарет был пуст, в чуть приоткрытое окно ярко светило утреннее солнце и дул свежий ветер. Разбудивший Гарри звук раздавался с единственной занятой кровати, огороженной двумя ширмами, — это был громкий, заливистый храп. Гарри часто засыпал и просыпался под громкий храп Рона. И в Норе, и в Хогвартсе, и во время их общих скитаний. Но в этом времени он от такого отвык: в слизеринской спальне царила полная тишина, поэтому сейчас храп незнакомого студента разбудил его мгновенно. Гарри поднялся с кровати и принялся быстро и бесшумно одеваться. Очевидно, он проспал завтрак и начало занятий. Мадам Лепре вчера слишком уж обеспокоилась и влила в него не менее трех зелий, восстанавливающих силы и стабилизирующих магический уровень, не забыв и про зелье для сна без сновидений. Сейчас Гарри чувствовал себя так, словно его переехал Ночной Рыцарь, но той отвратительной слабости, что сковала его после Дуэльного клуба, больше не было. Однозначно — бой с Лестрейнджем оказался серьезнее, чем он ожидал. Он помнил свои краткие сражения с Рабастаном и Рудольфусом — братья, даже ослабев после Азкабана, были опытными и опасными противниками. Реджинальду было всего пятнадцать, но в нем было столько агрессии, он так упивался яростью боя, что его было впору сравнивать с его взрослыми сыновьями. Расслабься Гарри хоть на мгновение и не обладай он такими магическими резервами — его снесло бы за пределы помоста в первые минуты дуэли. Короткая стычка с Брэдли не шла ни в какое сравнение с тем, что устроил Лестрейндж. Теперь Гарри прекрасно понимал, почему Реджинальд сидит напротив Риддла за столом в Большом зале и везде сопровождает его — похоже, уже сейчас он один из лучших Пожирателей. Вместе с тем, Гарри почти сразу понял, что азарт сражения захлестывает Лестрейнджа и, увлекшись атаками, он сам подставляется под удар. Заметив это, Гарри пошел в контратаку, что и позволило ему выиграть поединок. Хотя исход мог быть и другим — последнее заклинание было невероятно мощным и коварным. Толпа дементоров на третьем курсе была детской страшилкой в сравнении с гигантским стражем Азкабана, который, возникнув посреди помоста, словно черная дыра, неотвратимо засасывал его душу и без всякого „поцелуя“. Гарри снова слышал крик матери, следом — смех Волдеморта, тот звучал в ушах отчетливо, как никогда… Но было кое-что, что помогло ему выстоять: он знал, что этого еще не произошло — он мог изменить будущее. Патронус, вылетевший из палочки, поразил Гарри своей мощью. Величественный олень словно рассекал тьму, даря надежду и защиту. Это чувство волнами расходилось по Большому залу, заставив гигантскую фигуру дементора отступить и рассыпаться в пыль. Но самое главное, Гарри почувствовал своего Патронуса, чего никогда не было прежде! Он уверенно управлял своим защитником — олень словно был живым продолжением его самого. Гарри никогда не думал, что способен на такую мощь: магия разлилась в воздухе густыми, практически осязаемыми потоками, а сила заклинания заставляла вспомнить дуэль Волдеморта и Дамблдора в Министерстве Магии. Если честно, Гарри подозревал, что тут не обошлось без Даров Смерти. До путешествия во времени он был сильным магом с хорошим потенциалом, но настоящего величия он вряд ли бы достиг. Но когда все закончилось, силы резко покинули его, и нечеловеческая усталость навалилась на плечи. Вокруг царила суета, мельтешили студенты, многие оторопело пялились на него, не думая покидать Большой зал, несмотря на окрики старост и профессоров, Дамблдор что-то обеспокоенно спрашивал и тормошил его. На периферии сознания замаячил Риддл… и Гарри сразу же пришел в себя. Расслабляться нельзя было ни в коем случае. Гарри попытался поднять ментальные щиты, но к ужасу осознал, что слишком ослаб и не в состоянии держать их, а темный взгляд Риддла не отпускал его ни на мгновение. Гарри был благодарен Дамблдору — тот вмешался в разговор, а затем отвел его в Больничное крыло и даже поставил сигнальные чары. И забывать о них сейчас, конечно же, не стоило. — Доброе утро, Гарри, — рыжеволосый декан стоял в дверях лазарета, на плече у него восседал Фоукс. Гарри заметил, что в этом времени феникс гораздо чаще покидал свою жердочку в кабинете хозяина. — Доброе утро, профессор, — конец приветствия потонул в особо мощной руладе скрытого за ширмами соседа. Гарри покосился в его сторону. — Не беспокойся, не думаю, что мы разбудим этого пациента мадам Лепре, он отличается отменно крепким сном, — подмигнул Дамблдор, присаживаясь на соседнюю койку. Фоукс перелетел на ее изголовье и подставился под его ладонь.  — Как твое самочувствие? — поинтересовался профессор, поглаживая феникса по голове. — Спасибо, профессор, я в полном порядке, — кивнул Гарри и сразу перешел к интересующему его вопросу: — Какие новости? — Вы с мистером Лестрейнджем вчера наделали изрядного шума, — не стал томить его Дамблдор. — Профессор Меррисот лишила Слизерин еще двадцати баллов, как только оказалась в кабинете директора Диппета. Однако, думаю, ты будешь рад узнать, что профессор Слизнорт вернул их своему факультету, наградив тебя за выдающееся выступление и предотвращение опасных последствий проступка Реджинальда… Гарри был равнодушен к факультетской борьбе, однако ироничный тон Дамблдора его позабавил.  — Сегодня утром мистер Лестрейндж-старший прибыл в Хогвартс и настойчиво просил, чтобы школа оставила вопрос о наказании сына на его попечение. Однако в связи с серьезностью проступка Реджинальда, было решено, что данный вопрос будет рассматривать Попечительский совет. — Ему грозит что-нибудь серьезное? — Гарри сразу подумал, какие изменения грядут на факультете. Риддл, должно быть, уже вовсю принимал меры, занявшись перестановкой своих пешек. — Не думаю, Гарри. Как ты понимаешь, Попечительский совет Школы, членом которого является и сам Лестрейндж, может назначить Реджинальду довольно мягкое наказание, — Дамблдор выразительно посмотрел на Гарри поверх очков. — Но независимо от решения совета, юный мистер Лестрейндж получит запись в личное дело, что весьма неприятно. Именно этого хотел избежать его отец. В остальном — кроме потери баллов, Реджинальду грозит месяц общественно-полезных трудов под присмотром нашего завхоза. — Но ведь он использовал темное заклинание! Как они закроют на это глаза? Вся школа видела, как он использовал запрещенное проклятье, — нахмурился Гарри. — Да, Реджинальд поступил крайне неосмотрительно, не так ли? Его отец пытался замять это дело, однако мы с профессором Меррисот не позволили ему этого, — улыбнулся Дамблдор. Однако Гарри не обманул этот спокойный тон, он помнил, какую ненависть Дамблдор питал к темным искусствам. Именно их Реджинальд имел наглость продемонстрировать вчера посреди Большого зала. — Кстати, — вспомнил Дамблдор, — профессор Меррисот просила тебе передать, что давненько не видела, чтобы студент демонстрировал столь мощное заклинание водной стихии. Лишь однажды за время преподавания в Хогвартсе ей довелось увидеть подобное. — И это были вы, профессор? — Гарри улыбнулся, увидев, как сильно удивился Дамблдор. В свое время Гарри буквально поразило заклинание водной стихии, которое применил Дамблдор против огненной змеи Волдеморта на той потрясающей дуэли в атриуме Министерства. После он провел множество тренировок на занятиях Армии Дамблдора, стараясь научиться подобному, но Дамблдор, конечно, не мог этого знать. — Мне оно досталось на моих ТРИТОНах, — кивнул профессор и осторожно поинтересовался: — Полагаю, в будущем мне придется использовать его? Гарри усмехнулся: Дамблдор, конечно, сдерживал себя, но перед желанием узнать будущее устоять не мог. Однако Гарри давно уже решил, что не будет нарушать законы времени без веской на то причины. — Я поблагодарю профессора Меррисот при встрече, — ровно произнес он, невозмутимо глядя профессору в глаза. — Думаю, Меррисот хочет обсудить и другое непростое заклинание, которым, как оказалось, ты владеешь на впечатляющем уровне, — многозначительно произнес профессор. — Свое мнение она выразит лично. — Хорошо, сэр, — кивнул Гарри, понимая, к чему клонит Дамблдор. — Не только профессор Меррисот, но и вся школа под впечатлением от твоего заклинания Патронуса. Не иди сейчас война и не стремись мистер Лестрейндж-старший избежать огласки, заметка о вчерашней дуэли обязательно нашла бы свое место в сегодняшнем номере „Ежедневного пророка“, — со значением промолвил профессор. Гарри продолжал молчать, переваривая новость. Конечно, ему не стоило „светиться“, но перспектива быть мальчиком для битья у подрастающих Пожирателей его совсем не устраивала. Они уже должны были догадаться, что Гарри отнюдь не слабак. Что ж, возможно, случай с Лестрейнджем удержит их от решительных действий и позволит Гарри выиграть время. Так или иначе, с Дамблдором он не намерен был делиться своими планами. — Я надеюсь, ты понимаешь, какая ответственность лежит на тебе, Гарри, — устав играть в молчанку, со вздохом произнес декан Гриффиндора. — К тебе будет приковано внимание всей школы, и я не уверен, что это то, что нужно тебе сейчас. Я имею в виду твои цели. — Я справлюсь, профессор, — уверенно произнес Гарри. — Школьные сплетни — не то, что волнует меня сейчас. — А если они дойдут до Гриндевальда? — подняв глаза, Гарри обнаружил, что Дамблдор не сводит с него пристального взгляда. — Вряд ли Гриндевальду будет интересно, что какой-то школьник умеет вызывать Патронуса… Кстати, кто такие мортусы? — Гарри, наконец, задал давно мучивший его вопрос. Он был уверен, что профессор должен знать ответ. — Ближайшие соратники Гриндевальда, верхушка его армии, — мрачно промолвил Дамблдор. — Весьма сомнительные личности, подобранные им на улицах всей Европы. Несмотря на пестрый состав, это штурмовой отряд прекрасно обученных магов, к нашему сожалению. — Они выступают за чистоту крови? — Гарри невольно сравнил их с Пожирателями. — Да, разделяют идеи превосходства магической расы во имя „высшего блага“ — это… — Лозунг Гриндевальда, я в курсе, — кивнул Гарри. Он сделал паузу, а затем посмотрел на Дамблдора в упор: — Когда-то эти мысли были близки и вам, не правда ли? Глаза Дамблдора расширились, на лице отразилась полная растерянность. Фоукс, до этого мирно дремавший на хозяйском плече, встрепенулся и с укором посмотрел на Гарри. Он прикусил язык, осознавая, как по-слизерински это прозвучало. Будь Риддл на его месте, он обязательно бы воспользовался этой информацией против Дамблдора. Гарри же просто решил, что стоит продемонстрировать свою осведомленность. — Я не собираюсь обнародовать эти сведения, — как можно спокойней произнес он. — И я знаю, что позже вы передумали, профессор. — Я осознал свою ошибку, — глухим голосом промолвил Дамблдор после тяжелой паузы. У Гарри в голове было множество вопросов, однако вслух он произнес: — Гриндевальд не моя цель и не моя война, сэр. „Она — ваша“ — осталось висеть в воздухе недосказанное. В глазах Дамблдора мелькнула какая-то тень, но быстро исчезла. Профессор кивнул. — Признаться, почти все время, что ты находишься в Хогвартсе, я полагал, что все обстоит как раз наоборот, и ты прибыл сюда, чтобы помочь нам с войной, в которую сейчас втянута Англия, — медленно проговорил Дамблдор. — Однако сейчас я начинаю понимать, что Гриндевальда удастся остановить и, судя по всему, без твоего непосредственного участия. Очевидно, ему на смену придет нечто более опасное, и боюсь, эта угроза вырастает в самом сердце Англии. Профессор обвел многозначительным взглядом стены помещения, в котором они находились, но Гарри снова промолчал. Его собеседнику не требовалось подтверждение, он явно уже догадался, что угроза исходит из Хогвартса и каким-то образом связана с Риддлом. — Почему меня приняли за одного из мортусов? — вернулся к интересующей его теме Гарри. — Почему все смотрят на мой шрам? Разве знак Гриндевальда не… Гарри умолк, отлично помня, что призрачный Дамблдор на вокзале Кинг Кросс настаивал, чтобы путешественник во времени ничего не говорил о Дарах Смерти своей молодой версии. — Это — знак Гриндевальда, — кивнул Дамблдор на запястье Гарри, на котором виднелась татуировка. — Для отряда мортусов существует другой отличительный знак — двойная руна Соулу, или, в ее германском варианте, „Зиг“. — Рефужье что-то такое говорил, — кивнул Гарри, вспомнив свой разговор с французским беженцем в лазарете. — Что она означает? Дамблдор внимательно посмотрел на Гарри, и тот слегка смутился. В таких вопросах он привык всегда полагаться на Гермиону, но похоже, теперь ему придется самому читать об этих рунах. Чертов Гриндевальд. — Руна Зиг — символ Бога войны и всего, что ее олицетворяет — силы, власти и смерти, конечно же. Мортусов объединила отнюдь не мирная цель, Гарри. — У меня всего одна молния, а от меня уже шарахаются, как от прокаженного, — мрачным тоном промолвил тот. Дамблдор скользнул взглядом по его шраму. Летом он уже интересовался, откуда у Гарри появилась на лбу эта молния, и Гарри не стал скрывать, что это след от магического проклятья, однако вдаваться в подробности не стал. — Ничего удивительного, — отозвался профессор на его реплику и, заметив вопросительный взгляд Гарри, пояснил: — О мортусах известно ничтожно мало. Большинство даже не знает, как они выглядят. Даже нам, более просвещенным в этом вопросе, известно лишь, что они постоянно носят маски и одеты в форму со знаком отряда. — Вы их видели своими глазами? — Нет, но Министерство не сидит, сложа руки, — многозначительно промолвил Дамблдор, — Более того, у меня хватает связей на континенте, чтобы быть в курсе последних событий и получать достоверную информацию. — Наверняка Гриндевальд может похвастаться тем же, — угрюмо заметил Гарри. — Естественно, — ответил Дамблдор, снова пристально посмотрев на своего собеседника. — Поэтому прошу тебя быть осторожнее в разговорах с однокурсниками. Особенно сейчас, ведь после твоего блестящего выступления в Дуэльном клубе у тебя может появиться множество новых друзей, — Дамблдор вздохнул: — В любом случае, я предупрежу тебя об опасности, если мне станет о ней известно. Гарри кивнул. Конечно, Гриндевальда не заинтересует школьник, владеющий Патронусом. А вот беженец с символом Даров Смерти, а главное, с фамилией Певерелл, вмиг привлечет внимание Темного Лорда. — Мне пора на обед, Гарри. Я надеюсь, это не последний наш разговор — заглядывай ко мне на чай, поделиться новостями, — Дамблдор поднялся. — А сейчас, боюсь, нам не по пути. Гарри удивленно замер, и профессор продолжил как бы между прочим: — Мадам Лепре намерена продержать тебя в лазарете до вечера, — и, отвечая на будущие возражения, заметил: — Ты же не спешишь присоединиться к своим друзьям? Вряд ли это будет разумно в твоем нынешнем состоянии. Мистер Риддл со вчерашнего дня настойчиво стремится увидеть тебя. Дамблдор встал с кровати и твердо посмотрел ему в глаза. Гарри, скрепя сердце, пришлось согласиться с ним — ментальные щиты все еще были нестабильны.  — Прошу, не перенапрягайся на этой неделе. Я поговорю с профессорами Тофти и Бири о твоем состоянии, Гарри. Не волнуйся, завтра ты уже сможешь присоединиться к своим однокурсникам. Дамблдор поднялся, Фоукс тут же взмыл в воздух, и вместе они покинули Больничное крыло. Гарри огорченно вздохнул и откинулся на кровать, уставившись в белоснежный потолок. Возможно, именно сейчас, застряв в палате, он пропускает самые важные события на факультете. Завтра все будет уже совсем по-другому, и ему нужно быть к этому готовым. Остаток дня он решил потратить на обдумывание наилучшей линии поведения. Неожиданно сбоку вновь раздался душераздирающий храп. Гарри, погруженный в разговор с Дамблдором и собственные размышления, успел уже забыть о соседе. Ему пришло в голову проверить, кто мог быть свидетелем их беседы и почему профессор не опасался обсуждать такие важные вещи в присутствии этого студента. Обогнув кровати и заглянув за ширмы, Гарри замер. Это был и впрямь весьма особенный пациент. Гарри молча смотрел на того, кого видел лишь раз в жизни — мельком, на далеком втором курсе в дневнике Риддла, и при этом отлично знал в будущем. Перед ним — на двух сдвинутых кроватях — крепко спал молодой Рубеус Хагрид. * * * Школа с самого утра напоминала разбуженный улей, и Тому предстояло целый день уверенно лавировать среди гомонящих студентов. На заре он первым делом наведался в лазарет, однако мадам Лепре впервые не поддалась на уговоры и не позволила ему увидеть Певерелла. Дамблдор, этот невыносимый интриган, каким-то образом убедил школьного колдомедика, что для Певерелла жизненно опасно общаться с кем бы то ни было. Тому удалось выведать лишь, что беженец останется в лазарете на весь день и… — Уже завтра ты встретишься со своим другом, Том, — Лепре мягко похлопала его по рукам, которыми он был готов проклясть эту старую мышь. — Утром я отпущу Гарри. Конечно, со следящими чарами, которые сразу сообщат мне о любой угрозе его здоровью. Но очень тебя прошу — присмотри за ним, сейчас его магический запас сильно истощен. Том выдавил из себя приличествующий ответ и направился обратно в подземелья. Значит, магическое истощение… Неудивительно — после того, что было вчера. Маг, создавший проклятие Остенде, был тем еще хитрецом: считалось, что чем сильнее страх жертвы, тем материальней образ монстра. Но на самом деле, всё зависело от магического потенциала жертвы. По своим размерам дементор, появившийся вчера в Большом зале, не уступал тому монстру, которого создали глупые и предсказуемые страхи его Рыцарей. Но не мог же Певерелл быть сильнее их всех? Не будь сам тому свидетелем, он ни за что бы не поверил, что обычный студент сможет сотворить такое чудовище, а затем — уничтожить за пару мгновений. Абрахас сказал потом, что пять или шесть студенток упали в обморок и многие жаловались на тошноту и головные боли после дуэли. Что же чувствовал сам Певерелл, когда в него ударило проклятье? А главное, почему именно дементор? Том чертыхнулся — из-за чар Лепре он не мог прикоснуться к беженцу, а значит, еще какое-то время придется довольствоваться догадками. Как говорил Певерелл? Неприятные воспоминания и ощущения из прошлого… Очень размыто и уклончиво. Намек на бурное прошлое беженца, но никакой конкретики. Мог ли Певерелл быть мортусом? Шпионом Гриндевальда в Хогвартсе? Том вспомнил, как наткнулся на беженца, подслушивающего их с Флинтом разговор, как поймал Певерелла на интересе к Рефужье. „Кто же ты?“ — снова и снова этот проклятый вопрос. Ум подбрасывал все новые варианты, но следовало удержаться от бессмысленных гаданий. Слишком мало информации — рано делать выводы. Завернув в очередной пустынный коридор, он столкнулся с мистером Родериком Лестрейнджем, который, сухо кивнув на приветствие Тома, быстрым шагом направился в сторону кабинета Диппета. Значит, там же сейчас соберутся все деканы, а это даст возможность обсудить с Рыцарями важные вопросы. Вернувшись в гостиную факультета, Том обнаружил бодрствующих Абрахаса и Альфарда, которые сообщили, что Лестрейнджа увел декан. Отправив Блэка к Эйвери, чтобы они вместе привели остальных слизеринцев на экстренное собрание Рыцарей, Том, не теряя времени, обернулся к Абрахасу. — Что удалось узнать о Певерелле? — Я проверил европейские школы, как ты меня и просил, — мигом отозвался Малфой. — В Европе сейчас творится полная неразбериха — некоторые школы эвакуировали, Шармбатон закрыт, Дурмстранг — на военном положении и там постоянно меняется состав преподавателей, не говоря уже об учениках… — Ближе к делу, Абрахас, — с раздражением промолвил Том, бросив взгляд на часы. До появления остальных Рыцарей оставалось совсем немного. — Никого с таким именем я не нашел, — тут же сообщил Малфой. — Насчет хороших ловцов тоже неясно — квиддич отменен в абсолютном большинстве европейских школ из соображений безопасности. Правда, это вполне объясняет то, что Певерелл не практиковался пару лет. Том кивнул. — Когда он прибыл в Англию? — Я спросил у отца. Запись о высшей печати появилась пятого августа, министр лично подписал бумаги после всех процедур. Официально Певерелл — сирота, поэтому ему назначили опекуна… — Кого? — нетерпеливо перебил Том. — Ответ тебе не понравится, — осторожно промолвил Абрахас. — У него нет кровных родственников на островах, бумаги от его имени подписывал Дамблдор. — Этот интриган вечно сует свой нос куда не просят, — Том не скрывал раздражения. — Запустил щупальца повсюду, теперь только собирает информацию да встревает в дела, когда ему это выгодно. — Если бы Слизнорт не был в отпуске … — Слизнорт в это время наслаждался охотой в обществе одного из своих протеже, получившего повышение в Отделе Регулирования Каминных Сетей. — Протектус Каллеган? — сразу же отозвался Абрахас. Том промолчал: ответ был очевиден. — Почему новенького не было в поезде? — осторожно поинтересовался Абрахас. — По словам Слизнорта, Певерелл прибыл заранее, через каминную сеть. Дамблдор объяснил это особым положением беженца, — коротко ответил Том, размышляя, где новенький мог пропадать весь август. — Рефужье и остальные ехали вместе со всеми. Думаешь, у Певерелла в голове что-то настолько серьезное? — А как ты думаешь? — отбил реплику Том, и Абрахас умолк, осознав всю глупость своего вопроса. — Что вы разузнали у самого Певерелла насчет его прошлого на континенте? — Немного, — признался Абрахас. — По его словам, Певерелл нигде подолгу не жил, с друзьями отношения не поддерживает. Судя по всему, потерял связь или не хочет подвергать опасности. Его семья — англичане, последние в роду, переехали на континент незадолго до войны. Других языков он не знает. Я проверил: что-то понимает по-французски, но не знает ни слова по-немецки. Это очень странно для мортуса. В современной политике он совершенно не разбирается. Либо он жил все это время с феями в лесах, либо мастерски скрывает свою осведомленность. — Он не мог быть абсолютно вне политики, — категорично отрезал Том. — Год в бегах — он бы попросту не добрался до берегов Британии. — Может, ему стерли память или заперли воспоминания печатью? — нахмурился Абрахас. — Певерелл или действительно не знает ничего, или очень убедительно изображает неведение. — Не забывай, что он попал на наш факультет, — негромко промолвил Том, уловив гул голосов у дверей спальни. — Вы чересчур расслабились с ним. Абрахас кивнул, принимая заслуженную критику. Дверь отворилась, и в комнату вошли Блэк и Эйвери вместе с остальными Рыцарями. У большинства из них был сонный, но при этом настороженный вид — все понимали, что Том, скорее всего, не в духе после вчерашнего Дуэльного Клуба и встреча предстоит не из простых. Однако Том уловил и толику любопытства на лицах. Когда все разместились, повисла тишина. Том не спешил ее нарушать. Он обвел взглядом собравшихся слизеринцев и заговорил холодным, обманчиво спокойным тоном: — Меня начинает тревожить та частота, с которой мне приходится проводить экстренные собрания нашего круга, — он медленно и веско произносил каждое слово, намертво впечатывая смысл в мозг каждого из присутствующих. — Первый крупный просчет мне удалось нейтрализовать, — он скользнул взглядом по Альфарду и Абрахасу, которые тут же опустили глаза, - но вчера один из вас устроил настоящую катастрофу. В комнате повисло ожидание неминуемой расправы. — Что будет с Лестрейнджем? — не выдержал Пьюси. — Что будет с Певереллом? — задал более актуальный вопрос Эйвери. — Ровным счетом ничего, — Том ощутил всеобщее удивление и даже разочарование. — Никто не высовывается и не пытается вмешиваться. Вы должны понимать, что своими действиями вы подставите не только себя, но и нас всех. Любой, кто будет действовать вопреки… моим инструкциям, получит наказание из моих рук и будет немедленно исключен из рядов Рыцарей. Это понятно? — Том позволил своей магии захлестнуть комнату и испытал острое наслаждение, видя чужую реакцию. Даже те из Рыцарей, кто не был чуток к магии и не уловил угрозу в словах Тома, на подсознательном, инстинктивном уровне почувствовали животный страх. Слизеринцы быстро кивнули, и только неугомонный Пьюси продолжал гнуть свою линию: — Значит, Лестрейндж больше не с нами? Этот вопрос явно интересовал не его одного — на Тома уставилось несколько пар глаз. Абрахас с Альфардом тоже смотрели внимательно: они понимали, что их привычный круг может быть разрушен. Пьюси явно рассчитывал занять освободившееся местечко: в конце концов, это был его последний год в Хогвартсе. Впрочем, как и у Треверса с Роули — те смотрели на Тома не менее заинтересованно. Однако у Тома была идея получше. — Лестрейндж сильно подставился, на них с Певереллом сейчас будет смотреть вся школа. Вполне может случиться, что и Министерство нагрянет с проверкой. Трогать любого из них будет глупейшей ошибкой, — холодно отчеканил Том. — Ваша задача — не спускать с них глаз, но издалека. Я запрещаю приближаться к кому-либо из этих двоих, — еще раз подчеркнул Том и после ответных кивков повернулся к Эйвери с Блэком: — Передайте это остальным, только незаметно. — Конечно, Том, — серьезно произнес Альфард. — Что касается Лестрейнджа, я уже придумал ему наказание, — Том улыбнулся так, что никто из Рыцарей не пожелал бы оказаться на месте Реджинальда. — Оно таково, что многие предпочли бы ему навсегда исчезнуть из наших рядов. В комнате повисла тишина, даже до самых злорадных и недальновидных дошло, насколько опасно совершать ошибки в их кругу. — Следующая встреча состоится в субботу, как и запланировано. Напоминаю, что вы выдвигаете новых кандидатов в Рыцари. Постарайтесь найти достойные варианты, — Том сделал паузу, и когда все решили, что самое важное уже сказано, повернулся к Эйвери: — Аугустус, — впервые обратился он по имени к шестикурснику, — отныне ты сидишь напротив меня в Большом зале. Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Аугустус улыбнулся так, как не улыбался никогда раньше. Том вообще не припоминал таких улыбок на лице Эйвери. — Спасибо, Том, — искренне промолвил он, а Блэк поощрительно похлопал его по плечу. Том обвел взглядом остальных: большинство из них не могли скрыть разочарование и бросали завистливые взгляды в сторону Эйвери. Пьюси явно едва сдерживался, чтобы не спросить Тома напрямую, почему Аугустус, но, в конце концов, просто злобно посмотрел на счастливого соперника. — Собрание окончено, — оповестил Том, и Рыцари после секундной заминки потянулись к выходу. Никто из них так и не подошел к Эйвери. Определенно, того ждал непростой испытательный период. — Я не подведу, Том, — произнес Аугустус, когда все пришедшие покинули спальню, и в комнате, помимо них, остались только Абрахас с Альфардом. — Я очень надеюсь на это, — кивнул Том. Отличный ход: Эйвери будет теперь стараться еще больше, остальные Рыцари разделят свою неприязнь между ним и Лестрейнджем, а последний почувствует последствия своей идиотской выходки уже очень скоро. Том лучше, чем кто-либо, знал, насколько важно для Лестрейнджа сидеть напротив него за Большим столом. Что ж, отныне это место принадлежит другому. В общую гостиную они спустились все вместе. — Вот ты где! — воскликнул Паркинсон при виде Эйвери. Однако, увидев за его спиной Тома, Альфарда и Абрахаса, продолжил гораздо тише: — Ты слышал последние новости? Том легко перехватил взгляды, которые Паркинсон якобы украдкой бросал в его сторону. — Какие новости? — отозвался Аугустус, по-прежнему пребывая в приподнятом настроении. — Кажется, Лестрейнджу конец, — ухмыльнулся Паркинсон, отслеживая краем глаза реакцию Тома и его спутников на свои слова. — Парни говорят, что мистер Лестрейндж приехал с утра, чтобы забрать документы Реджа. — Кто говорит? — уточнил Том. — Ну, — Паркинсон чувствовал, как пол-гостиной навострило уши. — Теодору нужно было отправить письмо родным, — кивнул он в сторону Нотта, который с молчаливым неодобрением наблюдал за этой сценой с ближайшей софы, — он видел отца Реджа из окна, когда тот шел через внутренний двор. Ты же знаешь, Меррисот вчера была вне себя. Я думаю, Лестрейнджи предпочтут уйти от скандала и просто переведут Реджинальда в другую школу. — Я бы на твоем месте больше думал на квиддичных тренировках, — жестко осадил Альфард своего загонщика. — Мистер Лестрейндж — глава Попечительского Совета Хогвартса, думаю, у него достаточно опыта в решении школьных проблем, — холодно, с ноткой высокомерия в голосе произнес Абрахас. — Да, но дело касается его собственного сына, — продолжал настаивать на своем Паркинсон. — Особенно, когда дело касается его сына, — негромко произнес Том. — Я думаю, Лестрейндж будет очень тронут, узнав, что вы с Теодором так интересуетесь его судьбой, когда вернется к занятиям. Круглая физиономия Паркинсона вытянулась, Нотт помрачнел еще больше, а сам Том, закончив этот бессмысленный диалог и дав факультету понять, что рассчитывать на исключение Реджинальда не стоит, направился к своей напарнице. Он давно заметил Цереру и понял, что у нее явно есть для него какие-то новости. — Доброе утро, — произнес он с легкой улыбкой. — Утро, Том, — чуть более эмоционально, чем было принято, поприветствовала его Церера. — Профессор Слизнорт дал указание старостам — проследить, чтобы завтрак прошел без происшествий. Сам он, возможно, задержится у директора, но надеется успеть к началу лекций. — Спасибо за информацию, — Том кивнул и промолвил: — Что бы я делал без тебя, Церера… — Брось, Том, — некрасиво покраснела Крэб, — я просто передала слова декана. — Благодарю, — он одарил Крэб еще одной улыбкой и вместе со своими Рыцарями покинул, наконец, общую гостиную. — Когда Церера разговаривает с тобой, Том, так мило краснея и строя глазки, я вдруг вспоминаю, что она же, Мордред подери, девочка! — Альфард сделал удивленные глаза. — Ну, вы понимаете, за ее квадратными формами трудно разглядеть хоть какие-то намеки на грудь. — Блэк, я знал, что ты вечно обсуждаешь девчонок, но не так же откровенно! — рассмеялся Эйвери. — Привыкай, — философски заметил Абрахас и, подумав, мрачно добавил: — Еще и не такое услышишь. — Все, что я говорю, основано на личном опыте и длительных наблюдениях, — изрек Альфард словно с профессорской кафедры. — Зато никаких непроверенных слухов и глупых инсинуаций, как у Паркинсона. — Кстати, его дружка Гойла вчера тоже осенила гениальная мысль, — вернулся к теме о Паркинсоне Эйвери. — Он спросил у меня перед сном, пойдете ли вы этой ночью бить Певерелла в лазарет и позовете ли кого-то еще. Абрахас презрительно фыркнул. — Зачем нам бить Певерелла? — недоуменно спросил Альфард. — И причем тут Гойл? — За Лестрейнджа, — пожал плечами Аугустус. — А Гойл всегда за, если нужно помахать кулаками. — Как это по-маггловски, — презрительно промолвил Том. — Иногда мне не верится, что Гаспиус вырос в чистокровной семье, — его Рыцари усмехнулись. — И что ты ему ответил? — Что обязательно сообщу ему, если узнаю, что вы собрались проучить новенького. Понятно, что если Реджи не справился, то Гойлу это точно под силу, — язвительно промолвил Эйвери, и все коротко рассмеялись, входя в Большой Зал. Том сразу почувствовал, что они попали под прицел множества взглядов, но, не обращая на это внимания, с непринужденным видом занял свое место за столом, — так же, как и Абрахас с Альфардом. Аугустус опустился напротив, ловя множество удивленных взглядов и явно сдерживая самодовольную улыбку. Лестрейндж еще не пришел — похоже, в кабинете директора разразилась настоящая битва. Том полагал, что Дамблдор уцепится за вопиющее нарушение правил и будет настаивать на дисциплинарной процедуре. Хватит ли веса и влияния у мистера Лестрейнджа, чтобы нейтрализовать рыжего декана? Слизнорт будет, конечно же, защищать своего студента, но к Дамблдору присоединится Меррисот. Шансов выбраться сухим из воды у Лестрейнджа было не так много. — А что с Певереллом? — осторожно поинтересовался Абрахас так, что только Том и Альфард услышали вопрос. — Магически истощен, Лепре выпустит его только завтра, — сухо промолвил Том, делая глоток из кубка. — Посещения до тех пор запрещены. — Было бы хорошо незаметно вытянуть из него то, что нам нужно, — Абрахас оживился, услышав про истощение, и бросил быстрый взгляд в сторону Тома.  — Единственная возможность была вчера. Если бы не Дамблдор, я бы уже всё знал. Сейчас на нем следящие чары Лепре. Певерелл будет недоступен минимум неделю, — пояснил Том. Его ближайшие Рыцари разочарованно вздохнули. Оставалось только ждать. Приступив к завтраку, они сразу оказались втянуты в обычные утренние пересуды, которые сегодня крутились, в основном, вокруг событий Дуэльного Клуба. Том уверял всех, что ситуация стабилизируется, и проступок Лестрейнджа хоть и не имеет оправдания, но все же не столь ужасен, как можно подумать. Очень важно было пресечь всякие мысли о том, что Слизерин — это факультет, где практикуют черную магию, и Том прекрасно справлялся с этим. Слава Салазару, никто не спрашивал про само заклинание, зато многих интересовало, куда пропали сами участники скандала. Том уверил всех, что оба дуэлянта более-менее в порядке, с раздражением отмечая, что Слизерин слишком сильно впечатлился выступлением Певерелла. Все словно позабыли, что он беженец и полукровка. Занятия начались с появлением опоздавшего Слизнорта, который сообщил, что вопрос с Лестрейнджем будет отложен до заседания Попечительского совета, а до тех пор Реджинальд будет по-прежнему посещать занятия. Декан заверил всех, что с Лестрейнджем все будет в порядке, и он присоединится к однокурсникам уже на следующей паре, а сейчас он беседовал со своим отцом. Том прекрасно представлял, что это будет за беседа. Мистер Родерик Лестрейндж обладал крутым нравом, редко бывал дома, и если и общался с сыном, то в весьма резкой форме. Реджинальд был всегда взвинчен после столкновений с отцом, и как подозревал Том, во многом его неуравновешенный нрав и любовь к самым опасным и болезненным областям магии объяснялись сложными отношениями с отцом. Реджинальда они увидели, когда после зелий подошли к классу чар. Студенты обходили Лестрейнджа стороной, бросая через спины любопытные взгляды и негромко шушукаясь. На открытые провокации никто не решался. При виде Тома Лестрейндж оживился, однако тот, сухо кивнув ему, вошел в кабинет и без промедления занял свое привычное место за первой партой. Он сидел, не оборачиваясь, Абрахас молча опустился рядом и принялся готовиться к уроку, а Альфард позади них, принялся негромко расспрашивать Лестрейнджа, как прошла утренняя встреча. К ним обернулся Абрахас, но Лестрейндж некоторое время молчал, видимо, ожидая, что и Том присоединится к беседе. Однако, тот, разложив все свои принадлежности, достал учебник по астрономии и принялся читать заданный на дом параграф, содержание которого и без того отлично помнил наизусть. Вчера перед сном Лестрейндж уже выслушал от Тома, насколько тот был… разочарован в нем. — Я предупреждал тебя, — Том не считал нужным прятать свои эмоции, и Лестрейнджа чуть не сбил с ног шквал ледяного гнева. Затем Том произнес самые страшные слова, какие мог услышать Реджинальд: „Своими действиями ты положил конец нашей дружбе“. Если у Лестрейнджа и оставалась надежда, то сейчас она должна была рухнуть окончательно. Том лишил его своего общества. Он не мог пойти на публичный разрыв, это выглядело бы подозрительно, но отныне Реджинальд мог рассчитывать только на холодную вежливость. Она идеально вписывалась в поддерживаемый Томом образ старосты, который явно не одобряет поступков своего друга, пользующегося темномагическими проклятиями. Слизерин и Равенкло после этого занятия должны были сделать вывод, что между Томом и Реджинальдом пробежала черная кошка, и встать на сторону Тома. Лестрейндж вздохнул и нехотя зашептал, что шуму было много. Меррисот — „эта старая ведьма до сих пор в ярости“. Слизнорт пытался убедить всех в том, что вчера имела место какая-то немыслимая, абсолютно не возможная случайность. По дороге в кабинет Диппета он „напомнил“ Лестрейнджу, что заклинание тот прочел в одном из журналов и в пылу сражения решил применить, не осознавая реальных масштабов его последствий. Реджинальд послушно повторил эту версию, выдержал допрос Дамблдора и последующее голосование, в котором голоса деканов и преподавателей распределились не в его пользу. „Неудивительно: уже второй за полугодие случай на Слизерине, а преподаватели Хогвартса все же не идиоты“, — подумал Том. Однако вопрос о наказании оставался открытым. Слизнорт напомнил о прецеденте в истории школы, когда решение было отдано на откуп Попечительского Совета. Абрахас с Альфардом рассмеялись, и даже Том слегка улыбнулся. Он представил, какое тяжелое молчание повисло в тот момент в кабинете Диппета: все прекрасно знали, что сам Лестрейндж-старший является членом Совета и связан узами родства с остальными его участниками. Однако привести этот аргумент не было никакой возможности — намекать на личностные связи было бы крайне непрофессионально со стороны преподавателей. Все-таки Слизнорт кое в чем был невероятно хорош! Том учился у лучших. — Теперь все будут решать наши родители, — без энтузиазма закончил свой рассказ Лестрейндж. — Отец сказал, что мне грозит какая-то ерунда вроде отработок, а дома меня накажут по-настоящему, за то, что я втянул его в проблемы и запятнал скандалом имя семьи. — До рождественских каникул еще много времени, твой отец успеет остыть, — попытался приободрить его Альфард. Том мысленно закатил глаза. Блэк при всем своем легкомыслии был удивительно постоянен в глубоких привязанностях. И чересчур мягок в отношении тех, кого считал близкими. — Ты не знаешь моего отца, — мрачно промолвил Лестрейндж. Абрахас, слава Салазару, не пытался вмешиваться в их разговор и просто внимательно слушал. — Я что-то пропустил утром? — жадно спросил Лестрейндж, и Том был уверен, в этот момент Реджинальд смотрел на него. Вернее, на его спину. — Собрание в субботу, — на грани слышимости напомнил ему Альфард. — Все по плану. Том прекрасно представлял, о чем думает Лестрейндж — он вчера предупредил его, что в субботу состоится серьезный разговор, и теперь опальный Рыцарь находился в мучительном ожидании. А что будет, когда начнется обед… Сцена в Большом зале полностью оправдала ожидания Тома: Лестрейндж, обнаружив Эйвери на своем месте, застыл, как громом пораженный. Он послал Тому потерянный взгляд, но встретил лишь равнодушие. Лицо Реджинальда на мгновение исказила судорога, после чего, совладав с эмоциями, он занял место по диагонали от Тома, ближе к выходу, грубо выпихнув какого-то четверокурсника. Остаток дня он провел в молчании, и даже Альфард с Абрахасом не решались вступить с ним в разговор. На травологии Бири, от которого Том, как всегда, не ожидал ничего особенного, неожиданно сделал невероятный крюк в учебной программе и, забросив изучение Весенней травы, потащил всех в лес. Всю дорогу он сокрушался из-за отсутствия Певерелла, ведь „после такой феерической победы занятие показалось бы ему невероятно интересным!“. Том после этих слов мгновенно сосредоточился на чудаковатом профессоре, заметив, что Абрахас с Альфардом навострили уши, а Лестрейндж потемнел лицом еще больше. Вскоре они вышли к едва освещенной солнцем поляне. Огг, хогвартский лесничий, не доверивший студентов профессору Бири, сопровождал их всю дорогу, хмуро следя, чтобы они не заблудились. Профессор, однако, мало обращал внимания на лесничего — он с торжественным видом, словно демонстрируя своим студентам уникальное волшебство, указал на большое дерево, растущее посреди поляны. Три могучих корня и три сплетшихся воедино ствола — вторя мыслям Тома, Бири начал с пафосом декламировать:

Тремя корнями Тот ясень-древо На три страны пророс: Хель — под первым, Хримтурсам — второй, Под третьим род человеков…

„Иггдрасиль?“ — удивился про себя Том. Он мгновенно распознал описание Мирового дерева — Иггдрасиля — столь популярного у скандинавских магов. Некоторые из них до сих пор верили в существование Дерева жизни, на одном из ярусов которого, согласно древним легендам, располагался человеческий мир. Но как мировое дерево было связано с Певереллом? Знал ли Бири нечто особенное об этом беженце или снова нес какой-то бред? Неужели Певерелл был связан со скандинавским сообществом? И как вытянуть эту информацию из профессора? Том не сводил потемневшего взгляда с преподавателя, который продолжал громко выкрикивать:

Две пары оленей, (в этот момент Бири поднял в воздух указательный палец)

Вершину древа Гложут, вытянув выи: Туротрор, Умерший, Меткий и Чуткий

После этого профессор сделал драматическую паузу и воскликнул: — Олени! Мы вчера стали свидетелями удивительного волшебства, дорогие мои, — произнес он, явно подразумевая патронус Певерелла. — Кто бы знал, что мистер Певерелл — такой тонкий ценитель скандинавского эпоса. Песнь о Младшей Эдде! .. Том ощутил, как из глубины души начало подниматься разочарование. Бири не было ничего известно. Увидев вчера оленя, скачущего по Большому Залу, он вспомнил об оленях, живущих в ветвях Иггдрасиля, и сегодня потащил всех в лес, чтобы зачитать строчки из какой-то театральной пьески о Мировом древе. Бездарно потраченный урок — впрочем, как и всегда. Оглядев присутствующих, Том с растущим раздражением заметил, что не все осознали смехотворность ситуации. Многие с восторгом, округлив глаза, слушали профессора. Черт бы побрал Певерелла. Его популярность растет на глазах! Том знал, что болтовня среди студентов не утихнет ближайшую неделю, но и подумать не мог, что учителя начнут посвящать уроки некоторым моментам приснопамятной дуэли. Однако он явно „недооценил“ профессора травологии… — Простите, сэр, — в этот момент спросил один хаффлпаффец, — но Певерелл вчера продемонстрировал только одного оленя. Где остальные три? Тому понадобилось все его самообладание, чтобы не возвести глаза к небу. — И причем тут это дерево? — продолжил студент. Полукровка, живущий с матерью-магглой — припомнил Том, мысленно скривившись. Такие даже не стеснялись своего невежества в вопросах магического наследия. — Это — Иггдрасиль, древо жизни! — торжественно возвестил Бири. — Мистер Певерелл своим заклинанием Патронуса вчера напомнил нам о его обитателях. Конечно же, это был образ, Джон… „Еще одно ужасное маггловское имя“, — подумал Том, ощутив привычную злость, когда речь заходила об избитых маггловских именах…, но тут же напомнил себе: — „Совсем скоро все изменится“. — Образ в искусстве, — продолжал пояснять профессор, — может являться нам в единичном экземпляре. Главное — наполнение, а что касается Древа… — далее последовал достаточно банальный рассказ об Иггдрасиле, сдобренный огромным количеством ненужных, с точки зрения Тома, поэтических сравнений. Конечно, никаких аллюзий на мировое древо Певерелл в виду не имел, Том был в этом уверен, но Бири натолкнул его на тему, которая как-то выпала из внимания. Что означал патронус Певерелла? Том отлично помнил символизм некоторых магических сущностей, будь то змея или дракон, но олени до этого дня его совершенно не интересовали. Стоило наведаться после ужина в библиотеку. Закончив с затянувшимся вступлением, Бири дал им задание сделать зарисовки „Мирового древа“, раскинувшегося перед ним — это были даже не ясени, Салазар! — вместе со всеми его обитателями, и в первую очередь, оленями. Студенты расположились вокруг „Иггдрасиля“, кутаясь в мантии — на улице было свежо, а в Запретном лесу к тому же еще и сыро. Том старался не задумываться над тем, насколько бессмысленным делом он занимается сейчас, вместо того, чтобы потратить это же время на действительно важные исследования. Он решил как можно скорее набросать дерево и заняться расчетами — Бири все равно не заметит, если Том отвлечется. — Надеюсь, вы помните, что Иггдрасиль является еще и древом познания! — профессор расхаживал вокруг, разочарованно разглядывая корявые зарисовки студентов. — Именно на Иггдрасиле, согласно легенде, Один провел десять долгих ночей, пронзенный копьем, дабы обрести мудрость и получить руны, — произнес Бири, после чего снова пустился в декламацию:

Руны найдешь И постигнешь знаки, Сильнейшие знаки, Крепчайшие знаки, Хрофт их окрасил, А создали боги И Один их вырезал…

Перо Тома замерло над прорисовкой ветвей. «Руны найдешь и постигнешь знаки„… В этот момент перед его взором промелькнула „Зиг“ на лбу у Певерелла, однако он тут же отмахнулся от воспоминания, заставив себя продолжить задание — как ни прискорбно, но разгадать эти знаки он пока не мог. Нужно больше информации, — привычно успокоил он собственное раздражение. — Какое красивое у тебя дерево, Том, — внезапно раздалось сбоку. Подняв взгляд, он увидел склонившуюся над его рисунком Эрин Бакли. Еще одна грязнокровка с Хаффлпаффа. Казалось, на барсучий факультет в один год с Томом не попало ни одного чистокровного. Том вежливо кивнул, однако глаза его остались холодны. Он молча выжидал, гадая, что нужно от него Бакли. — Я просто хотела спросить, где Гарри. Вы всегда ходите вместе, — проблеяла она и, отчего-то смутившись, добавила: — Вы ведь дружите? — Да, Гарри — мой однокурсник, — кивнул Том. — Он сейчас в лазарете. А почему ты спрашиваешь? — Мы с ним как-то общались… — Том напряг память и вспомнил, что когда-то Певерелл, действительно, помогал этой грязнокровке на травологии. Однако это не объясняло, почему она сейчас злоупотребляла временем Тома. Он как раз собирался задать этот вопрос, но Бакли зачастила:  — Я просто хотела узнать, почему его нет. С ним все в порядке? Будь Том в лучшем расположении духа, его, возможно, просто позабавила бы ее простота, наивность и дремучесть: девочка ничего не знала о манерах и разговаривала с ним, словно они были на равных. Но сейчас, на фоне бестолкового урока Бири, он чувствовал растущую волну злости. — Разумеется, нет, — Том улыбнулся так, словно разговаривал со слабоумной. — Если человека держат в лазарете, очевидно, что он не здоров. Но завтра он уже присоединится к нам. — Рада слышать, — просияла грязнокровка. — Он большой молодец, я рада, что все обошлось, — в этот момент она опасливо покосилась на Лестрейнджа, сидевшего чуть поодаль, и невпопад спросила: — Как же ты будешь теперь? — Что ты имеешь в виду? — Том даже не пытался вникнуть в смысл ее глупых вопросов. — Ну, он серьезный соперник, а вы ведь дружите, — заулыбалась она. — Не так-то легко тебе теперь придется в Дуэльном… Она запнулась, не успев закончить предложение — видимо, разглядела что-то в лице своего собеседника. А ему ужасно захотелось прямо сейчас проклясть эту грязнокровную идиотку. Как она посмела подумать, что Певерелл хоть в чем-то может соперничать с ним? — Прости, наверно, не стоило так шутить, — смущенно хихикнула Бакли. — Ничего страшного, Эрин, — произнес он таким тоном, что Абрахас с Альфардом синхронно обернулись, реагируя на опасные нотки в голосе Тома.  — Правда, Гарри сейчас несколько не в форме, — с подчеркнутой любезностью продолжил Том, представляя, как насылает на грязнокровку проклятье, от которого ее лицо покрывается крупными волдырями. — Мадам Лепре предупредила, что Гарри нужно время, чтобы восстановиться. — О, — Бакли, секунду назад ощутив укол безотчетного страха, снова разулыбалась: — Я надеюсь, что он быстро поправится, — и, отчалила, наконец, к своим подругам. Тому понадобилась ровно минута, чтобы полностью восстановить самоконтроль, однако настроение было безнадежно испорчено. Его раздражало, что какая-то глупая грязнокровка так легко взбесила его предположениями, которые, как Том знал, были просто смехотворны. Внутри вновь поднялась темная волна, стоило ему вспомнить, как эта дурочка посмела сравнить его с Певереллом. А ведь таких, как эта Бакли, в Хогвартсе теперь наберется немало… Тех, кто решил, что Певерелл и вправду может чего-то стоить в дуэли против Тома. Далекий удар колокола возвестил окончание занятия, и Бири задал своим студентам соответствующую главу в учебнике. — В учебнике нет главы про Древо жизни и познания, сэр, — позволил себе напомнить профессору Том, запихивая пергамент и чернильницу в свою сумку. Из-за глупой грязнокровки ему так и не удалось заняться расчетами. — Как? — искренне удивился Бири. — О, в таком случае вы должны составить доклад на эту тему! Двадцать пять дюймов, — в ответ раздались стоны и жалобы, что до понедельника столько не успеть. — Вот и отлично! — промолвил Бири, пропустив все возгласы студентов мимо ушей. Абрахас рядом фыркнул, а Альфард выругался — из-за тренировок и бурной личной жизни на домашнее задание у него обычно оставалось совсем мало времени. Том мог написать сочинение прямо сейчас, тема была настолько простая, что необязательно было идти в библиотеку. Однако после ужина он оказался именно там. Мисс Букберри благосклонно улыбнулась ему и спросила, чем может помочь. Том, поблагодарив, отказался от помощи, прекрасно помня, какие книги ему нужны и где они стоят. И вскоре, разместившись в дальнем углу с нужным томом, он уже погрузился в чтение: «Олень — благоприятный символ, ассоциирующийся с Солнцем, восходом, светом, чистотой, обновлением, возрождением, созиданием и духовностью. Образ оленя связан с Древом Жизни… — „Об этом Бири сегодня наговорил более чем достаточно“, — мрачно подумал Том. — Подобно орлу и льву, олень — извечный враг змеи, — взгляд Тома остановился на этой фразе, а затем скользнул по ней снова. — Символически олень связан с небом и светом, тогда как змея ассоциируется с ночью и жизнью под землей…». Далее в статье не было ничего интересного — Том пробежал глазами остальные строчки и, захлопнув книгу, положил ее на место. Сегодня явно был не его день. Попрощавшись с мисс Букберри, он направился в сторону слизеринской гостиной. На Прорицаниях у Трелони Певерелл вытянул Рыцаря жезлов, значение которого намекало на то, что Певерелл — сторонник света, предвестник изменений. Теперь — олень, „извечный враг змеи“. Том не был суеверен, но верил в знаки судьбы. Кажется, он был излишне дружелюбен с новеньким и недооценил потенциальную опасность. Глаза Тома сузились. Кто бы знал, что невзрачный беженец принесет столько проблем. Тайны Певерелла должны быть раскрыты, но информации с континента пока нет. Но был еще один источник, откуда можно получить ответы хотя бы на некоторые вопросы. Кровавого Барона он нашел быстро — тот всегда прогуливался в этой части подземелий после ужина. Том изучил его привычки еще на первом курсе, а на третьем добился расположения факультетского привидения. — Добрый вечер, Барон, — почтительно поздоровался он, прекрасно помня о взрывном характере привидения. С ним Том всегда был предельно учтив. Барон некоторое время не отвечал на приветствие, и это было странно. После ощутимой паузы он все же промолвил: — И тебе вечер добрый, Наследник Салазара, — Барону было прекрасно известно, что Том — змееуст. Он почитал его дар и всегда обращался к нему именно как к Наследнику Слизерина. Том наслаждался тем, что привидение видело и уважало его истинную сущность. Однако сегодня Барон словно не желал их диалога. Такой холодной встречи Том не припоминал. Что за день: сначала — мадам Лепре, теперь — Барон… — Мы давно не общались, я решил исправить это, — учтиво улыбнулся Том, делая вид, что не замечает, что призрак сегодня на редкость неразговорчив. — О чем ты хотел бы поговорить? — после очередной странной заминки спросил призрачный хранитель подземелий. — Меня интересует, известно ли тебе что-то о дружбе хранителя Гриффиндорской башни и моего однокурсника, Гарри Певерелла? Барон странно отреагировал на вопрос. Он неожиданно замерцал, а затем промолвил глухим голосом: — Есть вещи, о которых я не могу тебе поведать, Наследник Салазара. — Почему? — удивился Том столь откровенному отказу. — Магия имеет свои законы, — твердо произнес Барон, вперив в Тома взгляд, который могли вынести далеко не все студенты Хогвартса. Однако Том не дрогнул. — Кое-что изменилось в последнее время, ты должен был это заметить… — Это связано с тем, что я ощущаю в магии Певерелла? — не сдавал позиции Том, чувствуя, что привидение скоро исчезнет — оно двинулось в сторону одной из стен. — Этот оттенок некромантии, магии смерти… — Смерть, — вспыхнул Барон, и по его прозрачному телу словно прошла легкая рябь. — Меня часто спрашивают о ней, но я ничего о ней не знаю… — туманно промолвил он. — Оставь этот вопрос, Наследник Салазара, — посоветовало привидение на прощание, после чего полностью скрылось в каменной кладке. Том смотрел на пустую стену, сквозь которую только что ушел призрак. Привидение Слизерина, когда-то признавшее власть Тома как Наследника Основателя, отказалось рассказывать ему о Певерелле. Кажется, пришло время напомнить всему Хогвартсу, кто такой Том, и поставить беженца на место. То, которое он, Том, определит ему. * * * Гарри выбирался из лазарета чуть ли не с боем. Сначала мадам Лепре раза три проверила его на все возможные недуги и недомогания и лишь затем разрешила покинуть Больничное крыло. Но напоследок медсестра оплела его сетью сигнальных чар, оповещающих о любых маломальских колебаниях магического уровня. Слабости Гарри не чувствовал. Ментальные щиты были на месте, и даже тест на магический уровень, проведенный Лепре, выдал практически его прежний показатель, что было, вообще-то, странно. Лепре повторила тест дважды, а затем недоуменно заявила, что по какой-то причине заклинание на нем не работает, хотя Гарри прекрасно помнил, что вечером после дуэли тот же самый Нуклеус Магикус окутал его красным свечением, увидев которое, школьная медсестра запричитала и бросилась спасать „бедного мальчика“. С его магией творилось что-то непонятное, она каким-то образом восполнилась за один день, но Гарри решил, что с этим вопросом разберется чуть позже. Накануне у него было время обо всем подумать. Весь день он провел в компании Хагрида, который так пока и не проснулся. Когда первый шок прошел, Гарри задумался: как же он не заметил Хагрида раньше в толпе студентов и в Большом Зале и как вообще мог забыть о своем старом друге?  Но, как выяснилось во время вечернего осмотра, Хагрида не было в замке с самого начала учебного года. Добравшись до территории Хогвартса, полувеликан направился в лес („Что за новости такие — бегать по Запретному лесу в тринадцать лет?“ — возмущалась Лепре) и до недавнего времени никто не мог его найти. Дамблдор был чересчур спокоен, на взгляд медсестры, потакая странным увлечениям своего студента. Декан Гриффиндора был уверен, что Хагрид вернется. Так и случилось. Однако найденный лесничим „мальчик“, по словам Лепре, был так сильно истощен физически, что уже неделю восстанавливался в лазарете. Поразительная история. Гарри вспомнил, что Хагрид, действительно, периодически сбегал в лес из замка, но что затем сутками лежал в лазарете после драк с троллями, — это было что-то новенькое. Впрочем, Гарри мало что понимал в физиологии полувеликанов. Лепре сказала, что сон Хагрида стал совсем поверхностным (Гарри с недоверием прислушался к оглушительному храпу), и до конца недели Рубеус, скорее всего, очнется и вернется к занятиям. После ухода Лепре Гарри думал было разбудить Хагрида и поговорить с ним, но оставил эту мысль. Ведь он понятия не имеет, что сказать своему старому другу, который в этом времени его даже и не знает. Предупредить о грядущей опасности? Попросить не заводить гигантского паука под кроватью? В замешательстве потерев лоб, он вспомнил, как вместе с Роном и Гермионой они хором уговаривали взрослого Хагрида не рисковать и не связываться со всякими монстрами, однако пользы от этого было мало. Скорее всего, молодой Рубеус был еще безрассуднее, и откровенный разговор только отпугнет его, как это случилось с Рефужье. Однако если судьба Гастона мало зависела от поступков Гарри, то Хагрида он был твердо намерен спасти от Тома Риддла. Хагрид мог бы окончить Хогвартс, и кто знает, как в этом случае сложится его судьба? Он мог бы стать другим. В этот момент Гарри споткнулся об очередную ступеньку. Шедшие за ним студенты прыснули и обогнули неуклюжего беженца. Гарри вдруг осознал, что если сейчас он изменит настоящее, и Хагрид не пострадает, то вполне возможно, он никогда не станет тем Хагридом — огромным благодушным великаном-лесничим, которого Гарри всегда знал. От мысли, что он может никогда больше не увидеть того Хагрида, у него болезненно сжалось сердце. Путь на Трансфигурацию прошел в напряженных раздумьях: тогда, на вокзале Кинг-кросс, ему казалось, что он знает, на что идет. Он расставался со своими друзьями, чтобы спасти их, но здесь и сейчас, встретившись с ними, понял, что может полностью изменить не только их жизни, но даже их самих. — Так будет лучше, — упрямо сказал он, ставя точку в споре с самим собой. Хагрид останется добродушным здоровяком с огромным сердцем, но при этом сохранит возможность полноценно колдовать. Но как это сделать — вот вопрос. А что, если он предупредит Дамблдора о том, что один из его студентов держит в качестве домашнего питомца опасное существо? Гриффиндорский декан должен сразу понять намек… Разлука с Арагогом, конечно, ранит сердце великана, но зато Риддл не сможет подставить его, заявив, что акромантул повинен в смерти Миртл. А еще в Запретном лесу станет на целый выводок меньше кровожадных чудовищ. С этими мыслями Гарри подошел к кабинету Трансфигурации, где давно уже шло занятие. — Простите за опоздание, сэр, я могу войти? Кажется, к нему повернулся весь класс. Дамблдор буквально пронзил его взглядом, но ответил без всякой заминки, спокойным и дружелюбным тоном: — Конечно, мистер Певерелл, мадам Лепре предупредила меня о том, что вы задержитесь. Гарри занял свое место за Блэком и Лестрейнджем. По классу пробежался гул шепотков. Альфард, тут же обернувшись, справился о его здоровье, Гарри ответил, что все в порядке. Том и Абрахас коротко кивнули ему с первой парты. Реджинальд, сидевший прямо перед ним, словно застыл, Гарри показалось, что спина однокурсника буквально окаменела. Вместе с тем, Лестрейндж по-прежнему сидел с Блэком, и внешне ничего не изменилось. — Итак, мы с вами повторили основные принципы трансфигурации, которые обязательно вам попадутся в одном из билетов СОВ, — привлек его внимание профессор Дамблдор, указывая палочкой на доску, на которой светились пять базовых правил. — И перед тем, как мы прервались, я задал вопрос, какой из принципов вы считаете основным и почему? — профессор оглядел притихшую аудиторию. В воздух тут же взметнулась рука. — Да, мистер Риддл, — обернулся преподаватель к слизеринцу, — поделитесь с нами своими мыслями. — Я бы назвал первый и третий пункты, сэр, — уверенно произнес тот. — Я в этом и не сомневался, Том, — на лице Риддла промелькнула несколько самодовольная улыбка. — Почему же вы считаете их главными? — Дамблдор любил выводить студентов на длинные разговоры, и Гарри все время казалось, что рыжий профессор вот-вот предложит собеседнику лимонную дольку. Хмыкнув про себя, Гарри поднял взгляд на доску и нашел в списке пункты, выбранные Риддлом: „Определись с исходным объектом волшебства“ и „Полностью контролируй процесс заклинания“. — Я считаю, что добиться достойного результата можно, лишь точно определившись с целью и идеально исполнив заклинание, — четкий и уверенный голос слизеринца разрезал воздух. — А если что-то в процессе колдовства пойдет не так, мистер Риддл, и вы утратите над ним контроль? — с любопытством поинтересовался профессор Дамблдор. — Что-то может пойти не так, только если отвлекаться по разным пустякам, сэр, — с иронией парировал Риддл. — Такая сосредоточенность не каждому дана, Том, — заметил профессор. — К тому же, есть вещи, неподконтрольные даже самым могущественным волшебникам. — Например, сэр? — Болезни, вмешательство других людей и посторонних сил… — Несущественно, — отчеканил Риддл. — Есть одна весьма бесцеремонная леди, которая часто вмешивается в дела людей, и от нее вы так легко не отмахнетесь, — Дамблдор выдержал паузу: — Люди зовут ее Смертью. — Знакомство с ней не входит в мои ближайшие планы, сэр, — ответил Риддл прежним ироничным тоном, однако Гарри, прислушавшийся к разговору, внимательнее, чем любой в этой аудитории, уловил некоторую заминку в ответе слизеринца. Гарри прекрасно помнил, что Волдеморт боялся смерти. Интересно, Дамблдор уже нащупал самый большой страх Риддла, или упоминание смерти было случайностью? Хотя, когда Дамблдор делал что-то случайно?— спросил себя Гарри. — Молодые люди не склонны думать о визитах этой особы, — с улыбкой кивнул профессор. — Хотя нет гарантии, что она не строит на наш счет коварных планов… Но что-то мы далековато ушли от основной нашей темы. Возможно, кто-то хочет подискутировать с мистером Риддлом о базовых принципах трансфигурации? Гарри уже видел такое: с Риддлом никто спорить не хотел, видимо, к пятому курсу дураков ни на одном из факультетов не осталось. В результате Риддл „дискутировал“ с преподавателями — если можно так назвать получение очередных баллов в копилку факультета. Риддл знал чудовищно много, причем сверх программы. И если в Гермионе Гарри это уважал, то в Риддле это порой пугало. — А между тем, если вам интересно, я придерживаюсь иной точки зрения относительно основного принципа, — заметил Дамблдор, возвращая интригу в разговор. — И один из моих хороших знакомых, мистер Николас Фламель, в разговоре на эту же тему поддержал меня. Хаффлпаффцы принялись выкрикивать различные варианты, но видно было, что отвечают они наугад, пытаясь наткнуться на верный ответ. Слизеринцы хранили молчание, и Гарри прекрасно понимал, что таким образом они, в пику Дамблдору, поддерживали ответ Риддла.  — Никаких соображений? — Дамблдор обернулся к слизеринской половине, продолжавшей молчать. — А спросите у Певерелла, — выкрикнул кто-то из хаффлпаффцев, и Гарри во второй раз почувствовал на себе множество взглядов. Риддл, развернувшись, пробежал глазами по рядам хаффлпаффцев и тоже уставился на Гарри. Разумнее всего было бы поддержать Риддла. Еще в лазарете Гарри решил, что ему следует усыпить подозрительность слизеринца, чтобы незаметно запечатать Тайную комнату и спокойно разобраться со странным наследием смерти. Но под тяжелым взглядом Риддла слова словно не шли с языка. Гарри отвернулся к доске и зацепился за самый последний пункт: „Помни, зачем ты начал трансфигурировать“. — Шестой, сэр, — он не сразу понял, что произнес это вслух. — Это дополнительный пункт, по сути, повторяющий первый, — тут же возразил Риддл, опережая Дамблдора. Гарри пожал плечами. — Профессор попросил угадать, какой пункт они вместе с мистером Фламелем считают главным, — Гарри встретился взглядом с Риддлом, а потом посмотрел в смеющиеся голубые глаза за очками-половинками. — Я думаю, вы бы посоветовали никогда не забывать, зачем ты начал изменения, сэр. Дамблдор некоторое время молчал под пытливыми взглядами Риддла и остальных студентов, а затем уточнил: — Почему вы так считаете, мистер Певерелл? — Все вновь уставились на Гарри. — Можно забыть о конечной цели, увлечься несущественными деталями и в результате получить не то, к чему ты стремился изначально, — ответил он. — А это может быть опаснее, чем просто провалить заклинание. — Мистер Фламель как-то сказал мне, что достигнув бессмертия, очень легко забыть, почему ты к нему стремился, и величайшее искусство — сохранить ощущение радости жизни, получив ее в неограниченное пользование, — промолвил Дамблдор. — На мой взгляд, прекрасные слова. Рука Риддла взметнулась в воздух, подобно змее. — Боюсь не согласиться с данным утверждением, сэр, — холодно промолвил Риддл. — Забывшие о цели просто не смогут ее достигнуть. Высокая цель порождает желание и силы двигаться к результату, она вдохновляет на поиск новых путей… Бессмертие, на мой взгляд, есть величие, достигнув его, ты сможешь довести любое дело до конца, не боясь визита упомянутой вами особы, — несмотря на ровный тон, напряжение в голосе Риддла было смертельным. Улыбка пропала с лица Дамблдора: — Достойные слова, мистер Риддл, но нет ли в ваших рассуждениях мысли, что жизнь — лишь ресурс? Неужели сама по себе она ничего не стоит в ваших глазах? — Жизнь без высокой цели пуста, сэр, — уверенно промолвил Риддл. Дамблдор некоторое время неотрывно смотрел в лицо Риддлу, и Гарри почти заподозрил его в применении легилименции. Однако во время урока это было бы чистейшим безумием. — Позволю себе с вами не согласиться, мистер Риддл, — наконец, спокойно промолвил гриффиндорский декан. — Однако не будем утомлять класс философскими спорами, мы всегда можем продолжить нашу дискуссию в частном порядке. Десять баллов мистеру Риддлу за очень интересные мысли и столько же мистеру Певереллу за не менее достойный ответ. Полученные баллы не принесли Гарри никакой радости, у него появилось ощущение, что они еще выйдут ему боком. Хаффлпаффцы мигом зашушукались между собой, слизеринцы обменялись многозначительными взглядами. Сам Гарри взглянул на Риддла, пытаясь определить, насколько тот разозлился из-за того, что Дамблдор в равной степени отметил их ответы, но слизеринец уже отвернулся. Остаток урока прошел спокойно. Гарри автоматически записывал материал, периодически ловя на себе любопытные взгляды однокурсников. Когда прозвенел колокол, к Гарри неожиданно подошла какая-то хаффлпаффка. — Привет, — чуть смущенно промолвила она. — Ээ… привет, — растерялся Гарри. — Я — Эрин Бакли, — представилась та. — Ты мне как-то помог на травологии у Бири, — Гарри напряг память, но не припомнил такого, наверно, он сделал это машинально. — Эм, хорошо, — неловко промолвил он, не зная, что еще добавить. Его слизеринские друзья уже собрали свои вещи и теперь воззрились на них двоих. Гарри не знал, как отреагировать на сложившуюся ситуацию. Ему на помощь пришел Блэк. „Мы будем в коридоре“, — одними губами промолвил Альфард и, хитро подмигнув Гарри, подтолкнул Лестрейнджа в сторону выхода. Риддл бросил мрачный взгляд на хаффлпаффку и направился к выходу вместе с Малфоем. — Я хотела сказать, что рада, что с тобой все в порядке, — тем временем улыбнулась Эрин. — Спасибо, — кивнул Гарри, поправив ремень сумки на плече. — Ты очень здорово сражался во вторник, — добавила стоявшая рядом с Эрин подруга. — Это было невероятно! .. Кажется, Гарри начинал понимать, к чему все это… Похоже, после его успеха в Дуэльном Клубе у него появились поклонники. Поклонницы — поправил себя Гарри, глядя на девушек перед собой. Очередной фан-клуб — не хватало только вспышек колдокамеры… Мысль резко оборвалась в голове — Гарри вспомнил, как Оливер Вуд вносил тело Колина Криви в Большой Зал во время Битвы за Хогвартс, и улыбка умерла у него на губах. — Спасибо, — повторил Гарри ровным тоном, после чего бросил взгляд на дверь аудитории. — О, пора на обед, — спохватились девушки, — не будем тебя задерживать! — Все в порядке… — коротко кивнул им Гарри. — Удачи вам. — Спасибо! — просияли девушки. — Доброго дня, Гарри. — И вам, — просто ответил он. — Спасибо за беспокойство. Девушки, хихикая и тихонько переговариваясь между собой, направились к выходу. Гарри с облегчением вздохнул. Искусство светской беседы определенно не давалось ему, а уж о чем говорить с девушками, он вообще себе не представлял. Выйдя в коридор, он обнаружил там Риддла, Блэка и Малфоя. Лестрейнджа и след простыл — видимо, идти вместе с Гарри на обед он не захотел. — Не то чтобы я осуждаю, Гарри, — промолвил Блэк, завидев его, — начало положено, и это лучше, чем ничего, но над твоим вкусом предстоит как следует поработать, — он поморщился, направляясь в сторону лестницы. — О чем ты? — Гарри подозревал, куда клонит Блэк, но на всякий случай решил уточнить. — О тех леди, — кивнул Альфард в сторону ушедших хаффлпаффок. — Эта Бакли из Ирландии, упаси Салазар, и ее родители — магглы. У нее жуткие манеры, я бы ни за какие галеоны не запал на такую. — Она подошла сама, — попытался отбиться Гарри. — О чем и речь, — неодобрительно бросил Абрахас. — Ты видел, чтобы кто-нибудь из наших девушек подходил к молодым людям? — он явно имел в виду слизеринок. Гарри уже осознал, что правила поведения для леди были очень строги в этом времени. Однако ему казалось глупым осуждать девушку за подобную мелочь. — Нет, — коротко ответил он на вопрос Малфоя. — Но она просто справлялась о моем здоровье. — Как, кстати, ты себя чувствуешь? — задал вопрос молчавший до сих пор Риддл, и в его голосе Гарри почувствовал новые оттенки — холод и сдержанность. Неужели Риддл все же злился из-за произошедшего на трансфигурации? — Спасибо, все хорошо, — промолвил Гарри, скрестив с ним взгляд. — Мадам Лепре попросила меня приглядеть за тобой, она переживает из-за магического истощения, — сообщил ему Риддл. — Оно прошло, — пожал плечами Гарри, и в следующий момент испытующий взгляд Риддла потемнел. — Правда? — негромко перепросил он, и Гарри прикусил язык. — Ну, слабости я сейчас не чувствую, — непринужденным тоном ответил он, вспомнив о том, что, по идее, должен еще неделю восстанавливаться. — Не люблю болеть. — А ты часто страдал от магического истощения раньше? — поинтересовался Риддл. — В первый раз, — честно ответил Гарри. — Твое состояние неудивительно, учитывая сотворенного тобой Патронуса, — промолвил Риддл и тут же спросил: — Ты расскажешь, как научился ему? — Мм… — Гарри быстро соображал, что можно рассказать Риддлу, — друг моего отца научил меня. — Зачем? — Мне было интересно, — рассказывать о столкновениях со стражами Азкабана точно не стоило. — О, Мерлин, что может быть интересного в этих уродливых созданиях? — воскликнул Блэк. Гарри не нашелся, что ответить, и просто пожал плечами. — Ты бывал на Северном море? — зашел с другой стороны Риддл. — Где вы нашли дементора для тренировок? — Мы использовали боггарта, — коротко ответил Гарри. — И я не был на побережье. В Общем Зале любопытных взглядов было еще больше. Со всех столов на Гарри пялились, о нем шушукались или даже говорили в голос. Гарри, игнорируя шумиху, направился к своему месту. А вот и первые изменения. Рядом с ним теперь сидел Эйвери. Пробежавшись взглядом по головам слизеринцев, Гарри вскоре нашел и Лестрейнджа, который молча поглощал обед в стороне от них. — Реджинальд пересел? — непринужденно поинтересовался он. По идеальным чертам Риддла пробежала легкая тень, и Гарри понял, что своим вопросом нарушил очередное негласное правило на Слизерине. Видимо, порядок за столом вслух не обсуждался. — Это было его решение, можешь поинтересоваться у него, — отозвался Риддл, делая глоток тыквенного сока. На Истории магии Гарри обнаружил очередное доказательство понижения статуса Лестрейнджа: он сидел вместе с Альфардом, хотя раньше занимал один стол с Риддлом. Гарри наблюдал. Блэк и Малфой продолжали общаться с Реджинальдом, однако было заметно, что между ними витал призрак крупной размолвки. А вот Риддл игнорировал Лестрейнджа полностью. Тот изредка кидал на Риддла взгляды, полные очень сложных и болезненных эмоций. Гарри догадывался, что Лестрейндж мечтал о прощении и готов был сделать что угодно, чтобы вернуть свое прежнее положение. Факультет незаметно обсуждал между собой происходящее и притворялся, что не замечает разыгравшейся драмы. К себе Гарри ощущал особое внимание и скоро осознал, что отношение к нему на змеином факультете изменилось к лучшему. Победа на дуэли с Лестрейнджем повысила его статус в слизеринской иерархии. Сокурсники уже не взирали на него с видом крайнего недоумения, когда видели в компании Риддла. А что еще признает Слизерин? Только чистоту крови и силу. В конце концов, во главе факультета стоял Том Риддл, всячески поощряющий древние традиции. Зато глаза самого Риддла стали холодны, фразы потеряли прежний дружественный тон, а внимание всей четверки к нему усилилось многократно. Вопросы стали прицельнее, кажется, слизеринцы решили прекратить играть в кошки-мышки. Неприязнь, и раньше проскальзывавшая во взгляде Лестрейнджа, переросла в откровенную ненависть. Гарри без труда догадался, кого Реджинальд винил в собственном провале, и ожидал скорого нападения. Однако день прошел относительно спокойно. К вечеру Гарри даже неожиданно остался в одиночестве, вернувшись в Общую гостиную без привычного сопровождения. — Привет, Гарри, если ты ищешь ребят, то они в Трофейном Зале, — видимо, у него был несколько растерянный вид, так что Забини, сидевшая на ближайшей софе в компании Елены, сразу же догадалась о его мыслях. — Что можно делать в Трофейном Зале? — недоуменно спросил Гарри. — Морально поддержать Лестрейнджа, — пожала плечами Елена. Она произнесла эту фамилию с едва заметным презрением, но Гарри уже научился обращать внимание на такие мелочи. — Ему назначили месяц отработок со школьным завхозом с сегодняшнего дня. — Тогда мне тоже нужно оказать ему моральную поддержку, — мигом сообразил Гарри. Лестрейндж отрабатывает свое взыскание в Трофейном Зале, где обычно пусто и никого нет, остальные слизеринцы направились туда же, избавившись от компании Гарри, — значит, они могут обсуждать нечто важное. — Как это … славно, — приторно улыбнулась Забини. — Ты, как-никак, виновник того, что Лестрейндж драит полы, ползая на четвереньках. До Гарри не сразу дошло, что она имела в виду. Неужели они решили, что Гарри собирается пойти позлорадствовать над поверженным врагом! Внутри него все перекрутилось от возмущения от одной только мысли. — Я думаю, что нам стоит наладить отношения, — попытался объяснить он. — После этой дуэли мы немного не ладим … — Мягко говоря, — улыбнулась Елена. — Возможно, стоит что-то сделать, чтобы сгладить напряженную атмосферу, — добавил Гарри и повернулся в сторону выхода из гостиной. — Не вздумай просить прощения, — негромко донеслось до него и, обернувшись, он кивнул Каллисто перед выходом. „И не собирался“, — подумал Гарри, быстрым шагом направляясь в Трофейный Зал. Дамблдор предупреждал его, что Лестрейндж отделается относительно легко. Хотя для избалованного сына богатых родителей физические отработки наверняка были очень унизительны. Гарри быстро добрался до нужного коридора, ведущего в Зал Славы. За широкими закрытыми дверями не было слышно ни слова. Гарри потушил несколько ближайших светильников, погружая эту часть коридора в темноту. Это должно было надежно скрыть его от чужих глаз или, по крайней мере, давало время заметить идущего сюда, и сделать вид, что он возится со светильником, или собирается войти в Трофейный Зал. Гарри как можно незаметней приоткрыл дубовую дверь Зала Славы, оставляя маленькую щель. Сквозь нее он увидел Лестрейнджа, лениво и неохотно возившего тряпкой по полу, и Блэка, разглядывающего награды у одного из стеклянных шкафов. Слышались отдаленные голоса, которые он едва разбирал — звуки терялись эхом в высоких потолках помещения и между стеклянных стеллажей. Гарри пришлось напрячь память, вспоминая заклинание близнецов Уизли, которое те использовали для подслушивания разговоров пока не изобрели свои удлинители ушей. Стоило ему произнести его, как приглушенные голоса, доносившиеся из Трофейного Зала, приобрели громкость и четкость. Слизеринцы говорили о девушках — Гарри едва не застонал от разочарования. — Я уверен, что это кто-то из наших слизеринок распускает слухи о Лукреции, — недовольно произнес Блэк. — Забини? — послышался голос Малфоя, которого не было видно. Видимо, он стоял у окна. — Нет, думаю, это Крэбб или Кэрроу, — отмахнулся Блэк. — А между тем, готов дать слово Блэка, что Лукреция невинна, как дитя. — Повезло нам с однокурсницами, да? — заметил Малфой. — Крэбб в роли старосты хороша, но только и всего, — продолжал Альфард. — Я поговорю с ней, она не имеет права говорить такое о Блэках. Наши матери — сестры, она должна проявлять уважение к нашему роду. — Натрави на нее лучше Вальпургу, — буркнул Лестрейндж. — Вальпурга на страже чистоты и непорочности Древнего и Благородного Рода Блэков! — Альфард заливисто рассмеялся. — Чистота и непорочность у вас в крови, — саркастично протянул Малфой. — Лукреция своего рода исключение, раз ведет целомудренный образ жизни и бережет себя для любимого. — Вот только выбор ее мне совсем не нравится, — ответил Блэк, потеряв интерес к наградам. — Том? — неожиданно отреагировал Лестрейндж, поднимая глаза на Альфарда. — Она влюблена в Тома? — Неа, — отмахнулся Блэк, уходя из зоны видимости туда, откуда доносился голос Малфоя. — Она слишком благосклонно принимает ухаживания этого кретина Прюэтта. Лестрейндж, явно потеряв интерес, принялся тереть пол с каким-то маниакальным усердием. — Вам играть против Равенкло в конце ноября, — произнес он, успокаивая свое смятение. — Сбросите этого Прюэтта с метлы. — Дважды, — хохотнул Блэк. — У Равенкло не команда, а жалкое подобие, — лениво отозвался Малфой. — Даже думать о них не стоит. Вот Хаффлпафф и Гриффиндор — это другое дело. — Кстати, о Хаффлпаффе, — Блэк вдруг сменил тон на деловой. — Абрахас, ты говорил о какой-то кандидатуре в Рыцари от их факультета? — Да. Игнатиус Тафт. — Это кто такой? — пренебрежительно спросил Лестрейндж. — Чистокровный, семикурсник, отлично учится, — начал перечислять Малфой, но Блэк перебил его: — Погоди, это его мать была назначена председателем Визенгамота этим летом? — Именно. — Ну, с этого и надо было начинать, — проворчал Лестрейндж. — Теперь понял, о ком речь. Лично мне он кажется слишком… правильным. — Его необязательно посвящать в некоторые аспекты нашей деятельности, — раздался негромкий голос Малфоя. — Проводить сокращенный вариант собраний специально для него? — усмехнулся Блэк. — Поначалу он может и не участвовать в собраниях, — лениво возразил Абрахас. — Тому нужен информатор на Хаффлпаффе. Возможно, позже, когда он поймет, кто мы … — Главное не спугнуть его. Дракл знает, как себя вести с этими хомяками, — откликнулся Блэк. — Для начала не называть барсуков хомяками. Важно снова не облажаться. Лично я до сих пор мозги в кучу не собрал после того грязнокровки… — Интересно? — у Гарри над ухом вдруг раздался ироничный голос Тома Риддла. Резко отскочив от двери, Гарри оказался лицом к лицу с Риддлом и машинально потянулся к палочке. В темноте тяжелый, напряженный взгляд слизеринца был каким-то особенно зловещим. — Да, — прямо ответил Гарри. Смысла притворяться не было: — Пытаешься использовать студентов других факультетов для своих целей? — Ну что ты, Гарри, — тонко улыбнулся Риддл. — У меня просто много друзей. — И ты используешь своих старых друзей, чтобы они приводили к тебе новых? — Гарри не скрывал сарказма. — Не думаю, что ты понял меня правильно, — холодно ответил Риддл, заметно меняясь в лице. — Гарри, советую тебе оставить эту тему, в последнее время ты влезаешь в дела, которые тебя не касаются, — видимо, Гарри и вправду переступил какую-то черту: в тоне Риддла впервые проскользнули властные, чуть шипящие ноты. Справа от них распахнулась дверь Трофейного Зала, и в проеме показались взволнованные лица троих слизеринцев, привлеченных шумом. — Том, — начал Лестрейндж, но Малфой шикнул на него, заставляя замолчать. — Это угроза, Риддл? — напряженно спросил Гарри. — Это настойчивый совет, — с Риддла окончательно слетело показное дружелюбие, явив истинную опасную сущность. — С твоим статусом крови тебе не стоит ссориться со мной. Факультет никогда тебя не примет. — Не тебе это решать, — ответил Гарри, взбешенный таким самоуверенным тоном. — Не тебе судить о моих возможностях, — в голосе Риддла появилось предупреждение. — Так и ты не суди о моих, — Гарри не собирался пятиться в страхе, несмотря на угрожающие волны магии, исходившие от Риддла. Ситуация вышла из-под контроля, но сейчас Гарри внезапно ощутил какое-то облегчение и даже восторг от того, что можно, наконец, перестать притворяться. — Гарри, тебе стоит послушать Тома… — неуверенно начал Блэк. — Я сам разберусь с ним, Альфард, — не глядя на Блэка, отчеканил Риддл, и тот немедленно замолчал. — Ты не представляешь, что тебя ожидает, Гарри. Недовольство факультета покажется тебе ерундой по сравнению с теми неприятностями, которые тебя ждут, если ты не осознаешь, что ты здесь никто без моей поддержки. — Я не боюсь ни тебя, ни твоего недовольства, Риддл, — выплюнул Гарри. — Неужели? Гарри мгновенно оценил свое положение — темный, пустынный коридор и четверо потенциальных противников, один из которых — сам Риддл. Гарри не льстил себе: дойди дело до драки, у него, ослабленного недавним истощением, вряд ли были бы шансы. Однако идти на попятный уже было поздно. Гарри скользнул взглядом по ладони Риддла, в которой мелькнула волшебная палочка, и приготовился защищаться и контратаковать. Между ними повисло хрупкое мгновение тишины… которую разбили шаркающие шаги в конце коридора. К ним приближался старый завхоз. Гарри ощутил, как слизеринцы мигом преобразились, и напряжение, которое мгновением раньше можно было резать ножом, теперь стало подспудным. Малфой поспешил зажечь светильники, вновь освещая каменные стены. Риддл молча отступил к стене, палочка исчезла в рукаве его мантии. — Лестрейндж, — гаркнул завхоз, — что, уже закончил свою работу? — Подойдя ближе, он оглядел всю компанию: — А вы чего все столпились вокруг него? — Я закончил, — презрительным тоном ответил Реджинальд, не проявляя к завхозу ни грамма уважения. — Ребята проходили мимо… теперь мы можем идти в свою гостиную? В его голосе едва заметно проскользнули вопросительные интонации. Всем своим видом Лестрейндж показывал превосходство над персоналом Хогвартса, однако, по иронии, прежде чем уйти, он вынужден был сначала спросить дозволения у жалкого завхоза. — Если закончил, то ступай, — ворчливо отозвался старик, бросив очередной подозрительный взгляд на собравшуюся толпу. — Придешь ко мне завтра в это же время. Он прошаркал мимо них и направился в Трофейный Зал, по всей видимости, проверять выполненную работу Лестрейнджа. — Идемте, — негромко приказал Риддл своим Пожирателям. — Будь осторожен, Певерелл. Без друзей на факультете ты превратишься в главную мишень. Риддл развернулся и направился прочь. Малфой окинул Гарри свойственным ему задумчивым взглядом, Блэк отвел глаза, а Лестрейндж не смог сдержать улыбки, полной злорадства и триумфа. Все четверо вскоре исчезли из виду, однако напряжение и предчувствие опасности по-прежнему жгли Гарри изнутри. Он прекрасно понял, что означали слова Риддла и взгляды его Пожирателей… Теперь, когда маски вежливости и дружелюбия сброшены, ничто не удержит Риддла от прямого нападения. Не на глазах у всей школы, конечно, но в любой другой момент. Сигнальные чары мадам Лепре оказались весьма кстати — они давали ему защиту на какое-то время. Без них возвращение в их общую спальню становилось весьма рискованным предприятием. Гарри вздохнул. Кажется, его ожидали непростые времена. *** По мнению Альфарда, для первого похода в Хогсмид погода выдалась идеальная. День был прохладным, но не настолько, чтобы кутаться в шерстяную мантию. Однако воздух был достаточно свеж, чтобы можно было накинуть на шею новенький шарф из отборной шерсти ангорского книззла, не выглядя при этом глупо. Студенты небольшими группами растянулись по всей дороге, что вела в деревню. А прямо перед их компанией шла парочка девушек из Хаффлпаффа, и одна из них явно перестаралась с чарами, пытаясь укоротить юбку перед предстоящим свиданием. — Салазар, благослови этот ветер, — восторженно воскликнул Альфард, когда порыв ветра приоткрыл его взору резинки, поддерживающие чулки Азалии Квинси. — Салазар благословит тот день, когда ты, наконец, повзрослеешь, — ответил ему Абрахас.  — Абрахас, но я уже! В полном расцвете сил, и готов помочь тебе повзрослеть вместе со мной, — произнес Альфард, беря Абрахаса под ручку, словно они парочка. — Если ты понимаешь, о чем я. — Альфард, — спокойно произнес Абрахас, не обращая внимания на смешки Эйвери, — пока не сбавишь нагрузку на тренировках, даже не разговаривай со мной. — Мы тренируемся всего пару недель, а ты уже жалуешься, — посетовал Альфард, приобняв Абрахаса, после того как тот выдернул руку из захвата. — Я не жалуюсь, я предупреждаю тебя: ты нас загоняешь через пару месяцев. — Что поделать, — пожал плечами Блэк и картинно уставился в небо. — Я заключил пари, и теперь нам нельзя проигрывать. — Делать ставки на свою команду, — покачал головой Аугустус. — Блэк, как ты вообще умудрился получить капитанскую повязку? — Я посмотрю, как ты запоешь, когда мы в конце года будем пропивать мой выигрыш прямо из кубка, — отмахнулся Альфард. — Сколько ты поставил у букмекера? — чуть тише спросил Эйвери, исподтишка следя за юбкой Квинси. — Восемьдесят галлеонов на победу Слизерина по очкам и при условии поимки снитча, — беззаботно ответил Альфард. Абрахас и Аугустус тихо присвистнули от удивления, а молчавший всю дорогу и, казалось, погруженный в свои мысли Том бросил на Альфарда нечитаемый взгляд. — Боюсь даже спрашивать, где ты взял такие деньги, — Абрахас был так поражен, что даже не обратил внимания на то, что шарф Блэка щекочет ему нос, хотя все утро жаловался на аллергию на шерсть. — Это взятка от дедушки Арктура, — пояснил Альфард. — Он настолько увлекся огденвиски и путанами, что проворонил момент, когда его любимая дочь Седрелла вышла замуж за Уизли. С тех пор семья его, мягко говоря, недолюбливает. — Он надеется, что ты поможешь ему помириться с родней? — скептически спросил Абрахас. — Я велел домовому эльфу стащить у матери приглашение на рождественский семейный ужин и отправил дедушке от ее имени, — пожал плечами Альфард. — Зачем ты ставил на ловца? — резко прозвучал вопрос Тома. Малфой и Эйвери тут же оборвали беззаботный смех. — Так уверен в Певерелле? Улыбка померкла на лице Блэка, а внутри пробежал уже знакомый холодок. Позавчера Том отказал Певереллу в обществе, и для беженца это означало самую настоящую социальную смерть. Это стало сигналом для слизеринцев к началу травли, а для Рыцарей Певерелл превратился в главную цель. — Том, я видел, как летает этот парень, — ответил он как можно спокойней, стараясь остаться в рамках разговора о квиддиче. Глупо было надеяться, что Том купится на это. — Что, как ты думаешь, для Певерелла важнее: честь факультета, на котором он новичок и изгой, или возможность насолить тебе за то, что сначала ты был ему другом, а потом бросил в угоду нашим интересам? — хуже самого вопроса было только выражение лица Тома. — Он не такой… — Альфард, по-моему, мы уже говорили о твоей привязанности, — негромко перебил его Том. — Не хочешь составить ему компанию, раз тебе так понравилось с ним дружить? — Нет, Том, конечно, нет, — замотал головой Блэк. При всей своей симпатии к Певереллу, Альфард никогда бы не пошел против Тома — это было чистейшей воды самоубийством. Уже сейчас с беженцем почти никто не общался, а совсем скоро слизеринцы поймут, что им разрешено зайти очень далеко в своей неприязни к новенькому. Просто потому что теперь Том позволит им это. Альфард верил в Гарри как в ловца, но не поставил бы ни кната на то, что без поддержки Тома тот займет высокое положение на Слизерине. Достаточно посмотреть на Реджи, а ведь тот с самого начала учился с ними и, в конце концов, был Лестрейнджем, а не неизвестным беженцем-полукровкой. Реджи было искренне жаль, а о своем сочувствии к Певереллу Альфард старался забыть вообще. — Кстати, а где он? — спросил Эйвери. — Певерелл? Один из первых отправился в Хогсмид, улетел вперед всех, — сообщил Абрахас. — Так не терпелось сменить обстановку? — хмыкнул Аугустус. — Надо его найти и проследить, — ответил Альфард, ловя взгляд Тома и безошибочно угадывая его мысли. После того очень нервного разговора возле Зала Славы, Том приказал всем глаз не спускать с беженца. — Уже, — отозвался Абрахас. — Реджинальд вызвался приглядеть за ним. Альфард кинул быстрый взгляд на Тома — в его присутствии они старались лишний раз не упоминать о Реджи. Лицо Тома осталось непроницаемым, но Альфард достаточно хорошо знал его и мысленно попросил Салазара, чтобы Реджи вернулся с новостями. Пока что Эйвери уверенно чувствовал себя в новом качестве, но зная упрямство и удачливость их старого друга, Альфард поставил бы на то, что Аугустусу в скором времени придется как минимум потесниться. В Хогсмиде они разделились: Том с Эйвери отправились в лавку старьевщика, у которого, если хорошо покопаться, всегда можно было найти что-то интересное по сходной цене, а Альфард и Абрахас получили задание обойти магазины в центре и выведать, не появлялся ли там Певерелл. Учитывая то, что остальные Вальпургиевы Рыцари обязательно прошерстят все лавки на отшибе деревни, где из-под прилавка продавался нелегальный товар, туда идти нужды не было. Неспешно обходя все нужные магазины и наслаждаясь прекрасным выходным днём на свежем воздухе, Альфард и Абрахас внимательно высматривали лохматую макушку своего невезучего однокурсника. Который, к слову, как будто провалился под землю. Закупив перья, пергаменты и чернила на всех четверых, они вынуждены были разделиться — Альфарду нужно было заказать столик в Трех Метлах, а на долю Абрахаса выпало проверить популярное с прошлого года кафе молоденькой Мадам Падиффут, где собирались все влюбленные парочки. — Готов поставить десять галлеонов, что Певерелла там нет, — хмуро сказал Абрахас. — Ничего не знаю, — ухмыльнулся Блэк, засунув руки в карманы и раскачиваясь на пятках. — Жребий указал на тебя, так что иди и проверь этот слащавый кабак. — Как будто я не знаю, как ты тянешь жребий, — фыркнул Абрахас и, отвернувшись, зашагал прочь. — Не смей обвинять меня в жульничестве, дорогой Абрасакс! — крикнул ему вслед Альфард, нарочно привлекая всеобщее внимание. — Альдебаран, — бросил, не оборачиваясь, его друг. Альфард, весьма довольный собой, направился к Трем Метлам, легко маневрируя между небольшими группами студентов. Зайдя внутрь, он направился прямиком к бармену, чтобы договориться об обеде. Сегодня была его очередь заказывать и платить. Как только Том начал ходить вместе с ними в Хогсмид, Альфард, Реджи и Абрахас стали всё покупать сразу на четверых, будь то сладости в Сладком Королевстве, безделушки из Зонко или обед в Трех Метлах. Никому из них, в отличие от Тома, не составляло проблемы промотать пару галлеонов за один выходной. Напротив, у них даже было своего рода соревнование, кто заплатит первым. Самое интересное, что это сразу стало настолько само собой разумеющимся, что никто никогда не поднимал эту тему в разговоре. Говорить о материальном положении Тома казалось немыслимым. Альфард даже не назвал бы это каким-то правилом, это была их личная традиция, проявление истинной слизеринской тактичности, дружбы и доверия. Он искренне надеялся, что Эйвери, занявший место Реджи в их группе, сегодня не подведет. Абрахас должен был вот-вот вернуться, ему нужно было всего-то заглянуть в ту ужасную таверну, а не пробовать популярные с прошлого сезона розовые пирожные ее хозяйки. Том и Аугустус тоже могли подойти в любой момент. Однако Альфард совершенно не переносил одиночество, поэтому, договорившись об обеде с владельцем Трех Метел, оглянулся, высматривая знакомых. Заприметив за столиком у окна Каллисто и Елену, он, расплывшись в улыбке, направился к ним. — Леди, доброе утро, — пафосно произнес Альфард. — Блэк, — почти синхронно кивнули они. — Я жду своих друзей, — поспешил добавить Альфард, перехватив тревожный взгляд Каллисто на свободный стул за их столиком. Впрочем, это не помешало ему занять его. — А пока решил поинтересоваться, как ваши дела? — Спасибо, мы в порядке, — вежливо улыбаясь, ответила Елена. Альфард стянул тонкие кожаные перчатки и с отрепетированной небрежностью бросил их на стол. Шарф он решил оставить. Елена ему нравилась — она обладала очень приятной внешностью и в довесок ровным, покладистым нравом. Но Альфард знал, что Елена не для него: ему бы было невыносимо скучно с такой девушкой, как она. Другое дело ее лучшая подруга — Каллисто была полной противоположностью с ее взрывным характером и притягивающей взгляды яркой красотой. Альфард редко терпел неудачи на любовном фронте, поэтому свою оплошность с Каллисто вспоминать не любил, как и отказ Глэдис Эпплби — блистательной охотницы Холихедских гарпий. — Как учеба? Какие новости? — спросил Альфард, а затем, вспомнив кое о чем, добавил: — Кстати, а где ваш друг, почему вы вдвоем? — Сдается мне, что тебя ни капли не интересуют наши дела, — нахмурилась Каллисто. — Ты просто хочешь посплетничать о Певерелле. — Вы единственные на факультете, кто поддерживает с ним контакты, — бросив притворяться, заметил Альфард. — Вы его не видели? Елена просто отрицательно покачала головой, а Каллисто с деланным равнодушием произнесла: — Певерелл нам не друг. Альфард лишь махнул рукой на очевидную ложь. Он понятия не имел, зачем это нужно девушкам — на факультете никто особо в их дела не лез. Тома, кажется, вообще не интересовало, чем они там занимаются, лишь бы не порочили честь факультета. В общем-то, женская половина Слизерина никогда и не стремилась к власти. Упаси Салазар! Слизеринцы же не какие-то гриффиндорцы с их „прогрессивными взглядами“ и всплывающими в последнее время возмутительными темами о равноправии полов. Альфарда передернуло, когда он вспомнил МакГонагалл, играющую в квиддичной команде красно-золотых. Так попирать древние традиции! Диггори — полный осел. Конечно, на Равенкло тоже летала девушка — Элизабет Маршман — на позиции охотника, но та девица была студенткой по обмену из Салемской Академии, а что ни говори, даже гриффиндорцы лучше американцев. — Да ладно вам, все знают, что вы с ним милы, — протянул Альфард и, игриво подмигнув, добавил: — Так что вы в нем нашли? Елена смутилась, а Каллисто насмешливо улыбнулась. Было видно, что обе не намерены отвечать. — О, Салазар! — не выдержал Альфард. Он полгода строил хитрые планы по завоеванию Забини, а та его в ответ прокляла. Певерелл же был здесь без году неделя и при этом вчера Альфард видел, как он о чем-то шушукался с девушками за ужином! — Он даже не ведет себя с вами, как джентльмен, — добавил вслух он. — Блэк, что ты имеешь в виду? — возмутилась Елена, и на ее щеках выступил румянец. — Уж не то, что вы подумали, — закатил глаза Альфард. — Он ведет себя как … как не с девушками. — Возможно, нам это нравится, — хитро улыбнулась Каллисто. — Что?! — Певерелл относится к нам не как к девушкам, которым он хочет залезть под юбку, а как к равным себе личностям, тупица! Альфард замолк. Почему-то сразу вспомнились слова Тома о том, что новенькому самое место в Гриффиндоре. Том никогда не ошибался. Но, отбросив мысли о грубом промахе Шляпы, Альфард попробовал думать в ином направлении: обе девушки были настоящими красавицами, как Певерелл мог не реагировать на них? Он должен был видеть это, ведь сам с его внешностью он мог рассчитывать разве что на всяких Эрин Бакли. — Он некрасив, — озвучил Альфард последнюю мысль. — Вечно лохматый … эти очки. А рост? В нем хотя бы есть шесть футов? — В классическом понимании, может, и не красив, — пожала плечами Каллисто. — Но он определенно симпатичен. Альфард посмотрел на нее так, будто она несла несусветную чушь. — А его харизма, — неожиданно хихикнула Елена. Альфард хотел было возразить, но с удивлением понял, что в словах девушек была доля правды. Певерелл обладал каким-то особым обаянием, привлекая людей и заставляя их тянуться к себе… Как и Том — только ощущалось все это абсолютно иначе. — А его глаза? — заметила Каллисто. — Я ни у кого не видела такого потрясающего и редкого оттенка изумруда. — Фу, это так банально! — возмутился Альфард. — Просто по цвету они вылитый слизеринский герб. — А какой у него серьезный, проницательный взгляд, — игнорируя его возражения, картинно вздохнула Забини. — Могу себе представить, как он будет смотреть на объект своей привязанности. — Пожалуй, хватит с меня на сегодня, — Альфард, схватив перчатки, поспешил встать, стараясь не обращать внимания на смех Елены и Каллисто. Они издевались, право. — Доброго дня, девушки. К счастью, прозвенел колокольчик, оповещая о приходе новых посетителей и, тем самым, о спасении Альфарда. Это оказались Том и Аугустус, за ними следовал Абрахас, видимо, нагнавший их у входа. Хмурый вид последнего не мог оставить Альфарда равнодушным, развеяв недавнее раздражение: — Абрахас, как тебе понравилось заведение мадам Падиффут? — первым делом спросил он, когда все расселись за столом. — Наткнулся на Пирси, — хмуро ответил тот. — Какие-то проблемы? — заинтересовался Эйвери. — Нет. Просто капитан летающих барсуков слишком высокого мнения о себе и своей команде. — Это не проблема, — поспешил успокоить друга Альфард, подвигаясь ближе на скамье и хлопая того по плечу. — Мы будем его проблемой, — прошипел Абрахас. Видимо, Пирси не на шутку зацепил его — Альфарду даже стало интересно, что именно он сказал. — Не смей уменьшать количество тренировок, мы должны разнести Хаффлпафф в щепки! И, Салазар, сними ты, наконец, этот шарф, я уже весь чешусь! — Я скажу Паркинсону и Гойлу, что это наш новый клиент, — хмыкнул Аугустус, но вдруг осекся, когда увидел, каким взглядом на них смотрит Том. Все сразу поспешили закрыть тему квиддича. — Вам что-то удалось узнать о Певерелле? — спросил Том после короткой паузы. — Я видел его, — возле их стола внезапно материализовался Реджи. Альфард даже подскочил на месте от неожиданности. — Где? — тут же спросил Абрахас.  — На окраине. Он… аппарировал, — говоря это, Реджи не сводил глаз с Тома. Но тот продолжал смотреть на Абрахаса и Альфарда, словно не замечая его. — Аппарировал, — тупо повторил Аугустус. — Ты же не думаешь, что военный беженец, который скрывался целый год, не освоит элементарной аппарации? — раздраженно бросил Абрахас. — Это понятно, — ответил Альфард вместо Аугустуса. — Вопрос: куда он мог направиться? — Действительно, интересный вопрос, — едва слышно произнес Том, и, обернувшись, Альфард успел заметить огонек азарта в его задумчивом взгляде. * * * Гарри отправился в Хогсмид в одиночестве и был этому очень рад. Он мог спокойно аппарировать в Лондон и провести весь день без навязчивой компании. Некоторые студенты, увидев новенького в одиночестве, делали удивленные глаза — похоже, до них еще не дошли главные новости Змеиного факультета. На следующее утро после стычки с Риддлом Гарри обнаружил, что его место за слизеринским столом, напротив самого Тома, занято. Причем, студенты сидели так, словно никакого Певерелла тут и не бывало. Гарри отлично понял намек и, ничуть не расстроившись, направился дальше вдоль стола искать себе место. Множество глаз следили за ним, но Гарри ощущал только пристальный взгляд Риддла, который жег его спину между лопаток. Вскоре Гарри разместился рядом с женской половиной, не ощущая никакого дискомфорта от того, что сидит рядом с девчонками. Он спокойно поздоровался со всеми и принялся за завтрак. Конечно, он чувствовал на себе тяжесть взглядов, но Гарри Поттер был не из тех, кого можно было смутить пристальным вниманием всего Хогвартса. — Помнится, вчера кто-то обещал сгладить атмосферу, — усмехнулась сидящая по левую руку от него Каллисто Забини. — Немного не сошелся во мнениях с однокурсниками, — пожал плечами Гарри. Вчера он уже решил, что похолодание в отношениях со слизеринцами использует с умом, и не видел причины расстраиваться. Сейчас он раздумывал, как предупредить Тафта, чтобы тот держался подальше от Риддла. Не подходить же к парню напрямую с рассказом о запрещенной деятельности молодых Пожирателей? — Я говорила тебе, что Тому опасно переходить дорогу, — еще тише произнесла Каллисто, так, что только Гарри услышал ее слова. — О, я прекрасно это понял, — невесело усмехнулся он. Прямо напротив сидела Кэрроу и откровенно пялилась на него, сощурив глаза. Взгляд сокурсницы выражал лишь презрение и злорадство, отражая настроение всего факультета. — Что, Певерелл, поставили тебя на место? — спросила эта гарпия, заметив, что он, наконец, обратил на нее внимание. — Это место мне нравится гораздо больше, спасибо, — честно ответил ей Гарри, отчего та покраснела от злости. — Не люблю сидеть спиной ко всему Большому залу. — Полукровка, видимо, еще до конца не понял, во что вляпался, — пояснила Крэбб своей подруге. Гарри не счел нужным отвечать на грубые подначки. Вся ситуация была настолько абсурдна, что даже немного забавляла его. На уроках вдруг оказалось, что практически всем слизеринцам противно с ним общаться и сидеть за одной партой. В ответ на это Гарри спокойно отправился на смешанную с другим факультетом половину. Он легко переносил начавшуюся травлю, но его все-таки поражало, как один человек может вертеть целым факультетом. Оказывается, то, что Гарри общался с Риддлом, держало рот на замке всем чистокровным. Однако открыто выступать никто пока не решался, и Гарри подумал, что не победи он Лестрейнджа на дуэли, ему бы пришлось туго. Его соседи по спальне, естественно, не общались с ним, словно и не было целого месяца тесной дружбы. Альфард и Абрахас разговаривали с ним только на поле и то — не более необходимого. Гарри удивился, что он вообще остался в квиддичной команде. Если честно, он ожидал „позорного“ изгнания. Видимо, по извращенной слизеринской логике, пусть он и стал изгоем, использовать его знания и таланты Слизерин имел полное право. Но это не мешало загонщикам оттачивать свои навыки именно на нем, и если бы не мастерство Гарри, то после тренировки ему бы пришлось опять наведаться к мадам Лепре. Из всей квиддичной команды к нему совершенно нейтрально относился только молодой Орион. С ним у Гарри с самого начала сложились неплохие отношения — молодой Блэк неожиданно запомнил, как Гарри болел за него на отборочных, и сам восхищался выступлением новенького в тот день. Род Блэков, которому через каких-то полвека предстояло полностью угаснуть, в этом времени обладал значительным влиянием и находился в расцвете сил, и именно поэтому его представители могли позволить себе то, что другим не сошло бы с рук. Но Альфард слишком долго находился рядом с Томом, чтобы располагать такой же свободой и независимостью мнений, как его младший кузен. Гарри даже не обижался на него: в конце концов, он никогда не воспринимал всерьез свою дружбу со слизеринцами. Вскоре Гарри достиг окраины деревни. Спрятавшись за одним из скособоченных домов, он осмотрелся и, не заметив никого вокруг, аппарировал. Как только все тело перестало сдавливать, словно его тащили сквозь чересчур узкую трубу, Гарри обнаружил себя на аппарационной площадке Дырявого Котла. Бар был таким, каким он помнил его с лета и — совершенно другим, по сравнению с девяностыми. Гарри еще до начала учебы узнал, что магический Лондон за все время войны с Гриндевальдом никогда не подвергался бомбежкам, поэтому изменения во внешнем виде „Котла“ были, видимо, прихотью его хозяев. Стараясь не привлекать внимание посетителей бара, Гарри запахнул свою простую темную мантию поверх школьной формы и, пройдя мимо столиков, оказался в Косом переулке. Впереди уже виднелся стеклянный купол банка. В своей прошлой жизни, как Гарри называл теперь то время, в котором родился и дожил почти до восемнадцати лет, он бы больше ни за что и никогда не посмел сунуть нос в Гринготтс. Гарри подозревал, что гоблины пустили все содержимое его хранилища на покупку нового дракона и на новую крышу, а остаток конфисковали в качестве возмещения морального ущерба. Скорее всего, он навсегда останется персоной нон грата в этом банке. Однако путешествие во времени дало ему новый шанс даже в таком нелегком деле, как взаимоотношения с гоблинами. Зато теперь Гарри, наконец, понял, почему волшебники недолюбливали гоблинов. Цены на их услуги были огромными: например, стоимость хранилища, охраняемого драконом, равнялась половине цены самого дракона! Воистину повод, чтобы слагать легенды о гоблинской жадности. Гарри, зная, что при желании и должном везении можно проникнуть куда угодно, не стал тратить такие деньги и выбрал вариант значительно скромнее. Его новая ячейка располагалась в дальних, свежевырытых туннелях. Тележка неслась с головокружительной скоростью, ее то кидало вверх, то, сделав мертвую петлю, она едва ли не падала вниз. Уши от лихих виражей заложило напрочь. Гарри продрог и ругал себя, что заранее не побеспокоился о необходимых чарах. Оставив сопровождающего его гоблина Агваха у тележки, Гарри зашел в свое хранилище. Наколдовав пару светящихся шаров, он подвесил их над потолком и огляделся. Содержимое его ячейки представляло собой груду книг, которые он не успел рассортировать, как следует. Все, до чего он додумался летом, — это наколдовать специальные чары против сырости и плесени, помимо обычных, банковских. В углу лежало несколько побрякушек из тайника, показавшихся ему самыми безопасными, а также небольшая кучка древних золотых монет, большая часть которых уже была обменена на галлеоны. Присев на корточки, Гарри приступил к сортировке книг, попутно ища те, за которыми он пришел сюда. Его тревожили мысли о свалившемся на него наследстве, настолько древнем, что даже библиотека Хогвартса оказалась бессильна ему помочь. Род Певереллов уходил своими корнями в самую глубь веков, по некоторым записям, сами Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин имели в предках легендарных братьев. А если говорить о британском волшебном обществе, где даже полукровка Гарри Поттер имел кучу родственников со стороны отца, то логично было предположить, что кровь Певереллов была едва ли не в каждом чистокровном маге. Неужели Гарри — первый, кто решился претендовать на наследство? В это верилось с трудом: во все времена существовали люди, готовые на все ради денег и фамильной славы. По выражению гоблинских физиономий (насколько он мог их разгадать) Гарри видел, как осточертели существам эти бесконечные проверки на право наследования. И когда его наследие было подтверждено, банкиры были просто ошеломлены: иностранный мальчишка-беженец, оказывается, не был очередным самозванцем! Не он сам принял наследие Певереллов, это наследие выбрало его. Гарри понимал, что тут никак не обошлось без Даров Смерти, и ему не терпелось разобраться во всем этом. В результате он отобрал фолиант с историей и генеалогией всех родов Древней Англии, включая и Певереллов, многообещающего вида том со знаком даров смерти на обложке, а также руководство по защитным ритуалам и заклинаниям для отвода глаз. Сложив все остальные книги в аккуратные стопки, Гарри запихнул отобранные талмуды в сумку и направился к выходу. Он искренне надеялся, что заклинание или ритуал, который защитит вход в Тайную Комнату, не потребует ингредиентов, которые невозможно было уже найти. Или человеческих жертв. Гарри решил, что при первой же возможности спрячется в Выручай Комнате и внимательно изучит все, что от него потребуется, чтобы не пустить Наследника Слизерина в обиталище василиска. Распрощавшись с провожавшим его Агвахом, Гарри быстрым шагом направился к выходу. Он отсутствовал менее часа, слишком мало, чтобы его хватились в школе. В банке было довольно многолюдно — ничего удивительного, ведь это был выходной день. Уклонившись от пожилого мага, который шел, не сворачивая и еле передвигая ноги от ветхости, Гарри едва не столкнулся на выходе с молодой парой. Извинившись на ходу, он первый вышел из банка. И в это же мгновение почувствовал что-то неладное. — Молодой человек, вы же загораживаете проход, — проворчал кто-то, толкая его в бок. Но Гарри замер, его интуиция, столько раз выручавшая его, била тревогу. В воздухе нарастал непонятный гул, и с каждой минутой он становился громче. Взгляд Гарри упал на белоснежные мраморные ступени банка, которые накрыла зловещая тень. Задрав голову вверх, Гарри ожидал увидеть темные силуэты облаков, закрывающие солнце, но вместо этого увидел маггловские самолеты, вынырнувшие будто бы из ниоткуда. Тут же стал слышен гул и рев двигателей механических машин. Позади Гарри с грохотом захлопнусь двери Гринготтса, надежно запечатывая и защищая вход. Находившихся поблизости магов моментально захлестнула паника. — Флимонт! — раздался испуганный женский голос. Быстро оглянувшись, Гарри увидел молодую пару, которую обогнал на выходе минутой ранее. Модред! Бомбят магический Лондон, но как? Ежедневный Пророк же постоянно уверял в полной безопасности. — Скорее, — воскликнул Гарри, обращаясь к ним, — нужно аппарировать! Втроем они бросились вниз по ступеням. Молодая черноволосая женщина, державшая мужа под локоть, не успевала на своих высоких каблуках и была вынуждена другой рукой схватиться за Гарри. Гарри уже было бросился к Дырявому Котлу, но мужчина потянул их в другую сторону. — Аппарационная площадка в Лютном в два раза ближе, — крикнул он на ходу. Послышались первые взрывы, звуки доносились со стороны Дырявого котла. Через десяток шагов в них врезалась какая-то дамочка с огромным верещавшим книзллом на руках. Разразившись проклятьями, она пробежала мимо, украв драгоценные секунды. Следующая череда взрывов пришлась на то место, где во времена Гарри располагалось кафе Флориана Фортескью. Взрыв был настолько близко, что у него заложило уши, и он почувствовал отголосок ударной волны, прокатившийся по спине. — Хорошо, что не сунулись в Дырявый котел! — воскликнул мужчина, не теряя оптимизма даже в такой отчаянной ситуации. Они свернули в переулок, где уже начинался Лютный. — Куда… — Налево, у Маркуса Скаррса можно аппарировать! — Флимонт, только не говори мне, что ты там бывал … — начала было женщина, но осеклась, понимая, что сейчас не время для семейных сцен. К тому же, воздуха в легких хватало только на бег. Вокруг стоял страшный грохот, волшебники, частью высыпавшие из магазинов, метались и кричали. Гарри сквозь стекла витрин различал огромные толпы магов возле каминов, подключенных к летучей сети. Впереди замаячила вывеска похоронного бюро „И.Л.М. — волшебные похороны и бальзамирование“, а прямо за ним виднелся „Салон волшебного тату Маркуса Скаррса“. До спасительной аппарационной площадки оставалась пара десятков футов, и тут Гарри ощутил, как земля уходит из-под ног. Его окатило жаркой волной, послышался страшный грохот рушащегося здания. Тяжеленные плиты летели прямо на них! Он почувствовал, как его рука выскальзывает из слабой хватки молодой женщины, и сам крепко схватил ее за плечо. Другой рукой он успел вскинуть палочку, создавая купол, защищающий их от летящих вниз огромных кусков серого камня, бывших когда-то фасадом. Молодой мужчина с другой стороны укрепил щит Гарри собственным заклинанием и вновь потянул их к заветной цели: — Бежим! В полной неразберихе Гарри не сразу осознал, что женщина лишилась чувств, и они с Флимонтом тащат ее за плечи. В глазах мужчины появилась паника, но теперь уже Гарри подтолкнул его, заставляя собраться и действовать. Перепрыгивая через обломки, они преодолели оставшееся расстояние. — Держись! Я аппарирую нас всех! — прокричал мужчина, как только они оказались внутри. Гарри одной рукой держал женщину, он надеялся, что она еще жива, а второй крепко взялся за плечо ее мужа. Спустя мгновение вихри аппарации закружили их, унося из лондонского ада. После невообразимого грохота, от которого, казалось, лопались барабанные перепонки, тишина и спокойствие места, где они оказались, оглушили Гарри. Они аппарировали в небольшой городок с тихими улочками и красивыми домами. Молодой мужчина подхватил хрупкую женщину на руки и бросился через улицу. — Быстрее, наш дом вон там, — взволнованно проговорил он, кивнув на небольшой особняк с низким забором и вычурной калиткой, за которой виднелся уютный садик, пестревший осенними цветами. Гарри быстро пошел за ними, подавляя иррациональное ощущение, что он здесь уже был. Но в эту часть Англии его точно еще не заносило. — Мисти! — закричал мужчина, едва они ступили на порог. — Быстро приведи доктора Карлинга, это вопрос жизни и смерти! Не вздумай без него возвращаться! Едва выглянувший из-за угла домашний эльф исчез так быстро, что Гарри успел лишь мельком увидеть пару растворившихся в воздухе ушей. — Быстрее, спальня на втором этаже! Возможно, у нас есть подходящие зелья. Гарри чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, не зная, чем помочь бедной женщине — он не был знатоком в лечебной магии, все его познания ограничивались умением заживлять царапины и пить костерост. Хозяин дома явно был в отчаянии, он взлетел на второй этаж и завернул в первую дверь слева. В спальне, уложив драгоценную ношу на кровать, он принялся лихорадочно гладить свою любимую по темным растрепавшимся волосам, а затем бросился на колени, покрывая поцелуями узкую безвольную кисть. — Доктор сейчас придет, — произнес Гарри, когда вид растерянного, отчаявшегося мужчины стал совсем невыносимым. Он неуверенно добавил: — Возможно, вам не следует ничего делать самому, вы можете навредить… — Да, да, конечно, — согласился мужчина, не выпуская руки своей жены. — Юфимия всегда была слаба здоровьем, — его голос дрожал от непереносимого душевного волнения — похоже, он не осознавал, что разговаривал с незнакомцем. — Мы поженились в прошлом году, а любил я ее с тех самых пор, когда увидел девочкой в особняке на Гриммо… Гарри внезапно показалось, что его накрыло очередной взрывной волной, и он едва устоял на ногах… Все резко собралось воедино: черноволосый Флимонт, его жена Юфимия, явно напоминавшая ему теперь Вальпургу и Альфарда своими черными волосами и серыми глазами, знакомый городок, в котором они сейчас находились, — Годрикова Лощина, дом Поттеров… Флимонт и Юфимия, его дедушка с бабушкой. Гарри медленно попятился, едва полная картина сложилась перед его глазами, но Флимонт был слишком поглощен своей женой, чтобы увидеть потрясение на лице гостя. Поттер вскочил с колен и бросился к одному из шкафов. Распахнув створки, он принялся лихорадочно искать что-то между баночек с зельями. Вряд ли он отдавал себе отчет, что именно он ищет. Через минуту он бросил это дело, и кинулся к находившемуся в комнате камину. — Мисти долго нет, я сам схожу за доктором, — он дрожащей рукой потянулся к вазе с летучим порохом, сшибая стоящие рядом статуэтки и фотографии в рамках. Гарри, приросший к полу, смотрел во все глаза на этого молодого мужчину, который приходился ему дедом, и не мог выдавить из себя ни звука. И еще — он не хотел, чтобы тот сейчас уходил. Гарри было просто невыносимо оставаться наедине с Юфимией, чья жизнь была в опасности. Флимонт не был его точной копией, как все говорили про него и его отца, хотя, определенно, фамильное сходство наблюдалось. У него был точно такой же прямой нос, насколько он мог судить. Иссиня-черные волосы — фамильная черта Поттеров. Приглядевшись, Гарри понял, что непослушные вихры, уложенные в строгую прическу каким-то специальным средством, теперь торчали, совсем как у него самого. И, конечно же, острые коленки, которые он заметил еще в Зеркале Еиналеж. В коридоре послышался шум — домовой эльф привел, наконец, доктора. Флимонт бросился прочь из комнаты, едва ли не кубарем слетая со ступенек. Гарри последовал за ним. Доктор был пожилой, но очень крепкий и высокий мужчина, с короткой седой бородкой. Он внимал обрывочным объяснениям Поттера — „мы с Юфимией зашли по делам… авианалет… бежали… обломки…“. Вмиг оценив состояние Поттера, он коротко произнес, быстро поднимаясь по лестнице вверх: — Флимонт, прими успокоительное. Юфимию я осмотрю и помогу ей. Все будет в порядке. Не вздумай путаться у меня под ногами! Взгляд врача упал на Гарри, и на секунду на его лице появилось какое-то замешательство. Но оно быстро исчезло, колдомедик переключился на более важное дело. Когда за ним захлопнулась дверь в комнату, где лежала Юфимия, Флимонт растерянно замер, словно лишь вид его жены давал ему силу двигаться. Однако уже через минуту, опомнившись, он принялся ходить взад-вперед по коридору, что-то бормоча себе под нос. Гарри и сам страшно волновался за Юфимию — свою бабушку! А еще его буквально разрывали противоречивые чувства. Ему хотелось бежать из Годриковой Лощины как можно скорее, чтобы не знать и не помнить, как на самом деле выглядел этот дом — до нападения Волдеморта на его семью. Он боялся знакомиться с родителями своего отца, видеть их такими живыми… И вместе с тем на Гарри обрушилось невероятное счастье, хоть и боялся он его до ужаса. Ему казалось, что это мираж, который рассеется от одного неловкого движения. — Пока мы ждали доктора, ее состояние могло ухудшиться… Теряли время…Могли бы попробовать привести ее в чувство… — Все будет хорошо, — выдавил из себя Гарри, пытаясь заодно убедить в этом и себя самого. Он нервным жестом тер левое запястье и наблюдал за мечущимся в волнении Поттером. — Мы могли навредить заклинаниями и сделать только хуже. — О, Мерлин, — Флимонт закусил костяшку указательного пальца и, наконец, замер. Глубоко вздохнув, он, похоже, взял себя в руки. — Пойдемте в гостиную, что мы тут стоим в коридоре, — предложил он, кинув тревожный взгляд на дверь. — Конечно, — кивнул Гарри, радуясь, что Флимонт приходит в себя. Они спустились по деревянной лестнице вниз. Гарри крутил головой, во все глаза разглядывая дом. Картины на стенах, везде множество свадебных фотографий с кучей Блэков на них. Зайдя в гостиную, он вдруг явственно ощутил, как пощипывает кожу на запястье. Он опустил рассеянный взгляд на свою руку, боясь увидеть рану, но кожа была неповрежденной. До Гарри дошло, что это пульсирует его татуировка Даров Смерти. Он быстро одернул рукав, в панике соображая, что это может значить. Не вышвырнет ли его из этого времени за то, что он повстречал своих бабушку и дедушку? Или, может, Юфимия умирает… Нет, он не мог об этом думать! Его бабушка должна была пережить эту бомбардировку. — Я даже не представился, — спохватился его собеседник, оборачиваясь к Гарри: — Я Флимонт Поттер. — Гарри… Певерелл, — представился Гарри, в последний момент сдержав порыв назвать свое истинное имя и рассказать Флимонту, что он его внук. Это было бы чистейшим безумием. Гарри взял под контроль свои хаотические порывы, машинально пожимая протянутую ему руку. — Ничего страшного, нам было совсем не до того. — Да уж, — невесело произнес Флимонт, запуская руку в черные волосы. Оглядев Гарри, он спросил: — Так ты студент Хогварста? — Да, — кивнул Гарри, понимая, что не имеет смысла скрывать очевидное — распахнувшаяся мантия теперь не скрывала его школьную форму. — Учусь на пятом курсе Слизерина. — А я закончил Гриффиндор пару лет назад, — сказал Флимонт, но тут же добавил: — Ничего не имею против слизеринцев, моя Юфимия закончила твой факультет. Гарри подумал, что если бы все имели такой взгляд на межфакультетские отношения, проблем в волшебном мире было бы гораздо меньше. — Что ты делал один в Гринготтсе? — нахмурился Флимонт. — Мне нужно было уладить кое-какие дела с гоблинами, — осторожно ответил Гарри. — В банке кто-то остался из твоих сопровождающих? Тебя будут искать? — встревожился Поттер. — Э … не совсем так, — расплывчато ответил Гарри. — Дело в том, что я не поставил никого в известность, у нас все равно поход в Хогсмид сегодня, меня никто и не хватится до вечера. — Ну, ты даешь, Гарри! Ты же знаешь, что это запрещено правилами и к тому же опасно, в такое-то время, — сердито ответил Флимонт, однако не кинулся сообщать в Хогвартс, что радовало. — Какие у тебя могли быть дела с гоблинами? Неужели твои родители не могли сами разобраться? — У меня нет родителей, — ответил Гарри. Видя пораженный и виноватый взгляд Флимонта, он поспешил добавить: — Я привык. Мне надо было уладить дела с … наследством. — У тебя есть средства к существованию? — строго спросил Флимонт, у него был такой вид, что он сейчас готов броситься к чековой книжке, чтобы помочь Гарри. — Да, не волнуйтесь, — ответил Гарри, отмечая, что татуировка начинает не на шутку жечь кожу. К тому же в ушах начал нарастать какой-то непонятный стук. Казалось, у него начинается слуховая галлюцинация. — Что случилось с твоими родителями? — осторожно поинтересовался его будущий дед. — На самом деле я военный беженец, на мне стоит министерская печать, поэтому я не могу ничего рассказать о себе, — ответил Гарри, не глядя Флимонту в глаза. — О Мерлин! Я каждый день проклинаю эту войну, — в сердцах воскликнул тот. Гарри был с ним полностью согласен. — Флимонт! — послышался голос доктора. — Бегу! — Поттер бросился вон из гостиной. Оставшись один, Гарри встал с кресла, не в силах больше сидеть на одном месте. Запястье опалило огнем и болью, ему пришлось сжать зубы, чтобы не застонать. Модред побери, что это такое? Вдруг Гарри вспомнил: сигнальные чары мадам Лепре! Он совершенно забыл про них, но ведь они и не должны были сработать. Созданный им щит был крепким и надежно защитил их от обломков. Однако Гарри не знал, как работают чары медсестры: они могли сообщить ей о смертельной угрозе, и теперь, возможно, мадам Лепре пыталась его разыскать. Могла ли боль в руке быть связана с этим? В любом случае нужно было скорее возвращаться в Хогвартс. Гарри сделал пару шагов в направлении холла, но тут его руку пронзила такая боль, что он невольно вспомнил про пытки Волдеморта. Нет, определенно это были не сигнальные чары мадам Лепре. Это было что-то явно темное и могущественное, никак не связанное с лечебной магией. И еще этот странный стук… В этот момент в дверях гостиной вновь появился Флимонт Поттер. — Гарри, она очнулась! — с облегчением воскликнул он. — С Юфимией все будет хорошо? — спросил Гарри, чувствуя, как с души падает тяжелый камень. — Да! Всего лишь нервное потрясение, от которого она лишилась чувств. Мистер Карлинг уверил меня, что ее жизни ничто не угрожает, сейчас он беседует с ней… — Флимонт выглядел порядком выжатым, но счастливым. А еще он с особой теплотой в глазах смотрел на Гарри. — Если бы не твой щит, мы бы не выжили сегодня! Мы твои должники, проси, чего хочешь. — Что вы, какая награда! Любой бы сделал на моем месте то же самое! — воскликнул Гарри. Он подумал, что было бы, если бы он не успел, и его внутренности скрутило в болезненном спазме. — Я понимаю, Гарри, — кивнул Поттер. — Не хотел тебя обидеть, я просто хотел выразить, насколько благодарен тебе за спасение наших жизней… В этот момент стук раздался вновь, и на этот раз Флимонт его тоже услышал. — Что это? — завертел он головой. — Понятия не имею, — в искреннем недоумении обернулся Гарри. Стук исходил из комода за его спиной. Кожу на запястье снова защипало. — Давай-ка посмотрим, — насторожился Флимонт, отодвигая в сторону гостя. Открыв ящик, он оглядел содержимое, а затем, запустив внутрь руку, начал вытаскивать наружу различные коробочки, статуэтки, шкатулки и прочую дребедень. — Здесь мы храним то, что нам редко бывает нужно, — пояснил он. Стук не прекращался. Наконец, в дальнем углу Флимонт нащупал и вытащил средних размеров шкатулку из такого темного дерева, что она казалась практически черной. По ее лакированным бокам шла красивая гравировка, переплетение линий на крышке складывалось в замысловатый узор в виде треугольника. — Так это ты! — воскликнул Флимонт, оглядев ее, а затем повернулся к Гарри. — Это старая шкатулка, доставшаяся мне от отца. В детстве мы частенько пытались ее открыть, но ключ к ней не предусмотрен, и она не поддается ни одному из известных нам заклинаний. Я храню ее, хотя она абсолютно бесполезна. Рука Гарри сама потянулась вперед, и как только она коснулась гладкой поверхности крышки, стук прекратился. Как и боль в татуировке. — О, похоже, она ждала тебя! — воскликнул Флимонт и передал шкатулку Гарри. — Ты знаешь, что в ней? Гарри с трудом удерживал дрожь в руках. Он почувствовал знакомую магию и понял, что в шкатулке лежит мантия — самый первый из собранных им Даров Смерти. Наследственная собственность Поттеров. — Без понятия, — соврал он, с видимым недоумением разглядывая драгоценность в своих руках. — Не похоже, что я в состоянии ее открыть. Когда Гарри, наконец, поднял глаза на Флимонта, у того был задумчивый вид. — Знаешь, Гарри, не уверен, что это можно счесть достойный подарком, но думаю, если эта шкатулка выбрала тебя, значит, рано или поздно она откроется тебе. Я уже говорил, что она досталась мне от отца, там вполне может оказаться нечто ценное. Надеюсь, оно тебе пригодится. Гарри не мог найти слов, чтобы ответить Флимонту. — Я не могу взять ее! — наконец, воскликнул он. — Эта вещь должна принадлежать вам и вашему сыну! — У меня пока нет детей, — отмахнулся Флимонт, возвращая на место вещи из комода. — Я сам не могу открыть ее, какая мне от нее польза? — Но это ваша семейная реликвия! — Она лежит здесь больше десяти лет и пролежит еще столько же, — пожал плечами Флимонт, а затем, сощурившись, взглянул на Гарри. — Ты так говоришь о ней, будто внутри несметные богатства. — Так вполне может оказаться, — Гарри не хотел врать своему деду, но и вернуть шкатулку он был не в силах. — Я скажу так: нет никаких богатств важнее жизни моей Юфимии, ну, и моей собственной, — усмехнулся Поттер, задвигая, наконец, ящик комода. Он оперся о него локтем и махнул в сторону шкатулки: — Ты заслужил ее. Бери и больше не спорь со мной. Мы по-прежнему твои должники. — Вы ничего мне не должны, — твердо ответил Гарри. Бросив последний неуверенный взгляд на шкатулку, он спрятал ее в свою сумку, положив в самое надежное место. — Магию не обманешь, — спокойно ответил Флимонт. — Простите, сэр, — раздалось со стороны двери. В проеме неловко мялась эльфийка в красивом белоснежном чепце и фартуке. — Да, Твигги? — кивнул Флимонт. — Когда подавать обед, сэр? Поттер достал часы из кармана, взглянул на циферблат и кивнул эльфу: — Через полчаса, в гостиной. Доктор Карлинг, скорее всего, тоже останется… Гарри, — обернулся он. — Ты составишь нам компанию? Это было крайне заманчиво: он мог получше познакомиться с Флимонтом и, возможно, даже пообщаться с Юфимией, однако был риск не успеть к комендантскому часу. В связи с военным положением прогулки в Хогсмид были сильно сокращены. — Мне пора возвращаться, меня могут хватиться, — грустно сообщил он. — Я могу аппарировать тебя, — сразу же вызвался на помощь Флимонт. — Нет, спасибо. Я сам. — Пойдем, провожу тебя до калитки. Они вышли на воздух, и Гарри, обернувшись, по-новому взглянул на дом Поттеров. Заметив, что Флимонт внимательно смотрит на него, он смутился и поспешно отвел взгляд. — Заходи к нам, Гарри, — внезапно сказал Поттер. — Когда Юфимия оправится, ты должен обязательно навестить нас. Я улажу все вопросы со Школой. — Спасибо, это было бы замечательно, — искренне промолвил Гарри, ощущая, как к горлу подступает комок. — Вы… вы могли бы мне написать? — внезапно вырвалось у него. — О здоровье Юфимии. — Конечно, Гарри, — взгляд Флимонта потеплел. — Имей в виду, если тебе когда-нибудь понадобится помощь — любая помощь — ты можешь смело прийти в этот дом, — твердо сказал он, глядя Гарри в глаза. — Отныне ты наш друг. Без тебя мы бы погибли. Гарри сдержанно кивнул, не доверяя своему голосу. На негнущихся ногах он дошел до забора, помахал Флимонту и аппарировал. Он очутился в какой-то подворотне на окраине Хогсмида. Здесь было сыро и неприятно пахло, но Гарри не придал этому никакого значения. В его голове звучали последние слова Флимонта: „Мы бы погибли“. Но его не должно было здесь быть! Хуже всего было то, что он не видел никого возле Гринготтса, кто мог бы еще помочь Флимонту и Юфимии пережить бомбардировку. Прижавшись к холодной стене старого дома, Гарри пытался вспомнить все, о чем говорил Дамблдор: о судьбе и материи времени. Означало ли это, что на самом деле он должен был оказаться там в этот момент? Здесь, в этом времени? Сам не зная того, он родился и жил в своем времени только благодаря тому, что в прошлом он спас своих бабушку и дедушку от смерти? Как он спас Сириуса и самого себя от дементоров на третьем курсе? Неужели он начал замкнутый круг, который не в силах разорвать, и все его попытки окажутся тщетными? Но этого не могло быть, у него должна быть возможность все изменить! В поезде Гарри четко назвал пункт остановки, где хотел бы оказаться. Возможно, судьба говорит ему, что с ней шутки плохи, показывая, к чему может привести вмешательство в ход вещей? Или своими действиями он уже изменил будущее? От вопросов и пережитого у него закружилась голова. Гарри теснее прижал к себе сумку с книгами и мантией-невидимкой. Пора было возвращаться в Хогвартс. *** — Где Альфард? — Понятия не имею, — признался Абрахас. Том отметил легкое замешательство в его голосе. — Должно быть, случилось что-то из ряда вон … — Очень на это надеюсь, — оборвал его Том. Если Альфард опоздает на встречу Вальпургиевых Рыцарей из-за очередной подружки, ближний круг сузится еще сильнее. Риддл глубоко вдохнул, унимая раздражение — пока рано делать выводы, а эмоции будут лишь мешать. — Том, — волнуясь, проговорил Абрахас, — Сегодня утром Реджинальд получил письмо от Селвина. Том перевел на Абрахаса заинтересованный взгляд. — Говорит, там есть что обсудить. — Что ж, — задумчиво промолвил Том. — Может, хоть сейчас мы что-то узнаем о нашем загадочном беженце. Возле нужного поворота их дожидался Пьюси. От скуки он игрался с жирной серой крысой, раскачивая ее за кончик хвоста, как маятник. На полу возле него в завязанном мешке возилось еще с дюжину крыс — сегодня они будут нужны для практических занятий. По лицу Абрахаса пробежала судорога отвращения. У Тома мелькнуло воспоминание из детства, когда в Лондоне он встречал на улицах богатых людей. Они с той же брезгливостью оглядывали лондонских сирот и беспризорников, словно боясь запачкаться… — Ты почти опоздал, — с осуждением произнес Абрахас подоспевшему Альфарду, вырывая Тома из неприятных воспоминаний. — Том, у меня важные новости! — выпалил Альфард, игнорируя Абрахаса. Выглядел он необычайно серьезно и взволнованно, комкая в руках распечатанное письмо. — Эту новость можно будет обсудить на собрании? — спросил Том, спокойно забирая крысу у Пьюси. — Да, — кивнул Альфард. — Тогда поделишься ею со всеми остальными, — заключил Том, и под его красноречивым взглядом все трое поспешили внутрь. В помещении все были уже в сборе, и стоило им преодолеть барьер, гомон голосов сразу же стих, Рыцари рассыпались полукругом навстречу вошедшим. — Добрый вечер, — кивнул Том всем присутствующим, как только покончил с защитным ритуалом. — Наконец, у нас есть время провести полноценную встречу. Я планирую обучить вас сегодня интересному заклинанию, но сначала послушаем новости, — Том нашел глазами Лестрейнджа, стоящего чуть позади всех. Лестрейндж, чуть поколебавшись, как будто ожидая от Тома иных слов, вышел вперед. — Я получил сегодня письмо от Селвина, — сказал он, помахав свитком. Все с интересом уставились на него, ожидая продолжения. Тому тоже было интересно узнать, что писал Селвин: с тех пор, как он перебрался с семьей в Германию, от него еще не было никаких вестей. Стефан был скользким и пронырливым типом, просто олицетворением слизеринца. Он отлично раскапывал информацию и всегда в этом соперничал с Абрахасом. Но если Малфой использовал свои семейные связи, то Селвин не гнушался откровенно нечестных методов. Наряду с талантом раскапывать нужные сведения, у него был талант заметать следы, и Том особенно это ценил. Однако обратной стороной медали была чрезмерная паранойя, все время нашептывавшая их бывшему однокурснику, что за ними следят. Конечно, доля правды в этом была: Дамблдор не сводил с них глаз, но вряд ли он развешивал следящие чары у них в спальне и скрывался в каждой темной нише старого замка. Однако Стефан считал иначе. Лестрейнджу наверняка пришлось изрядно повозиться, чтобы вскрыть полученное письмо. — Я пропущу вступление с пламенными приветами, — начал Лестрейндж.— Мы тоже по нему скучаем… — Да чтоб он забыл дорогу в Англию, — тихо прошипел Абрахас, чем рассмешил окружающих. Весь прошлый год Малфой воевал с Селвином из-за его питомца — необычайно пушистого британца с вредным характером. Малфой, озверевший от аллергии, был страшен: коту пришлось вернуться в родовое поместье, а Стефан совсем перестал общаться с Абрахасом. Лестрейндж проигнорировал смешки и продолжил: — Дальше Селвин пишет по делу: Когда в начале августа мы приехали сюда, здесь творилось Модред знает что. Отец считает, что случилось что-то из ряда вон выходящее, причем, на самом верху. Ладно, не буду говорить загадками, в которых сам не понимаю ни грамма, я помню, как это раздражает Тома, — тут Лестрейндж криво улыбнулся и поднял глаза, встречаясь с ним взглядом. Однако, быстро спохватившись, уткнулся в письмо. — Дальше Стефан описывает, как они обустроились. Кому интересно, потом можете посмотреть, — промолвил Лестрейндж, бегло проглядывая исписанные абзацы. — Вот, здесь интересное: Его я пока не видел ни разу, отец и мать были представлены, конечно, но даже толику его доверия очень нелегко заслужить. Нам приходится доказывать свою верность чистокровным идеалам и политике, проводимой на континенте. Родители думают, что, возможно, зимой наши дела сдвинутся с мертвой точки. Узнать много не получается. Я постоянно совершенствуюсь в следящих и подслушивающих заклинаниях, но мой отец далеко не промах, каждый раз разоблачает меня, если я подбираюсь слишком близко. Я пытался узнать о беженце, про которого ты спрашивал, но здесь никто даже не слышал о Певереллах. Ты уверен, что он из Германии? Возможно, когда нам удастся войти в ближний круг, мы получим доступ к любой информации, но сейчас с этим сложно. Тем не менее, трудно описать, насколько я счастлив здесь! Находясь в Англии, я преуменьшал масштаб происходящего. Его влияние колоссально! Сами знаете из газет, что половина Европы уже принадлежит ему. Греция, Дания, Норвегия, Бельгия, Нидерланды — везде установлено марионеточное правительство с преданными ему темными магами. Недавно сдался Египет! А вы представляете, какой это кладезь древних знаний?! У меня есть основания полагать, что готовятся программы по полному очищению континента от магглов. Представляете, что будет, если он преуспеет в этом? Еще никто и никогда не заходил так далеко! Жить без страха перед магглами, очистить нашу жизнь от влияния грязнокровок, возродить древние ритуалы, свободно практиковать темную магию… Восхищаюсь им, воистину великим магом, чье могущество скоро будет безгранично…  — Да он фанатик! — не выдержал Берг. — Дайте ему дочитать, — раздался чей-то голос. — Я даже слушать не хочу этот бред, — фыркнул Берг, — съехавший с катушек Темный Лорд и его идолопоклонники! — В идеях Гриндевальда есть здравый смысл, — возразил Лестрейндж. — Реджинальд, не мне тебе говорить, что происходит с магами, поплатившимися за неосторожное использование темной магии, — вступился Эйвери. — Шаг в сторону, и ты больше не контролируешь себя, превращаясь в монстра, живущего одними убийствами. Именно поэтому нам так нужен Том … — Но вы только подумайте, что будет, если применить идеи Гриндевальда на островах! — ответил Лестрейндж, обведя всю компанию горящим взглядом. — Что, если мы будем строить лагеря для магглорожденных и ссылать их туда? Волшебный мир — только для чистокровных. — Все это должно решаться на министерском уровне, а в Визенгамоте уже заседает с десяток полукровок, и их число с каждым годом растет, — покачал головой Абрахас, возвращая Реджи с небес на землю. — Если кто-то заикнется, что намерен протолкнуть идеи Гриндевальда через Министерство, даже в более, гм, смягченном виде, его просто упекут в Азкабан. — Именно поэтому мы, молодое поколение, уже сейчас должны действовать во имя будущего! — гнул свое Лестрейндж. — Мы все чистокровные, у тебя, Абрахас, у Альфарда, у Берга, Роули отцы занимают не последние должности в Министерстве, мы можем унаследовать их и начать проводить свою политику. — Это все утопия, — гулко бросил Берг. Многие согласно закивали. — Если Гриндевальда удастся остановить, Министерство примет строго светлый курс, запретят все темномагическое, любую дискриминацию светлых магов, — рассуждал вслух Малфой. — Понадобится не один десяток лет, чтобы начать хоть какие-то изменения. — А если Гриндевальд не падет? — спросил Лестрейндж: — Что, если чистокровная Британия поддержит его? С нашей помощью он … — Черта с два, Реджи! — громко произнес молчавший до этого Альфард. Все внимание вмиг обратилось к нему. — Я тоже совсем недавно получил письмо, — выплюнул он. — Вы, наверно, все помните мою молодую тетушку Юфимию? Да, Абрахас, мы были на ее свадьбе с Поттером год назад. Так вот, она просто чудом осталась жива после бомбардировки Лондона сегодня. Гриндевальд бомбил не просто Лондон! Удар был нацелен на его магическую часть! Последние слова он выкрикнул в воцарившейся тишине. Рыцари застыли в шоке. — Но как?! — раздался чей-то голос. — Подожди, бомбили Диагон Аллею? Это невозможно! — Это стало возможным после того, как Гриндевальд нашел способ обойти защитные чары Британии, — спокойный голос Тома перекрыл поднявшийся гул. — Именно эта информация была скрыта за печатью секретности Рефужье. — Тебе удалось вскрыть ее? — пораженно спросил Роули. — А у тебя были какие-то сомнения на мой счет? — Том обратил на него прямой взгляд. — Нет, Том, ни секунды, — сразу же нашелся с ответом Роули. — Если Гриндевальд сумел нанести удар по Диагон Аллее, то нам всем грозит опасность, — обеспокоенно произнес Эйвери. — Аугустус прав, — подхватил Альфард, — и правы все, кто считает Гриндевальда конченым психом! Ему нет дела, кто ты: чистокровный маг из темного и древнего рода или грязный маггл. Им движет одно лишь желание — уничтожить все живое. И его нужно остановить! Альфард резко замолчал, скрестив руки на груди и с вызовом глядя на остальных. — Как Юфимия? — негромко спросил Абрахас. — Будет жить, — кивнул Альфард и едва слышно добавил: — Благодаря Певереллу. — Объясни, — мгновенно потребовал Том, насторожившись. — Юфимия и Флимонт столкнулись с ним на выходе из Гринготтса и вместе попали под бомбардировку. Певереллу удалось спастись самому и спасти их. Теперь у нашего беженца два должника жизни, — негромко поведал Альфард. Остальные Рыцари возбужденно обсуждали новость о бомбардировке, не слыша их разговора. — Вот куда он аппарировал из Хогсмида, — протянул Аугустус. — Когда он вернулся в гостиную, на нем лица не было, — заметил Абрахас. — Хотя, в целом, он держался неплохо. — Неплохо? Да никто ни о чем не догадался, — невесело хмыкнул Эйвери. — Нужно знать, куда смотреть, — пожал плечами Абрахас. — Певерелл, как открытая книга — все эмоции на показ. — Ну, извини, — проворчал Аугустус, — я же не делю с ним уроки и спальню, чтобы наблюдать за ним круглосуточно. — Что за дела у Певерелла могли быть в Гринготтсе? — Лестрейндж озвучил интересовавший Тома вопрос. — Какие угодно, — пожал плечами Блэк, — мы никогда не узнаем. — Альфард, — негромко произнес Том, — ты не прав. Мы узнаем абсолютно все. Это возымело действие, Альфард глубоко вздохнул, беря себя в руки. — Я никогда не поддержу Темного лорда, он сумасшедший, — с жаром заключил он, привлекая внимание остальных Рыцарей. — Мне жаль твою тетушку, Альфард, но мы на войне… — начал Лестрейндж. Альфард пытался возмущенно возразить, однако Том его опередил: — Война не оправдывает подобные методы. Каждая капля волшебной крови бесценна, — под его ледяным взглядом Лестрейндж растерял большую часть своего пыла.  Те, кто выражал недавно недовольство Гриндевальдом, победно улыбнулись, гордые, что их мнение совпадает с мнением Тома. — Гриндевальд не сумасшедший, — задумчиво произнес Том, продолжая. — Я думаю, сегодняшняя атака была ничем иным, как демонстрацией силы и провокацией. „Уж, не для одного ли Дамблдора он устроил все это?“ — мелькнула у него мысль. Гриндевальд не мог не знать, какие надежды возлагает Британия на своего рыжего лунатика. И если Том прав, Темный Лорд почему-то воспринимал своего противника на редкость серьезно. — Тем не менее, идеи Гриндевальда идут в разрез с моим представлением, каким должен быть Темный Лорд, — промолвил Том, отмечая про себя, что его Рыцари не сводили с него внимательных глаз. — Невозможно уничтожить всех магглов — они в тысячи раз превосходят нас в количестве. Попытка совершить это говорит не о великом могуществе, как считает Селвин, а о недопустимом тактическом просчете. — Мы могли бы увеличить свое количество, — неуверенно, но упрямо предложил Лестрейндж. — На континенте уже не первый год… — Лестрейндж, ты что — предлагаешь разводить магов, как породистых гиппогрифов? — перебил его Бредли, ужасаясь той серьезности, с которой говорил Лестрейндж. — Или использовать самих магглов для уничтожения других магглов, — решил зайти с другой стороны Реджинальд. — Магглы хуже, чем скот, — промолвил Том с такой ненавистью в голосе, что некоторые из Рыцарей-равенкловцев вздрогнули. — Они хуже водяных чертей, живущих в мглистой жиже… Столетиями они, слабые и ничтожные, преследовали нас, обладающих великой властью и даром магии, — из зависти, собственной ограниченности и страха. С ними ты предлагаешь нам объединить силы? — обратился он к Лестрейнджу, в глазах которого зарождался ужас. — Том, нет, я… — Мы, маги, должны полностью отделиться от магглов, прервать все контакты и захлопнуть раз и навсегда границы между нашими мирами, — продолжил Том, игнорируя жалкий лепет некогда ближайшего Рыцаря. Его голос нарастал с каждым сказанным словом. — Мы — две разные расы, взаимодействие которых причиняет только вред и не несет никакой практической пользы. Лишь тотальное господство над магглами имеет смысл, — Том обвел горящим взглядом своих Рыцарей, и многие из них кивнули. — Мы должны вернуть их в то состояние, которому они соответствуют. А Гриндевальд, может, и хочет избавить мир от магглов, но он вступил в союз с Гитлером. Тем самым вынудив другие магические правительства объединяться с маггловскими, чтобы совместными силами дать ему отпор! — Министр Спенсер-Мун каждый день проводит встречи с Черчиллем, — кивнул Абрахас. — И к чему приведет это сотрудничество? — горько усмехнулся Эйвери. — К укреплению связи между магглами и нами, — ответил Абрахас, впрочем, всем и так это уже было очевидно. Поднялся недовольный гул, многие презирали промаггловский курс действующего министра магии. Но теперь до многих дошло, что это последствия недальновидной политики Гриндевальда. — Прости, Том, — у Лестрейнджа перехватило горло на этих словах. — Я просто имел в виду, что Гриндевальд — единственный, кто сделал политику поддержания чистоты крови реальностью. Реджинальд окинул окружающих взглядом, в котором читался вызов, но никто не решился оспорить его слова. Том про себя внимательно анализировал происходящее: Лестрейндж, по сути, был таким же ярым фанатиком, как и Селвин. Идеи чистоты крови увлекали его, однако он не всегда чувствовал ту тонкую грань, за которой эти идеалы были обречены на самоуничтожение. С другой стороны, на то ему и нужен был Том. И если Селвина Том упустил, то из Лестрейнджа, при должном воспитании и контроле, мог получиться самый преданный последователь. Осталось только отучить Реджинальда так фатально ошибаться… А если не выйдет — что ж, им придется распрощаться. Неспособных последователей Том не терпел. — Гриндевальд упустил великий шанс воплотить эту политику правильно, — негромко опроверг Том слова Реджинальда. — Однако кое в чем ты был прав, — Лестрейндж вскинул голову, а некоторые Рыцари удивленно замерли. — Мы — новое поколение, и мы не обязаны повторять чужие ошибки. У нас есть шанс продемонстрировать волшебному миру, в чем истинная ценность магии. Рыцари слушали его, затаив дыхание. — У тебя есть программа, Том? — осторожно поинтересовался Пьюси. — Я обязательно поделюсь своими планами с теми, кто этого по-настоящему захочет, — Том видел, как у многих разгорелось желание доказать, что они „те самые“. — Однако сейчас я хочу услышать ваши предложения о кандидатах в Вальпургиевы Рыцари. Многие не ожидали столь резкой смены темы разговора. Но Том не планировал развивать дискуссию о своих амбициях — время еще не пришло. — Игнатиус Тафт, — сразу же отреагировал Абрахас под кивки Альфарда и Лестрейнджа. — Его мать, Вильгельмина Тафт, заняла этим летом пост председателя Везенгамота, а это отличная рекомендация. Чистокровный, семикурсник. Тем более, хаффлпаффец — среди нас нет представителей этого факультета. — Хороший вариант, — поощрительно кивнул Том. — Осталось узнать о его политических взглядах и о его отношении к темной магии. Только сделайте это аккуратно, — предупреждение было явно не лишним. — Потом доложите мне. Абрахас кивнул. — Уверен, из Ориона может выйти достойный Рыцарь… — начал Альфард. — Твой кузен еще слишком юн, Альфард, — отрезал Том. — Я уже говорил тебе, что пока Ориону не исполнится хотя бы четырнадцать, я не буду говорить с тобой на эту тему. Том отвернулся от Блэка — тот порой слишком много думал о своей семье. — Розье, — вдруг предложил Берг. — Розье? — сразу же раздалось несколько голосов. — Букмекер? Том, признаться, был удивлен. Конечно, большинство чистокровных знало о Розье и его нелегальных делишках, для Тома это тоже не являлось секретом. Благодаря своему интеллекту, равенкловец сумел провернуть все таким образом, что за все шесть курсов еще ни один профессор не прознал, что в Хогвартсе действует система приёма ставок на квиддичные матчи. Розье создавал впечатление человека, любящего, скорее, быть в тени, на позиции наблюдателя. Его вступление в Рыцари, несомненно, даст доступ к информации обо всех финансовых сделках в Хогвартсе. — Розье не доверчивый наивный хаффлпаффец, — заметил Том, подсчитывая различные варианты привлечения букмекера в Вальпургиевы Рыцари. — Кто-то из наших младшекурсников пытался залезть к нему в сундук, — произнес Берг. — Получил темный сглаз. — Если пользуется темной магией, значит, он на нашей стороне, — кивнул Бредли, делая потрясающий логический вывод. — Кстати, — обратился Том к нему, — почему бы вам с Бергом не поговорить с Розье? Как равенкловцам? — Лучше уж Блэк тогда, — гоготнул Берг в ответ. — Учитывая то количество галеонов, которое кочует между ним и Розье — у них давно налажено общение. Многие ухмыльнулись, в том числе, и сам Альфард. — Без проблем, — легко согласился он. — Есть еще предложения? — спросил у всех Том. Некоторые задумчиво наморщили лоб, остальные — отрицательно покачали головой. — Хорошо, — кивнул он. — Тогда перейдем к изучению одного интересного заклинания, на которое я наткнулся пару дней назад. Предложение было воспринято с энтузиазмом — пыточное заклинание, заставляющее жертву ощущать, словно с нее сдирают кожу живьем, было достойной альтернативой Круциатусу, в том числе и потому, что за него не грозил срок в Азкабане. За час его Рыцари справились с накладыванием Экскориаруса, отточив умение на крысах из мешка Пьюси. Альфард освоил заклинание одним из первых и получил заслуженную похвалу от Тома, что улучшило его настроение после плохих вестей о тетушке. — Кто завтра со мной портить метлы хаффлпаффцам? — предложил он. — Нужно проучить Пирси? — хмыкнул Эйвери. — Определенно, — кивнул Альфард. — Том, все будет сделано чисто, я прослежу, чтобы нас не поймали. — Я помогу, — кивнул Абрахас и уточнил: — Проследить, чтобы нас не поймали. — У Равенкло завтра тренировка, — ответил Том, — первое подозрение падет на их факультет. Я думаю Альфард, Абрахас и Агустус справятся с этим. Том перевел взгляд на Лестрейнджа, который смотрел на него полным надежды взглядом. — Лестрейндж к вам не присоединится. Сегодня нам нужно еще разобраться с его провалом в Дуэльном Клубе. Большинство из присутствующих Рыцарей мгновенно замолчали, бросая на Лестрейнджа злорадные взгляды. — Все свободны на сегодня, оставьте нас. Том взмахнул палочкой, открывая на время барьер. Парни нехотя потянулись к выходу — многие из них хотели бы присутствовать при наказании. Уходя, они явно надеялись больше не увидеть Реджинальда на этих собраниях. Тому не было дела до их надежд. Он сделал глубокий вдох, ощущая, как предвкушение разлилось по венам — как же долго ему хотелось выместить на ком-то всю накопившуюся злость… Он знал, что Реджинальд готов принять от него многое. И сегодня Том не планировал сдерживаться. * * * Альфард вышел последним. Он бросил на Реджинальда сочувствующий взгляд и постарался улыбнуться в знак хоть какой-то поддержки. Если честно, Реджинальд плевать на это хотел. Он, наконец, остался с Томом наедине, и сочувствие друзей — последнее, что ему было нужно. Том тем временем стоял, казалось, погруженный в свои мысли. Но когда Реджи вгляделся в его лицо, по его спине пробежал холодок — черты лица Тома заострились, в них проступило что-то мрачное, зловещее. В помещении резко похолодало, воздух стал тягучим, наполненным темной магией. — Том, — вышло так жалко и неуверенно, что Реджинальд сглотнул и попробовал еще раз: — Том, что мне ответить Селвину? — Пусть держит нас в курсе дел, — медленно промолвил Том. — И не забывает копать под Певерелла. Реджи охватила ярость и невыносимая горечь: Том перестал общаться с Певереллом, тот уже стал изгоем на их факультете, но интерес Тома к этому мордредову беженцу никуда не делся. Напротив, после Дуэльного клуба он возрос в троекратном размере. — Хорошо, я понял тебя, — ответил он напряженно, стараясь заполнить гнетущую тишину. Его глаза упали на палочку в руках Тома, и Реджи ощутил, как внутренности скручиваются в тугой узел. Последние ночи он не спал — не мог. Реджинальд жил в предвкушении этого момента. Все эти дни его лихорадило, сердце то учащенно билось так, что начинала болеть грудная клетка, то проваливалось куда-то вниз, и тогда Реджи чувствовал в себе гнетущую, пожирающую его изнутри пустоту. Если бы Том знал, что пережил в эти дни Реджинальд, он бы посчитал это достаточным наказанием. И у Реджи где-то внутри тлела надежда, что как только Том применит к нему легиллименцию, он убедится воочию, что его самый надежный и верный друг настрадался вдоволь. Он изводил себя обидой на Певерелла — даже не из-за его победы в поединке, а из-за того, что проклятый полукровка заставил Реджи потерять самоконтроль и сорваться. Позор! Ему постоянно мерещилось собственное лицо — там, на подиуме, с перекошенным от злобы ртом и выпученными глазами. Таким его видел весь Хогвартс… нет, таким его видел Том. Нужда в Томе и невозможность быть подле него отравляли всё его существование. Реджинальд отдал бы десять лет жизни, чтобы повернуть время вспять. В мыслях он кидался из одной крайности в другую: ему то нестерпимо хотелось убить Певерелла, то броситься на колени перед Томом, вымаливая прощение. — Том, я клянусь тебе — это был последний раз, когда ты был мной недоволен, — выдавил из себя Реджи. Он разглядывал каменный пол, смотреть Тому в глаза он не мог. — Я это уже услышал, но ты не сдержал своего слова, Реджинальд, — Реджи на мгновение закрыл глаза, не в силах слышать эту равнодушную интонацию. — А знаешь, что случится, если ты ошибешься еще раз? — вкрадчиво спросил Том. Реджи отрицательно покачал головой. — Я вышвырну тебя вон из Рыцарей, — сказал Том, палочкой поднимая подбородок Реджинальда и заставляя смотреть на себя. — А так как ты знаешь слишком много, перед этим я сотру все воспоминания. И тогда нас ничто не будет связывать. — Том, пожалуйста, — Реджи затрясло, и он уже не мог взять себя в руки, — Не надо, пожалуйста. Том был для него всем. Реджинальд огромным усилием воли заставил себя смотреть ему прямо в глаза. Пусть Том увидит все его мысли! Вот же они, прямо на ладони — Реджи был не в состоянии держать ментальные щиты. — Нет, — медленно покачал головой Том, и злая усмешка исказила его идеальные черты. — Сегодня я хочу другого. Внутри всё оборвалось. Надежда, ядом растекшаяся по венам, словно кислотой опалила внутренности Реджинальда. Ему никогда еще не было так страшно. — Всё, что угодно, — выпалил он. Пусть Том пытает его, да хоть режет живьем и сдирает кожу. Лишь бы всё вернуть, лишь бы было, как раньше… — Экскориарус! Боль поглотила его целиком. Реджинальд закричал. За стуком крови в ушах ему послышался отдаленный звон колокольчиков. Последнее, что он увидел перед тем, как ослеп от боли, было лицо Тома. На котором расцвела прекрасная улыбка. Примечания к главе: ~ О знаке мортусов. Как многие знают, две молнии были символом СС, штурмового „отряда охраны“ в гитлеровских войсках. Подобное сравнение было сделано авторами сознательно, так как мортусы, по сути, являются аналогией СС в войсках Гриндевальда. ~ О Хагриде. Нас давно спрашивали, куда пропал Хагрид. В каноне есть упоминание того, что Хагрид во время обучения в Хогвартсе часто „убегал в Запретный лес бороться с троллями“ (ГП и ТК)  — этим объясняется неожиданный поворот в сюжете „Загадки“. В последующих главах эта тема будет раскрыта полнее. ~ Иггдрасиль — Мировое дерево (Дерево жизни) в германо-скандинавской мифологии — это исполинский ясень, в виде которого скандинавы представляли себе вертикальную структуру мира. Иггдрасиль покоится на трёх корнях и прорастает через шесть миров. У него есть несколько обитателей, в том числе четыре оленя в ветвях. Бири цитирует текст „Старшей Эдды“, древнего эпоса о богах и героях скандинавской мифологии и истории. ~ Не так давно Дж. Ролинг опубликовала официальную генеалогию семьи Поттеров, в которой она изменила имена бабушки и дедушки Гарри с Чарльза и Дореи на Флимонта и Юфимию. Авторы вздохнули и тоже сменили имена в своем тексте. ~ Абрахас предложил в Рыцари кандидатуру Игнатиуса Тафта, который в будущем станет Министром магии (с 1959 по 1962 г.). Уйти в отставку ему пришлось из-за начатой им программы по разведению дементоров, которая была признана неприемлемой. Его мать, Вильгельмина Тафт, занимала пост Министра магии с 1948 по 1959 гг.