Однажды (рабочее)

Спустя полчаса, вытерев слёзы и отвергнув три плана мести за их невыполнимостью, Анна тихо прокралась в собственную комнату, стараясь не попадаться никому на глаза. Сирены не было, и слава богу, принцессе совсем не улыбалось сейчас объясняться с кем-нибудь. Унижение было таким острым, что чувствовалось почти физически, стягивающим ощущением распространяясь по всей площади тела. Хотелось лечь и сжаться в комочек, чтобы занимать как можно меньше места в пространстве. «Это ведь не мне должно быть стыдно», — с досадой подумала Анна. Хуже всего было то, что если отбросить страх перед клыками, которые могут впиться ей в горло, многовековую вражду и то, что Дракула убивает других людей, можно было бы даже сказать, что ей понравилось. Это было предательство, которое она совершила сама лично, и это было самым ужасным. С детства ей твердили, что нужно думать о душе, не заботясь о бренной оболочке. Она так и делала. Воспитанную в вере Анну пугала и отталкивала животная жизнь тела, и вот теперь тело отомстило ей сполна, как только чужая воля подавила цепочку страхов в её голове. Сегодня им помешали. А если бы нет? Что было бы дальше? Девушка сидела на кровати и смотрела невидящим взглядом в пространство. Что было бы дальше сегодня? А что будет дальше вообще? Анна впервые со вчерашнего вечера оценила свои перспективы. Жить с ним? Спать с ним? Прятать глаза, если вдруг столкнёшься с братом или с Гэбриелом, потому что стыдно, потому что она всех подвела и разочаровала? Надеяться, что Велкан и Гэбриел найдут способ его убить? Гэбриел… Подавленная неожиданной и нежеланной близостью с Владиславом, у Анны совсем из головы вылетело, что она узнала про Гэбриела. Ей хотелось верить, что Дракула солгал ей, и жизнь охотника не связана с жизнью вампира, но интуиция подсказывала ей, что тут Владислав был с ней честен. Самое гнетущее в её положении было то, что даже если свершилось бы чудо и Дракулу убили, к нормальной жизни она вернуться бы не смогла. Предательство. Она предала Гэбриела и семью, когда пошла на сделку с врагом. Убийство. Она убила монстра Франкенштейна. Хотя, раз он монстр, считается ли это? Теперь она выкупила жизнь брата ценой своей чести. А что сделал бы отец? Насчёт отца были сомнения, а вот дед бы точно пристрелил внука лично. Чтобы сказали оба, если бы видели сегодняшнюю сцену в курительной, принцесса и вовсе знать не хотела. А ещё оставались жуткие порождения цимисхов. Каждый раз, когда Анне казалось, что бог несправедлив, она гнала от себя эти мысли как можно дальше, объясняя себе словами пожилого пастора, что божий замысел непостижим и на всё в этом мире его воля. Анна гнала от себя прочь все сомнения, которые рождались в её душе иногда сами, а иногда их бросал туда её враг. Она стойко держалась, но всему есть предел, и принцесса поняла, что тогда, когда она поскользнулась и упала в обезображенные разложившиеся человеческие останки, преследуемая кошмарными тварями, созданными из изуродованных тел тех, кто когда-то был живыми людьми, с семьёй, с друзьями, людьми, которых кто-то любил и которые сами кого-то любили, она подошла к своему пределу вплотную. Вера Анны поколебалась, и девушка не была уверена, что выстоит. Она сложила руки, попыталась прочитать молитву, прося у господа сил, но слова не шли от сердца, как это было ранее. Их приходилось выуживать из памяти, делать усилие, чтобы произносить, они казались насквозь фальшивыми и приторными, а сам бог уже не воспринимался защитником, утешителем и тем, кому следовало возносить молитвы. В лучшем случае к проблемам своих детей он был абсолютно равнодушен, и тогда… Тогда слова Дракулы про то, что их семейное проклятие — не более чем бред обезумевшего мужчины, движимого ненавистью, казались пугающе правдивыми. — Дорога мне в ад, — тоскливо прошептала принцесса. «А ведь я попаду туда в любом случае. И буду мучиться там до тех пор, пока Дракула не будет мертв». Мысль, пришедшая в голову Анне, была простой и страшной, но странно притягательной. — Я не позволю так со мной обращаться, — девушка встала посреди комнаты, окидывая взглядом помещение. — Это я хозяйка своей жизни. Я не позволю. Сирена поняла, что что-то не так уже когда поднималась по лестнице на этаж, где находилась комната принцессы. Запах разливался в воздухе, заставляя ноздри трепетать, а рот наполняться слюной, вызывая лёгкий зуд в удлиняющихся вампирских клыках. — Госпожа, — испуганно позвала Сирена, стуча в дверь принцессы, но уже догадываясь, что за ней увидит. Анна лежала на холодном полу. Прохлада плит успокаивала и вытягивала из тела тепло, даря взамен какое-то безразличное спокойствие. Силы её покидали. Сначала была боль. Жуткая боль, девушке даже не верилось, что она причинила её себе сама. Но боль быстро унялась, а на смену ей пришла пульсация в месте разреза, откуда неровной струей вытекала кровь. Теперь же левая рука практически не чувствовалась. Принцесса хотела было пошевелить пальцами, но они будто окоченели и не слушались. Наверное, стоило закончить это побыстрее, вскрыв вену на второй руке, но сначала от боли она была не в состоянии переложить нож для бумаги в больную руку, а теперь же та ей просто не повиновалась. Анна Валериус лежала на холодном полу в луже собственной ещё тёплой крови и ощущала, как жизненные силы медленно утекают из неё. Девушку клонило в сон. «Сейчас я узнаю, что значит умирать…» — Госпожа, — холодные руки Сирены коснулись её плеча и Анна неожиданно поняла, что сильно замёрзла. — Госпожа, зачем же вы так. В голосе малокровной звучал испуг. Анна смогла разлепить веки, чтобы увидеть женскую фигуру в полоске дневного света, заливающего комнату. Сирена была единственной, кто был с ней мил здесь. Левая рука уже почти не ощущалась, как и ноги, а вот правая ещё как-то слушалась, и принцесса попыталась приобнять склонившуюся над ней девушку. Та в ужасе отшатнулась от неё. «Подыхать лучше рядом с другом, чем рядом с врагом, пожалуйста, прикоснись ко мне», — хотела сказать ей Анна, но язык не ворочался. Веки были такими тяжёлыми, как будто весили по меньшей мере тонну, не было никакой возможности оставить глаза открытыми, и темнота мягко приняла Анну в свои прохладные объятия. Сирена вломилась в сознание Владислава так бесцеремонно, что он сначала даже не понял, кто посмел его потревожить таким образом, а затем перед глазами возникла чёткая картинка, объясняющая причину, которая заставила его отшвырнуть документы в дальний угол кабинета и преодолеть четыре этажа в рекордные даже для вампира сроки. Стоило признаться, он ожидал от своей пленницы какой угодно реакции на произошедшее, но никак не такой. — Когда?! — рявкнул он, влетая в комнату Анны. — Я не знаю, — пролепетала Сирена. — Я поднималась по лестнице, когда услышала запах. Вы говорили, она с вами будет… Вампир наклонился к девушке и попытался нащупать пульс. Запах крови ударил в нос с новой силой, и Дракуле показалось, что ещё один вдох — и он сойдет с ума. Владислав выругался и перестал дышать, пытаясь совладать со зверем внутри, готовым припасть к распоротой вене, чтобы урвать свою долю из этого пиршества смерти. Пульс был слабый. Скорее всего, между тем, как он оставил её одну, и тем, как в её голову пришла эта «замечательная» мысль, прошло не так много времени. Итого… Сколько? Три, четыре часа? Владислав хотел было сказать всё, что он думает, но для этого требовалось снова набрать воздух в лёгкие, а ему совсем не хотелось проверять свою силу воли, вдыхая запах крови Анны ещё раз. Он просто зажал пальцами глубокий разрез от кисти до локтевого сгиба, из которого вылилась уже солидная лужа крови. Анна цветом лица могла бы уже сравниться со снегом, лежащим на вершине Карпатских гор. Сирена куда-то исчезла, а вернулась с полосками ткани, пропитанной чем-то, что способствовало затягиванию ран. «Хорошо, что малокровные не так зациклены на крови, как мы», — подумалось Владиславу, когда она туго перематывала разрез. Зайди сюда кто-нибудь другой, всё могло бы кончиться совсем по-другому. Дракула легко как пушинку поднял принцессу с пола и вышел из комнаты. Сирена поспешила за ним. В коридоре вампир наконец решился сделать вдох. — Сирена, тут надо всё отмыть, вернутся мои невесты — скажи Вероне, чтобы присматривала за Алирой, ей может и крышу снести от таких… запахов. Пошли кого-нибудь в город, чтобы купили какое-нибудь кроветворительное. Сирена послушно кивнула и исчезла. — Что ж с тобой делать, — пробормотал вампир уже себе, таща Анну на руках. Оставлять принцессу в её комнате после того, как её кровью пропах весь этаж, если не больше, он бы не рискнул. Дракула отлично знал, что ни один из его слуг в здравом уме и твердой памяти не рискнёт причинить вред гостье хозяина без его разрешения, но отдавал себе отчёт в том, что в каждом из них внутри живёт зверь, который постоянно стремится выйти из-под контроля. Владислав аккуратно положил девушку на кровать в своей комнате и накрыл покрывалом. — Что ж ты такая… — он даже слова нужного не мог подобрать, глядя на бледное лицо. — Несчастливая, что ли? Вампир осторожно взял здоровую руку и начал растирать кончики ледяных пальцев. Он доказал ей, что он сильнее, но в этом раунде победа всё равно осталась за Анной. «Несгибаемый характер… и потрясающей силы ненависть. Причём к самой себе в том числе», — подумалось ему. Владислав бы навскидку мог назвать парочку более быстрых и менее болезненных способов суицида, но Анна предпочла куда более варварский. «Хорошо хоть, ей никто не рассказывал про то, как самураи делают харакири, с неё бы сталось повторить». Анна пришла в себя ближе к вечеру. В теле была ужасная слабость, голову не получалось даже оторвать от подушки. Впрочем, под тремя одеялами было тепло и уютно, и вставать совсем не хотелось. — Пришла в себя? — поинтересовался голос, который она в последнее время слышала куда чаще, чем хотелось бы. Девушка облизнула пересохшие губы. — Пить очень хочется. — Сейчас, — чужие руки осторожно приподняли её с кровати и поднесли к губам стакан. — Почему я здесь? — спустя некоторое время спросила она, осматривая уже знакомую комнату. — Потому что запах твоей крови чуть не свёл с ума всех вампиров в замке. Скажи спасибо, что тебя нашла Сирена, на которую это особенно не влияет. В комнате повисло молчание. Владислав нарушил его первый: — Самоубийство — самый тяжкий грех. Ты это знаешь. Зачем? — Я и так буду гореть в аду. — Тебе так не терпится? — Нет… Но это был единственный способ вновь ощутить себя хозяйкой своей жизни, — еле слышно ответила Анна. — Ощутила? — Нет. Чужая рука погладила её по щеке. Принцесса тяжело вздохнула. — Я левую руку плохо чувствую, — напряженно сказала она. — Это из-за давящей повязки. Это пройдёт. — Зачем ты меня спас? — Было грустно смотреть, как ты умираешь. — Ну вот что ты за человек. Даже сдохнуть нормально по своей воле не дашь, — тоскливо сказала Анна. — Я хочу, чтобы ты оставалась со мной столько, сколько нужно мне, — пожал он плечами. — Но я не хочу с тобой оставаться. — Разве я сделал тебе что-то плохое? — Шантажировать меня, залезать в мою голову, заставить напасть на меня моего брата, подвесить меня на крест на кладбище, силой удерживать здесь, напоить и воспользоваться этим… Всё или я что-то забыла? — Лучше подумай о том, что никто кроме тебя после стольких встреч со мной не оставался живым и здоровым. Я ни разу не сделал тебе настолько больно, насколько мог бы, если бы задался целью, — в голосе Владислава прозвучало раздражение. — Какой молодец, я так тебе благодарна, ты прямо вырос в моих глазах, — ехидно сказала Анна. — Хамишь значит поправляешься. Да и разве девушкам не льстит, когда кто-то очень плохой доказывает им, что может быть с ними очень хорошим? — в голосе Дракулы слышалась издёвка. — Очень хороший — это не про тебя, — отрезала Анна. — Это во-первых. А во-вторых, такое льстит только очень недалёким и эгоистичным девушкам, которым плевать на всех остальных. Вампир рассмеялся: — А вы, ваше высочество, значит, всегда думаете о других и никогда о себе. — Не передергивай, одно не следует из другого, — в голосе Анны послышалась досада. Владислав открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что она решила по поводу Гэбриела, но передумал. У неё не было сил, а ему не хотелось издеваться над той, которая даже на постели подняться сама не может. В комнате вновь воцарилось молчание на некоторое время. В этот раз его нарушила Анна: — Ты так легко берешь под контроль все мои страхи и чувства. Почему ты этого не сделал, когда мы вернулись оттуда? — она сделала ударение на последнее слово. — Нравится смотреть, как мне плохо? Дракула вздохнул: — Это не имело смысла. Это то, что изменило тебя, твоё мировосприятие, то, что ты никогда не забудешь, тебя это задело, мир больше не будет для тебя прежним. Я могу легко подавить эти чувства, эмоции, кошмары, но это лишь временная мера. Когда ты сдерживаешь что-то, что причиняет тебе боль, нужно понимать, что это не сможет продолжаться всегда, и чем больше ты откладываешь встречу с тем, что тебя травмирует, тем болезненнее потом будет новое столкновение. Оно накроет тебя с удвоенной силой, компенсируя себе то время, на протяжении которого было подавлено. В любой другой момент она ни за что в жизни не стала бы просить его о помощи, но сейчас, когда её привычный мир медленно рушился, а тело не повиновалось, у неё не было сил пережить это самой. — Я, кажется, понимаю, — медленно сказала Анна. — Но мне сейчас так плохо. И я просто хочу хотя бы заснуть нормально, без того, чтобы мне снились эти… существа. Владислав пожал плечами: — Это твоё решение. В этот раз чужое сознание не противилось проникновению. На секунду оно трепыхнулось, как пойманная в силок птица, а затем раскрылось навстречу. Анна почувствовала, как воспоминания отступают куда-то далеко-далеко, будто бы на десятилетия назад, а страхи становятся беспочвенными. Жуткие картины позавчерашнего дня смазались, стали нечеткими, а усталость навалилась на девушку с утроенной силой. Сон пришёл быстро и в этот раз не принёс с собой ночные кошмары.