Тень на стене

Лицам не достигшим моральной уравновешенности читать не рекомендуется. Спасибо. Я, если что, предупредила. И я проснулся... Та-да-да-дам! Тридцать первого июля 1985 года. Мне исполнилось пять и только что пробило полночь. Спину все так же проедали выступающие пружины, а нос чесался от обилия пыли. "Здравствуй, здравствуй, милый дом. Много трупов будет в нем", - мой мозг работал в резервном режиме, потому что полностью перегрузился информацией. Из-за этого в голове и возникали странные образы и стишки, в основном направленные на расслабление. Убийство ближайших родственников, ебущих мое сознание с самого рождения, входило в число релаксирующих процедур. После двух часов такой "перезагрузки" мне было глубоко наплевать на то, что организму пять лет, а дом находится под пристальным взглядом старого маразматика -Дамби. Передавив всех пауков в своем чулане, я произнес что-то на подобие "mission completed" и с шумом выбил хлипкую дверь. На автономном режиме я направился в следующую локацию - кухню. К тому времени, как моя пятилетняя тушка добралась до стеклянной двери, все семейство Дурслей уже было в сборе и прибывало в крайней степени возмущения. Это же надо. Племянничек, с существованием которого они не свыклись за четыре года, шляется по дому ночью, да еще и с таким грохотом. Как они орали. Проапгрейдив свой слуховой аппарат я включил внутренний режим "игнор" и пошел копаться в холодильнике под недоумевающие взгляды родственников. Тут даже сквозь игнор пробился крик борова в пижамке с розовыми крылатыми слониками и в ночном колпаке в голубенькое сердечко. А я ведь просто приоткрыл ящик с колбасами и прочими кошмарами вегетарианца. С невозмутимым видом мое тело с отсутствующими мыслительными процессами прыгнуло на Дадли, запихивая ему в рот огромный кусок колбасы. Кузен давился, хрипел, рыдал, но внезапная сила моего тщедушного тела не давала ему вырваться. Засовывая Дадли в глотку все больше и больше еды, я, фактически, наслаждался его хрипами и нервными конвульсиями. Смерть от удушья уже тянула свои опухшие синие руки к Дадли, но Вернон вырвал своего сына из моего захвата. Мой мозг почти тут же запустил основную программу самосохранения, но этот порыв подавило желание поиздеваться. Я взглянул на мистера Дурсля и, имитируя помехи, поговорил: - Говорит Шрам. Идиот, как слышно? – Вернон округлил глаза, осознавая, что какой-то малявка назвал его идиотом, а он не может ничего сделать, потому что боится. Боится тщедушного паренька пяти лет. Все это читалось на лбу дядюшки как на первой полосе «Пророка». - Как слышно, Идиот? Как слышно? – я продолжал выводить из себя Дурсля, наблюдая за сменой цвета кожи у полнощёкого дядюшки. От нездорово-серого к багровому, а потом резко в белый. Просто ходячая палитра цветов, а не мужчина. - Молчание – знак согласия, - повторил я слова новоявленного отца. – Значит, слышит меня хорошо. Внемлите мне полностью, о, ничтожные. Теперь я могу высказать вам все, что у меня накопилось. Например, Петунья, солнышко, я все знаю. У тебя ведь не было сестры, так? - тетя побелела и осела на табуретку, а я продолжил. - Ты подобрала подброшенного мальчишку, в надежде на то, что он вырастет лучше твоего собственного сына. Я ведь был красивым и не крикливым, чего нельзя было сказать про этого дикаря. Я ведь прав. Могу поспорить на свою жизнь, что ты едва сдерживала рвотные позывы, сношаясь с этим сгустком жира – мистером Дурслем. Тунья все бледнела и бледнела, в то время как дядя Вернон вскипал и становился похожим на вареный помидор. - Петунья! Что за вздор! Что этот малявка себе позволяет, - Дурсль замахнулся на меня кулаком, но я остановил его удар одним словом. - Педофил, - дядя замер, бледнея, точно так же как его жена пару секунд назад. - Гей. Педофил-гей. Сколько времени ты имеешь своего сыночка, а, Дурсль? Год, а может полтора. Может быть даже больше. Дадли, солнышко, у тебя не болит задница? - слащавым голосом спросил я, обернувшись к кузену, глотающему слезы. - Вернон, отрываешься на нем, после того, как тебя отымеет начальник? Ты ему отсасываешь под столом как шлюшка или он тебе засаживает в анал? Он шлёпает тебя по твоему жирному заду и говорит: "О, подчиняйся мне, грязная шлюшка". - Все мои слова били точно в цель, поражая самые болевые точки. Я зловеще усмехнулся, что на узких губах пятилетнего мальчика выглядело страшно и дико. - Я заберу ваши кредитки и наличные деньги. Даже не думайте мне соврать насчет пин-кода, вы же не хотите, что бы весь мир узнал о ваших темных делах? Вот и мне это не надо, - пожав угловатыми детскими плечами, я направился в кабинет Вернона с камином, открывать сейф.

***

Дурсли, стыдящиеся смотреть друг другу в глаза, все еще сидели на кухне, а я, в свою очередь, ждал пластиковые карточки. Деньги из сейфа я достал без чьей-либо помощи. Прятать ключи от сейфа в верхнем незапертом ящике стола - верх идиотизма, хотя, я не сомневался в умственных способностях Вернона. Спортивный рюкзак Дадли был заполнен хрустящими банкнотами, на которые я надеялся купить себе одежду на маленького мальчика, а после и на взрослого мужчину. В ожидании я примостился в кожаном кресле и принялся обдумывать план своих действий. В голову ничего путного не лезло, и я решил отвлечься, вспоминая недавнее развлечение. Все же уроки оклюменции со Снейпом не прошли даром. Я освоил Лигилименцию. В случае с Северусом - это нормально. Однако, то, что творится в головах моих родственников - это ад кромешный. Боюсь, даже для отца они будут казаться слишком отвратительными. Хотя, куда уж отвратительней, чем Дьявол. Обрывая мои мысли, в комнату ворвался Дадли, неся в руках две пластиковые карты с бумажками, на которых неровными и истеричными почерками были накарябаны числа. Кузен всунул мне в руки свою поклажу и рухнул передо мной на колени. - Гарри, прости меня! Я сделаю все, что ты захочешь, только никому не рассказывай! Обещаю, - его обвисшие жирные щеки сотрясались при каждом его слове, что вызывало во мне рвотные спазмы. - Папа всегда успокаивается, когда я это ему делаю, ты тоже меня сразу же простишь. Не успел я сообразить, чем именно такой извращенец, как Дурсль воспитывал своего наследника, как пухлая рука Дадли скользнула к моей ширинке и рывком расстегнула ее. Я был настолько поражен, что ничего не предпринимал до того момента, пока отвратительно мокрые от слюны губы не коснулись моих трусов. Чуть не блеванув прямо на ковер, я отпрыгнул от Дадли, отпихнув того в сторону с невероятной силой. Я всего конечно ожидал от Вернона, но не такого. Осознав, что мальчику передо мной всего шесть лет, во мне вскипела ненависть к этому моральному уроду, который осмелился творить, что-то более отвратительное, чем я мог себе позволить. Даже в моем искаженном понимании, слово честь означает совсем не общественное мнение, а определенные моральные устои, коих у дяди не было вообще. Оставив рыдающего кузена на полу в кабинете, я гневным вихрем ворвался в кухню. - Вернон Дурсль! – мой голос прогремел громовым эхом по замкнутому помещению. Дядя, пытаясь сохранить остатки того, что он называл честью, повернулся ко мне, но глаза не поднял. Ты, Вернон, - самое грязное и омерзительное существо на земле! Ты же сам себе отвратителен! Но все равно гниль твоей души грызет Дадли! Ему шесть лет, Дурсль! Шесть! А что ты делаешь с ним! Растишь подобного себе. Грязную жирную подстилку под горячий член и толстый кошелек. - Мой сын, что хочу, то и делаю! Не пятилетнему сопляку мне указывать! - дядя все же решил рискнуть. Ой зря... - Да? – я вопросительно поднял бровь, распространяя вокруг себя ауру ледяного спокойствия. – Твоя жизнь, Дурсль, в моих руках. Ты не поверишь, насколько у меня богата фантазия в таких делах. Ты не поверишь... Покручивая в руках нож для разделки филе, который я схватил, наступая на жирного труса, я все приближался и приближался в Вернону. Маленький решительный мальчик наступает на толстого кабана, отвратительно повизгивающего в ужасе. Комичнее не придумаешь, вот только ни мне, ни Дурслю не было смешно в этот момент. Я загнал Вернона в угол и в доказательство своих серьезных намерений приставил нож к тому, до чего мог дотянуться в этом теле. Как оказалось, мой выбор был верным. Дурсль сразу сжался до минимальных размеров, но способностей к уворачиванию ему это не придало. - Что, боишься потерять самое дорогое? Я бы с радостью кастрировал бы тебя... – мою речь прервала Петунья, смиренно молчавшая до этого. - Гарри, ты прав, я взяла тебя с одной только целью – вырастить тебя лучше, чем Дадли. Я смогла это, но не уподобляйся им. Я тебя умоляю! Ты подарил мне надежду на то, что я могу разбавить свою жизнь яркими красками. Ты был этими красками. Я тебя прошу, не делай этого, - бессвязная речь тетушки вернула мне спокойствие и я воткнул нож в стол, отступая назад.