Правда

      Питер не знает почему всё получается именно так. Когда он видит в новостях, что Гарри вернулся, а потом идёт в «Оскорп», чтобы увидеть его, то совершенно не подозревает о том, что в результате они окажутся в огромной квартире Гарри на слишком большой для одного человека кровати, застеленной шелковыми простынями.       Вот они гуляют, обсуждают прошлые времена, обсуждают будущее и Человека-Паука. Он говорит с лучшим другом о той части своей жизни, о которой никто не должен догадываться и не чувствует и доли вины, что скрывает от Гарри правду. Скорее он чувствует возбуждение. Возбуждение и радость. Словно между ними пропасть, соединенная по краям канатом, и он балансирует на нем в самой середине. И Питер намерен когда-нибудь добраться до стороны Гарри.       Друг не выглядит таким же восхищенным или озлобленным существованием «дружелюбного соседа», как большинство обывателей. Ему будто бы всё равно, и Питеру это нравится.       Потом они говорят о Гвен. Определение «всё сложно» как нельзя лучше подходит под их отношения, но Питеру больше нравится «мы любим друг друга, но я обещал её отцу забыть о ней и теперь, когда он умер, меня мучают галлюцинации, будто я везде вижу его, а Гвен заслуживает кого-то, кто не будет подвергать её опасности, но я всё равно не могу её отпустить». Разумеется, Питер не говорит ничего из этого. Но Гарри и не настаивает.       С ним ведь тоже всё сложно. Не так, как с Гвен. Питер не может определиться хуже с ним или лучше, однако одно он знает точно — Гарри не любит сложности. Они не видятся восемь лет, а кажется, что ничего не изменилось с тех пор, как Озборн уехал. И Питеру это нравится тоже.       Когда они открывают дорогой виски в квартире Гарри, и Питер посылает тетушке Мэй сообщение с известием, что будет поздно, он и не догадывается, что сегодня вообще не придёт домой. Вместе они пьют виски, заново вспоминают прошлое. Гарри смеётся, когда слушает рассказы Питера о годах, что тот провёл в старшей школе и мрачнеет, когда Паркер спрашивает о том же у него. Тогда Питер перестаёт об этом спрашивать.       Они намеренно избегают разговоров о родителях.       А потом Гарри придвигается к нему на дорогущем диване и целует. Питер утешает себя тем, что ему в голову ударил алкоголь и тем, что Гарри нужна поддержка, ведь день назад умер его отец, и отвечает на поцелуй. Он зарывается пальцами в волосы друга и тянет на себя, но Гарри внезапно отстраняется и смотрит Питеру в глаза. Между их лицами пара сантиметров, у Питера сбитое дыхание и блестящие глаза, а Гарри выглядит таким же спокойным и уверенным как и всегда. Словно это не в его волосах рука Питера и не его тщательная укладка безжалостно испорчена.       В дверь вежливо стучат, и в комнату заходит мужчина во фраке. Его волосы полностью седые, а лицо покрыто морщинами, но Питер всё равно его узнаёт. Джонатан — дворецкий Озборнов. Выражение лица мужчины не меняется, когда он застаёт двух друзей так близко друг к другу, но Питер все равно быстро выпутывает пальцы из волос Гарри и отсаживается на другой край дивана. Гарри старательно давит рвущийся наружу смех и выпрямляется.       — Если я больше не нужен, сэр, — начинает Джонатан, но Гарри его перебивает.       — Конечно, можешь идти.       Гарри делает жест рукой и идёт налить себе ещё виски, в то время как мужчина удаляется из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь. Оставшись наедине с собой, Питер внезапно чувствует себя неуместным в дорогой обстановке квартиры. Как если бы он являлся вазой с гаражной распродажи на выставке предметов искусства восемнадцатого века. Он ерзает на диване, рассматривает свои руки и бросает быстрые взгляды в сторону рюкзака у ножки стола. Запутавшись в собственных желаниях, Питер намеревается уйти. Он уже даже открывает рот, чтобы выразить свое намерение в словах, когда слышит тихий голос Гарри:       — Останься. Пожалуйста.       И как-то так получается, что он остаётся. А потом осознаёт себя распластанным на кровати с темно-синими шёлковыми простынями, выгибающимся под умелыми руками. Он думает о том, когда Гарри успел настолько хорошо изучить его тело и о том, что совершенно не понимает, что сейчас чувствует. Единственное, что он знает — он хочет целовать эти губы, изгибающиеся в самодовольной улыбке. Питер грубо сгребает в охапку светлые волосы, притягивает Гарри к себе и кусает за плечо, сдерживает стон.       Когда он чувствует Гарри в себе, оба замирают, привыкая друг к другу. Питер закусывает губу, на пробу ерзает и чуть двигает бедрами. Что-то внутри него вопит о неправильности происходящего, но Питер игнорирует внутренний голос и, обхватывая бедра Гарри ногами, первым начинает двигаться. Гарри поддаётся вперед, навязывая собственный ритм, и впивается пальцами Питеру в бедра. Питер притягивает его ближе, оставляет неглубокие царапины от коротких ногтей на спине и тихо стонет в такт движениям.       Питеру кажется, что он сорвёт голос. Еще, что он никогда не простит себе этого. Потом он думает о Гвен, но быстро выбрасывает эти мысли из головы, переключаясь на желание услышать голос Гарри. Питер видит, как тот с силой закусывает губу, сдерживая стоны, и ему становится немного обидно. Затем ему становиться стыдно: он занимается сексом с лучшим другом, изменяет любимой девушке, а думать может только о том, как сильно ему хочется увидеть момент, в который Гарри потеряет над собой контроль.       Питер так испорчен.       Гарри судорожно дергается, до крови закусывает губу и кончает. Питер же поддаётся вперёд, с силой прижимая Озборна к себе, и давится стоном.       Питер правда не знает, почему всё получается именно так.

***

      Утро встречает Питера головной болью и невероятным по своей силе желанием принять душ. Он садится в кровати, морщится от ноющей боли в районе поясницы и замечает полностью одетого Гарри у окна. Питер задумывается, сколько времени Гарри провел стоя неподвижно, словно статуя.       Питер встаёт с кровати, кутаясь в простынь, и видит на тумбочке свой телефон. Тем не менее он точно помнит, что не приносил его сюда. Питер бросает взгляд в сторону Гарри и берёт сотовый в руки. Одиннадцать пропущенных. Семь от тетушки Мэй и четыре от Гвен. Проснувшаяся совесть даёт о себе знать чувством вины и осознанием собственной ничтожности. Питер проверяет почту. Почти тридцать входящих сообщений.       «Питер, ты где?»       «Питер, с тобой всё в порядке?»       «Питер, пожалуйста, ответь».       «Питер, я волнуюсь».       «Питер, позвони тёте Мэй».       «Питер, ты у Гарри?»       «Питер…»       «Питер…»       «Питер…»       Питер кладёт телефон обратно на тумбочку, одновременно запихивая чувство вины подальше до подходящего момента, и подходит к Гарри. Пару секунд он стоит за его спиной, не решаясь ничего предпринять, но отбрасывает сомнения в сторону и обнимает Озборна. Прижимает к себе, утыкается носом в плечо.       — Привет.       — Привет, — отзывается Гарри чуть хрипло.       — Который час?       — Почти девять.       — Жалеешь?       Питер удивляется вопросу, но не может утверждать, что он его не ожидал. Однако это всё равно выбивает его из колеи.       — Да, наверное. Не знаю. А ты?       — Всё сложно.       Питер видит лицо Гарри в отражении от стекла. Он улыбается.       — Ты не любишь сложностей.       — А ты их создаёшь, поэтому мне остаётся только смириться.       — Идёте на уступки, мистер Озборн? — Питер тоже улыбается.       — Смиряюсь с обстоятельствами, мистер Паркер.       Питеру кажется, что последние слова звучат двусмысленно, но он быстро выкидывает это из головы. Он обвивает руками Гарри за талию и сильнее прижимает к себе.       — Сейчас простынь, которую ты используешь как одежду, упадёт к нашим ногам.       — Она таким образом покажет насколько сильно благоволит перед тобой.       — Передо мной?       — Да.       — Ты же понимаешь, что напрашиваешься на второй раунд?       — Несомненно, — Питер чуть прикусывает мочку уха Гарри.       Гарри отстраняется, отступает на шаг и поворачивается к нему. От улыбки не осталось былого следа, Гарри хмурит брови и как будто бы ошалело моргает. Питер не берется гадать, что его так удивило.       — Моё «сложно» тебе не подходит, Питер. Совсем, — Гарри с силой трёт шею.       — С чего ты…       Питер не успевает закончить, как Гарри, злясь, его перебивает.       — Я знаю, Питер. Не начинай только, ты не понимаешь чего хочешь. А я выбираю то, что будет лучше для тебя.       — Уже успел привыкнуть чувствовать себя главным в комнате, Озборн? — зло выплевывает Питер.       Он отстраняется от Гарри, и простынь почти падает к их ногам, но Питер ловит её в последний момент. Спроси кто его сейчас, он не мог бы сказать точно зол ли из-за того, что все решили за него или из-за того какое именно решение приняли. Хотя еще минуту назад он сам был в полнейшем эмоциональном раздрае и вряд ли смог бы принять ответственность за любой свой выбор. Гарри услужливо сделал всю работу за него. Так почему Питер продолжал злиться?       — Я был не прав, хорошо? — Гарри устало вздыхает. Смотрит на Питера умоляюще. — Я был не прав, затаскивая тебя в постель. У тебя есть Гвен, а я был слишком пьян и слишком плох для того, чтобы оставаться в одиночестве.       — Ты хочешь сказать, что для тебя это ничего не значило? — Питер сжимает зубы и выдавливает слова холодно, отчужденно. Внутри он чувствует себя преданным. Хотя во всей ситуации единственной, кто имеет право так себя чувствовать является Гвен.       — Чего ты пытаешься добиться, задавая эти вопросы, Питер?       — Правды.       — Правда в том, что твоя девушка звонила тебе всю ночь, пока я трахал тебя, а ты выгибался и стонал подо мной. Правда в том, что твоё «сложно» рядом с моим и рядом не стояло. Я умираю, Питер, вот в чём правда! А теперь уходи. Собирай шмотки и проваливай, и можешь забыть обо всём, что здесь произошло.       — Гарри, послушай, мы справимся с этим…       — Я сказал, проваливай!       Наперекор своим словам Гарри сам вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью напоследок.

***

      Питер пытается следовать указаниям Гарри. Действительно пытается. Он полностью переключается на Гвен и живёт жизнью Человека-Паука. Питер Паркер практически уходит на задний план.       У Человека-Паука нет слабостей, быть им проще. У самого Питера слабостей слишком много. А ещё у Питера Паркера слишком много тайн от самых близких ему людей. От тёти Мэй он скрывает то, что является Человеком-Пауком. От Гвен — что изменил ей с лучшим другом. От Гарри — что он Человек-Паук и что всё ещё не разобрался с тем, что к нему чувствует.       В общем, Питеру Паркеру точно не светит звание человека года.       Когда Гарри звонит, чтобы пригласить его в «Оскорп» для демонстрирования чего-то важного, Питер невероятно радуется. Он все еще продолжает радоваться, когда заходит в кабинет, где расположился Озборн. Его радость сходит на «нет», когда Гарри включает видеозапись. Они вместе смотрят видео, и Гарри выглядит оживленно и даже взбудоражено, в отличие от мрачного Питера.       Гарри ведёт себя так, будто между ними ничего не было, а потом просит его о помощи. Питер не может ни согласиться, ни отказать ему. Только теперь он замечает, что лучший друг выглядит больным и отчаявшимся. Питер вспоминает их разговор о надежде, которую дарит людям Человек-Паук, в то время как Гарри почти плачет, говоря, что не хочет умирать. Питер тоже не хочет, чтобы он умирал.       Поэтому он позорно сбегает.       А потом отказывается помогать.       И это становится той роковой ошибкой, которую Гарри отказывается прощать.

***

      На кладбище тихо и пустынно. Легкий ветер шевелит волосы и гоняет опавшую с деревьев листву. Питер приходит сюда почти каждый день и проводит часы у могилы Гвен.       С недавних пор он больше не Человек-Паук, а просто Питер Паркер.       Жизнь будто бы останавливается со смертью Гвен. И Питер не уверен, что хочет начинать всё сначала. Что может начать всё сначала.       Даже пять месяцев спустя он не может заставить себя перестать говорить с ней. Как будто если он это сделает, то окончательно признает, что её больше нет.       Он рассказывает, что на днях встретил симпатичную девушку — Мэри-Джейн — и, кажется, он ей понравился. Говорит, что Нью-Йорк окончательно сошёл с ума, и он не хочет что-либо с этим делать, потому что тогда всё будет почти как раньше только в тысячу раз больнее. Говорит, что людям нужна его помощь, но он не уверен, что сможет помочь. Себе — не смог. И раньше они ведь справлялись без него — почему не могут сейчас?       Питер говорит, что скучает и что не видит себя без неё.       Но не говорит о Гарри.       Он хочет надеяться, что не делает этого, потому что сам ничего о нём сейчас не знает. За исключением того, что Гарри выписался из психиатрической лечебницы и снова возглавляет «Оскорп». Питер не уверен, что хочет знать больше.       Телефон тихо вибрирует в кармане джинсов. Питер знает, что это тётя Мэй, и не спешит брать трубку. Некоторое время он смотрит на надгробие, потом прощается и уходит.

***

      «В чём твоя правда, Питер Паркер?» — спрашивает знакомый голос в наушнике.       И Питер уверен, что человек, которому он принадлежит, сидит сейчас в кресле в пижонском костюме от какого-нибудь известного дизайнера и растягивает губы в довольной ухмылке. И ждет ответа. Конечно же, он ждет ответа.       Правда же Питера в том, что его любимая девушка умерла по его вине. Правда в том, что его лучший друг спятил, и Питер не уверен, что это можно как-то исправить. Правда в том, что через три часа у него свидание с милой девушкой по имени Мэри-Джейн, а он совершенно не хочет на него идти. Правда в том, что он — Человек-Паук, и ответственность, возложенная на его плечи, вызывает сильную мигрень и тошноту. Правда в том, что он каждый день ходит на могилу Гвен и захлебывается в чувстве вины, безысходности и злости. Правда в том, что он хочет свернуть лучшему другу шею и крепко прижать к себе и кричать, утыкаясь ему в плечо, но не знает, чего больше.       Его правды хватило бы, чтобы весь город несколько месяцев обливался кровавыми слезами.       «Сначала я спасу этих людей, а потом убью тебя», — говорит Питер и выбрасывает наушник.       Гарри Озборн смеётся и просит Фелицию сделать чай, потому что скоро к ним должен прибыть особый гость.