Таежная сказка

— Этот катер будет, наверное, последним. — Степан курил махорочку с капитаном «Водяного», после того как рассчитался, затарился на зиму, а также получил зарплату за все лето на троих: себя любимого, Ваньку и Мишку. — А что, мальчик так и остался у вас? — Капитан, пройдохистый дядька по кличке «Купи-продай», мог достать все, что угодно, от импортных шмоток до золотых изделий или до сырокопченой заграничной колбасы. Плати только деньги, имей вкус и знай нужный размер. — А ты, думаешь, это для кого? — Ткнули в новенькие джинсы, новомодную толстовку и кучу теплых вещей. — На меня все это не налезет. — Вы совсем с Иваном охерели. Балуете мальчонку на пару. Был бы девкой — тогда понятно дело, Ивану давно пора жениться повторно, забыв свою жену. Такой в лесу красавец-мужчина пропадает. Не оленей же он дерет?! — И ничего он не пропадает. И кого дерет — не твоего ума дело. А Мишка мне, почитай, как внучок. Так почему и не побаловать? Собственные родственники меня не больно-то радуют и балуют, а он — сиротка. — Ну-ну, нашлись дедок да папаша. Кстати, к вам гость и, по ходу, по душу Талыгина. С катера свесился смазливый темноволосый парень и затравленно спросил: — Это кордон егеря Степана? — Ну, его. А тебе какая печаль нашего Мишку искать? — Я поговорить хотел… — По мосткам сошли на берег, прихватив небольшую сумку. — О чем? Постой, ты случайно не его дружок Витька? — Степан пожал руку высокому, спортивному парню, прикинув навскидку силу. Выходило, молодой мужчина силен и даже весьма. — Нет, не совсем, так могу я с ним встретиться? — замялись рядом, отводя взгляд. — Эй, паря, да ты с печки свалился, кто ж осенью к нам приезжает? — усмехнулся бухгалтер, что подсчитывал остатки денег. — Почитай, этот рейс последний в этом году. — Так мне не зимовать, я только поговорю и обратно, — повернулся к нему темноволосый гость, нервно смаргивая карими глазами. — Коль за зарплатой сам не пришел сегодня, значит к Степану еще недели две казать носу не будет, так, Степан? — Да, почитай, все три. Ему торопиться не к спеху. На прошлой был в гостях, — подтвердил тот. — Погодите, а разве он не на вашем зимовье живет? — округлились карие глаза, опушенные густыми ресницами. — Нет конечно, у него свое зимовье и подворье, из которого его ни калачом, ни пряником не выманишь, — усмехнулся со знанием дела старый егерь. — Эх, молодость! — поддакнул бухгалтер, видно, все же догадываясь, что закрутилось между Иваном и Михаилом. Да тут и дураком не надо быть, видя только, как молодой егерь расцвел и благоухает на всю тайгу, если даже участковый стал догонять, а ведь раньше дальше вытянутого носа своего ни хера не видел и в конце концов отстал от голубой парочки. Ванька все-таки подозревал, что к этому приложил руку его друг подполковник, но тот ведь не расскажет, как это произошло, и где он пересекся с участковым. Да и Иван спрашивать особо не будет. — Ты, паря, на будущую весну приезжай. Здесь народу много летом бывает, — по плечу по-отечески похлопал его Степан. — А может сводишь его к Талыгину? Вроде мальчик не из робкого десятка, не рыхлый, спортивный, — возразил капитан. — Мы все равно по реке через неделю обратно пойдем, а у него выбор невелик: либо у тебя эти семь дней торчать, либо с нами плавать. Степан умудренно хмыкнул, оглядел незваного гостя с ног до головы: — До дальнего зимовья два-три дня пути по тайге. Ночевать под открытым небом приходилось? — Бывало, если спальник дадите. И компас с картой, — смазливый гость был, видно, настроен серьезно повидать Мишку. — Дам и провожу, по компасу ты тут кругами блудить будешь, как раз до Нового Года. У нас тут зон аномальных до лешего, — усмехнулся Степан. — Сделаю подарок Мишке к его юбилею — зарплату на дом принесу. Как-никак, скоро как год в наших местах живет и не тужит. Ладно, бывай, капитан, заказ я тебе оставил, так что весной будем ждать. — А то, само собой! Но не прощаюсь, мальчика через неделю мне верни в цельности и сохранности. — Капитан запрыгнул на своего «Водяного». И «магазин», заведя гулкий мотор, двинулся вниз по реке, увозя оставшиеся товары и бухгалтера вдаль. *** Вышли в тайгу через час, темноволосый практически молчал или отвечал односложно, слушая вполуха надоедливую трескотню старого егеря под веселый лай белой лайки. «И чего он так много болтает?» — думал раздраженно парень, хотя думы его снова и снова возвращались к Талыгину. После разбирательств с милицией, исчезновения Мишки, его поисков и сказочного воскрешения Юре, а это был именно он, откровенно… не спалось… Он не знал толком, какого лешего поперся к Талыгину в тайгу. «Совесть?» — скажете вы? Да ни фига! В злоключениях Михаила Талыгина Юрка себя не винил, впрочем, как и Леша. Последний, кстати, неожиданно попал лихо в ДТП и из всего автобуса, что перевернулся на трассе, единственный, кто пострадал. Теперь он лежал на вытяжке в травме с множественными переломами обеих ног. И как ему обещали, лежать придется несколько месяцев, пока ноги поставят на место, проведя несколько операций, собирая раздробленные кости. А ходить он если и сможет, то не раньше, чем через год, полтора… Если операции пройдут успешно, не будет заражения крови, гангрены и так далее и тому подобное. Юра вообще думал по первости, что так Мишке и надо, раз он педераст — там ему и место. В зубах у медведя. Но после того, как Талыгин нашелся, одна за другой посыпались неприятности. Девицы от первого ловеласа университета воротили носик, его «невеста», благодаря папе которой Юрочке прощали все долги и отмазали от армии, засунув в аспирантуру по блату, расторгла помолвку. Пока его «неприятности», в отличие от Лешиных, не были столь глобальны и не касались Юрочкиного здоровья, но наводили на неприятные мысли. «Почему?» — терялся в догадках Юра. Талыгин отозвал дело, которое завели на них с Лешей. И не мог понять никак этого парня, который когда-то признался ему в ненормальной любви. Ну, хорошо, допустим, Мишка не захотел огласки, хотя педику… Ну, подумаешь, что двое натуралов поигрались и трахнули его в грязно-говнистую жопку? Так им памятник с Лешей поставить надо за то, что смогли гею доставить за бесплатно, совершенно безвозмездно кайф. Ну а медведь, с кем в тайге не бывает? Просто так обстоятельства сложились, судьба — одним словом. Непонятность ситуации рождает страх. Страх?! Хотя Юре он был неведом, ибо полные идиоты не осознают его, так как не знают ответственности. Их душа спит, если она вообще есть. Да и «страх» больше шкурный, как бы чего не вышло… Липовый — одним словом. Теперь Юрочка шел за спиной этого лохматого придурка-старика с лающей жучкой и раздражался все больше и больше. «Вот зачем я приехал к этому уебку? Трахать я более его не хочу. Говорить тоже не о чем? Так почему я здесь?» — и никак не мог найти ответа. *** Мишка был на подворье один, как услышал заливистый лай Белого и скороговорку старика. Он развешивал постиранное белье за баней и не видел, как подошел Степан. — Степан! Вот не ждали, не гадали, какими судьбами?! — начал за здравие Мишка и, выйдя на крыльцо, опешил, узрев, «кто» стоит рядом со стариком и противно лыбится пунцовыми губами. — Ты? — выдавил Мишка, пошатнувшись от вида гостя. — Миша, у вас два часа только, и обратно пойдем. Мы четверо суток шли к вам, блуданули конкретно, как черт какой в тайгу не пускает. А «Водяной» ждать его не будет. Так что говорите, я пока в избе отдохну и снова пойдем. Ивана нет, как я понял? — Да, Иван ушел на охоту сегодня, — Миша говорил как в трансе, он посмотрел пустыми глазами на Степана и предложил: — Там пироги с черникой. Угощайтесь... И полкаравая. — Хлеб и пирожки? Класс! А я тебе шоколад принес молочный и вашу с Ванькой зарплату, а еще бутылку настоящего шотландского виски. Отметите вдвоем, у вас все-таки, как-никак, юбилей. — Зарплата — это хорошо, — кивнул скрывшейся спине Мишка и пригласительным жестом указал на завалинку. — Так зачем ты приехал? Я отказался от возбуждения дела в милиции и ничего не сказал. — Хм, а ты здесь неплохо устроился, смотрю, тебе виски с шоколадом за кучу километров носят. А если узнают, что ты гей–извращенец? И что тебя двое мужиков изнасиловали на косе? — едко заметил вдруг обозлившийся Юрка. Он-то думал, Талыгин в нищете влачит жалкое существование, а оказалось он тут как у Христа за пазухой, еще и передничек нацепил в клубничку. Из-под ног у Мишки ощерился какой-то пес. — Фу, Серый! К ноге! — скомандовал Мишка и вдруг сощурил по недоброму глаза на бывшую свою несостоявшуюся любовь, что нахально снова вломилась в его счастливую жизнь. — А я свою ориентацию не скрываю. Кроме того, было бы невозможно скрыть такие увечья, что вы мне с Лешкой нанесли. Так что и Степан, и Иван — оба егеря, хозяева этих мест, в курсе всех моих злоключений. Поэтому шибко не зарывайся! Ты здесь не на своей территории, Юрий, лучше бы помолился, дабы живым отсюда выбраться. Стоит мне только шепнуть Степану, что ты один из тех, что меня тогда трахнул в жопу и на растерзание медведю оставил, он тебе легко яйца оторвет, а если вернется мой возлюбленный Ванечка, то просто вкатает живым в землю. Это было твоей большой ошибкой приехать ко мне сюда. — Ишь, как заговорил! Обзавелся личным ебалем, таким же ебнутым извращенцем, стариком-защитником и теперь права качаешь. А ты знаешь, что Лешка в реанимации две недели был? И теперь может ног лишиться! А все из-за тебя, курва гомосятская! Как тебя отымели — вся жизнь под откос покатилась, неудача за неудачей. Да я всем растреплю, что ты грязный педераст! — начал орать на него Юра, как Михаил встал и под рык Серого залепил громкую пощечину взбешенному гостю, заткнув идиота. — Разговор окончен, Юрий, вали, пока мой Иван, и правда, домой не пришел. Иначе тебе живым не бывать и рассказывать грязные сплетни обо мне придется ангелам, хотя, судя по всему, наверное, все-таки бесам. Он подошел к двери и, открыв ее, позвал старика: — Степан, мы все! Уж извини, пироги и хлеб возьми с собой, на привале покушаешь. Старый егерь сухо посмотрел на взбешенного Юрку, который держался за щеку, та набухала на глазах, и ничего не сказал, хотя практически все слышал от и до. Орали парни друг на друга здорово, почитай на всю тайгу. — Ты прав, Миша, нам пора. А за гостинцы спасибо. И мужу своему передай привет большой. Идем, гнида! Тебе, и правда, стоит помолиться о счастливом возвращении домой. — Егерь нахлобучил шапку и, свистнув Белого, не глядя на насильника Мишки, отправился с подворья. — Знал бы кого веду, притопил бы в первом же болоте. Извини, Талыгин, я ж не знал кто тебя там. — Да ничего, Степан, все в прошлом, привет передам и счастливого пути. Тебе и Белому, — кивнул Мишка, уходя в дом. — Что, убьешь теперь меня или кастрируешь? — Юра спросил ехидно сзади старого егеря. — Я тебя не рожал, душой не наделял, посему твоя смерть не в моей власти, — пожали плечами, направляясь прямиком к себе. *** Иван как чувствовал — надо домой, с Мишкой неладное что-то, посему, убив только одного оленя, помчался обратно на подворье. Но Мишка вышел к нему с улыбкой, прижался, приласкался, а потом сказал, что был Степан, деньги принес и виски, поздравлял с годовщиной. — А чего не подождал? Выпили бы втроем? — Ванька посмотрел на жутко ласкового любимого и властно утянул к себе на колени.— А теперь говори, что не так? — Он был не один… Но ты не волнуйся за меня, я в порядке, я сам себе удивляюсь, насколько спокойно воспринял эту встречу, ведь столько раз проигрывал ее в голове, а вышло все намного проще и спокойнее... — Миша потянулся за поцелуем и наткнулся на преграду из пальцев руки. — Кто был со Степаном? Ну? Лучше скажи, все равно узнаю! — повысили властно голос. — Юра… — Мишка закрыл глаза. Объяснять, что тот самый, любимому было не надо. Иван схватил ружье и вылетел в тайгу. — Ты же обещал мне не убивать! — Талыгин выбежал следом и, свистнув Серого, помчался по следам Ивана. Волк, хоть и мелкий, вел в сумерках четко, чуя своего шерстистого отца и его двуногого хозяина. То, что старший мужчина вышел на охоту, волчонку объяснять было не надо. Выстрелы, что раздались, были глухими, стреляли далеко. — Боже... Это Степан! Неужели он застрелил этого гаденыша? — охнул Мишка и прибавил скорости, летя по засыпающему лесу тонкой птицей. *** — Пусти, я его убью! Или яйца отрежу! — Иван рвался до трупа черноволосого красавца, что валялся подмятым под медведем, застреленным стариком-егерем. До подворья Степана оставалось километров девяносто. Егеря развели яркий костер, чтобы хоть немного привести в порядок нервы и обдумать, как быть дальше. — Оставь ты его! Он уже за все заплатил. Не оскверняй труп, не опускайся до его уровня. — Степан покачал головой сокрушенно и попинал в бок шерстистой шкуры. — Гляди, как отъелся за это лето. И не скажешь, что бывший шатун. Но все равно прихрамывал на обе лапы. Ну, вот и медведь Талыгина закончил свой бренный путь. — Вот сука! Легко так отделался, — расстроился чистосердечно Иван. — Да нет, умирал долго, мучительно, я его боялся трогать. Все-таки, почитай, вся грудина и брюхо распороты от горла до члена. И потом, яйца ему и так оторвали. На клочке кожи висят. Ирония, судьба — уж тут как кто скажет. Ладно, Ваня, вызывай военных. Убийство как-никак. А оставить... Так зверье за ночь все растащит, я тут стаю волков заметил недавно в километрах пятидесяти от своего подворья. И тут такая гора свежего мяса. Иван сплюнул, явно сокрушаясь до сих пор, что не сам оторвал насильнику яйца, а потом, выстрелил сигнальными ракетами в небо. — Ну, вот через час вертушка будет, можно подождать, — а потом, скосив глаза в лес и яростно крестясь. — Святые угодники! Бог мой! А на полянку к трескучему костерку выходила небольшая фигурка, одетая в национальное ненецкое платье, и вела за собой на поводу небольшого прихрамывающего на одну ногу оленя. — Шаманка! — охнули с другого бока от застывших, крестящихся мужчин, и на поляну, где произошла трагедия, выбежал запыхавшийся Мишка. Волчонок закружился, фыркая на трупы, принюхиваясь к крови, а потом вместе с Волом подошел к тонкой фигурке, одетой в цветастое женское платье. К волкам протянули руки, замычали как-то совсем не по-человечьи и подошли ближе. — Черт! Напугал, да это ребенок! И мальчик к тому же. А еще, судя по всему, немой, — вздохнул полной грудью побледневший Иван. Ненецкий паренек подошел к убитому медведю и мертвому человеку, присел на корточках и стал раскачиваться маятником, подвывая странную мелодию. — Иван, а копыто-то у оленя, смотри, расколото! Вот и следы тройные, — хмыкнул внимательный Степан. — Одной сказкой меньше. А жаль, я уже свыкся с мифом о шаманке, — усмехнулся Иван, удивляясь, что ребенок совершенно не боится ни их присутствия, ни рядом валяющихся убиенных. Ненецкий мальчик, одетый в женское платье, как отметил Степан, не обратил внимание даже на приземлившийся вертолет. — Что на этот раз? — начал подполковник, но, рассмотрев в отблесках кострища композицию человека и медведя, присвистнул. Он четко стал отдавать указания и еще через час, когда совсем стемнело, появился еще один вертолет уже с криминалистами на борту. Милиция работала оперативно, выспрашивая параллельно обоих егерей и изучая место происшествия. Потом труп Юры убрали, одна вертушка унесла его в небо в последний путь. Медведя же крепили крюками к другому. — Молодцы, что мальчика нашли, — кивнул он в сторону ненецкого ребенка. — Это сын одного из ненецких вождей, только бедный пацан не в себе с рождения. Его периодически ищут, он со стойбища уходит. А как? Никто не знает, уследить не могут. Степан, отведи его к себе на подворье, я передам по связи, и за ним придут его родные. Что ж, Талыгин, вот твоего людоеда и поймали, хотя и не лучшим способом. Если медведь человеческой крови отведает или мяса, то все — становится людоедом, и тут только один способ — убить. — Думаешь, мы его не пытались найти? — усмехнулся Степан. — Почитай, всю зиму и весну, если его поковырять, в грудине найдете пули, как мои, так и Ивана. А летом как канул, а тут налетел, словно из-под земли! И с размаху на парня бросился. В считанные секунды разодрал, пока я в него пули всаживал. Я поначалу думал, что вообще в упор промахнулся, пока он замертво на мальца не упал. — Значит, это один из тех, кто тогда убежал от этого медведя, оставив ему Талыгина? — усмехнулся криво подполковник и ехидно заметил: — М-да, как говорится, от судьбы не убежишь, если на роду написано быть задранным косолапым. Ладно, ребятки, пора мне! Так как, Иван, на счет генератора и радиостанции? — Вези уж, а то ведь не отстанешь, — вздохнул тяжело Иван, приобнимая бледного Мишку. — Дурак, о тебе пекусь и о твоем парне, — покачал головой Сергей Васильевич, впрыгивая в вертушку на ходу, военный вертолет поднял в ночное небо убиенную тушу бывшего шатуна. — И нам пора. — Степан пожал протянутые ладони своим друзьям и, взяв ненецкого мальчика за руку, повел за собой, сопровождаемый тоскливой музыкой бубенчика, повязанного на шее хромающего оленя. — Ваня, у той фигуры, что я видел на гряде, волосы были длинными, а паренек коротко стриженный... — начал Мишка. — Сам знаю, да и у оленя копыто кривое, расколото не сильно и косо. У того трехпалого копыто идеальное, четкие три, практически одинаковые доли. Только Степану не говори, ни к чему это ему знать. Спокойнее старику будет, если он станет думать, что это был простой ненецкий мальчик. М-да, не щадит шаманка за своих оленей никого: ни медведя, ни человека. Зря твой косолапый на гряде трех оленей задрал. Определенно зря. *** На заповедную свою землю пришли вообще в кромешной тьме. Переходя ручей, Иван запнулся о корягу, охнул, сматюкнулся, а когда запалил зажигалку, уставился на висящий на той коряге, что лежала посреди тропы, а, вернее, переправы через ручей, нательный крест. Он отливал золотом в тусклом свете, переливаясь цепочкой, намотанной на мертвой ветке. — Это? — охнул Мишка и заулыбался, смотря счастливыми глазами в удивленно-радостные Ивана. — Он самый... Все долги оплачены, любовь моя. Хоть хозяйка Змеиного кряжа — дама суровая, но справедливая. — Иван снял с коряги свой крест и, омыв его в проточной воде, надел на шею. — Вот и сказки таежной конец, Мишка! А нас ждет самая романтическая зимовка, и я надеюсь, что не последняя в нашей жизни. Там они и поцеловались, стоя в бегущей холодной воде. Вернее, стоял Ванька. Он поднял легкого Талыгина на руки, дабы тот не заморозил ноги, и целовал взасос, влажно посасывая припухшие губы. — Что ж, от шаманки благословение мы получили, а теперь пора в наше любовное гнездышко. Воспользуемся затишьем, а то дня через два нагрянет подполковник со своим оборудованием, потом участковый, и так пока снег не выпадет, — прошептали, тяжко жалуясь на свое неспокойное житие. — И, правда, быстрее бы выпал снег, — улыбнулся своей взбалмошной любви Миша, беря за теплую руку самого близкого в этом мире человека. Так они и живут на дальнем кордоне. Счастливо, в любви и согласии. Не верите? Поезжайте, сами увидите! Но учтите, приезжайте летом, так как зимой вам рады точно не будут. Ибо зимовать нужно с тем, кого любишь. И без лишних глаз. Конец