Под контролем

…Гарри обессилено упал на пол, отчего маленькие бубенцы на его колпаке жалобно зазвенели. Тут же в дюйме от его носа ударил посох с острым концом, и Гарри был вынужден дернуться и перевернуться на спину, потому что Малфой занес посох во второй раз… Они стояли на какой-то арене, словно бы играя и соревнуясь друг с другом. Вот только Гарри был одет в одежду аляповатых расцветок, а голову ему сдавливал огромный шутовской колпак. Малфой же — да это был именно он — стоял во всем великолепии слизеринских цветов, будто бы вот-вот собирался на бал. В руках у него вертелся массивный посох, придававший ему еще большее сходство с отцом, а на бледном лице застыла высокомерная маска. Внезапно откуда-то с неба упала огромная кукла — и Гарри с ужасом узнал в ней Джинни. Она свисала на каких-то нитях и казалась мертвой, совсем как тогда, в Тайной комнате. Он бросился ей на помощь, но тело Джинни дернулось и поднялось выше. В ушах зазвенел издевательский смех Малфоя. — Что, Потти, руки коротки? — в ладони Малфой сжимал что-то похожее на крестовину от марионетки. Его запястье изогнулось, и тело Джинни снова рухнуло вниз — так, чтобы Гарри мог до нее дотянуться. Гарри с ненавистью посмотрел на врага и выплюнул: — Что, Малфой, никак не наиграешься? Малфой вдруг вздрогнул. На лице его была написана растерянность и обида, будто бы Гарри не оценил его тщательно подготовленной шутки. Он казался таким молодым, даже маленьким — и вот уже перед Гарри стоял Малфой, каким он был шесть лет назад, и протягивал крохотную ладошку. — Ты будешь моим другом, Гарри Поттер? Детский жалобный голос отдавался эхом по всему огромному залу, и Гарри зажал уши, чтобы не слышать, не слышать ничего… Но пронзительная просьба вдруг сменилась легким смехом. Гарри распахнул глаза — и увидел то, чего не видел раньше. Малфой стоял и улыбался ему — открыто, легко, свободно. Он был одет совершенно обычно, как и полагается нормальным подросткам семнадцати лет. Платиновые волосы были взлохмачены, на щеках разливался легкий румянец. Малфой пожал плечами и бросил чуть игривый взгляд на растерявшегося противника. — Гарри… Посмотри на меня. Гарри и так смотрел на изменившегося Малфоя во все глаза. Тот тряхнул волосами и легонько переступил с ноги на ногу, будто бы не решаясь сделать шаг навстречу. Гарри обратил внимание, что Малфой стоит босиком; его длинные стройные ноги обтягивали синие джинсы, а голубая рубашка была распахнута на груди, обнажая белую шею и выступающие косточки ключиц. — Гарри… Малфой пристально смотрел на него: в серых глазах плясали теплые искорки, на губах играла беззащитная, чуть смущенная улыбка. Он снова рассмеялся серебряным смехом — и Гарри не смог удержаться и рассмеялся в ответ, забывая обо всем. Но бубенчики на его колпаке снова зазвенели, и этот легкий, бессмысленный звук вдруг прозвучал жутким скрежетом чьих-то ногтей по стеклу — оба перестали смеяться, а лицо Малфоя побледнело. Он схватился за горло и начал истошно кашлять, будто бы ему не хватало воздуха. Дрожащей рукой Малфой дергал вверх рукав рубашки, словно пытаясь освободиться — и вот перед Гарри появилась Темная метка, змейка на которой судорожно извивалась. Гарри хотел было броситься вперед, но ноги казались прибитыми к полу. Он мог лишь стоять и смотреть, как кровь изо рта Малфоя заливает голубую рубашку, серые глаза тускнеют и вваливаются в глазницы, уступая место черным провалам. Кожа на худом лице Малфоя страшно натянулась, платиновые волосы упали на пол — и вот уже перед Гарри остался один лишь белый череп, который вдруг уронил челюсть вниз и расхохотался так, как смеялся только один человек — Волдеморт… …С истошным криком Гарри очнулся. Кошмар казался таким реальным и таким странным, что Гарри потребовалось несколько минут, чтобы сбросить с себя оцепенение и понять, что он находится в собственной спальне в башне Гриффиндора. Протирая повлажневшие глаза, Гарри нащупал очки и огляделся вокруг, ожидая возмущенных криков, что он всех перебудил. Привычную обстановку спальни заливало яркое весеннее солнце, щедро делясь светом сквозь высокие резные окна. Гордые львы, символы факультета, блестели золотом на алых покрывалах и пологах. Все вокруг, казалось, дышало спокойствием и уверенностью — и это создавало странный, страшный контраст с увиденным только что сном. Здесь не было Малфоя, здесь вообще никого не было. Гарри бросил взгляд на часы и с облегчением вздохнул. Было время завтрака — он банально проспал. Присмотревшись, он заметил небольшой клочок бумаги на своей тумбочке. На нем кривым почерком Рона было выведено: «Ты дрых как убитый, мы ушли. Если не появишься, я что-нибудь прихвачу снизу. P.S. Воскресенье!!!» Касаясь пальцами ног ворсистого ковра у кровати, Гарри почувствовал, как кошмар отпускает его. Утро нового дня наполняло светлым, радостным предвкушением и заставляло все страхи Гарри забиться куда-то глубоко-глубоко — там, где их не достанут солнечные лучи и золотые львы. Потянувшись, Гарри ощутил себя снова собой — Гарри Поттером. Капитаном квиддитчной команды Гриффиндора, человеком, у которого есть верные друзья, ну и наконец, как бы это не было противно, «мальчиком-который-выжил». Несмотря ни на что. В душ он отправился едва ли не с боевым кличем. Энергично растираясь полотенцем, Гарри вдруг нашел еще одну причину для радости — он не увидит с утра Малфоя. «Кстати, о Малфое, —задумался Гарри. — Давал ли он мне вчера какие-то указания?..» Ну, помимо того, от воспоминания от которого Гарри поежился. Он до сих пор не хотел верить, что делал Малфою массаж ног и не умер прямо там же. «Хотя…» Но Гарри решительно не хотел продолжать эту мысль. Натягивая брюки и рубашку, он поборол в себе забавное искушение остаться в башне навсегда, чтобы Малфой никогда больше не смог отдать ему никаких приказов, а его Империус со временем выветрился бы. Гарри застыл как вкопанный. «Империус!» Странно, что проклятье Драко не подгоняет его по направлению к Общему залу — он вообще чувствует себя совершенно как обычно. «Может, оно вообще исчезло?» — зародилась слабая надежда, и Гарри бросился к своим вещам, чтобы хотя бы на бумаге описать злодейство Малфоя. Но стоило ему занести перо над пергаментом, рука перестала слушаться. — Проклятье! — раздраженно выдохнул Гарри. Получается, ждать, пока Империус исчезнет сам собой, было бессмысленно и глупо. Нет, конечно, можно было бы попытаться — но как? Не будет же он в самом деле сидеть в спальне вечно? Кроме того, это само по себе может вызывать подозрения — и Гарри вздрогнул, вспомнив, как умело и изобретательно его тело действовало само по себе. За те два дня он едва не сошел с ума, и повторять этот опыт «обычного поведения» очень не хотелось. Присев на кровать, Гарри растерянно взъерошил влажные волосы. «Что же мне делать?..» — билась в голове мысль. Взгляд скользнул по записке Рона, и сердце болезненно сжалось. Он даже не может поделиться этим с друзьями! Единственный человек, который знает, что с ним происходит — это проклятый Малфой, который сам же и наложил на него Империус! Гарри охнул и попытался привести мысли в порядок. Гермиона, Рон, Дамблдор — никто не придет ему на помощь, никто не скажет нужной фразы, никто не поддержит и не бросится за него в бой. Потому что биться попросту не с кем — Гарри ведет себя совершенно обычно. Никаких подозрений, никаких попыток снять с себя заклятье. Малфой был крайне осторожен в формулировках. Пытаясь отыскать школьную мантию, Гарри не мог не подумать о том, что Малфой все же смягчил наложенные на Гарри ограничения. Если бы его тело сейчас снова жевало тосты и беспечно смеялось над шутками Рона, то его самого можно было бы смело отправлять в Мунго — прямо к родителям Невилла. Гарри тут же скривился от жестокости этого неуместного сравнения и уже вслух пробормотал: — Куда же она подевалась?.. Речь шла о мантии — и Гарри вдруг вспомнил. Она осталась лежать там же, на полу Выручай-комнаты, когда Малфой сказал ему ее снять. По спине пробежала легкая дрожь, стоило Гарри припомнить, что Малфой вообще-то помог ее снять — и в первую очередь приказал это сделать, чтобы Гарри не замерз в мокрой одежде. Правда, оказался он в мокрой одежде потому, что Малфой приводил его в чувство, после того как Гарри бесславно упал в обморок. Все это сочетание обстоятельств было таким странным, что Гарри мог лишь помотать головой, пытаясь справиться с кучей разных эмоций, навалившихся на него разом. Перед глазами вдруг встал Малфой из его кошмара — в обычной одежде, еще до того, как он… «Нет-нет-нет», —прошептал Гарри, ощущая легкое головокружение. Он не может думать о Малфое… так. Слабый голосок внутри пискнул: «Как — «так»?», но Гарри усилием воли подавил его. Мантия, запасная мантия — вот что ему нужно найти. Приобретенные заранее две мантии — требование Хогвартса, которому Гарри был сейчас очень рад — лежали на дне его дорожного сундука, который Гарри извлек из-под кровати. Отряхивая и расправляя слежавшуюся ткань, Гарри напряженно пытался настроиться на позитивный лад, но приподнятое настроение не желало возвращаться. Впрочем, Гарри мог хотя бы воспользоваться этой тишиной и беспечностью воскресного утра, чтобы просто поразмышлять. «Действительно, что это я?» — спросил себя Гарри. Да, он может полагаться лишь на себя, не надеясь на рациональность Гермионы, бесстрашие Рона или мудрость Дамблдора. Но ведь Гарри и сам чего-то стоит, верно? Он не слишком любил думать, предпочитая действовать наобум, полагаться на интуицию и бросаться в бой сразу. Но что-то внутри говорило, что эту проблему наскоком решить не получится. Впервые Гарри был относительно беспомощен и страшно одинок. Спускаясь по винтовой лестнице в общую гостиную, Гарри вдруг понял, что неправ — он уже находился в подобной ситуации, когда жил с Дурсли. Воспоминания накатили на него, и Гарри на секунду вновь ощутил себя маленьким мальчиком, которого никто не защитит и у которого нет никакой надежды на лучшее будущее. Но уверенный, взрослый голос внутри напомнил Гарри, что ему через несколько месяцев стукнет семнадцать. Открывшиеся перспективы вдруг захватили его, заставив замереть. Еще один год школы — и все, он больше не вернется в Хогвартс. И не будет жить с Дурсли. Что станет с ним дальше? Он пойдет в авроры — вместе с Роном? Где он будет жить, с кем? Все эти вопросы — вот они уж точно впервые — встали перед Гарри в полный рост. Совсем скоро он перестанет быть подростком и станет взрослым, самостоятельным человеком. И что он может предложить этой новой жизни? Какой он ее видит? В гостиной оказалось так же пусто, как и наверху — гриффиндорцы проявили удивительное единодушие в выборе времени для завтрака. Присаживаясь в кресло у камина, в котором весело горел огонь, Гарри с горькой усмешкой осознал, что несколько поторопился в своих размышлениях о будущем. Оно вполне может и не наступить… если до него доберется Волдеморт. Осознание этого заставило Гарри вспомнить о задании Дамблдора. «Столько времени потрачено впустую!..» — зло подумал Гарри и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Теперь, когда его время ему не принадлежало, он с удивительной ясностью понял, как раньше бездарно его тратил. Пока Малфой не показал, что такое «обычная жизнь Гарри Поттера», пока Малфой не навис над ним этакой мрачной фигурой, от малейшего желания которой зависели дальнейшие действия Гарри, он не осознавал, что вел себя совершенно по-детски. «Капитан гриффиндорской команды по квиддитчу!» — печально покачал головой Гарри. Подумать только, как он этим гордился — пока Малфой пытался убить Дамблдора, пока Волдеморт копил силы, пока директор выискивал способы остановить Темного лорда раз и навсегда… «И ради этого пожертвовали собой родители и крестный?» — помимо воли Гарри скосил глаза на пылающий огонь, будто бы надеясь, что над угольками вдруг задрожат черты лица Сириуса. Гарри прикрыл лицо ладонями, пытаясь успокоиться. Нет, ему не стоит себя винить. Он жил так, как жил бы на его месте любой. И не его вина, что с самого детства ему приходится испытывать все то, что сломало бы любого другого — и едва не сломало его. Но Гарри выдержал, и выдержит все это. И квиддитч этому не помешает. Помимо воли, Гарри действительно призадумался, готова ли команда к финальному матчу, который должен был состояться совсем скоро. Кэйти должна была вернуться в ближайшие дни, и Гарри очень надеялся, что то страшное происшествие с проклятым ожерельем не лишило ее твердости духа и несомненного таланта Преследователя. И Гарри по-настоящему гордился Роном — несмотря на то, что тот небольшой фокус с зельем удачливости на некоторое время расстроил отношения друга с Гермионой, он позволил Рону обрести необходимую уверенность в собственных силах. В голову вдруг пришла неожиданная мысль: «Не сделать ли Рона капитаном команды?» Гарри не мог не ощущать ответственности за других игроков и за весь факультет — они не виноваты в том, что жизнь Гарри Поттера в очередной раз оказалась столь сложной. Тем более, припомнил Гарри, Рон всю жизнь мечтал о том, чтобы возглавить школьную команду — и неизвестно, что будет в следующем году. «Решено — предложу Рону место капитана» — и Гарри откинулся на спинку кресла, ощущая непривычную удовлетворенность. Почему-то ему раньше никогда не удавалось спокойно и взвешенно подумать над какой-то проблемой и прийти к правильному, логическому решению. Но, видимо, все бывает в первый раз. Следующей сложной проблемой являлся Слагхорн, точнее его воспоминания. Пальцы Гарри пробежались по подбородку, а сам он начал перебирать все попытки убедить профессора зельеварения показать, что действительно произошло тем вечером между ним и Томом Риддлом. Они с Дамблдором серьезно продвинулись вперед в понимании Волдеморта, но память Слагхорна хранила тот самый ключ, без которого невозможно было узнать причины кажущегося бессмертия Темного лорда. И Гарри необходимо было добыть этот ключ. Воображение Гарри рисовало самые разные варианты действий, от безумных до попросту глупых. Слагхорн избегал его; Слагхорн был профессором; Слагхорн не хотел рассказывать правду. Если бы Гарри был чуточку более удачлив, то ему удалось бы убедить профессора еще тогда, в первый раз… «Стоп! Феликс Фелицис!» Сердце бешено забилось — Гарри не совсем понимал, как зелье удачливости может конкретно помочь ему, но чувствовал, что он на верном пути. На то она и удача, чтобы действовать странно и непредсказуемо. И он хотя бы попытается что-то сделать — вместо того, чтобы сидеть сложа руки. Потому что Гарри не знал, сколько времени у него еще осталось. Малфой — третья и самая большая проблема — признался в том, что это он стоит за попытками убить директора. И единственная причина такого настойчивого желания была очевидна — Волдеморт. Малфой получил метку Пожирателя смерти, присягнул на верность Темному лорду и теперь пытается выполнить отданный ему приказ. Гарри поморщился, ощутив, как в груди разливается холодная ненависть — и к Риддлу, и к его новому слуге. Но что-то на самом краю сознание неприятно царапало; какая-то мысль, неправильность не давала посмотреть на ситуацию столь… однобоко. Гарри вдруг понял, в чем дело. Если Малфой верно служит Волдеморту, то почему Гарри еще жив? Малфой мог заставить Гарри убить себя сотней разных способов, а на крайний случай — просто передать его, бессильного что-то сделать, на растерзание Темному лорду. Но Малфой почему-то этого до сих пор не сделал. «Он хочет сперва поиздеваться надо мной?..» Однако стоило признать — Малфой не особо утруждал себя и издевательствами. От того Малфоя, который Гарри знал прежде — или думал, что знал — он ожидал чего-то гораздо более… существенного. Но что сделал слизеринец за все это время? Едва не свел его с ума — хотя потом и отменил собственное ограничение. Не пришел один раз ночью, заставив Гарри прождать несколько мучительных часов в коридоре. Два раза вдоволь пооскорблял Гарри, который не мог ничего ответить. Заставил помассажировать ему ноги. Все это как-то не вязалось с образом злобного Пожирателя смерти, который заполучил полный контроль над заклятым врагом. Работа мысли, которая шла так удачно и продуктивно, вдруг застопорилась и засбоила. Почему-то вспомнился запах меда и диких трав — совершенно неуместный в этой гостиной, а перед глазами как будто наяву возник Малфой, читающий книгу; Малфой, улыбающийся удачно завершенной вылазке; Малфой, стягивающий с него мантию. Гарри вдруг ощутил себя слабым и беспомощным, словно силы покинули его. И этот страшный, странный сон, увиденный утром — Гарри не мог объяснить все это. Никак не мог. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Пальцы едва подрагивали, и Гарри сцепил их в замок. Он вынужден был признать, что ни черта не понимает в поведении Малфоя — и эта мысль вдруг снова запустила мыслительный процесс. «Да, Малфой — странный. Я не знаю, что от него ожидать. Я не знал, что он бывает таким». И подобное признание собственного бессилия неожиданно позволило сосредоточиться на другом. Каким бы Малфой ни был, что бы он ни замышлял, Гарри находился под Империусом. И этот Империус необходимо снять. А с Малфоем… и всем этим… он разберется потом. «Как Малфою вообще удалось овладеть мной?» — фраза почему-то показалась двусмысленной, и Гарри заерзал в кресле. Кроме того, он прекрасно понимал, как Малфою удалось наложить на него Империус — потому что Гарри как последний идиот пошел ночью «выводить Малфоя на чистую воду», не предупредив друзей. Впрочем, самобичевание помогло мало. Гарри отчаянно не хватало информации об Империусе как таковом — он даже не знал, что проклятье может быть таким… страшным. Неудивительно, что оно относится к Непростительным. Выдержать подобное крайне трудно. Он подумал, что ему все же удалось вырваться из-под слабой версии Империуса, которую демонстрировал Барти Крауч-младший в обличии Моуди. Да и то, отрывистое заклинание Волдеморта, когда он попытался убить Гарри сразу после собственного воскрешения, не возымело длительного эффекта. Возможно, Волдеморт попытался действовать лишь одной лишь грубой силе — это было вполне в его духе. На мгновение Гарри похолодел от мыслей, что так бесстрашно и отвлеченно рассуждает о Темном лорде, когда еще вчера упоминание о нем вызвало бы привычную слепую ярость и все-таки леденящий страх, который приходилось преодолевать раз за разом. Но останавливаться Гарри не желал — словно бы внутри него поднимал голову какой-то новый, пробудившийся к жизни человек. Гарри, который наконец-то повзрослел. Впрочем, он отвлекся от собственных размышлений — и это позволило ему припомнить фразу из объяснения Малфоя про некую «магическую предрасположенность», которая позволяла ему накладывать Империус столь… умело. Гарри не мог точно сказать, слышал ли он про что-то подобное раньше, но знал, у кого он может спросить об этом, не вызывая подозрений. И точно — Гарри услышал приближающиеся голоса позавтракавших однокурсников и с легкой улыбкой посмотрел на дверной проем гостиной Гриффиндора. Он был готов действовать — и этот день обещал быть удачным.