Под контролем

…Потоки воды лились на лицо, затекали за шиворот, больно били по носу — Гарри хотел было повернуть голову, чтобы укрыться от разверзнувшихся небес, но тело его не слушалась. В ужасе, едва что не задыхаясь, он попытался напрячь хотя бы руку, чтобы прикрыть ноздри и рот от всепроникающей воды, вот-вот готовой накрыть его с головой, но не мог, не мог ничего, даже пошевелить пальцем. Сердце отчаянно билось, и Гарри, уже прощаясь с жизнью, вдруг услышал злобный шепот откуда-то издалека. — Поднимайся. Словно на шарнирах, тело само начало приходить в движение, и Гарри вдруг все вспомнил: Малфой, метка, Империус… На глаза навернулись бы слезы, если бы лицо Гарри уже не заливала вода — сколько, сколько еще раз он будет приходить в себя и снова оказываться в этом кошмаре?.. Впрочем, поток воды ослаб и внезапно прекратился. Перед Гарри стоял Малфой, высокий и худой, сжимая в руках направленную на него палочку. — Извини, пришлось слегка тебя подмочить… Кто же знал, что Гарри Поттер падает в обмороки? Я ожидал бы такого от Грейнджер или от этой мелкой Уизли, но от «золотого мальчика»… Малфой, конечно, не мог обойтись без издевательств, но сознание Гарри уже научилось различать легчайшие оттенки эмоций слизеринца — как же иначе, если это единственный способ узнать, что у него на уме? — и теперь Малфой казался напряженным и самую малость нервным. «Неужто испугался?» – пробежала удивленная мысль в проясняющейся голове Гарри, но он тут же поспешил отбросить ее: он все еще находился под контролем Малфоя и радоваться тут было нечему. Насколько Гарри мог понять, он был без сознания достаточно долго. Мантия вымокла почти что полностью, а лучи света, освещающего зал, играли немного иначе. Малфой явно отходил от попыток привести Гарри в чувство: чуть подрагивающие пальцы вновь обретали спокойствие, а уголки серых глаз немного расслабились. Пригладив малость растрепанные волосы, Малфой посмотрел на Гарри и скривился. — М-да… С тебя капает, — вдруг буркнул он, будто бы не сам только что направлял на Гарри струю магически призванной воды. И как будто бы это было единственное, что он мог сказать в этой ситуации. Впрочем, Малфой был бы не Малфоем, если не взял себя в руки сразу: — Давай, Поттер… Спляши мне, что ли… Заодно и согреешься. На губах слизеринца зазмеилась улыбка, но Гарри действительно уже начал ощущать легкую прохладу огромного зала, набитого вещами и вряд ли отапливаемого. Но это незначительное беспокойство быстро ушло на второй план, когда ноги Гарри вдруг чуть согнулись в коленях и начали выводить какое-то странное па. Пребывая в совершеннейшем ступоре, Гарри осознавал, что его тело пытается изобразить вальс – видимо, единственный танец, который он когда-нибудь танцевал. Губы Малфоя чуть дрогнули, и пространство вокруг вдруг заполнилось заливистым смехом. Но этот смех — искренний, мальчишеский, звенящий серебром — настолько не вязался с образом Малфоя в голове у Гарри, что ему даже на секунду показалось, что за ними наблюдает кто-то еще. Однако нет, этот смех исходил от Малфоя, который едва ли не согнулся пополам, прижимая руку к животу. Гарри и сам бы с удовольствием посмеялся, если бы мог забыть, что танцует он против собственной воли, и вся эта сцена носит некий зловещий оттенок — Малфой, видимо, тоже осознал это и выпрямился, бросив: — Достаточно. Но в глазах у него еще играли смешинки, и Гарри вновь не мог поверить, что это Малфой может выглядеть таким… беззаботным и открытым. — Давай, Поттер, я не знаю… Побегай по залу. Хотя нет, стой! И Малфой вдруг приблизился к тут же замершему Гарри и пробормотал: — Руки-то подними!.. Гарри ощутил, медленно приподнимая руки, что его боков касаются твердые пальцы и тянут вверх вымокшую мантию, пытаясь снять ее через голову Гарри. Когда тяжелая от воды ткань поддалась, обдав на прощание волосы на голове последними каплями, Гарри уже совершенно не понимал, что происходит. Малфой стоял так близко, а выражение его лица было таким деловитым, но спокойным, будто бы Малфой проявлял… заботу? И еще Гарри уловил какой-то странный аромат, смутно знакомый — немного пряный, немного сладковатый, чуть горький, очень-очень специфический — но понимание того, что Малфой, это запах Малфоя, окончательно выбил из головы все мысли. Серые глаза вдруг остановились прямо напротив глаз Гарри и чуть расширились — Малфой тут же отпрянул в сторону, будто бы осознав, что он делает. На бледное лицо вновь легла тень, и Малфой процедил сквозь зубы: — Давай, Поттер, бегай. Минут тридцать, потом возвращайся — и постарайся ничего не задеть по дороге. Гарри хотелось бы задержаться еще на мгновение, чтобы удостовериться, что он не сошел с ума, но ноги сами понесли его легкой трусцой по направлению к проходу. Начался отчет тридцати минут. Где-то на седьмой-восьмой минуте Гарри смог снова соображать — так ему показалось. «Малфой что, действительно обеспокоился, чтобы я не замерз?» — эта идея показалась абсолютно неправильной сама по себе. Но тем не менее, так и было. Конечно, вся эта ситуация была крайне странной, и Гарри вдруг понял, кого сам себе напоминает — куклу. Большую, живую куклу. Которая попала в лапы молодому Пожирателю смерти. И который не желает, чтобы его кукла пришла в негодность. Верно? Или нет?.. Все это вместе — Малфой, Темная метка, «изобрази собаку», груды вещей вокруг, освобождение от вымокшей мантии — казались несочетаемыми и упорно не желали складываться вместе. Когда ноги понесли его обратно к Малфою, Гарри уже не знал, что он вообще чувствует. Хотя нет, он чувствовал влажное тепло подсохшей одежды. Малфой сидел в кресле и чуть повернул голову, обдав Гарри безразличным взглядом. Немного поджав губы, он бросил: — Можешь быть свободен. Приходи сюда к одиннадцати вечера. Если меня не будет, жди. Комнату, надеюсь, ты уже запомнил – попроси ее открыться… — Не думай, Поттер, что я отказался от своих планов! — неожиданно громкий вскрик разрушил весь образ задумчивого «хозяина положения». На Гарри опять смотрел озлобленный Малфой, покрасневший от гнева. Но во всем его облике Гарри вдруг видел то, чего не видел — или не замечал — раньше: некую неуверенность и попытку скрыть ее за громкими словами: — Я найду способ сломать тебе жизнь! И ты выполнишь мной план. А сейчас проваливай, не мозоль глаза, Потти! У меня много других дел. Тело Гарри развернулось и двинулось к выходу. Но не успел он пройти и половину пути, как услышал за спиной быстрые шаги и окрик: — Стой! Повернись. Малфой выглядел не запыхавшимся, но крайне задумчивым — будто бы сам не до конца верил в то, что хотел сделать. — Посмотри мне в глаза. Выполняя поневоле приказ, Гарри видел, как Малфой достает палочку и, не отрывая взгляда льдисто-серых глаз, в упор подходит к нему. — Империо! Странно, но ощущения от проклятья были чуть слабее, чем раньше. Возможно, потому что Малфой продолжил: – Ты можешь вести себя, как хочешь. Но ни одно твое действие, ни одно твое слово, ни одна твоя эмоция не должна навести на подозрение, что ты находишься под моим контролем. Ты никаким образом не сможешь нанести мне вред или дать кому-то знать о моих планах. И ты придешь сюда к одиннадцати и будешь ждать меня. Не говоря больше ни слова, Малфой развернулся и пошел обратно, чуть неровным шагом. Но Гарри было не до этого: он медленно приподнимал ставшие вновь послушными руки и вглядывался в подрагивающие пальцы, которые неловко сгибались — по его воле. Все тело приятно покалывало, давать знать Гарри, что ждет его указаний — и ему хотелось прыгать и кричать во все горло, празднуя вновь обретенную свободу, но близость Малфоя почему-то заставляла сдерживать эмоции. Неловко переставляя ноги, Гарри бросился к выходу из комнаты — и лишь в коридоре издал радостный крик. Тут же, правда, прикрыв рот обеими руками, чтобы его никто не услышал. Гарри вновь был свободен и мог идти не туда, куда пошел бы «обычно», а куда пожелает. Самые разные варианты, все доступные возможности, уже было позабытые за эти несколько мучительных дней, завертелись перед глазами, и Гарри резко рванулся с места, не в силах сдерживаться. Повернув голову к окну — сам, по собственной воле! — Гарри заметил несколько небольших точечек в небе. Забыв обо всем остальном, Гарри рванул по направлению к спальне, чтобы отыскать метлу и полетать так, как никогда не летал раньше… И лишь когда Гарри, улюкая и совершая кульбиты в воздухе, мчался наперерез воздушным потокам и заливающим квиддичное поле медно-розовым лучам заходящего солнца, его посетила одна мысль. «Змеиный яд». Мысль была настолько сумбурная и не связанная с тем, чем он сейчас занимался, что Гарри даже немного сбросил скорость. «Малфой пахнет как змеиный яд». Конечно, не буквально, но Гарри вспомнил одну из мазей, которые когда-то в детстве видел открытой на полочке у миссис Фигг, и вспомнил этот запах. Малфой пах, конечно, иначе, но очень похоже — чуть пряно, с нотками меда и диких трав — свежий, немного опасный, сладковатый аромат… И, повернувшись вокруг собственной оси, Гарри без малейшей мысли в голове рванул дальше, навстречу закатному солнцу. ...Налетавшись вволю, Гарри переоделся и отправился в Башню Гриффиндора. Слабая улыбка не сходила с его губ всю дорогу. В родной гостиной Гарри сразу же нашел глазами пару знакомых голов, что-то упоенно обсуждающих друг с другом. Не помня себя от радости, он рванул к ним навстречу. — Гарри! Привет! Как прошел день? — выпалила Гермиона, чуть вздрогнув от неожиданности. Ее глаза сияли, а на щеках едва алел румянец. — Дружище, мы тебя уж потеряли! — Рон выглядел чуть ли не недовольным, что их разговор прервали, но тепло улыбнулся Гарри. Плюхаясь в кресло рядом, Гарри выпалил: — Как здорово, что вы здесь! — Что-то случилось? — Гермиона невольно подобралась. — Э… Нет. То есть да. То есть я хотел сказать, что успел по вам соскучиться с завтрака. Чем вы занимались? Гарри не мог точно сказать, что происходит: то ли это его губы двигались сами по себе, то ли он сам пытался выполнить указание Малфоя никому не рассказывать о произошедшем. Он ощущал себя несколько странно: будто бы по собственной воле скрывает от друзей всю историю с Малфоем… Этого, конечно, не может быть, но установка слизеринца выполнялась едва ли не сама собой — Гарри не ощущал скованности или какого-то побуждения молчать. Задумавшись, он прослушал начало фразы Рона, который расписывал их сегодняшний день: — …А потом мы сходили в магазинчик сладостей и набрали немного леденцов — я тебе потом отсыплю — и чего-то там такого, не помнишь?.. Рон поворачивался то к Гарри, то к Гермионе, и бурно жестикулировал, описывая их поход в Хогсмид. Гарри, позабыв о своих странных ощущениях, увлекся рассказом и мог лишь улыбаться тому, что он снова может улыбаться, ощущать тепло каминного огня и мягкость удобного кресла, беззаботно слушать болтовню друзей… Впрочем, из состояния блаженного покоя его вывел вопрос Гермионы: — Что у тебя произошло? Дай угадаю — Слагхорн. Гарри будто щелкнули по носу, и он со всей ясностью осознал, что еще ничего не закончилось. И даже особо не начиналось. Дамблдор ждет, что Гарри добудет воспоминание Слагхорна касательно крестражей; Слагхорн избегает его; Волдеморт занят неизвестно чем; идет незаметная, но все-таки война; Малфой носит на предплечье Темную метку и ждет его сегодня в одиннадцать в Выручай-комнате… Невольно Гарри скосил глаза на каминную полку, где стояли часы. Время еще было. Да и на вопрос Гермионы нужно что-то отвечать. — Слагхорн… Нет, мне не удалось его поймать. Я… был в библиотеке. Горячая ладонь Рона вдруг накрыла его лоб: — Гарри, я волнуюсь. Гермиона, почему ты не говорила, что это заразно?! — Не смешно, Рональд! Гарри, не выдержав, фыркнул, но мгновенно взял себя в руки: — Я искал кое-что по поручению Дамблдора. — Я могу помочь?.. — в глазах Гермионы зажглись огоньки любопытства. — Нет… Я нашел то, что нужно. Ну а потом решил полетать. Друзья чуть разочарованно выдохнули. Рон легонько покачал головой и вдруг широко улыбнулся: — Ну, по крайней мере я рад, что ты отдохнул. В последние дни ты был какой-то… обычный, что ли. Как будто не Гарри, а его заменитель. Ну, то есть я хотел сказать… — Я понимаю, Рон. Сердце Гарри забилось быстрее: "Они заметили, что что-то не так — пусть ничего и не заподозрили, но заметили!" и тут же "Они могли что-то заподозрить!.." Противоречивые мысли заскакали друг за другом, и Гарри продолжил: — Я действительно был несколько… не в себе. Но сейчас уже все в порядке. Гермиона и Рон закивали. Разговор плавно перешел на другую тему, но Гарри не мог избавиться от жужжащей тревоги… «Что со мной такое?!» Вечер пролетел как-то совсем незаметно. Попрощавшись с друзьями и пожелав им спокойно ночи, Гарри не мог найти себе места. В пустой гостиной не было никого, кто мог бы ему ответить, почему он меряет шагами пол и ждет — ждет? — одиннадцати часов, чтобы отправиться в Выручай-комнату. Но Малфоя не было в заветном коридоре. Пару раз резко вздохнув, Гарри уперся руками в шершавый камень стены и постарался представить себе зал, в который ему нужно было попасть. И комната будто бы только его и ждала — дверная ручка словно сама прыгнула в руку, а Гарри едва удержался на ногах. Стараясь унять бешено бьющееся сердце, Гарри вынул палочку и прошептал: «Люмос!» Слабый белый огонек выхватил из темноты очертания отдельных предметов и проход между грудами мусора. Но когда Гарри добрался до знакомой «поляны», Малфоя на ней не оказалось и там. Опускаясь прямо на пол, Гарри попытался успокоиться. Малфоя не было. Оставалось только ждать. Палочка погасла, и темнота ночи накрыла Гарри с головой. Он пытался использовать эту возможность для того, чтобы спокойно подумать над сложившейся ситуацией, но мысли в голову не шли. Гарри понял, что напряженно вслушивается в тишину зала, пытаясь уловить хоть что-нибудь. И, конечно, набитое всяким старьем пространство не могло оставаться безжизненным. Шорох, легкий скрип, чуть ли не шепот — по спине Гарри побежали мурашки. Стараясь отвлечься, Гарри уронил голову на согнутые колени и обхватил их руками. Малфой-Малфой-Малфой… Малфой, держащий палочку… Малфой, читающий книгу… Малфой, показывающий метку… Малфой злой… Малфой веселый… Малфой спокойный… Малфой в ярости… Образы сменяли друг друга как в калейдоскопе, и Гарри никак не мог уловить в них хоть какой-то смысл, чувствуя легкую тошноту от мельтешения светлых волос, серых глаз, бледной кожи, розоватых губ и шелестящего в ушах слова, повторяемого бесконечно. Из этого транса его вывело какое-то движение сбоку, и Гарри резко поднял голову. …Он что, думал о Малфое все это время? «Серьезно?!» Голова мгновенно прочистилась, и Гарри уже напряженно всматривался в далекий огонек, заставляющий предметы вокруг будто бы перемещаться — на самом деле они лишь отбрасывали тени, которые и заметил Гарри. Послышались чуть шаркающие шаги, и из-за груды сломанных кресел выплыл, будто призрак, Малфой, бледный от заливающего его магического света, сияющего на кончике волшебной палочки. Что-то бормоча, Малфой неторопливо приблизился к знакомому столику, хватая подсвечник — и огонек на мгновение погас, сменяясь уже ворохом искр и тут же мерно разгорающимся желтым пламенем свечи. Водружая подсвечник на стол, Малфой оперся на неровную поверхность, будто бы чего-то ожидая. Гарри поднялся в полный рост и замер. Буквально через пару секунд Малфой оторвался от стола и сделал несколько шагов к креслу. Его взгляд мимолетно скользнул по Гарри, как вдруг… — А-а-а! — резко заваливаясь на спину, Малфой расширенными от ужаса глазами впился в Гарри, который тоже открыл рот от столь неожиданной реакции. Малфой лихорадочно пошарил руками по одежде, видимо, пытаясь отыскать волшебную палочку… И тут выдохнул, потряс головой и откинулся на спинку кресло, куда умудрился упасть. Ушей Гарри достиг разъяренный шепот: — Ты напугал меня, чертов Поттер! Что-то показалось Гарри чуть странным, но вырвавшиеся из собственного рта слова мгновенно переключили его внимание на куда более важную вещь: — Ну извини, Малфой. Он говорит! Он не ждет приказа Малфоя!.. Слизеринец тоже лишь изумленно похлопал глазами и вдруг резко рванулся к столику, где осталась лежать волшебная палочка. Гарри напрягся, пытаясь выхватить свою, но тело опять не слушалось — словно бы он… не может причинить вред Малфою. Точно! Гарри лишь стиснул зубы и издал злобное шипение. Тем временем Малфой уже направил на него свою волшебную палочку, сверля противника глазами… ожидая… и наконец расправляя плечи и победно улыбаясь. — Что, руки коротки, Поттер? Гарри хотел выплюнуть какое-то оскорбление, но язык тоже не поворачивался. — Ай-ай-ай, у мальчика прорезался голос… Поттер, ты что, еще не понял, что ты — мой! И ты делаешь все, что скажу я! Чувствуя, как непроизвольно вздрагивает от истеричных криков, Гарри вдруг осознал, что не так с голосом у Малфоя. Тот был банально пьян! Эта догадка пронзила Гарри с головы до ног — действительно, Малфой, прислоняя руку к лицу, будто бы стряхивая невидимую паутину, зашаркал к креслу и развалился в нем, не переставая ехидно улыбаться. Гарри никогда не видел Малфоя пьяным — в эти дни он вообще только и делает, что видит Малфоя таким, каким не видел его раньше — и совершенно не представлял, что у того на уме. — О, Потти… Ты бы знал, сколько раз я представлял себе нечто подобное! Каждый раз, когда ты выхватывал снитч из-под моего носа… Когда ты оставлял меня в дураках… Когда ты говорил гадости за моей спиной… Слова лились из Малфоя свободным потоком, и Гарри вновь похолодел, вспоминая, чем кончилась подобная сцена в прошлый раз. Сейчас, правда, Малфой чуть заговаривался и пьяно жестикулировал, но выслушивать это во второй раз Гарри точно не хотел. А Малфой тем временем подобрался к сути: — Так вот, Потти… Каждый раз, когда ты делал нечто подобное, мне хотелось сделать вот так! — щелчок пальцев вдруг прозвучал очень громко — и сказать: «На колени!» И Гарри ощутил, что медленно опускается вниз, сжигая Малфоя яростным взглядом. Сделать ничего другого он не мог. — Да-да, именно так! — Малфой зашелся грудным, булькающим смехом. — А потом вот так: «Ко мне, Поттер!» Чувствуя, как от стыда горят уши и щеки, Гарри вынужденно оперся на руки и на четвереньках пополз в сторону Малфоя. Происходящее казалось нереальным. Абсолютно нереальным — темное тело в потертом кресле, колышущийся огонек свечи, причудливые тени повсюду, и он, Гарри, на четвереньках, ползет к Малфою. — Стоять! Вот так вот, Потти! Понимаешь теперь, как это приятно? — Серые глаза лихорадочно блестели в темноте, а дыхание даже сбилось от напряжения. — А потом бы я сказал тебе… Сказал бы тебе… Вот! — Малфой дернул ногой, и в дюйме от лица Гарри остановился носок черной туфли. — Сделай-ка мне массаж, Поттер! А то сегодня был трудный, долгий день… Вечер, правда, был приятный… Да и сейчас… И Малфой расслабленно откинул голову назад, обнажая бледную шею с ходящим вверх-вниз кадыком. Гарри пару секунд хлопал глазами, не в силах осознать приказ. А потом откуда-то изнутри накатила такая волна ярости, ослепительная и сокрушающая все на своем пути. О, если бы Гарри мог!… Он ощущал, что пальцы готовы сжаться на этой тонкой шее, и сжимать, пока не послышится хруст… Никогда в жизни Гарри не чувствовал такого чудовищного унижения – которое лишь усилилось тем, что пальцы взамен шеи Малфоя потянулись к шнуркам подергивающегося перед носом Гарри ботинка. Малфой встрепенулся и осоловелым взглядом посмотрел на Гарри сверху вниз. Пальцы, ловкие пальцы ловца, развязывали длинные шнурки на начищенных ботинках. — Сними его, — вдруг хрипло прошептал Малфой. Гарри не верил, что его тело способно выдержать это и не склониться прямо тут же в приступе рвоты – но руки крепко ухватились за носок ботинка и каблук и потянул их на Гарри. — Сними... – Ноздри Малфоя раздувались, а кончики губ ходили в нервной усмешке. Содрогаясь от омерзения и готовясь рухнуть в позорный обморок во второй раз, Гарри ощутил кончиками пальцев, как он… дотронулся до ткани носка… Но ничего не произошло. Мир не раскололся на части, в зал не влетел Волдеморт, Гарри не умер. И даже ярость куда-то исчезла. Ухватившись одной рукой за лодыжку Малфоя, Гарри подцепил край черного носка и спустил его вниз, обнажая кожу. Обычная ткань, теплая и даже не влажная, как можно было бы себе представить. Обычная ступня – длинная, но узкая. Бледная, чуть розовая кожа. Ничего такого, от чего стоило бы так страдать – ну, разве что от осознания того факта, что он делает Малфою массаж ног. Ощущая, как пальцы проходятся по мягкой стопе, Гарри перевел глаза на Малфоя. Свет свечи на столе рядом чуть подрагивал, отчего тени на бледном лице напротив танцевали какой-то дикий танец, не позволяющий понять, что сейчас испытывает Малфой. Блики проходились то потемневшим губам, между которым мелькал кончик розового языка; то по заалевшим щекам, будто бы втянувшимся, подчеркивая высокие скулы; то по пряди платиновых волос, упавшей на едва поблескивающий в испарине лоб… Ступня в руках Гарри чуть изогнулась, будто бы пытаясь ответить на прикосновения чужих рук, и Гарри, не отрывая глаз от лица Малфоя, провел по изгибу стопы самими кончиками пальцев, автоматически отмечая нежную бархатистость кожи и едва уловимое подрагивание… Мягкую упругость плоти и выступающие косточки пальцев — такие хрупкие на ощупь… Дрожащий огонек свечи выхватил блестящие так близко серые глаза с расширенными черными зрачками, и Гарри вдруг почувствовал крупную дрожь, которая прошлась по сжимаемой лодыжке. Малфой заерзал, приподнимая напряженное тело, будто бы пытаясь принять более удобное положение; рука потянулась вперед, а длинные пальцы будто бы стремились прикоснуться к… Но тут зрачки Малфоя еще больше увеличились в размерах, будто бы его внезапно потрясла какая-то неожиданная мысль — и нога резко дернулась из захвата сильных пальцев. Гарри вдруг услышал тяжелое, сдавленное дыхание, которого не замечал раньше — и теперь никак не мог понять, кому оно принадлежит. Очевидно, что Малфою, который сейчас крайне забавно шарил ногой по полу, пытаясь отыскать там ботинок. Серые глаза расширились от испуга, а худое тело заметно дрожало. — Иди… — Иди! — повторил Малфой, срываясь на крик. Гарри медленно поднялся на ноги и просто пошел к выходу. В голове шумело, а с каждым пройденным шагом к картине перед его глазами добавлялся новый штрих. Огонек свечи на столе. Груды сломанной мебели вокруг. Кресло, на котором сжалась фигура с платиновыми волосами, полностью одетая, но почему-то поджавшая под себя босую ступню... Гарри не мог видеть этого, но почему-то представлял себе это очень четко. И опускаясь в свою кровать, он совершенно точно не думал о том, движется ли он сейчас сам по себе или находится под чьим-то контролем. Он вообще ни о чем не думал – кроме этой картины, как живой стоящей перед зажмуренными веками.