Зеленый мятный чай и крепкий черный кофе

Тереза молчала. Тишина была тяжелой, плотной и прозрачной. Черт, она спряталась от него в это гнетущее молчание, словно в кокон, от которого ощутимо тянуло безнадежностью. Лис-бон… Шум ветра, шорох травы и звон колокола. Колокол — это всегда надежда, всегда мечта быть услышанным… Пожалуй, тишина была даже величественной. На мгновение он потерялся в ее эмоциях, пытаясь понять, прочитать, заглянуть в душу… Мозг делал титаническое усилие, прорываясь сквозь возведенные Терезой баррикады, плутал и путался в оттенках ее чувств, боясь ошибиться, сделать неверный шаг, проиграть свой единственный шанс и обнаружить себя на той пыльной обочине уже навсегда. Его тело, оставшееся без внимания верховного надсмотрщика, среагировало моментально и правильно: он привалился к косяку и прикрыл глаза, скрестив руки и ноги. Хмм… абсолютно защитная позиция. Джейн нервничал и почти боялся. И не скрывал этого. Хммм… Надо как-нибудь на досуге подумать о связи креативности и клинической депрессии. Фонтан идей, возбуждение артиста перед премьерой и улыбки, бушевавшие за дверью, куда-то пропали, растворились вместе с его привычной маской. Он был самим собой, голым и беззащитным перед ней. В гнетущей тишине Тереза накрывала на стол, разворачивая коробочки и пакеты с едой, удивленно посмотрела на вино, которое он принес.  — Текилы? Ты серьезно?  — Ну да… Еще несколько секунд невыносимого молчания, стук дверцы кухонного шкафа, легкий звон стекла… Когда он разливал текилу по рюмкам, они оба почти вздрогнули. Именно ее она пила с Сэмом Боско, отмечая удачное закрытие дел, текилой они и поминали Боско… Призрак их непростого прошлого стоял рядом, они оба почти физически ощущали эту связь, когда не надо слов, объяснений, утешений. У них было прошлое, общее прошлое, страшное и трагичное, но они смогли, сумели победить и выжить … Задача Джейна была сложной и почти невыполнимой: перекинуть мостик из их прошлого в будущее, минуя такое непонятное и неправильное настоящее. Конструкция была шаткой, капризной, готовой в любую секунду развалиться, рухнуть и оставить его под обломками надежды. Это бесчеловечно, неправильно и противоестественно, когда в прошлое уходит тот, без кого нет смысла жить дальше. Он плеснул текилы в свой стакан и совсем немного в ее. Дурацкая затея: алкоголь, нервы, обида, душевная смута собранные в одном маленьком организме, сидящем напротив и с тщательно скрываемым нетерпением ждущим его шага, могли оказаться взрывоопасной комбинацией. Текила растекалась по внутренностям легким теплом, отогревая скрючившиеся от напряжения нервы. Он почти мог улыбнуться, когда увидел, как Тереза с довольным лицом ест свой ужин. Тайская еда из ресторанчика на Саус Конгресс творила чудеса.  — Так зачем ты пришел?  — Наш последний разговор… О твоем отъезде. Ты так светилась счастьем… Я соврал, точнее, пытался не мешать тебе, ты же сама просила не лезть в твою жизнь… Я старался быть в стороне, рядом, но на обочине… И я сказал тебе правду: «Если ты счастлива, то и я счастлив». Даже если это меня убивает. Я уважал твой выбор. А потом я понял, что все неправильно.  — Черт, ты сам-то понимаешь, что говоришь? «Я лгал, потому что говорил правду, ты счастлива, и это меня убивает?» Снова чертовы игры? Забавно, но на секунду их лица приняли совершенно одинаковое выражение при попытке закатить глаза. Джейн, оценив эту мимическую композицию, постарался не улыбнуться довольной кошачьей улыбкой.  — Хмм… Лисбон, я объясню… Я попытаюсь… Ты спросила меня, как я отношусь к тому, что ты уедешь на другой конец страны с парнем, которого не любишь, но, вероятно, могла бы, просто потому, что он хороший человек и честный малый. И заботится о тебе. Ты принимаешь решение, словно он единственный и последний мужчина на земле. Трудное решение, да… К тому же ты совсем недавно приехала из другого Вашингтона, подчиняясь фантазии другого парня. Нет, я понимаю, что ты приняла это решение не из-за меня, ты просто сменила скучную работу на ту, которую действительно заслуживаешь и в которой ты хороша. Но ты не любишь Пайка. Просто он, черт его дери, честный и приятный. И надо что-то делать со своей жизнью. Хмм… Я не слишком хороший человек, но я всегда был честен с тобой в главном, я все эти годы не скрывал для чего я живу, и ты - та, кто знает меня. Настоящего меня. Внезапно его тон и лицо изменились, голос почти охрип, а по физиономии промелькнула судорога боли.  — Не уезжай, Лисбон. У тебя есть выбор. И было бы нечестно, если бы я промолчал… Он смотрел ей прямо в глаза, пытаясь понять, что именно она думает, затем опустил голову и вздохнул. Лицо Терезы окаменело и напоминало прелестную фарфоровую статуэтку.  — Ты выбрал удачный момент, — сарказм в ее голосе мог отравить небольшую банановую республику. — Как только что-то в моей жизни изменилось, ты вдруг решил все это разрушить, чтобы тебе не было одиноко. Тебе так страшно стало остаться совсем одному и поэтому ты все это… придумал? Внезапно Джейн улыбнулся, удивившись направлению ее мысли. Черт, он действительно не хотел, точнее, он хотел просто поговорить, объяснить простыми и понятными словами все непростое и непонятное, что между ними было. Видимо, слов было мало, или они были не те… Или нужны совсем не слова? Джейн встал, подошел к окну, как-то нервно взлохматил волосы, проведя по ним рукой почти в отчаянии.  — Ты права, я скверный коммуникатор… У тебя есть чай?  — Эрл Грэй устроит? Когда она встала и потянулась к коробочке с чаем на шкафу, Джейн обнял ее, прижавшись к ее спине, окаменевшей под его руками. Он растворился в мягкости волос под его щекой, восхитительном ощущении теплой кожи под его пальцами, наслаждался бешеными скачками пульса на шее, к которой он прижимается губами. Помедлив какое-то мгновение, она повернулась, растерянно, завороженно и вопрошающе глядя ему в глаза.  — Я должен это сделать, чтобы быть честным… Он провел рукой по ее волосам, по щеке, обнял, притягивая ее ближе, еще ближе, совсем не оставляя пространства между ними. Тереза зажмурила глаза, когда он нежно, с ума сводящей безмерной нежностью прикоснулся к ее губам, словно боясь испугать, боясь, что она оттолкнет его. В какой-то момент она делает слабое движение и он еще сильнее прижал ее к себе, но ее руки обнимают его за шею, зарываются во взлохмаченных кудрях… У него вырывается не то вздох, не то подавленное рыдание и единственная мысль бьется в восхитительно пустой черепной коробке: «Я дома…» Через секунду его хваленое самообладание исчезает, тормозная система летит к черту и все, что он чувствует, что он хочет чувствовать практически бесконечно — мягкость и вкус ее рта, который он пробует жадно и требовательно, шелк волос, их безумно родной запах, который он жадно вдыхает, словно опасаясь, что все это скоро закончится, тепло ее такого маленького и такого нужного ему тела. Он понятия не имеет сколько времени продолжается это безумие, слыша только свой бешеный пульс и чувствуя, как она отвечает на его прикосновения, ее горячие и не менее безумные губы. Собрав всю силу воли, все возможности натренированного годами тела, он отстраняется, прерываясь на глубокий вздох и замирает, уткнувшись лбом в ее плечо. Тереза все еще дрожит в его руках, когда он немного отодвигается и, глядя прямо в эти до боли, до крика, до рыдания любимые глаза, хриплым сбивающимся шепотом говорит:  — У тебя есть выбор…