Возвращая душу

Ичиго уже третий час сидел в ванной и ждал, пока его парень куда-нибудь уйдёт. Они вообще в последнее время почти не пересекались – стараниями всё того же Ичиго, кстати говоря. А всё дело в том, что из-за фразы, кинутой Гриммджоу, шинигами старался всячески его избегать, дабы не провоцировать на всякие… действия, ага. И всё равно где-нибудь они да пересекались. В результате этих пересечений Куросаки ходил облапанным, взмыленным и возбуждённым. А потом ещё больше сил прикладывал, скрываясь. И, в общем-то, скрываться от человека, когда ты живёшь с ним в одном доме – весьма нелёгкая задача. В очередной раз добавив в остывающую воду кипятка, Куросаки тяжко вздохнул, а потом прислушался. Кажется, где-то пищит его удостоверение, а это значит, что Гриммджоу пойдёт на охоту. Выждав для достоверности ещё минут пять, Ичиго преспокойно вытерся и, обмотав бёдра полотенцем, довольный жизнью пошёл к себе в комнату, а там… - Г-гриммджоу? – удивлённо пискнул рыжий, увидев развалившегося на своей кровати арранкара. - Ага, он самый, – лениво ответил тот, почёсывая свой живот, а потом расплылся в пошлой ухмылке, когда увидел, во что одет Ичиго, точнее, что он не одет вообще. - Ты же должен был уйти на охоту, – Куросаки, почуяв подставу, стал неспешно отступать к двери. - Пф, ничего я не должен, – фыркнул Джагерджак, а потом каким-то немыслимым образом оказался прямо перед опешившим Ичиго. – И зачем мне охотиться, если тут гуляет такой лакомый кусочек? Его рука коснулась чужого запястья и плавно двинулась вверх к локтю. - Лакомый кусочек? – нервно переспросил загнанный в угол Куросаки. – Это ты про курицу в морозилке? От такого заявления Гриммджоу даже прекратил гладить загорелые плечи своего парня. - Курица гуляет по дому? – голубоглазый выглянул в коридор, будто ожидал там увидеть махающую ему крылом куру. - Эммм… не знаю. Пойду - проверю, кстати, – Ичиго уже хотел было улизнуть, но его прижали обратно к стене. - Ты за дурака меня держишь, Кур-р-росаки? – прорычал пантера. – Я, бля, трахаться хочу! - А я не хочу! – сказал не совсем правду шинигами. – Я хочу гулять вместе с курицей по дому! - Она не гуляет по дому! Что ты мнешься, как целка какая-то? - Да я и есть целка! И вообще, не называй меня целкой! – возмутился Ичиго. - Ты мой, как хочу – так и называю, – поставил точку Гриммджоу и впился поцелуем в губы взмыленного рыжика. Тот начал всячески сопротивляться: пихался, кусался, даже пинался и щипался. Но как-то подозрительно быстро сдался и начал страстно отвечать, подставляясь под распаляющие ласки... Удостоверение вновь запищало, что было очень странным, потому что с тем пустым разобрался патруль шинигами. А теперь ещё один пустой? Или не один? - Чёрт, их штук десять, – недовольно протянул Гриммджоу, прислушиваясь к своим ощущениям. – И они разделились на две группы. - Пошли, – сказал Ичиго, и потянулся за печатью. Гриммджоу тоже вышел из гигая, который Ичиго вытряс из Урахары не так давно. - Бля, и как мне со стояком драться? – наигранно вздохнул секста, а потом ухмыльнулся. – Ладно, буду считать, что у меня два клинка. - Дурак, – пробубнил рыжий, краснея. - Ой, да ладно, – Джагерджак закинул свою руку на чужие плечи. – Сегодня я примерю твои ножны к своему клинку, мальчик-в-попе-был-только-пальчик, – шепнул он в пылающее ухо и, пока Куросаки обрабатывал услышанное, быстренько выпрыгнул в окно. - Я тебя кастрирую, говнюк! – услышал он гневный вопль и расхохотался. *** Наверное, они зря так переполошились, потому что пустые оказались совсем слабыми, и разобраться с ними не составило особого труда. - Не пустые, а херня какая-то, – пробурчал Джагерджак недовольно, присаживаясь на траву рядом с Ичиго. Они вновь были у той самой реки в ожидании заката, а чистое небо обещало подарить великолепное зрелище. Время близилось к осени, и вечером воздух становился куда прохладнее, чем бывало раньше – в разгар лета. Но в этом была своя прелесть. Гриммджоу лёг, закидывая руки за голову, неизменно с травинкой во рту. И это было так привычно, так… правильно. Ичиго вновь поймал себя на мысли о том, что без этого несносного наглеца его жизнь была бы совсем не той. Не такой, какую он хотел бы. - Гримм? – неожиданно даже для самого себя позвал он, а потом продолжил: – Ты ничего не помнишь из своей прошлой жизни? - Неа, – промямлил тот и выплюнул травинку. – Иногда приходят какие-то образы, но они настолько мутные, что хрен разберёшь. А что? - Да так, – протянул шинигами и навис над лежащим арранкаром, чтобы запустить свою руку в его голубые локоны. – Просто мне кажется, что у тебя были тёмные волосы. Каштановые или… нет, чёрные. - А глаза какие? – заинтересовался арранкар. - Голубые, – последовал незамедлительный ответ. – Знаешь, говорят, что глаза – зеркало души. Я думаю, что ты не изменился после смерти. - Не изменился? – выгнул бровь Гриммджоу. - Ага, – кивнул Ичиго. – Остался таким же похотливым засранцем, – и рассмеялся. Гриммджоу рыкнул, и навалился на смеющегося рыжика, придавливая того к траве и затыкая поцелуем. Но шинигами продолжил смеяться в поцелуй, посылая волны лёгкой вибрации. Его карие глаза светились, и Гримм не мог отвести от них свой взгляд – так красиво это было. И так приятно было целовать эти губы – мягкие, податливые, а потом и щёки, и шею, которую Ичиго покорно подставил. И секста уже не смог бы остановиться, даже если бы его попросили. Но Куросаки молчал. Молчал, хоть и понимал, к чему всё идёт. Молчал, и покорно выгибался в надёжных руках, подставляясь под ласку. И каждый укус, каждый засос и поцелуй на его теле расцветал алым обжигающим цветком. Невозможно было сдержать шумные выдохи и лёгкие стоны, которые сами срывались с губ, пока его затвердевшие соски ласкал горячий язык, а ладони скользили по телу. Невозможно было сопротивляться, когда с него аккуратно сняли хакама и фундоши, оставляя ноги обнажёнными. И только руки всё ещё прикрывало распахнутое косоде, съехавшее до плеч. И, конечно, невозможно было сдержать дрожь, когда чужие пальцы проникли внутрь его тела. Всё сейчас казалось невозможным. Ичиго вонзил свои ногти в чужие лопатки, ощущая, как плавно погружается в него Гриммджоу. И чувство распирающей изнутри горячей плоти казалось ему самым великолепным, не смотря на боль, потому что даже она была сладкой. Гриммджоу вошёл до конца и застыл, давая своему любовнику время для передышки. И сейчас, смотря на тяжело дышащего, покрасневшего, возбуждённого Ичиго, ему никак не удалось сдержаться – он припал к искусанным, покрасневшим губам в очередном поцелуе и начал двигаться, ловя ртом первые стоны. Внутри юноши было так мягко и тесно – идеально, а его вскрики и всхлипы ласкали слух. Секста последний раз чмокнул желанные губы и уткнулся лбом в обнажённое плечо, позволяя обнять себя за шею. А Ичиго смотрел в алеющее небо слезящимися глазами, и ему казалось, будто он летит – парит где-то там, окружённый нестерпимым удовольствием и распираемый изнутри любовью, которая пульсировала внутри него, вторя каждому толчку. И так до бесконечно яркого оргазма. Пожалуй, в этот момент он был самым счастливым на свете.