Апрельская ночь, или Панночка

- Кто нарушает границы моих владений? - голос у великана был раскатистый, рычащий, и этот "друг" Гэндальфа явно не рад был их видеть. Ганна довела-таки строчку, чем вызвала у стоящего на их пути великана одобрительный взгляд, а потом ответила, не успел вмешаться растерявшийся волшебник или Торин. - Гости дорогие, путники мимохожие али просто баяны вольные - тебе решать, хозяин, на кого мы похожи больше, - тёмные глаза поражали лукавством. Судя по удивленному виду великана, он ожидал получить в ответ совсем не это. Панночка продолжила переговоры: - У, какой хозяин у этих земель крепкий, как гостей принимает! Ни к столу пригласить, ни баньку растопить, ни чарочку налить, а сразу гавкать пошел! Даже Баба-Яга попервоначалу Ванек, дураков да царевичей, откормит да расспросит, а только после в печку сажать пытается! Звонкий голос панночки ещё будто продолжал звучать в воздухе, когда хозяин вздохнул несколько покаянно, встряхнулся, оглядел гостей, приметил мага, кивнул ему и поприветствовал Компанию уже куда более радушно.

***

По пути в дом Беорна - так представился этот великан - Гэндальф очень строго и очень тихо наказал всем ни при каких условиях не поднимать тему охоты или любую тему, связанную с дикими животными, а особенно - медведями! Ганна отчего-то отреагировала на это предупреждение эмоциональнее прочих, как будто даже расстроилась - впервые, на памяти Бильбо, с начала их путешествия. Поспевать за широким шагом хозяина этих земель было не легче, чем спускаться с Каррока, и хоббит, ужасно стесняясь, попросил Ганну снова помочь ему с переходом. Этот жест удивительным образом вернул панночке потерянное было настроение: она подхватила "чертёнка" на руки, мягко обняла, устроила поудобнее, потрепала по голове - и сразу обоим стало легче. Мистер Бэггинс, почтенный эсквайр, пятидесятилетний владелец Бэг-Энда давно уже не чувствовал такого умиротворения. Не иначе как благодаря такому созерцательному настрою, он стал сравнивать рост панночки и Беорна - великан все же был повыше, почти на голову, но смотрелся опасным не благодаря росту или мощи, а из-за того, что был жилистым и крепким. Будто увеличенный до неприличия Двалин, примерно так. Пару раз этот странный великан оборачивался: проверял не отстали ли гномы, но каждый раз неизменно бросал взгляд и на панночку. Что было в том взгляде, Бильбо определить бы не взялся. По пути к дому Беорна они миновали обширные луга, со звенящими повсюду пчёлами, дальше была обширная пасека - жужжание тут было таким громким, что говорить стало невозможно. Впрочем, говорить не особо-то и хотелось: по наблюдениям мистера Бэггинса, это место являлось пока единственным, где существовала реальная опасность при открытии рта поймать им пчелу. Насекомые стали настолько настырными, что лезли в глаза и нос, поэтому хоббит предпринял то единственное, на что был сейчас способен - спрятал лицо на плече у Ганны. Панночка только ласково погладила его по спине, но тоже промолчала, пожалуй, глотать пчел не хотелось и ей. Уже за пасекой им открылся вид на дом великана: тоже, конечно, большой, крепкий даже на вид, сруб производил впечатление берлоги - окна мутно блестели, занавески отсутствовали, никаких украшений или уютных вещей (а в этом-то Бильбо знал толк как никто!) на виду не было. Если бы не протоптанная дорожка и выставленные на крыльце недоплетенные корзины, можно было бы подумать, что тут никто не живет. Ганна тяжко вздохнула, глядя на такой раздрай - и щели бы проконопатить, и окна протереть, и горшки выставить на просушку - ну, куда это годится?.. Хозяин, меж тем, заводил уставших чертеняк в избу, заставляя обтряхивать ноги - что ж, похоже, не такой он и пропащий, этот Беорн! Ганна потрясла головой, избавляясь от несвоевременных мыслей, широко улыбнулась поднявшему голову чертёнку, величаво кивнула Беорну и прошла в дом.