Y-27-z часть первая

Крылья сломались, когда ещё воздух был пуст. Кто мог сказать ему, что за плечами лишь груз? Кто мог сказать ему - мы знали, что он впереди. Я шепнул ему вслед: «Лети, мой ангел, лети!» Аквариум - Лети, мой ангел, лети

       Дождь зарядил с новой силой. В плотных сумерках свет фонарика едва помогал различать очертания ближайших предметов, хотя падавшая на них вода давала такие ореолы брызг, что можно было бы легко ориентироваться только по ним. Если знать куда идти, разумеется. Дома в этом районе не напоминали сплавленную из кусков химеру, не сплетались плотными связками проводов, и это придавало им только большую стерильность, правильность и одинаковость всех человеческих творений. Если очень постараться, можно представить, что это вовсе и не здания, а очень высокие стены лабораторий ночью, и сверху их поливают противопожарные спринклеры.        — Да какого хрена? Небо, ты чо дырявое-то такое, ёпт? — недовольно проворчал Рено. Небо, как ни странно, ответило, ударив сильным порывом прямо в лицо. Наверное, этот яркий болтун ему тоже надоел. Язу тихо усмехнулся, прокашлялся и поспешил за плясавшим впереди световым пятном.        Они нырнули под нависавшую над входом закруглённую пристройку и в сумерках даже не заметили одиноко стоявшего мужчину, пока тот не схватил Рено за рукав и не попросил сигаретку. В его протянутую дрожащую ладонь положили сразу несколько. Лицо жителя тут же просияло, даже улыбка с кривыми зубами перестала казаться такой угрожающей.        — Недолго ему осталось, — бросил Рено, когда входная дверь захлопнулась.        Ещё один больной геостигмой, обречённый сгнить заживо в этом доме и оставить после себя лишь жалкие пожитки в коробках. Быть может, от волшебного дождя он прятался в точности как сейчас: топтался на дощатом настиле и даже не заметил разницы. Или вовсе работал в каком-нибудь цеху, выходившем в крытую улочку.        — Как заболевают геостигмой? — спросил Язу, входя следом за Рено в новый, но уже разрисованный надписями лифт. Двери закрылись, и с сильным толчком эта стальная коробка тронулась вверх. Работал и механизм, и освещение в виде блёклых мелькающих ламп внутри. Возможно, остальное просто не включали для экономии.        — Чёрт знает! По телику говорили, что зараза идёт от чёрной воды, мол, в ней купаться нельзя. Да кому в голову придёт купаться в чёрной воде? Я бы к ней близко не подошёл! Какие-то фанатики повторяют, что заболевают всякие отчаявшиеся, кто и так хочет умереть. Другие — что, наоборот, кому-то было суждено умереть, но большая хитрозадость вышла боком. Как по мне, все эти объяснения — детский лепет. Похоже, всё просто потому, что это Дженова, и она инопланетная хрень. Спасибо хоть это не заразно, ёпт.        — Почему они не лечатся?        — Кабы лечение было, жили бы эти ребята в такой помойке? — он грубо пнул железную дверь лифта. Язу тяжело вздохнул в ответ, скрестив на груди руки, и прислонился к стене с пустыми пластиковыми ячейками.        — не-Мать всех наебала, так?        Рено отчего-то рассмеялся и легонько похлопал его по плечу. Здоровому, к счастью.        — Типа того.        Лифт дёрнулся вновь, заскрежетал наверху и остановился. Двери распахнулись в длинный тёмный коридор дома. Луч включенного Рено портативного фонарика поблёскивал на относительно новом линолеуме, правда, светлые верха стен уже изрядно попортили те же люди, что разрисовали лифт. Внутри здания-исполины тоже походили друг на друга: одинаковые до тошноты двери украшали таблички с номерами. Похоже, у людей была нездоровая склонность всё нумеровать. Это, наверное, проще для статистики.        — Новый дом для больных? Вы строили?        — Нет, да и не для больных он. Просто этот квартал — самая окраина, и с пустырей сюда ползут призраки, динглоу (1) и прочая хрень. Я бы сам не стал тут селиться, ёпт!        — Пф! Какие-то монстры.        — Не скажи! Вот представь: идёшь ты себе такой весь беззаботный на работу, краем глаза отмечаешь странный гараж. Ну, гараж и гараж, мало ли чего народ понастроил. И тут он оживает и пытается тебя сожрать! В детстве мы так от солдат удирали: заводили их туда, где водились адские дома (2), и улепётывали что было мочи. Главное бежать быстро и не оглядываться. Затормозишь — и тебя придавит десять тонн веса, ёпт.        Они миновали узкую нишу с мусоропроводом, где стояли детские трёхколёсные и обычные двухколёсные велосипеды, покоились стойки и те самые ящики с вещами или книгами. Всё это покрывала густая паутина и пыль. Здесь пришлось повернуть в ровно такой же унылый коридор и пройти почти до самого его конца, до крест-накрест обклеенной полосатой лентой двери с номером 1208.        — Ой, да ладно вам! — воскликнул Рено, сорвав и смотав эту ленту. — Как будто они сюда вернутся хоть когда-то! Скорей уж у меня веснушки пропадут, ёпт!        В квартире стало прохладно и зябко. Окно, через которое Язу сбежал утром, улыбалось оставшимися в раме осколками, стену и подоконник порядком попортили пули с транквилизаторами, но тот самый сухой кактус остался целым и невредимым, отбрасывавшим всё ту же страшно неприличную тень, когда Рено светил фонариком. На полу блестели лужи — это дождь постарался. К тому же в луче света мелькали какие-то летающие штуки.        — Заебись! Комарья-то!        — Можем взять другую квартиру.        — Это была самая чистая из незанятых. В остальных какие-нибудь вкусняшки (3) или их следы, ёпт.        — Пф! Просто вышвырнуть кого-нибудь.        — Не, Поганка. Они тоже люди и, потом, шеф мне по мозгам надаёт. Да и я устал. Ты сам-то в такую темень поползёшь новую хату искать, ёпт?        Язу покосился на него, но не нашёл сил возмущаться. Он грузно опустился на диван со влажным, прохладным постельным бельём и уткнулся в подушку. Правда, пахла она сигаретами и одеколоном. Рено усмехнулся чему-то и потрепал волосы Язу. Глумился.        — Прости за сегодня, Поганка: солдаты и Тифа в мои планы не входили. Ты как, совсем хреново?        «Мне ультра-супер-гипер-дабл-космически-хреново. Хочу вернуться обратно в тихие, уютные, непахучие лаборатории, так чтобы быть снова с братьями и вечно жить во времена, когда никто не ссорился», — подумал Язу про себя, но это всё звучало глупо и по-детски.        — Устал, — ответил он.        — Я немного ещё пошуршу и тоже упаду, — Рено вытащил один из скрученных у стены полосатых матрацев, расстелил на полу и ушёл в кухню. Оттуда донёсся шум набираемой в ёмкость воды. Ниже этажом кто-то стонал и охал, а другие ходили туда-сюда скрипя полом и дверьми. Летавшие насекомые мерзко пищали над ухом, даже подушкой закрыть уши не помогало. Что-то впилось в запястье. Язу рефлекторно прихлопнул это место и только потом посмотрел. Ах, да, теперь вспомнилось: летучие ещё и пили кровь. Переловить бы их, да через дыру в окне тут же влетит ровно столько же. Крылатые ублюдки. Социопаты.        Язу недовольно выругался, встал и вышел в кухню, где Рено устроился на подоконнике и внимательно следил за большой носатой кастрюлей на плитке.        «Чайник, — поправила память, — в ней кипятят воду для горячих напитков».        — Ты чего? Иди спи, ёпт!        — Кусаются, — он уселся на табурет и опустил голову на столешницу. — И шумно. Снаружи всегда так, да?        — Хех! Это разве шумно? Как по мне, почти полная тишина.        О, этот прекрасный наружный мир, где «почти полная тишина» могла сравниться с галдевшим сборищем.        — Я могу поискать что-то от комаров, но если жечь спиральки всю ночь, голова на утро будет трещать, ёпт.        — Она у меня уже трещит.        — Ты привыкнешь к шуму. Наверное, в лабораториях было тихо? Они что, под землёй были?        Язу положительно промычал. Он схватил пальцами пролетавшего мимо кровососа и положил перед собой.        — Это многое объясняет. Знаешь, а ведь обычно в фильмах всякие эксперименты стремятся сбежать наружу, и им всё так нравится, ёпт. Свобода, природа!..        — Пыль, грязь, шум, люди, вонь, комары, жара. Поесть не приносят. Хочу обратно.        — Эх, ну, про пожрать-то — это да! Я б сам не отказался, чтобы тут была столовка! Но у нас сейчас только чай есть. Будешь?        — Он такой же мерзкий, как кофе, так?        — Попробуй и сам узнаешь.        Рено поставил на стол две чашки, налил туда кипяток и бросил пару пакетиков. Хотелось спросить, принадлежали ли они больным геостигмой, или Мухомор стащил их в баре, но для беседы надо было напрячь какие-то мышцы. Не важно. Важней был приятный клубничный запах от этого напитка. Язу взял чашку с отколотой ручкой и рефлекторно поболтал в ней пакетик, пока вода не окрасилась густым цветом.        — Эй, Рено, у тебя бывает такое, что ты помнишь что-то? Хотя никогда этого не делал?        — Как дежавю?        — Как когда что-то умеешь, хотя никогда раньше не делал. Или помнишь стихи, которые не читал. Они всплывают в голове сами. Книга в большой комнате.        — Книга? Какая? — он положил ложку сахара в чашку. Пытаясь вспомнить, Язу повторил за ним, размешал, но решил, что ему мало и добавил ещё.        — Забыл.        — Даёшь! Какого хоть цвета у неё обложка?        — Она такая мягкая, бархатистая. Приятная на ощупь. Цвет... как... как крем для рук. Такой, с лисичкой на тюбике. И вензели по краям.        — Погодь, это не Лавлесс ли случаем?        От одного названия свело зубы. Язу быстро запил это ощущение чаем и едва не обжёгся при этом.        — Это была любимая книга дружка Сефирота, Генезиса, ёпт. Мне сказали, он её цитировал постоянно. Из цикла: «Не знаешь что сказать — читай стихи». Ну, дела!        Вот, чьи это воспоминания! В самом деле: откуда бы им ещё взяться? С самого начала ОН постепенно заполнял память духов и селил там свои мысли. Поначалу какие-то совсем пастеризованные и нейтральные знания, скорей позволяющие чистить зубы, говорить, обращаться с оружием. Как будто не его вовсе, ведь раньше и Генезис в комиксах про Анджила не вызывал такой реакции, а теперь... Словно кто-то знатно покопался в мозгах и сделал духам свои настройки. Ну, конечно: ОН всё готовил для того, чтобы обустроить эти тела для себя.        — Генезис был популярен среди девчонок, они строчили сказки про то, как будут его единственными, ёпт. А я думаю, он глиномес. Интересно, что бы сказали все эти визжащие фанатки, если бы вскрылось, что их кумир каждую пятницу сосёт какому-нибудь корельскому здоровяку с хером до колена? — Рено отчего-то едко захихикал. — И враз столько девичьих фантазий разрушено!        Язу почти ничего не понял из этой фразы, но сам термин «глиномес» уже звучал достаточно противно.        — Хотя, возможно, они только больше обрадуются. Это ж можно писать рассказы про него и других парней, ёпт. Девчонки такое любят, примерно как парни лесбушек, — одну за другой Рено осматривал полки кухонного гарнитура. Наверное, на всю эту тираду надо было как-то отреагировать, потому что он разочарованно вздохнул, когда в кухне повисло молчание.       — А что ещё ты помнишь, ёпт?        — Всё, начиная с того как завязывать шнурки — не мои умения. Я просто...Знаю и всё. Бывает дурацкое ощущение, что я видел где-то некоторых людей и места. Например, твоё начальство. ОН знал их, так?        — Босса знает каждая собака, ты чего? Он же президент Шин-ра, ёпт!       Действительно. Что за глупый вопрос? Язу залпом допил свой чай. Рено к тому времени успел пошарить даже сверху на шкафах, подняв плотный слой пыли, скопившийся на них.        — Придётся нам терпеть кусачих. Могу покурить: они от сигаретного дыма дуреют, ёпт, — разочарованно сказал он, отряхивая ладони.        — От него и я дурею.        — Может, ты комар?        Язу демонстративно попищал, пока его не перебил кашель и не раздул ровные рядки крылатых трупиков на столе.        — Я бы с удовольствием улетел отсюда к брату. Дразнил бы Генезисом. Его бы тошнило. И как теперь будет читать свои комиксы? А я? Но придётся. Хочу узнать, успел ли Анджил остановить Левиафана.        — Ты чо! Это же только середина! Это даже до того, как Генерал Куро объединился с армией космических Кальмариусов. Анджил потом ещё в прошлое отправится, чтобы не позволить построить гигантскую манеки-неко с лазером смерти и...        — Не рассказывай!        — Ладно-ладно! Потом почитаешь. Мелкий, наверное, заново собрал свою коллекцию, ёпт. Он раньше тащился по этим комиксам, как уж по стекловате, и плакаты себе заказывал.        Было бы здорово одолжить их ненадолго и почитать. Главное проследить, чтобы Лоз своими огромными пальцами не помял странички. Раз уж он всё равно лежал в госпитале, чем ещё там заниматься, если не читать? Может быть, научится наконец-то.        Под полом кто-то громко стенал, засуетились люди. Женщины, наверное. Третий ряд комаров на столе подходил к концу.        — Ладно, иди спать, а то завтра брат тебя за труп примет. Если чем-нить окно завесить, ты сможешь выловить кусачих за полчасика. А я пока помоюсь схожу.        Раздался телефонный звонок. Язу аж подпрыгнул на месте от внезапности и опять получил бунт внутренностей. Он выругался одним из выученных недавно слов.        — Да, шеф, — ответил Рено в трубку. — Поймал я голубчика. Не, не понадобилось. Он мирный и покладистый, ёпт. Да и воевать не особо рвётся. Не боись, больше никуда не отпущу. Эти мудаки его сами напугали: кто же вот так вламывается с дулами?! Пф! Да завтра привезу тебе два по цене одного, ёпт. Брось! Я ему сказал не трогать людей. Эй, Поганка, ты же послушный мальчик, правда?        Язу угукнул. Достаточно громко и, как ему показалось, убедительно.        — Слышал? Полно тебе: я знаю, что делаю, ёпт. И ты знаешь, что я знаю, что я делаю. Если хочешь помочь, то отправь кого-нибудь на подмогу. Помню, что уже говорил. Да, понял тебя, шеф. Больше никаких жертв среди гражданских. Ясно, ясно, — он отключил телефон и закрыл его с тяжёлым вздохом. — «Никаких жертв среди разумных существ», — так он сказал. Так что если чего — беги или хотя бы не насмерть бей. Ясно, Поганка?        Язу кивнул в ответ. В идеале, он больше ни с кем не хотел сражаться ближайший месяц. Может быть ещё дольше.        Стоны этажом ниже усилились, дополнившись неразборчивым бормотанием. Рено не обратил на это никакого внимания и покинул кухню, скрывшись за дверью ванной комнаты. «Когда что-то болит, ты знаешь, это тебе организм жалуется, что ты его не любишь, — мелькнула в голове одна из глупостей Лоза. — Так что просто берёшь и задабриваешь его чем-нибудь вкусным. Я люблю сладости, потому у меня никогда ничего не болит».        Надо пойти и обсыпать этого человека под полом из сахарницы, но вдруг другим это не понравится? А ведь человек в трубке сказал «Никаких жертв среди разумных существ». Как вообще определять их разумность? Люди сложные. Придётся не трогать никого, а то ещё окажется, что это было разумное существо. Но комары, кажется, в этот список не входили. А мухи? А жуки?        Улыбавшаяся с ярлычка чайного пакетика клубничка не ответила. Люди любили рисовать улыбающихся существ. Язу это даже импонировало, так он ощущал рядом больше радостных, но немых созданий. Он оторвал ярлычок, сунул в карман к записке от Тифы и отправился искать то, чем можно было бы закрыть окно. И всё бы ничего, но на попытки согнуться грудная клетка пыталась отправить желудок наружу. Надо дождаться Рено и пусть сам ищет что-то в этих кучах. Он сегодня вообще-то провинился, так? Кактус не ответил. Теперь он даже не мог отбросить тень. Надо бы его забрать куда-то. Жалко пропадать такой неприличной штуке.        Язу опустился обратно на диван, накрыл голову подушкой и закрыл глаза. Завтра встреча с этим одноногим надоедливым придурком, а потом их отправят в Шин-ра. Что они все там будут делать? Опять тренироваться? Целыми днями читать книжки и делать модельки уже не казалось классной перспективой. Может, они станут жить, как все люди? Что делали люди? Язу видел только режущих рыбу рабочих. Что если их с Лозом заставят заниматься этим до конца жизни? Звучало как-то очень уныло. Может быть, именно под этим Рено подразумевал, что «Хилин лодж — тухлое болото»? Летавшие над диваном насекомые не отвечали. То есть, отвечали, но в их писке сложно было что-то разобрать.        Ниже этажом, прямо под диваном, раздавались стоны. Разговоры. Шаги. Скрипы. Кто-то стучал и требовал быть тише, но тем самым сам создавал только больше шума. Ещё стоны. Язу выругался про себя. Его всё донимал кашель, болезненно отдававший в грудную клетку и мешавший спать. Шипел дождь. Свистел воздух. Пищали насекомые. Тикали чёртовы часы. Даже собственное дыхание раздражало. Под подушкой было невыносимо жарко и пришлось снять её. Язу перевернулся на спину, посмотрел на потолок и заметил то, чего не было видно днём: в темноте блёкло светились звёздочки, наверное, нарисованные специальной люминесцентной краской. Этими звёздочками некто из сгнивших заживо изобразил на потолке целую небесную карту.        Если смотреть сквозь ресницы, свечение расплывалось, подрагивало, немного напоминая о том волшебном лесу со светящимися деревьями. Там было так красиво, хоть невозможно спать и негде спрятаться, чтобы немного посидеть в темноте. Когда вокруг не суетились противные дети, лес казался чрезвычайно тихим, недаром назывался «Спящим». Иногда попадались напоминавшие раковины дома, слишком изящные для рук человека, но слишком искусные для природы. И где бы ты не стоял, везде обдувал лёгкий ветер, словно кто-то дышал в спину.        А ещё повсюду какие-то ручьи или лужи, хотя Кадаж остановился возле одной конкретной. От неё действительно веяло энергией, быть может, под озером были кристаллы материи? Язу читал про что-то подобное. Так или иначе, брат велел всем встать вокруг озера и вещал детям, широко раскинув руки. Лоз держал вырывавшуюся Марлен, а Язу просто стоял рядом, пропускал все звуки мимо ушей и наблюдал за росой, стекавшей по траве.        Скоро они встретят Мать с тёплыми ласковыми руками, нежно обнимающими, но никогда не пугающими. У неё будут длинные волосы, прямо как у духов, но тянущиеся длинным шлейфом, словно королевская мантия. У неё будет нежная мягкая кожа и тихий, приятный голос. У неё нет туфель, как у человеческих женщин: Мать ходит только босиком. Ей не нужна лабораторная одежда, она носит тонкую бархатную накидку приятного пастельного оттенка. Она понимает своих детей с полуслова, и путешествие с ней будет длиться вечно.        Именно такой образ возникал в голове. «Но что если она совсем другая? — вот о чём подумал Язу.— А вдруг она вылитая Карандашная женщина с пронзительным голосом и когтистыми хваталами?»        Они же ни разу её не видели во плоти, так? А что если она окажется даже хуже людей в лабораториях?        Лоз тоже об этом переживал.        Раздался стук.        Язу открыл глаза, вернувшись в пропахшую сыростью комнату хламовника. Рено ещё мылся, комары до сих пор кусались и, судя по часам, прошло что-то около десяти минут. Стук в дверь повторился.        «Только уснул», — мысленно пожаловался Язу светившимся звёздочкам и медленно поднялся с дивана, придерживая отбитые рёбра. Зачем вообще стучать? На замок эта дверь всё равно не запиралась. Даже лёгким движением Язу смог открыть её внутрь.        — Добрый вечер!.. Я ваша соседка снизу. Извините за шум. Мы не очень мешали? Она только что умерла...        Язу покачал головой. Он стоял чётко на входе и крепко впился в косяки пальцами, чтобы незваная гостья не вздумала просочиться внутрь. Руки задрожали, и во рту опять слиплись слова. Полная грудь воздуха не могла продавить пробку в горле. Неизвестная девушка подозрительно пристально осматривала Язу, точно как некоторые лаборантки, когда оценивали параметры. Только ещё более... вопрошающе. Она даже повыше подняла масляную лампу.        — Ты здесь новенький? Как тебя зовут?        Как ей ответить, когда язык прилип к нёбу? Язу мысленно повторил с десяток простых фраз, но ни одну из них не мог даже начать.        — Ты немой?        Он поболтал головой. Холодный пот стекал прямо по ребрам, и в голове путались, путались мысли.        — Кто это тебя так отделал?        Слишком много вопросов. Что ответить? И Рено так не вовремя...        — Ладно, слушай, так всё-таки ты не мог бы нам помочь?..        Он не выдержал, резко захлопнул дверь и навалился на неё, будто сейчас девушка начнёт ломиться внутрь. Сердце прыгало в груди. Та за дверью постояла ещё какое-то время, тяжело вздохнула и ушла. Язу пообещал себе, что напишет на плакате все ответы на идиотские вопросы и будет показывать каждому, кто постучит в их с Лозом жильё. Им же дадут жильё, так? Он вернулся в комнату, где на боковине дивана сидел Рено в одном полотенце вокруг бёдер и зажигал прилепленную на столешницу свечу зажигалкой. Оказывается, плечи его покрывали мелкие тёмные крапинки, такие же, как и на лице.        — Забавная у тебя фобия, Поганка.        — Всем смешно. Кроме меня, — Язу добрался до подоконника, подставил ладони под дождь и умылся этой водой. Он прокашлялся и пытался успокоить сумасшедшее сердце.        — А ты ей понравился. Видал, как смотрела? Прямо пожирала глазами, ёпт.        — Завидуешь?        — Нет уж! Я с мечеными за руку здороваться боюсь, ёпт! Но будь она здоровой... Ух!        Это так печально, что красивая девушка с пышной шапкой волос-колечек тоже обречена сгнить заживо. Какие вещи она оставит? Теперь не узнать. Наверное, цветочные духи и кулон, лежавший прямо в ложбинке между женских отличий, что мелькали в свободной майке. Их можно было рассмотреть целиком с уровня роста Язу: у девушек тоже были соски, они выпирали острыми кончиками наружу, как попки у апельсинов. Они тоже твёрдые? От этих мыслей к лицу Язу прилила кровь, и уши потеплели. Даже головная боль прошла. Может, просто таблетки?        Кто-то постучал вновь. В этот раз Язу даже не шелохнулся с места и впился в подоконник, продолжая смотреть на улицу. Рено бросил зажигалку рядом с только что зажжённой свечой, пошёл в коридор и открыл дверь.        — Пожалуйста, не закрывайте... Ой! — она замялась, но тут же продолжила. — Может, вы поможете? В нашей квартире женщина умерла и она... очень, очень тяжёлая. Если тело оставить, оно будет гнить, мы с девчонками его точно не поднимем. А идти нам некуда. Помогите нам, пожалуйста, я заплачу услугой за услугу.        — Прости, крошка, но я брезгливый.        — Я не собираюсь продавать своё тело! Мы с девчонками будем охранять вашего друга, чтобы его больше никто не избил, и с работой поможем. Пойдёт?        — Ну, как Поганка? Хочешь, чтобы тебя защищали девчонки, а? — он усмехнулся, оглядываясь назад. Язу ответил ему средним пальцем. — Мой приятель упрямый. Да ладно, можно ли отказать такой милашке в одолжении? Как тебя зовут?        — Пегги.        — А я Рено. Проходи.        Она отрицательно мыкнула и зашагала назад в коридор дома.        — Брось, я же сказал, что не интересуюсь мечеными. Да и красть у тебя нечего.        Пегги на мгновение задержалась снаружи, но всё же зашла в квартиру, робко приземлившись на одну из коробок. Она зыркала по сторонам и обнимала сама себя, так что женские отличия прижались друг к другу и казались больше, как два упругих мячика под кожей. Язу помотал головой и снова умылся, чтобы прогнать мысли о них.        — Мы ждём гнездования Феникса? Давай решим с телом. Я хочу спать, — сказал он.        — Погоди ты, жеребец! Дай мне одеться, а то буду голой жопой на улице сверкать.        — Так ты не немой! — воскликнула Пегги.        — Он просто чудак и тихоня. Не обращай внимания, ёпт.        — Я не Тихоня, — фыркнул Язу. — Для тебя я Бледная Поганка, помнишь?        — Хорошо, Тихоней будешь для мамки своей. Потанцуйте тут, голубки, а я вернусь через пару минут.        Рено сделал вежливый прощальный жест из книги по этикету — откуда бы он мог его знать — и скрылся в ванной. Своей клоунадой он заставил Пегги смеяться и широко улыбаться белоснежными зубами. Даже при ярком свете лампы её кожа казалась смуглой, и страшно спросить, сколько она потратила геля чтобы заставить волосы топорщиться вот такими идеальными пружинками, словно это не что-то росшее из головы, а шапка. Лоз бы точно обзавидовался.        — Ты тоже приехал за волшебной водой(4)?        — Волшебной водой?        — Разве нет? Последнюю неделю больные рвутся в Эдж, как сумасшедшие, потому что кто-то пустил слух про целебную воду. Якобы тут есть озеро, из которого ладошкой зачерпнул — и ты здоров. Сестрёнка тоже поверила. Правда, никакого лекарства нет: мы были в той церкви, и там только какие-то дети садили цветы на клумбу. Облом, правда?        Наверное, она говорила про тот превращавший в кораллы руки дождь. Быть может, он где-то образовал лужу? Мысли об этом вновь напомнили про последний день с братьями. Пришлось опять умываться.        Пегги чего-то ожидала. Она так пристально рассматривала Язу, стало даже неуютно от такого внимания. С другой стороны, он тоже смотрел ей в декольте, так что это в каком-то смысле было честно. Лампа отказывалась подсказывать темы для беседы, как и свеча. Кактус тоже молчал и спрятал свою неприличную тень в угол, хотя она, конечно, всё равно гордо возвышалась на стене. А к упругим отличиям даже мысленно обращаться было неловко.        — Извини. Я тебя расстроила? — Пегги крутила зажигалку на столе тонким пальцем. — Но ты теперь, по крайней мере, знаешь правду. Сначала я подумала, что про воду придумали в Шин-ра, чтобы люди потянулись в их больницу или покупали препарат, но его же бесплатно раздают. Странно, да?        Язу не ответил, но только потому что Рено уже открыл дверь. Пиджак и кобуру он предусмотрительно оставил в ванной и подхватил свитер из коробки ловким движением, словно не будь тут Пегги — он бы поступил точно так же.        — Во! Я тоже удивился, ёпт! Эти зажравшиеся толстосумы, небось, с мясом от себя отрывали. Уж не знаю, кто их заставил, но Президент Придурок(5) должен ночами рыдать над просранными гил! — ложь слетала с его языка легко и непринуждённо, словно и не была ей.        — Вот теперь можно идти, — Рено подвернул слегка длинные рукава свитера, аккуратно оправил вниз и пригладил торчавшие волосы. Выпендрёжник. Шут.        — Спасибо за то, что не отказали. Только не пугайте Агату, она боится мужчин, после того как... они были с ней грубы, — Пегги подхватила слегка раскачивавшуюся из стороны в сторону лампу и зашагала к выходу.        — Мы не тронем ни одного разумного существа на планете, правда, Поганка?        — Правда.        Втроём они направились из квартиры по длинному коридору к лестницам, следуя за пятном света от лампы Пегги, и спустились этажом ниже. В окнах подъезда было темно, только где-то вдалеке зарево фонарей давало отсветы на низких тучах. Дождь по-прежнему поливал округу. Замечательно.        Язу мысленно спросил у темноты, раз уж они знакомы с самого раннего детства, можно ли верить хоть одному слову Рено. Он услышал истерический смех за дверью одной из квартир. Ответила ли это темнота? Он помотал головой: Рено солгал Пегги просто, чтобы не драться. А про брата зачем? Ни единой причины. Но во второй раз темнота уже не ответила. Рено же приобнял Язу за плечо и склонился над ухом.        — Поганка, ушки на макушке, лады? — прошептал он.        Язу одобрительно кивнул. Дверь скрипнула, распахнулась, и их обдало запахом невкусной пищи и чего-то очень резкого и кислого.        Внутри засуетились двое, кто-то щёлкнул металлическим механизмом, так что Язу с Рено прижались к противоположным стенам узкого коридора и настороженно переглядывались.        — Пегги?! Это ты? Ты кого привела?        — Эти ребята тебя не тронут, Агата, они пообещали.        — Конечно не тронут! Если они сделают резкое движение, я выпущу в них весь барабан!        — Опусти пистолет, Агата, — детский голос зазвучал рядом с ней. — Мы не дадим тебя в обиду!        Детали клацнули ещё раз и после этого перестали дрожать.        — Вот, молодец.        Пегги опустила лампу на стол. Наверняка квартира была точно такой же, как хламовник — даже обои с кленовыми листьями одинаковые — но пространства казалось больше из-за отсутствия нагромождений. Повсюду горели свечи в сетчатых самодельных сосудах, и, наверное, из-за них тут казалось так тепло. Или потому что тут не пришлось выбивать окно, чтобы сбежать от солдат. Агата, коротко бритая женщина с огромными глазами, настороженно озиралась на гостей. Смуглая девочка, отнявшая у неё револьвер, сидела рядом на корточках. Эта из него стрелять не сможет. По крайней мере, больше одного раза.        На всякий случай Язу держался так, чтобы быть за кем-нибудь и внимательно следил за пистолетом.        — Ох, ёбаный в рот! — Рено остановился в слабо освещённом углу и принялся задумчиво почёсывать затылок. — Пегги, ты уверена, что мы вдвоём-то её подымем? Я, знаешь, не терминатор, а Поганка и вовсе дохляк.        — Сам ты дохляк, мудила, — прошипел Язу. Украденные слова прозвенели в воздухе очень гордо, но, пожалуй, излишне резко и вызвали на лицах недоумение. Впрочем, все довольно быстро переключились обратно на труп.        Умершая не очень походила на сгнившую заживо и гнить, судя по запаху, только начинала. Раздутый живот выпирал пузырём, но все остальные части тела расплылись по постели в разные стороны.        — Тащите клеёнку или что-то такое, а то весь ковёр в дерьме будет, ёпт.        Смуглая девочка отложила револьвер в сторону и побежала в ванну. Язу так и не заметил, где у неё бинты. Его внимание приковал сверкавший и начищенный барабан на ковре. Опасливо косясь, Агата высунула одну из поджатых ног, подгребла ей револьвер поближе и спрятала в складках пледа, обвитого вокруг неё, как какое-то гнездо или кокон. Она странно улыбалась, продолжая царапать уродливые, разодранные в кровь руки.        Доктор Старфилд говорила, привычка Кадажа кусать ногти — это способ выплёскивать негативные эмоции и постоянную тревогу. Иногда Язу казалось, что брат выражал её за всех троих — такое вот разделение обязанностей. Благо, перчатки помогли избавиться от этой привычки. Или ЕГО влияние? Сложно теперь сказать.        — Не тупи, Поганка! Вытаскивай простыню и давай опускать её на пол. Только не роняй, это всё-таки не мешок картохи, лады?        Он взялся за края простыни и сдвинул тяжеленную тушу с места, так что она наполовину повисла в воздухе. Напряжение в плечевом суставе отдало в рёбра и напомнило об утреннем приземлении. Язу крепко стиснул зубы, как мог, удерживая огромный вес этой женщины, пока она не шлёпнулась на пол. Тогда он отшатнулся назад и упёрся во что-то живое.        — Ты в порядке? — Пегги улыбалась и придерживала за спину, словно он вот-вот рухнет на пол и отключится. В этот момент даже захотелось ей подыграть, но сперва работа, так?