Y-27-z часть первая

       Язу рыдал полчаса или даже больше. Марлен и Дензел, разумеется, проснулись и смотрели в щель на эту нелепую сцену. Тифа же не могла ничего поделать, просто гладила по светлой мокрой голове и успокаивала его. Довольно безуспешно. Её собственное сердце колотилось в груди, и колени заболели от долгого стояния на твёрдой и холодной плитке, но что-то мешало пошевелиться.        Тифа вспомнила, как они с папой хоронили маму. Он держался молодцом и старался улыбаться, но как только последние гости ушли с поминок, как только стол был убран, а посуда — вымыта, он опустился на кресло в их гостиной и разрыдался. Он умолял маму вернуться.        Язу тоже обращался к матери, но его слова постоянно обрывали всхлипы, речь стала совсем спутанной и сумбурной. Временами в ней совершенно нелепо проскакивали нецензурные ругательства. Откуда этот мальчик их понабрался, не нужно было даже гадать. Он ставил их невпопад, совершенно не понимая настоящих значений, но уже с той злобой и ненавистью, которая была свойственна взрослым. Дети так не делали. Он так стиснул майку Тифы на спине, что порвал её. Это ничего. Главное, что он не побежал сжигать Эдж и вырезать его жителей. Пусть уж лучше плачет.        В какой-то момент всхлипы стали реже и тише. Язу отпрянул и неподвижно застыл на месте со стеклянным взглядом и красным, опухшим лицом. Буря чувств полностью опустошила его. Он покорно вылез из ванны и позволил надеть на себя халат, но был где-то не тут. Чуть больше, чем обычно. Тифа сразу наложила повязку на бровь, отвела его в спальню Клауда и уложила на кровать. Ну, да, тот вряд ли вернётся, а если вернётся — поспит на диване. В конце концов, он взрослый мужчина — может и потерпеть одну ночь. Или — о, Титан! — разделить с Тифой постель. Хотя кого она обманывала?..        Слёзы до сих пор стояли у Язу в глазах. Он шмыгал носом и смотрел в пустоту. Тифа взяла его за руку.        — Постарайся уснуть.        Больше всего тревожили сгустки свернувшейся в блевотине крови и этот сильный кашель. Внутреннее кровотечение — не шутки, даже самое слабое. Да и общий вид у Язу был не лучшим: весь в синяках и ссадинах. Бровь была зашита так себе, и Тифа опасалась, что туда попадёт инфекция. Он даже умудрился обгореть, что неудивительно с такой-то бледной кожей. Может быть, его вообще пора было экстренно перевозить в госпиталь!        Но сейчас весь город спал. Да и что она скажет доктору? Сколько он попросит за молчание? У них же в жизни не найдётся столько денег!        — Не уходи! — Язу впился в Тифино предплечье, стоило ей встать с постели.        — Я ненадолго, только приберусь в ванной. Не волнуйся, пока ты в этом доме, всё будет... — она осеклась, — ты в безопасности. Но тебе нужно хорошенько выспаться. Будь хорошим мальчиком, ладно? Я скоро вернусь. — Она чмокнула Язу в сырую макушку. Он тихо фыркнул и отпустил руку. Наверное, на его языке это означало «да». Тифа поспешила в ванную, но там уже горел свет. Закатав рукава, Дензел возил тряпкой по полу. Раковину он уже очистил от крови и грязных бинтов и оставил иглу сушиться на крышке от ватных палочек. Рядом — маленький брелок с муглом, кучка монет и наручные часы. Пакет с кровавыми лохмотьями стоял возле порога, плотно завязанный на узел.        — Иди отдыхай, здесь всё уже схвачено! — Он гордо постучал кулаком в грудь. — Я знаю, как кровь отчистить: холодная вода и нашатырка! Прочёл в тех самых «бесполезных» книжках.        Конечно, он испачкал всю пижаму, но всеми силами пытался помочь. И, кажется, те глупые приключенческие рассказы действительно оказались хоть чем-то полезны. Потому Тифа лишь мягко улыбнулась.        — Спасибо тебе за помощь!        — Он же тут надолго не останется?        — Дензел, ты помнишь, как мы тебя приютили? Язу сейчас в точно таком же положении, он просто потерялся и перепугался.        — Ну-у, как по мне, он не выглядел очень-то напуганным, когда...        — Дензел! — Тифа поставила руки в бока. Он поднялся с пола и, насупившись, отзеркалил этот жест. Ох уж эти подростки! — Язу поступил ужасно, это действительно так. Я ни за что не спущу ему то, что он обманул тебя и напугал Марлен. Мы поговорим об этом, все вместе, но потом, когда он оправится. Сейчас, когда он харкает кровью и почти не соображает, думаешь, много будет толку с головомойки?        Дензел тяжело вздохнул, опустив голову.        — Он мне не нравится. И Клауду он тоже не понравится.        — И всё же разве можно отдавать его Шин-ра?        — Не знаю. Я слышал в новостях, что он убил тридцать человек.        — В новостях разное говорят, многое из этого — ложь.        — Но он же тебя полоснул по руке, разве нет?        Тифа вспомнила их бой на заднем дворе. Не то чтобы Язу представлял для неё большую угрозу, но...        — Я напала первой. Дензел, послушай меня! — Она взяла его за руки и опустилась на колени, чтобы быть с ним на одном уровне. — Я понимаю, ты переживаешь за меня и Марлен и пытаешься защитить от опасности. Язу тоже пытался найти и защитить свою маму, и готов был сделать для этого что угодно. К сожалению, их троих обманули и использовали. За свою слепую преданность они заплатили очень высокую цену, и теперь Язу сам признаёт, что поступал глупо. И раз он всё понимает, давай дадим ему шанс исправиться.        Дензел поджал губы, но напряжение в его теле спало. Он расслабил кулаки и покивал головой.        — Спасибо большое! — Она чмокнула его в лоб. — Я посижу с ним. Позаботься о Марлен, ладно?        — Ладно. Если буду нужен — зови. Оставь мне тут всё. Я выкину мусор и вымою пол. Я справлюсь, правда!        — Конечно справишься! Ты у меня молодец!        Дензел широко улыбнулся, наморщив конопатые щёки, и продолжил уборку. Тифа вернулась в спальню Клауда. Язу бредил, на его лице проступил холодный пот, а губы, наоборот, совсем высохли. Ничего удивительного — он столько всего пережил за эти несколько дней, слишком много для почти-детской психики. Удивительно, как он так долго смог держать себя в руках и нашёл силы добраться до «Полуночного животного».        Тифа взяла Язу за руку, и тогда он улыбнулся. Это была очень искренняя, открытая улыбка, придававшая его лицу необычную живость и ясность.        — Мама? — пробормотал он, впиваясь пальцами в предплечье Тифы. Счастливый, он прижался горячим лицом к её ладони. Всё его тело била крупная дрожь. А что оставалось делать ей? Только обнять его и гладить по голове.        — Я здесь, с тобой.        — Забери меня, пожалуйста! Забери меня к ним.        — Ты уже дома. Больше тебе никуда не нужно идти.        — Мама? Скажи, где Лоз? Где он?        — Ты его обязательно найдёшь, ведь теперь я с тобой.        Язу улыбнулся и стал что-то ещё бормотать, непонятное и сумбурное, но уже тише. Пришлось быстро сбегать за холодной водой и питьём, чтобы сбить температуру и хоть как-то восполнить нехватку жидкости.        Он выглядел очень измождённым, даже щёки впали, и выступили скулы. Кажется, Рено не очень хорошо за ним присматривал, ну, да кто бы сомневался! Лишь с рассветом лихорадка понемногу утихла, и Язу наконец-то уснул. Утреннее солнце сглаживало ссадины и солнечные ожоги на его лице. Из всех троих братьев он унаследовал инопланетную внешность Сефирота в полной мере, как это описывали журналы, «красоту слишком утончённую для мужчины, но слишком суровую для женщины». Может быть, всё дело в вутайской крови. Тифа бы назвала это смазливостью, а не красотой, но девушкам такие нравились. Вот пройдёт совсем немного — и Язу придётся прятаться уже от толпы воздыхательниц, а не от Шин-ра. Может быть, потому Сефирот и был так нелюдим. Люди вечно клюют на привлекательную внешность и складывают себе какой-то свой образ о партнёре, а потом не могут выдержать несоответствия ему. А уж кто-кто, а этот был воплощением идеала в глазах целой нации.        Может, Сефироту всего-то и было нужно, чтобы кто-то его обнял, позволил поплакать и высказать всё, что накипело. Чтобы кто-то сказал, что он дома, что он нужен. Но такого не нашлось рядом или он и не искал. Это как-то... печально. Печаль — единственное, что Тифа запомнила про Сефирота. До того, как случилось непоправимое, он стоял возле дверей гостиницы в Нибельхайме, мужчина огромного роста, выше, чем все, кого Тифа видела за свою жизнь, и с таким пустым, печальным взглядом, в котором застыл немой крик о помощи. Тогда это казалось смешным и раздражающим, ведь он был самым известным и могущественным из СОЛДАТ. Он всегда был в центре внимания, все его обожали и отдали бы всё, чтобы стать такими же крутыми. Но сегодня ночью у Язу был точно такой же взгляд, там, на задворках «Полуночного животного». Взгляд потерянного ребёнка, который даже не знал, о чём просить. Если верить газетам, Сефирот отправился на войну, когда ему было только двенадцать или тринадцать. Он увидел там всю эту боль, кровь и смерть. Тифа столкнулась с этим в шестнадцать, и даже вид совершенно незнакомых убитых гвардейцев преследовал её потом не один год. Это ужасно. Никакие вещи не могли оправдать Сефирота, но никто не должен воевать в таком возрасте.        Интересно, было ли Язу хотя бы тринадцать? Откуда они вообще взялись? Неужели всё это время Шин-ра продолжала свои ужасные опыты над людьми? Никого бы это не удивило. Такие, как Ходжо, хорошо показывали, кем был наполнен этот самый научный департамент. Куда-то же они все делись после катастрофы, и едва ли такие могли пополнить ряды педиатров или дантистов. И теперь, когда мальчишки сбежали, Шин-ра хотела их обратно, запихать в свои камеры, как животных. И делать с ними такие же ужасные вещи, как с Клаудом, Аэрис или Нанаки.        Тифа поймала себя на том, что постоянно перебирает мягкие серебристые волосы. Люди всегда спорили о цвете волос Сефирота: кто-то считал, что он таким и родился, Клауд — что тот поседел, увидев смерть собственных родителей. Во всяком случае, до ухода из деревни он с придыханием пересказывал эту легенду про кровавую месть бандитам под полной луной и одну-единственную слезу, скатившуюся по щеке. Язу, вроде бы, упоминал, что сам не знает ответа.        Ему не становилось лучше. За ночь его стошнило ещё дважды, и каждый раз — с кровью. Что если это не просто ушиб? Что если органы повредили сломанные рёбра? Радио наверняка до сих пор крутило эту лживую сводку. Каких там тридцать человек мог Язу убить после их с Тифой драки? Он же словно бабочка: сожми сильней — и раздавишь.        Раздавшийся телефонный звонок заставил Тифу вздрогнуть. Кто бы мог подумать?! Опять турки! Хотелось швырнуть телефон об стену или просто выключить, но что-то в последний миг её остановило. В конце концов, Шин-ра пора было выслушать кое-какой правды о том, кем они являлись на самом деле.        — Я заеду в девять? — донёсся голос Руда из трубки.        — Нет, не заедешь! Бар сегодня закрыт, особенно для тех, кто работает на Шин-ра!        Он замялся и вздохнул:        — Я прошу всего одну чашку кофе и один сэндвич. И нам есть о чём поговорить. Буду через час.        — Не о чём нам говорить, ты, грязный прихвостень!.. — Но он повесил трубку раньше, чем смог бы услышать возмущение Тифы. Между тем, было действительно уже восемь утра, а в девять они открывались для посетителей. Едва ли кто-то явится в субботу так рано, кроме Руда, но не работать и сидеть весь день с Язу Тифа тоже не могла. Может быть, ночная лихорадка обеспечит ему сон на весь день? Придётся попросить Марлен с ним посидеть. Плохо или хорошо, но у неё уже был опыт ухода за больными.        Готовить сэндвичи и варить кофе Тифа, разумеется, не стала. Просто положила боевые перчатки обратно в карман передника и приступила к своим обычным утренним делам.        Руд действительно приехал к девяти и молча уселся на один из высоких стульев. Тифа чистила стойку, подметала полы, полировала бокалы и столовые приборы, наполняла пустые перечницы и солонки и старалась даже не смотреть в сторону нежеланного посетителя.        Всё это время Руд молча и терпеливо листал свежую газету. Он лишь тяжело вздыхал, периодически поглядывая поверх страниц. На первой полосе красовались новости об «убийце-социопате, зарезавшем двадцать человек в баре «Коралл», восьмерых волонтёров и ещё двух мирных горожан». На смазанных снимках, тем более в газете, сложно было что-то разобрать, но фоторобот был точь-в-точь Язу.        В барах каждые выходные случалась поножовщина, и информация о ней обычно теснилась между унылых некрологов о Джонах и Джейн Доу, найденных скончавшимися от геостигмы (1). Интересно, сколько «Мидгар Уик» получила за то, чтобы эту статью протолкнули на первую полосу?        Руд, видимо, обратил внимание на то, как Тифа пристально смотрела на газету. Свернув первой страницей кверху, он положил её на стойку.        — Судя по твоему поведению, он здесь.        — Он мог бы и уйти.        — Едва ли, — ухмыльнулся Руд.        — Я его вам не отдам. Можешь показывать какие угодно статьи. Откуда я знаю, что это не вы их написали? Свесить все разборки в городе на мальчишек — вполне в стиле Шин-ра.        — Больно заморочено.        — Плиту сбросить не было, значит, заморочено?        — Другое было время.        — Просто уходи! Язу останется здесь. Он попросил у меня защиты, и он её получит! Тифа ударила кулаком по стойке так сильно, что подскочили сахарница, солонка и баночка с корицей. Последняя упала на бок и покатилась к краю. Руд поймал её и поставил на место.        — Ему нужен врач, Тифа. И местные молчать не станут. А ВРО его посадит. — Он постучал пальцем по газете. — И тогда я не знаю, что он выкинет.        — «Выкинет»?        — Почитай газету.        — Я тебе не верю, Руд. А этой жёлтой прессе — и того меньше. Неделю назад они писали, что Руфус Шин-ра исцелился, промыв себя кровью невинных детей. Даже я понимаю, что это бред сизого чокобо.        Руд завалил голову набок и опять тяжело вздохнул. Тифа могла поклясться, что он закатил глаза, просто этого было не видно из-за очков.        — Так и передай Тсенгу, что он может хоть гнев Левиафана на меня обрушить — я не отдам Язу. Он прибежал ко мне вчера, искалеченный, перепуганный, и умолял о помощи. Признайся честно: вы клонировали Сефирота? Хотели получить новую силу, и что-то пошло не так, а теперь заметаете следы? Что вы с ними всеми планируете сделать? Говори же!        — Фиг знает, откуда они. — Руд поскрёб подбородок. — Мы, это, сами до сих пор не поняли. Они просто, ну, взялись и всё тут. Как плесень. Но теперь они, типа, ответственность Шин-ра, вот и всё. Не будем мы сосиски из него вертеть.        — Руд, если это была бы «просто» ваша ответственность, вы бы убили их, а не пытались заполучить. Не корми меня сказками, я прекрасно знаю, что ваши учёные делали с людьми! Я понимаю, что обещала не вызнавать о твоей работе, но сейчас я — часть этой работы. Пока я не узнаю, что вы с ним собираетесь сделать, и пока Язу сам не захочет пойти с вами, он останется у меня.        — Я сам не знаю. — Он почесал затылок. — Сказано доставить живым, не кантовать. Остальное меня не касается.        — Вот и узнай!        — Блин! — Он взялся за переносицу.        — Кстати, почему здесь не Рено? Я думала, он у вас специалист по переговорам.        — Он хотел. Но я, типа, решил сам разобраться.        — Он обманул Язу, сказал, что у вас держат Лоза, верно? Потому и побоялся сюда заявиться, ведь я бы спустила его по лестнице!        Руд глухо рассмеялся.        — Может быть. Но давай я попробую по-другому, начну с одной истории. Только, это, сделаешь кофе? Ты не одна сегодня ночью не спала.        Тифа смутилась. Может быть, у неё были видны синяки под глазами? Или её выдала бледность? Или она плохо причесалась? С другой стороны, она сама бы не отказалась выпить чего-то бодрящего, тем более что день только начинался.        — Ладно, так и быть.        Она засыпала зёрна и запустила кофе-машину. Пока та громко тарахтела и пыхтела, Руд отлучился помыть руки. Он оставил свой пиджак и ту мерзкую лживую газетёнку. Тифа сунула её в карман пиджака и поставила первую полную чашку на стойку.        Через пару минут Руд вернулся, закатав рукава по локоть. Он окинул бар взглядом, чтобы убедиться, что они с Тифой одни.        Свои татуировки, покрывавшие предплечья целиком и заходившие даже на кисть, он никогда не открывал при посторонних. Что-то подсказывало, что это была лишь крошечная их часть. Очень разнообразные, некоторые — наколки, некоторые — профессиональная работа. Они смотрели на Тифу пустыми глазницами черепов и разъярёнными мордами всяких страшных тварей. Довольно забавно, что он их недавно обновлял, и она даже знала у кого. Но этот человек наотрез отказался их комментировать. Можно было его понять, не все хотят растерять зубы.        Руд не рассказывал о них сам, а Тифа делала вид, что не замечает. И сегодня точно был не лучший день, чтобы о них спрашивать.        — М! Лучший кофе во всём Эдже. — Довольно ухмыльнулся он, сделав первый глоток.        — Перестань пародировать Рено, тебе не идёт.        — Может быть, это он меня пародирует? Мы, типа, знакомы уже лет десять, давно переняли друг у друга все привычки.        — До сих пор не понимаю, как ты можешь общаться с этим идиотом!        — Ты многого о нём не знаешь.        — Не то чтобы я хотела о нём знать хоть что-то! Он плут, обманщик и убийца, а ещё наверняка вор или что-то вроде того, и вылез откуда-нибудь с самого дна трущоб. Короче, идеальный сотрудник Шин-ра!        — Точно, история! — Он щёлкнул пальцами в воздухе, словно и не слышал последней фразы. — Я же обещал рассказать. Так вот: как-то покойному Президенту подарили детёныша куаля (2). Дикого. И, это, он пока мелким был, милый же, пушистый такой. Кормила его одна и та же женщина, говорила, он её за мать считает. Куаль подрос. Угадай, сколько мешков понадобилось для её тела?        — Какой кошмар!        — А ей говорили. — Он протянул руку и аккуратно взял Тифу за запястье, там, где остались синяки, оставленные Язу. — И сейчас я говорю тебе: сам-то пацан — Язу, да? — он не маньяк, наверное. Но он дикий. Что у него в башке? Я не знаю. Покалечит ещё детей. Или ещё кого…        — Мне плевать, Руд. Клауд, знаешь, тоже не всегда был верхом адекватности, но мы от него не отказались, и я до сих пор не жалею об этом.        — Клауд тоже будет не в восторге, что ты пригрела парня, который помог призвать одну неприятную личность. Тем более, ну, Язу похож на Сефирота. Я думаю, ты уже заметила.        — Я найду способ с ним договориться. Он не такой упрямец, как ты.        Руд отчего-то смутился, хотя это не должно было стать комплиментом. Он сразу отпустил её руку. Забавно, что взрослый мужчина с косой саженью в плечах стеснялся, как школьник. Иногда Тифа задавалась вопросом, был ли у него кто-то. Сам Руд об этом никогда не говорил, а спрашивать — тоже неловко. Это спрашивать даже у Клауда было неловко, хотя они вроде бы… Может быть, они всегда были только «вроде».        — Ты, это, подумай. Если что — звони. Силой Язу отсюда я не потащу, только хочу поговорить.        — Знаю я эти ваши «только поговорить».        — Честное слово. Пока он сам не согласится уехать, будет тут. Лучше пусть у тебя сидит, чем шатается и творит хрень.        В нынешнем состоянии он не смог бы ни шататься, ни творить хрень. Он даже с постели-то подняться был не в состоянии. Очнётся ли он вообще? Но как бы плохо ни было, отдавать его этим чудовищам нельзя, лучше уж пригрозить врачу расправой.        — Я подумаю.        — Если что — завтра я точно заеду. Завтра же день стейка.        — Завтра ничего не будет.        Он печально посмотрел на неё поверх очков, но этого было недостаточно, чтобы что-то изменить. Тифа продолжила полировать стопки, бесконечные стопки, составлявшие чуть не две трети посуды бара.        — Пока тебе здесь делать нечего. Если бы я увидела Шин-ра в доме Зангана после Нибельхайма, я бы сбежала. Я не хочу, чтобы Язу считал меня предателем.        — Он не видел Нибельхайма. Лаборатории, типа, его дом. А он — дурак, сбежавший от родителей.        — Просто так дети из дома не сбегают.        Она победила в этом споре: Руд тяжело вздохнул, поставил свёрнутую купюру ребром на стол и, надев пиджак, удалился из бара. Он даже наполовину не допил свой кофе, да и свою кружку она вылила в раковину.        Что Руд вообще забыл в Шин-ра и за какие такие грехи угодил в турки? Этого он тоже никогда не рассказывал. Как и все они, впрочем: сколько бы Рено не болтал сплетен, он и слова не обронил о том, кем был на самом деле. Тифа только догадывалась, что он сирота и беспризорник, ну и слышала, что он был знаком с покойной матерью Руда. А тот, вероятно, был откуда-то из района Корела, наверное? Баррет его не узнавал. Тогда, может, Коста дель Сол?        В баре резко стало прохладно и уныло, низкий потолок почти не впускал утренний свет, впрочем, тот всё равно был сер и тускл. Тифа опустилась на стул бариста. Нужно было бы включить радио и перевернуть табличку на баре, и она не могла себе позволить сегодня не работать, но у неё уже не было никаких сил это делать.