А что, если приласкать?

Преодолев различные препятствия, подобные раскрошенному на пол бутерброду, кочкам и ямкам, духоте как таковой, автомобиль выехал на более-менее прямую тропинку. Страны уж было расслабились, неизвестно откуда Польша вынул термос, Эстония принялся жевать колбаску... Автомобиль дернулся, виновато бибикнул и испустил дух. -- Приехали. – с иронией протянул Латвия. В попытках вернуть к жизни машину, несмотря на природную половую принадлежность, компания разбилась на два лагеря: «женский», в который вошли Латвия с Польшей, и «мужской», включающий в себя оставшихся стран. Работой «женского» лагеря было наматывать круги вокруг сдохшего механизма, подбадривать «мужской» лагерь да втихаря обсуждать, кто из самцов брутальнее решает проблему. «Мужской» лагерь, соответственно, чинил автомобиль, рассуждал, произносил кучу странных терминов, которые, как предположил «женский» лагерь, обозначали всякие-разные железяки. -- Знаете что... Инструментов у вас с собой нет, а в этом лесу наибольшую опасность угона автомобиля представляют, типа, белки. Предлагаю, это, прекратить выпендриваться и пока оставить машину тут, а потом, ну, типа, вернуться и позвонить кому-нибудь, чтобы инструменты привезли. – деловито рассуждал Польша. На том и порешили. Незадачливые путешественники выдвинулись вперед с места драмы, но лагеря почему-то не спешили воссоединятся. «Мужская» часть компании и рада бы, но члены «женского» лагеря нашли друг в друге родственные души, и принялись изливать эмоции по поводу неподобающего поведения самцов. Вскоре и большая часть «мужского» лагеря – состоящая из России и Литвы – обнаружила, что поведение их партнеров просто поразительно схоже. Эстония, далеко не приветствующий подобного рода диалоги, предпочел по-тихому сбежать, но вскоре влюбленные парочки не выдержали и воссоединились вновь. «Ну хоть притихли...» – Эстония обреченно вздохнул. Окружение угнетало его, и Эдуард решил отвлечься от мрачных мыслей на природу вокруг. Леса, парки, скверы и прочие места с бурной растительностью Эстония очень любил. Во всяком случае, в последнее время, когда окружающая идиллия действовала на нервы – эстонец даже не мог понять, самим ли фактом однополых отношений, или же излишне слащаво-романтичной атмосферой. Быть может, это просто зависть к нашедшим счастье товарищам?.. Компания двигалась по узкой тропинке, настолько узкой, что веточки кустов и деревьев обтирали их одежду. Если это был не сухой сук, норовящий впиться в глаз, то нежные прикосновения листиков были приятны. Пушистые облачка напоминали барашков, и ветер, словно какой-то невидимый, робкий пастушок, неторопливо гнал их вперед. Благодаря такому вот «пастушку» воздух был свежий и чистый, дышалось глубоко и легко. Солнце вышло из-за облака, ласково глядело сверху вниз. Резные листики дуба нехотя пропускали сквозь себя солнечные лучи. Россия молчал, умиротворенно оглядываясь, наконец не чувствуя себя не в своей тарелке, как обычно бывает на нудных заседаниях Большой Восьмерки, а чувствуя себя как дома – так ведь оно и было. -- Ч-что-то случилось, Россия-сан?.. – Латвия встревоженно взглянул в лицо России. Обычно, когда они были вместе, Иван беспрерывно приставал к латвийцу – обнимал, чмокал, тискал, как минимум разговаривал – Латвию это смущало, но поделать что-либо с бесповоротно влюбленным россиянином он не мог. С одной стороны, отсутствие повышенного внимания со стороны Брагинского радовало, ведь выставлять напоказ свои чувства в присутствии других бесконечно смущало, но игнорировать необычайно тихое поведение возлюбленного Латвия тоже не мог – волновался. -- М? С чего ты взял? -- Н-ну... Вы идете молча, и выглядите грустным... Вот я и подумал... – Латвия стыдливо теребил край рубашки. -- Мне не грустно. Просто... Так хорошо в лесу. – Не стоило Латвии голос подавать, ой, не стоило – Россия все же чмокнул его. Латвиец залился краской и смущенно опустил голову. – Так мило, что ты беспокоишься обо мне. Откуда-то со стороны Эстонии послышался болезненный стон. После столь милого заявления Россия оживился, и внезапно начал рассказывать всё, что знал об окружающем его лесе, о деревьях и разных травах... Он начал с «а вот это дерево...», и вскоре выяснилось, что для Латвии все деревья равны, и отличить он может разве что елку от пня. -- Хмм... Вот, смотри! Вон там осина стоит. В детстве, когда выдавались мирные деньки, мы с сестрами любили сесть под осинку да поесть дикой малины... – На Россию нахлынула ностальгия. -- Здорово... А когда я был помладше, мы с Эсто... – сзади раздался истинно польский визг. -- Что случилось, Польша?! -- КУРВА!! Что, типа, сыплется с этого дерева?! Да меня чуть удар не хватил!! – Литва сдержался, а Россия прыснул от смеха. Польша возмущенно обсуждал сережку осины, которая пролетела мимо его носа с достаточной скоростью, чтобы можно было принять её за гусеницу. -- У-успокойся, Польша... Если тебе станет легче, то из осиновой древесины делают спички. – Россию все ещё потряхивало от смеха. Поляк недовольно хмыкнул, но принял слова Брагинского к сведению. Через ещё какое-то время пути страны почувствовали процесс разложения своих ног. Латвия как-то плавно переместился к России на спину, Эстония внезапно решил воссоединиться с природой, то и дело цепляясь за ветви растений, а Литва с Польшей просто прилипли друг к другу, надеясь, что вдвоем будет устойчивее. Таким образом компания приблизилась к реке. В Польше и Литве резко проснулись бодрость и энергия, и они с завидной скоростью переместились к водоему. -- Ну и зачем мы так долго шли?... Я тотально сильно устал! – Польша скинул кроссовки и опустил отнимающиеся ноги в прохладную воду. Вскоре Литва и Латвия последовали его примеру. Эстония и Россия с превеликим наслаждением бухнулись на траву. Постепенно завязался разговор, и эстонец внезапно поймал себя на мысли, что все вокруг не так уж и плохо, а временами парочки ведут себя даже мило. Решив, что это все переутомление, Эдуард на почве испуга внезапно заснул.