При верном положении светил

На какую-то ничтожную долю секунды Энни показалось, что ее пальцы коснулись жестких и скользких щупальцев, однако в следующее мгновение она ощутила под руками теплую кожу, ее ладонь скользнула по мускулистому плечу на предплечье. Под пальцами прокатился твердый шар бицепса и на ее талию осторожно, будто не веря, легли знакомые ладони - сейчас они чуть дрожали, будто человека перед ней бил озноб. - Не открывай глаза, - раздался шепот, - не открывай, не смотри. - Я и так знаю, Кау, что это ты, - таким же шепотом ответила Энни, обняв его и прижавшись щекой к его груди. - И так знаю. В ответ ее развернули, словно закрывая от чего-то темного и угрожающего, и Энни ощутила горячее дыхание на своем виске. Кау шептал что-то, чего она не могла разобрать, но и на неизвестном языке смысл его слов Энни угадывала без труда. *** Не в силах ни крикнуть, ни двинуться, Элли застыла, смотря на омерзительное объятие ее младшей сестренки и жуткого черного монстра. Хрупкая Энни в своей матросской робе была почти не видна, она будто утонула в черных щупальцах, едва заметно пульсирующих вокруг ее талии, рук и ног. Самым отвратительным было то, что Элли ощущала нежность и страсть, исходящие от замерших в тесном объятии Энни и мерзкого порождения тьмы - противоестественные, но оттого не менее явные. Не в силах выносить этого зрелища, Элли с трудом отвела глаза, осматривая зал с колоннами - это по-прежнему был он. Но теперь каменная плита в его центре была открыта, а клубившийся оттуда зеленоватый пар растекался по всему пространству почти ощутимым, осязаемым страхом, предваряя появление существа столь жуткого, что в сравнении с ним дьявол казался бы выпущенным порезвиться школьником. Господи, что они сделают с Энни, мысленно вскрикнула Элинор - и тут взгляд ее натолкнулся на высокую фигуру в мантии и высокой зубчатой тиаре. Силы небесные - Говард Осбальдистон! У нее было чувство, будто мир опрокинулся, будто корабль в море - опрокинулся, и она оказалась в ледяной воде, как несчастные пассажиры “Титаника”. Но вдруг она заметила, что красивое и такое нечеловеческое сейчас лицо Осбальдистона исказилось изумлением и гневом - что-то пошло не так. Что-то было не так в объятии Энни и черного монстра. Что-то, по его мнению, было не так со стоящим в стороне от них и также пристально смотрящим на монстра и девушку Кау-Руком. Энни должна была броситься к менвиту, мелькнуло в сознании Элли. Должна была. Но почему-то так не сделала. Голос Осбальдистона прорезал глухо гудящую тишину зала - он начал ритмично выпевать слова на непонятном, мертвом языке; единственным различимым в его речи было выкашливаемое им по слогам страшное имя вечного, неумирающего злобного божества - “Кха-тха-на-тхо-а”. И на этот звук, будто живые, потянулись к нему зеленоватые пары, а из глубины люка ярче замерцал, задвигался фосфорический зеленоватый свет, будто там что-то шевелилось, готовясь выйти наружу. И наконец над каменным краем показалось нечто аморфное, бесформенно-серое, неясное в клубах зеленоватых зловонных испарений - и тем не менее от вида начавшего подниматься жуткого существа Элли ощутила, как ее пальцы рук и ног каменеют, и ощущение окаменения ползет выше и выше, к самому сердцу… Она с трудом воспринимала окружающее - глазные яблоки почти перестали двигаться, Элли даже не могла сфокусироваться. И как в тумане она разглядела высокую мощную человеческую фигуру, будто вынырнувшую из зеленоватого тумана, его повелевающий голос, обращенный к Осбальдистону. Тот замер от звука неизвестного языка, на котором говорил высокий бородач, горящие ярко-зеленым его глаза будто потухли, а лицо приняло бессмысленное выражение. Видимо, прекращение чтения заклинаний подействовало на поднимающееся из люка чудище - оно словно застыло. И Элли ощутила, что она снова может двигаться. - Я призываю вас, Шуб-Нигуррат и Богиня-Мать, я призываю ваши десять тысяч отпрысков! - Терстон, охваченный каким-то неосознанным порывом, даже, кажется, стал выше ростом. Он читал то, что помнил из заметок своего двоюродного деда, и то, что успел узнать сам, исследуя верования полинезийцев и жителей Куру-Кусу. Он не задумывался о том, что в английском переводе призыв может и не подействовать - откуда-то пришла уверенность, что подействует, подействует, должно подействовать! Когда Фрэнсис прочел первый круг призывания Шуб-Нигуррата и остановился, чтобы перевести дух, зеленоватые пары принялись извиваться, словно в агонии. Элли увидела, как тот, кого она приняла за Кау-Рука, обернулся сейчас громадным клубком черных лоснящихся щупалец. А ее младшая сестра обнимала настоящего Кау-Рука, который, как казалось, едва держался на ногах. Рыжебородый великан, не отводя взгляда от Говарда, что-то резко рявкнул, и Кау-Рук, словно повинуясь ему, ладонью прикрыл глаза Энни и сам зажмурился. А Фрэнсис только сейчас понял, что все еще сжимает в руке свиток, извлеченный из металлического цилиндра. - Зажмурься, Элли! Не смотри! Сам он тоже закрыл глаза и вытянул руку со свитком, продолжая наобум выкликать все заклинания из дедовых записей, которые помнил. Также инстинктивно закрывшая глаза Элли уже не видела, как бешено извивалось аморфное сероватое тело, словно терзаемое невидимым пламенем, снова погружаясь в свою скрытую каменной плитой темницу, как теряла плотность черная блестящая тварь со щупальцами, становясь все более аморфной и наконец тая, как медуза на ярком солнце. Говард Осбальдистон, на миг ослабив тот невидимый аркан, которым держал его рыжебородый, заорал что-то нечленораздельное. Но его голос перекрыло нечеловеческое завывание из-под медленно наползавшей на люк каменной плиты - оно все усиливалось, пока не перешло в нестерпимо высокий визг. Визг резко оборвался, и зеленоватые пары втянулись под вставшую на место плиту, унося и черную лужу, в которую превратился черный клубок щупалец. *** - Энни! Господи, Энни… Кау разомкнул веки, почувствовав себя болезненно опустевшим, когда девушка осторожно отстранилась от него и бросилась к сестре. Та обнимала Энни, одновременно рыдая взахлеб и ощупывая сестру, словно врач в приемном покое. - Эл, да ну чего ты? Я в порядке, - твердила Энни почти сердито. - Я благодарю вас, - подошел Фрэнсис к Баан-Ну. Рыжебородый генерал взглянул на него с высоты своего роста как на мелкую букашку. Кау-Рук, страшным усилием воли заставив двигаться измученное тело, подошел к Баан-Ну - было очевидно, что сейчас ему просто необходимо побыть посредником в межпланетном общении. - Отчего вы решили помочь, мой генерал? - спросил Кау-Рук по-менвитски, когда все недоразумения были более-менее выяснены. Баан-Ну некоторое время пристально смотрел куда-то сквозь штурмана, будто взвешивая ответ. - Я успел увидеть столько ужаса и боли… - заговорил он на удивление тихо, и Кау-Рук был вторично поражен этим преображением всегда заносчивого, чванливого и непоколебимо самоуверенного Баан-Ну. - Столько боли… Больше я б не вынес. Надо было прекратить. - Если бы не он - я бы, наверное, окаменела, - передернувшись всем телом, шепнула Элли Фрэнсису, вспомнив свои жуткие ощущения. Стоявшая рядом Энни, воспользовавшись тем, что сестре было не до нее, бочком-бочком сделала несколько шагов по направлению к Кау. Баан-Ну прищурился на нее и, кажется, признал в ней ту беллиорку-пленницу, которую когда-то доставил к нему именно Кау-Рук. Во всяком случае он буркнул штурману что-то, отчего Кау едва заметно улыбнулся. Подземный зал выглядел теперь совсем не страшно, и даже изображения на колоннах и стенах не казались уже столь пугающими. - Легенды полинезийцев и кусу говорят о том, что на месте их островов существовал когда-то целый материк, погрузившийся под воду, - тоном лектора заговорил Терстон, снова разворачивая свиток, который он так и не выпустил из рук. - Жители этого материка поклонялись ужасному божеству, один лишь взгляд на которое грозил дерзкому ужасной участью - его тело должно было окаменеть, но мозг оставался живым на протяжении тысячелетий. Но я никогда не пытался привязать эту легенду к преданию о Неумершем и Неживом Кхатханатхоа. Он замолчал, вспомнив свой собственный опыт со статуэткой, которая была прислана вместе с вещами профессора Энджелла. А Элли оглянулась в поисках странной мумии, которую они с Фрэнсисом видели в зеленоватом свете подземных испарений. Но мумии нигде не было, и Элли даже не могла сказать, находилась ли она в том же зале с колоннами, или была в одном из ответвлений подземного лабиринта, в которое их с Фрэнсисом занес приступ накатившегося безумия. *** - Скажите вашему беллиорцу, - проговорил Баан-Ну таким хорошо знакомым Кау-Руку тоном, - что он должен открыть Врата. Медлить нельзя - скоро день заканчивается. После всего, что рассказал ему Баан-Ну, Кау-Рука вряд ли можно было чем-то удивить. Он узнал, что самостоятельно ничего не решал, когда угнал с “Диавоны” челнок, и то, что именно в это место на Беллиоре направила его чужая злая воля - словом, после рассказа Баан-Ну штурман ощутил себя как после ледяного душа. Все успевшая нарасти уверенность в себе была сейчас содрана рассказом Баан-Ну, как корка с гноящейся раны. Он снова казался себе пешкой, словно вернулся во времена после казни Высших Избранных. - Для чего, мой генерал? - Кау-Рук и сам не заметил, как уже второй раз назвал Баан-Ну так безо всякой иронии. - Оно еще осталось тут, - генерал показал на свою могучую грудь и болезненно сморщился. - Я чувствую, как оно шевелится. Но оно боялось лететь на Рамерию - так, может, если оно вырастет, оно победит шоггота. Или они уничтожат друг друга. Генерал собрался бороться с Гван-Ло! Эта простая мысль, прямо следующая из сказанного Баан-Ну, была настолько шокирующей, что Кау-Рук даже забыл спросить, причем тут Рамерия и откуда генерал знает о Вратах. - Тогда я с вами, мой генерал! - заявил Кау-Рук и непроизвольно глянул на Энни, которая, не понимая из их беседы ни слова, все же напряженно вслушивалась в интонации обоих менвитов. - Штурман, я знал, что вы трус и дезертир, - надменно произнес Баан-Ну, - но не подозревал, что вы еще и идиот. Зачем там вы, негодный менвит? Что вы можете? Я подозревал, что вы в юности якшались с этими… “черными мантиями”, но ведь ваши эмоциональные завихрения не были бы одобрены и ими. “Это правда”, - подумал Кау-Рук и снова бросил взгляд на Энни. “А может, мы ошибались, настолько подавляя сферу чувств? - вспомнились ему слова Учителя, сказанные в тот, последний их разговор. - Может, и в этой области есть нечто, питающее нашу ментальную мощь, делающее ее еще более чистой и могучей? Как знать... ” Так когда же Учитель был серьезен - говоря о чувствах или о том, что, сражаясь, Избранный уподобляется животному? - Вы опустились, Кау-Рук, - генерал с нескрываемой брезгливостью взглянул на отросшие волосы и недельную щетину на щеках штурмана, - впрочем, вы всегда не были особенно опрятны. Сказав это, он огладил бороду и повел ладонью по волосам - они у Баан-Ну так же отросли, но лежали не в пример аккуратнее. Появившиеся было у Кау-Рука сомнения насчет того, что перед ним настоящий Баан-Ну, сейчас были полностью развеяны. Фрэнсис, которому Кау-Рук перевел слова генерала о Вратах, постоял несколько мгновений в раздумчивости, будто пытался собраться с мыслями. Слишком уж много раз ему сегодня пришлось быть жрецом древних зловещих и могущественных сил, из которых еще неизвестно какая была злом, а какая - добром. Да и было ли среди них добро? - Начинайте, Фрэнсис, - кивнул Кау-Рук. Задрожали колонны, повинуясь читаемым Терстоном древним заклятьям могущественного Йогх-Схотхота, прорвалась ткань реальности, и из нее проглянул, словно раскрытый глаз, иной мир, мелькнули горы и синее-синее небо. Крутящийся вихрь подхватил Баан-Ну и во мгновение ока генерал всосался крутящейся воронкой, в которую превратился “глаз” в иной мир. Мгновение спустя “глаз” закрылся и исчез, и с грохотом осел весь воздух в зале. Обрушились из-под сводов капители колонн, загрохотали, отдаваясь эхом, обломки по каменному полу. Фрэнсис, схватив за руку закричавшую Элли, чудом увернулся от летящего на него огромного каменного обломка и бросился в темный проход, таща за собой девушку. Они летели как сумасшедшие, не слыша и не видя ничего вокруг, не сознавая, по этому ли проходу попали они в зал с колоннами, не оглядываясь. Бежали, пока впереди не замаячил неожиданно яркий, юный утренний свет, хлынул в недра подземного лабиринта - невинно и бесстрашно. - Выбрались! - выдохнула Элли, валясь без сил на песок. - Энни, выбрались! Фрэнсис Терстон, упав рядом с ней навзничь, громко и тяжело дышал всей грудью, еще не веря, что закончилась удушливая подземная тьма. Вдруг он сел, озираясь - ничто вокруг не напоминало остров Куру-Кусу: местность была голой и каменистой, прямо перед ними расстилался океан и в утреннем тумане виднелись очертания Рогатой горы и всего Большого Кусу. “Близнецы!”- хотел было крикнуть Фрэнсис, но его опередила Элли. - Энни!!! - закричала она, не найдя сестры рядом и бросаясь обратно в пещеру. - Энниииии!!!! Терстону едва удалось перехватить ее перед тем, как огромная масса породы, камней и песка тяжело грохотнула в глубине лабиринта, заваливая проход. *** Обследовавшие Рогатую гору Фред и двое матросов нашли только остатки недавно брошенного лагеря да самодельную веревку, свитую из разорванной на полоски матросской робы. Веревка была закреплена за ствол рододендрона и спускалась по обрыву, едва, впрочем доставая до половины его высоты. Спустившийся по веревке матрос не нашел никаких следов девушек. - Это безнадежно, сэр, - уныло заявил матрос. - Верьте мне, они тут если и были, то ушли. Фред посмотрел на рокочущие внизу обрыва волны, на то, как яростно врывались они в узкие проходы между острыми рифами. Надо спускаться, подумал он, отворачиваясь, запрещая себе вновь смотреть вниз, на те страшные рифы. Надо спускаться и еще раз все обследовать. Пусть даже и те треклятые Близнецы.