***
Счастье закончилось в восемьдесят первом году – стылой промозглой ночью на Хэллоуин. Петуния и на смертном одре будет вспоминать эту кошмарную ночь. Маленький Дадли весь день капризничал из-за лёгкой простуды, полночи вскрикивал и возился, поэтому Петуния и Вернон спали очень чутко и смогли услышать сиплое хныканье, доносящееся из-за входной двери. На пороге стояла большая корзина, в которой почти беззвучно плакал малыш: на вид ровесник Дадли, но почему-то спелёнатый, словно младенец. Подкидыш извивался, пытаясь выпутаться из одеяльца, охрип и явно изнемог от плача, а на его лобике запеклась довольно большая рана. Вернон велел Петунии вызвать полицию и врача и внёс корзину в дом. Петуния кинулась к телефону, затем к домашней аптечке, чтобы обработать малышу рану. И только достав ребёнка из корзины, Дурсли заметили конверт из плотной желтоватой бумаги, похожей на тонкую кожу. – Как в дурной мелодраме, – буркнул Вернон, прижимая дрожащего и всхлипывающего ребёнка к себе. – Корзина, конверт с письмом. Читай, надеюсь, его беспутная маменька не утопилась от несчастной любви. Петуния же застыла, вмиг поняв, что значит «оборвалось сердце». Она узнала эту бумагу. А медленно вскрыв подрагивающими руками плотный конверт, узнала и почерк в письме. Именно этими мелкими буквами с вычурными старомодными завитушками загадочный директор волшебной школы написал маленькой Петунии отказ в просьбе сопровождать сестру. – Туни, что с тобой? – встревожился Вернон. – Читай же! Петуния зарыдала, не в силах прочесть ни единой строки, предчувствие беды накрыло её с головой. – Так, – Вернон сунул ей в руки подкидыша и забрал письмо. – Успокойся. Сначала мальчик, потом истерики, договорились? Петуния, стиснув зубы, мелко закивала. Вернон молча читал письмо и его густые пшеничные брови задирались всё выше. – Я бы счёл это дурацким розыгрышем на Хэллоуин, – наконец произнес он, – на какие горазды твои ненормальные родственники, если бы не раненый ребёнок. Он, кстати, настоящий, или это очередная «трансфигурация»? – Я не знаю, – всхлипнула Петуния, покачивая малыша. – Что в письме? Вернон тяжело вздохнул и обнял жену за плечи: – Если верить письму, твоя сестра и её муж убиты этой ночью. Мальчик – их сын. Его зовут Гарри.***
Ужасное известие будто вынуло из Петунии душу, она могла только плакать и прижимать несчастного ребёнка к себе. Всё остальное сделал Вернон – спрятал письмо, успокоил проснувшегося от суеты Дадли, встретил врача и офицера полиции и ответил на их вопросы. Вернон рассказал полицейскому наскоро выдуманную душещипательную историю о непутёвой сестре жены – избалованной и взбалмошной особе, которая связалась с какими-то сектантами и даже вышла замуж за одного из них. Правду полиция наверняка не оценила бы. – Поймите, – говорил он, проникновенно глядя офицеру в глаза, – мы не поддерживали никаких отношений с этой семейкой. У них не было дома, они жили в каких-то притонах, занимались не пойми чем и вполне могли иметь проблемы с законом. Может быть, Лили и её муженёк даже были наркоманами. Мы не знаем, что с ними сталось и где они могут быть сейчас. Я думаю, нужно объявить их в розыск, а мальчик пока побудет у нас. Сами видите, ребёнку не место среди этих людей, он ранен и напуган. Кто знает, как с ним обращались? – С чего вы взяли, что этот ребёнок – ваш племянник? – подозрительно спросил полицейский. – При нём, как я понимаю, не было никаких документов. – Боюсь, документов у малыша и вовсе нет. Не думаю, что его родители озаботились этим, – Вернона прошиб холодный пот. Он вообще сомневался, что это ребёнок, а не заколдованная лягушка. А что? Сказки не на пустом месте возникли, утверждала его жена. – Глаза, – зарыдала Петуния, раскачиваясь и притиснув к себе мальчика, уже перебинтованного и накормленного. – Глаза у него особенные, как у Лили. Ни у кого таких глаз не было. Ни у кого. Офицер взглянул на заснувшего подкидыша – обычный ребёнок. Тощенький, но довольно ухоженный, не похожий на грязные скелетики, которые доводилось видать в лондонских эмигрантских трущобах. Глаза мальчика сейчас были закрыты, и он выглядел вполне заурядным ребенком без особых примет. – Да, – оживился притихший врач, молодой мужчина с ранними залысинами. – Удивительный цвет глаз – ярко-зелёный, как будто малыш в линзах. – А если это и вправду линзы? – У полуторагодовалого ребёнка? Исключено, – возмутился врач. – Может статься, мистер Дурсль прав в своих опасениях. Я не заметил отметин от обязательных детских прививок. Возможно, мальчик рос в неподходящих условиях, хотя и не выглядит болезненным. – Мы забираем ребёнка в приют, – сказал офицер и встал со стула. – Я попрошу вас во второй половине дня явиться в участок, дать подробные показания. – Пожалуйста, – сказал Дурсль, – оставьте малыша у нас. Хотя бы на время розыска его родителей. Моя жена с ума сойдёт от беспокойства. – Ничего не могу поделать, – развёл руками полицейский, – у меня нет таких полномочий. Я сообщу вам, куда мы его разместим, вы сможете навещать ребёнка. А потом ситуация прояснится. – Я бы рекомендовал отправить мальчика в больницу, – вмешался врач. – Удар по голове мог быть силён, я не исключаю сотрясения мозга. – Тем более, – подытожил полицейский. – Успокойтесь, миссис Дурсль, мистер Дурсль. Дитя будет под присмотром, и мы предпримем всё возможное для поиска его родителей. *** После отъезда представителей власти Вернон заставил Петунию выпить успокоительное и лечь спать, а сам принялся изучать странное письмо. Некто по фамилии Дамблдор сообщал Петунии о гибели её сестры с мужем от рук тёмного волшебника, которого по непонятной причине не следовало называть по имени. Осоловевший от недосыпа и переживаний Дурсль почему-то представил себе убийцу в виде Дарта Вейдера – злодея из кинофильма, нашумевшего лет пять назад. Фильм, на вкус Вернона, был глуповатым, а злодей вызвал острую жалость астматическими хрипами и зависимостью от глухого шлема. Дурсль не понаслышке знал, что такое одышка и как противно лежать с кислородной маской на лице – сердце пошаливало с юности. Джеймс и Лили Поттеры, упокой господь их грешные души, вероятно, попали в какую-то гадкую историю. Безымянный волшебник вряд ли был рассерженным кредитором, скорее всего, отпетым уголовником. Вернон изредка смотрел криминальные сериалы и оттуда усвоил, что преступники и их подельники долго не живут. Впрочем, он допускал, что Поттеров могли убить из мести, например, если Джеймс Поттер был магом-полицейским. Или ненужным свидетелем. Или… Вернон прервал размышления – причины убийства молодой четы волшебников сейчас были не важны. Ему нужно думать о том, каким образом получить над подкидышем опеку, хотя бы временную. Письмо утверждало, будто маленький Гарри подвергается смертельной опасности, находясь вне стен дома Дурслей – Лили, якобы, озаботилась некоей «кровной защитой». Вернон недоверчиво фыркнул. Миссис Поттер никогда в жизни не переступала порога этого дома, потому что Вернон с Петунией приобрели его за пару месяцев до рождения Дадли. Первая встреча Дурслей и Поттеров состоялась в ресторане тремя годами ранее и прошла… Вернон поморщился. Отвратительно прошла, прямо сказать, но своей вины в этом Дурсль не видел. Только Петунию было жаль, она ничем не заслужила таких родственников. Затем Поттеры посетили свадьбу Петунии и Вернона и оставили крайне неприятное впечатление у присутствующих. Больше Дурсли и Поттеры не встречались, ограничиваясь нечастыми письмами и подарками к праздникам. Автор же письма был свято уверен в этой самой «кровной защите» и настойчиво просил, точнее, приказывал позаботиться о мальчике до одиннадцатилетнего возраста. Приказ подкреплялся угрозами, невнятными и оттого весьма зловещими. Дурсль задумался. Может, у магов и можно было подобрать осиротевшего мальчишку без документов и воспитывать его по своему разумению. У нормальных же людей усыновление ребёнка сопровождалось сложными бюрократическими процедурами. Господи прости, да ведь они не могут даже доказать, что мальчик – их родной племянник! Цвет глаз – никакое не доказательство. И письмо это дурацкое никому показывать нельзя, потому что сумасшедшим не отдают опеку над детьми. Дурсль потёр глаза. Нужно тщательно продумать свои показания для полиции и дальнейшего суда. А суд будет, потому что никакое полицейское расследование не найдет Поттеров – ни живых, ни мёртвых. И если само существование Лили ещё можно подтвердить хотя бы свидетельскими показаниями, то Джеймс Поттер в этом мире никогда не жил. У Вернона даже мысли не возникло оставить племянника на попечении государства. Сумасшедшие маги вполне могли проверить, исполняют ли Дурсли приказ чёртова Дамблдора, а рисковать женой и сыном Вернон не собирался. Со слов Петунии он достаточно знал о нелогичности и неуравновешенности колдунов и том, какую невеликую цену в их глазах имеют жизнь, здоровье и достоинство «простеца». Он подумал, что надо бы хорошенько расспросить Петунию о возможностях волшебников – слишком мало у него сведений о грядущих неприятностях. Кроме волшебных проблем, следовало подумать ещё и о вполне житейских неурядицах. Второй ребёнок ощутимо прибавит хлопот молодой семье, едва вставшей на ноги. После войны от капитала Дурслей остались только воспоминания. Отец отдал маленького Вернона в частную школу на последние деньги. Дурсль учился как проклятый и заводил нужные связи среди состоятельных однокашников, понимая, что иначе из нищеты не вырваться. Свой небольшой бизнес он поднимал с нуля и к моменту женитьбы на Петунии достаточно прочно стоял на ногах. Недавний кризис заставил Дурсля свернуть несколько проектов и заключить негласное и не совсем законное соглашение со своим основным конкурентом Уиллисом. Поодиночке было не выжить, Уиллис это тоже понимал, но о былой стабильности в доходах у обоих партнеров покуда и речи не шло. Закладная за дом не погашена, и банк, кстати, ещё следовало убедить, что внеплановое прибавление в семействе Дурслей не повлияет на дальнейшие выплаты. Дурсль вздохнул. Похоже, все прочие жизненные планы тоже нуждаются в серьезной корректировке. Было ещё в письме что-то такое… Дурсль пробежался глазами по «пергаменту». Вот оно: Дамблдор запрещал Дурслям рассказывать Гарри правду о его происхождении и велел воспитывать его так, чтобы не «избаловать ребёнка сверх меры». Вернон поморщился. Всё-таки маги в чём-то идиоты. Разумеется, он не будет посвящать мальчика во все детали этой, без всякого сомнения, некрасивой истории. Но отказать подопечному в каких-либо объяснениях его внезапного сиротства не удастся. Они же не в лесу живут, а в маленьком городке, где всё про всех знают и потихоньку судачат. Об этом тоже стоит подумать, но позже. И вопрос с воспитанием следует отложить: неизвестно ещё, каков неожиданно обретённый племянник по характеру. Главное сейчас – получить опеку над мальчиком. Вернон опять вздохнул и свернул злополучное письмо. Нужно поспать хоть немного. Завтрашний, нет, сегодняшний день обещает множество забот. Если, конечно, Гарри – это мальчик, а не заколдованная лягушка. Поднявшись наверх, Вернон увидел, что Петуния не спит, а сидит в постели, судорожно прижимает к себе уютно сопящего Дадли и смотрит в потолок мокрыми от слёз глазами. Он почувствовал, как сжимается сердце. Вернон был немолод и некрасив, не слишком здоров и совсем не богат, рос в трудное послевоенное время и не был способен на пылкие объяснения и красивые ухаживания, но любил Петунию и намеревался защищать своё семейное счастье любой ценой. Вернон грустно улыбнулся и тихонько сказал: – Туни, милая, успокойся. Нужно отдохнуть. – Вернон, они же похоронят её достойно? – Петуния всхлипнула и перевела взгляд на мужа. – Бог мой, я даже не знаю, где и как похоронят мою сестру! Я никогда не смогу… Петуния заплакала. – Они похоронят её рядом с мужем, которого она так любила, – твердо сказал Дурсль, подошёл к жене и присел рядом. – А мы позаботимся о ребёнке, чтобы ей было спокойно на том свете. Вернон обнял жену с сыном и ласково прошептал Петунии на ухо: – Всё будет хорошо, я обещаю тебе.***
Уже наутро Дурсль понял, что немного погорячился с обещанием. Мальчика они навестить не смогли. В приемном покое маленькой больницы Литтл Уингинга давешний врач, заикаясь от волнения, объяснил, что у Гарри обнаружилась сильнейшая аллергия на медикаменты. – Скорее всего, реакция на антибиотики, мистер Дурсль, – врач расстроенно взмахнул рукой. – Мы были вынуждены переправить ребёнка в Лондон, в ГОШе(1) ему обязательно помогут. Вернон подхватил заплакавшую Петунию, усадил её на диванчик для посетителей и потребовал воды. – Кто будет оплачивать счета? – спросил он, когда суета вокруг Петунии улеглась. – Мне бы не хотелось, чтобы мой племянник не получил помощи из-за скудости благотворительных фондов. Врач не смог ответить, и Вернон сделал себе в уме ещё одну пометку: поехать на Ормонд-стрит и переговорить об оплате лечения Гарри. Петуния рвалась навестить мальчика немедленно, но он её отговорил: – Мы оплатили няню для Дадли только до пяти часов, а поездка в Лондон может затянуться. К тому же нам сегодня важнее быть в участке. Я хочу, чтобы наши показания были оформлены должным образом. Скрепя сердце, миссис Дурсль согласилась с супругом. На работу Дурсль не поехал, ограничился десятком звонков поставщикам и коротал время до визита в полицию, изучая письмо Дамблдора. Днём оно казалось ещё нелепей и бесило Вернона каждой завитушкой вычурного почерка. – Бредятина, – бурчал он неприязненно. – «Кровная защита». От кого надо защищать Гарри? Чего следует опасаться? Зачем им нужен мальчик только через десять лет? Почему его нельзя баловать? И что мне со всем этим делать?! В полиции бешенство Дурсля достигло предела из-за вполне невинного вопроса, очевидного для всякого, кто не скорбен умом. Каково полное имя ребёнка? Петуния всхлипнула, а Вернон мысленно проклял до седьмого колена того, кто выбросил маленького мальчика в чуждый тому мир, к незнакомым людям, раненого и испуганного, без метрики и медицинской карты, не потрудившись дать внятного объяснения своему дикому поступку и лишив ребёнка его собственного имени. «Гарри», – так было написано в письме. И всё. Ни полного имени, ни среднего имени, ни фамилии – как щенка подкинул. – Гарольд Джеймс Поттер, – твёрдо сказал Дурсль, надеясь, что угадал с именем. – Не Генрих, а Гарольд. И сердито фыркнул в усы. Решено. Он сам воспитает из мальчишки нормального человека. А волшебный мир может катиться в тартарары. ______________________________________ (1) Great Ormond Street Hospital – крупнейший в Англии педиатрический центр, его старое здание – историческая достопримечательность Лондона.