В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

– Добрый вечер, мистер Дурсль! – Добрый, мисс Фейн. Всё хорошеете, – Вернон добродушно улыбнулся сутулой девице в нелепых пластмассовых серьгах. – Ваш шеф меня желал сегодня видеть. – Да, мистер Дурсль, – девица жеманно хихикнула, – он уже справлялся о вас. Проходите, пожалуйста. За шесть лет, прошедших с недоброй памяти Хэллоуина, Вернон частенько бывал в этом темноватом, обставленном дешёвой мебелью кабинетике. За эти годы здесь ничего не изменилось: гора бумаг на письменном столе, древняя печатная машинка, пылящаяся на шкафу, небрежно распиханные по полкам канцелярские папки и чёрно-белая фотография совсем юной Елизаветы в скромной рамке. Мистер Крофтон – хозяин кабинетика – уже второй срок избирался помощником мэра и ведал всеми вопросами городских школ и муниципального приюта, а попутно от имени городского совета курировал благотворительные общества Литтл Уингинга – ноша, по мнению Дурсля, посильная лишь святому мученику. – Дурсль, – поприветствовал Крофтон Вернона. – Легки на помине. Мужчины обменялись рукопожатием, и Крофтон указал на кресло для посетителей. – На вас жалоба, – не стал тянуть служащий городского совета. – Наши дамы находят, что вы и миссис Дурсль чересчур строги к бедняжке Гарри. Он улыбнулся и зашарил по столу в поисках необходимых бумаг. – Вот как? – хмыкнул Дурсль. – Жалоба, надо понимать, анонимная. – Само собой, – вновь улыбнулся Крофтон. – Настолько анонимная, что я даже не узнал почерка миссис Сандерс. – Ага, – кивнул Вернон. – Живая изгородь. Бирючина. Дай господь здоровья моей жене, теперь я знаю, как называются эти чёртовы кусты. – Что бы мы делали без своих жён, – усмехнулся убеждённый холостяк Крофтон. – Наши добрые избиратели возмущены тем фактом, что шестилетний мальчик по имени Гарри весь день стоял на солнцепёке и большими острыми ножницами подстригал вашу живую изгородь, мистер Дурсль. – Семилетний, – уточнил Дурсль. – Неделя, как отпраздновали. Вот годы-то бегут! Крофтон погрозил пальцем: – Дурсль, мне надо им что-то ответить! – Ответьте, что другому семилетнему мальчику по имени Дадли эти большие и острые ножницы нельзя давать в руки, потому как талантов садовника у него ни на грош. Мы доверили ему огромную и страшную газонокосилку, а изгородью пришлось заниматься Гарри и моей жене. – Дурсль! – Крофтон! Дети должны иметь обязанности по дому! Можно подумать, будто вас самого растили в герцогских покоях. Вернону нравился Крофтон. Отставной военный, он был старше Дурсля на полтора десятка лет и отличался спокойствием и доброжелательностью неглупого и много повидавшего человека. То, что опеку над Гарри отдали Дурслям, по большому счёту, было заслугой Крофтона. Он буквально вынудил судью выдать соответствующий акт, не дожидаясь результатов розыска родителей мальчика. Разумеется, опека была временной, но зато Гарри ни дня не пробыл в приюте. – Да уж, – вздохнул Крофтон. – Ну, с этим решили. Теперь у меня традиционный вопрос: вы намерены усыновить мальчика? – Вы же знаете нашу ситуацию, – Дурсль выпрямился. – Это значит, что мы с Петуньей должны через суд признать Поттеров умершими. После стольких-то лет уже и надежды никакой не осталось, но что мы скажем Гарри? Он ждёт, когда родители вернутся. Крофтон помолчал, постукивая пальцами по столешнице, затем покопался в ящике стола и достал оттуда коробку с табаком и порядком обкусанную трубку: – Парня жаль, Дурсль, но и вас с супругой мне жаль тоже. Пока Гарри находится под опекой, вам не избавиться от повышенного интереса к вашей частной жизни. – Мы привыкли, – спокойно ответил Вернон и слегка усмехнулся. – К тому же мне нравится быть местной знаменитостью – столько внимания. Крофтон раскурил трубку, и ароматный дым заполнил кабинетик. – Я бы поспорил, – сказал он. – Внимание обывателей – вещь утомительная и небезопасная. Гарри пойдет в местную школу? – Да, – Дурсль сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла. В беседе возник очень подходящий момент, которым он намеревался воспользоваться. – Гарри и Дадли пойдут в один класс, я уже говорил с директором. Но вот в среднюю школу я отправлю мальчишек порознь. – Почему? – удивился Крофтон. – Ваши дети прекрасно ладят друг с другом, несмотря на несходство характеров. – Вот именно, – Вернон многозначительно поднял палец, – несходство характеров. Уж очень они разные, Крофтон. Я откладываю на обучение своих мальчишек в частных школах. Дадли, вероятнее всего, отправится в Вонингс. Там хорошо дают финансы и управление, это моя альма-матер. А для Гарри я намерен подыскать достойный медицинский колледж, это будет посложнее. – Щедро, – кивнул Крофтон. – Наши дамы-попечительницы будут в восторге от этой новости. «А заодно привыкнут к мысли, что в одиннадцать лет Гарри уедет из Литтл Уингинга, – подумал Дурсль, – и будет появляться здесь только на каникулах. У меня есть целых четыре года, чтобы тщательно продумать эту историю и скормить её Крофтону и старым клюшкам из попечительского совета». Дурсль прекрасно понимал, что письмо из Хогвартса придет в положенный срок и спрятать Гарри от волшебников он не сумеет. Но он в силах сделать всё, чтобы Гарри не исчез для нормального мира, как это произошло с Лили Эванс. Его племяннику будет куда вернуться, возникни в том нужда. Дадли тоже будет полезно побыть вдали от дома, ведь нет никакой гарантии, что маги, заполучив Гарри, оставят их семью в покое. И о благих намерениях добрых горожан Литтл Уингинга никак не следовало забывать. Любопытство окружающих очень досаждало Дурслям, тут Крофтон был совершенно прав. Вернон шумно вздохнул. Маленькая семья против двух миров – испытание, которого они с радостью бы избежали. *** Разговор со служащим совета, как всегда, заставил Дурсля погрузиться в размышления. Медленно и аккуратно ведя машину, он вспоминал прошедшее и прикидывал планы на будущее. Тогда, шесть лет назад, битва с городским советом за право опеки над Гарри не состоялась, спасибо Крофтону. В родном городке авторитет старого вояки был непоколебим, и судья вместе с советом сдались без единого возражения. А вот с самим Крофтоном Дурсль беседовал почти полдня и был рад выйти из тёмного кабинетика живым. Полицейские с их расспросами были щенками в сравнении с почтенным ветераном. – Правь, Британия, морями, – прохрипел Вернон после разговора, грузно упал на переднее сиденье машины и утёр бегущий по лицу пот. – С такой-то армией, и потерять колонии – как?! Крофтон едва не вывернул ему мозги наизнанку, проверяя достоверность истории Гарри Поттера, Мальчика-Подброшенного-на-Порог. Обманчиво простые вопросы сыпались на Дурсля без всякой видимой связи друг с другом, отчего уже через четверть часа тот почувствовал глубокое уважение и искреннее сочувствие ко всем шпионам в мире. Тогда же Дурсль с неудовольствием обнаружил у себя изрядные способности к хладнокровной и продуманной лжи, что, как ни крути, порядочному человеку в заслугу поставить нельзя. Дурсль утешил себя тем, что будет использовать этот сомнительный талант только для защиты своей семьи. Ну, и при заполнении налоговых деклараций. Накануне слушания в суде дела об опеке Вернон поехал к своей старшей сестре Мардж и без утайки рассказал ей всю историю. Он попросил сестру не приезжать к ним в гости: – Пойми, мне нужен человек, который в случае чего может позаботиться о Дадли. Не нужно, чтобы маги узнали о тебе. Ошеломлённая новостями Мардж обозначила своё особое отношение к волшебникам, магам, колдунам, шаманам и обычным фокусникам словами, о которых незамужней даме и знать-то было не положено. Джейми Поттер, безответственный засранец, мир его праху, наверняка извертелся в своей могиле. Потом Мардж всплакнула и взяла с Вернона обещание быть крайне осмотрительным, чтобы не осиротить ещё и Дадли. Пока Гарри лечился в госпитале на Ормонд-стрит, Дурсль метался между полицией, городским советом, магистратским судом и банком, держащим его закладную на дом. Потраченные нервы стоили того: Гарри обзавёлся метрикой, а Дурсли – судебным актом о временной опеке над Поттером и рассрочкой по закладной. Последней Дурсль особенно гордился. Если на доме «кровная защита» и съехать оттуда уже не получится, тогда не грех сэкономить на выплатах. С деньгами было тяжело – Британию сотрясал экономический кризис, и малый бизнес был почти что при смерти. Дурсль с Уиллисом держались из последних сил и на последние пенсы. Доходов едва хватало на скромную жизнь и на взносы за дом, а откладывать и вовсе не получалось. Петуния оставила мысли о выходе на работу. Она занялась домашним хозяйством и воспитанием детей в надежде, что со временем они смогут позволить себе няню и приходящую домработницу. Было нелегко, но они справлялись. Правду сказать, им и деваться-то было некуда. Проблемы с Гарри начались сразу же после выписки из больницы. Видно, в ту самую ночь ребёнок сильно испугался и теперь часто кричал во сне. Дадли подхватывал его плач басовитым рёвом, и мальчишки очень скоро переселились в родительскую спальню. За возможность худо-бедно выспаться Дурсли махнули рукой на «правильное воспитание» и укладывали детей рядом с собой. Кроме аллергии на лекарства, у Гарри обнаружилась аллергия на стиральные порошки, моющие средства и синтетические ткани. Ребёнок кашлял и чесался, а Петуния срочно осваивала методы ведения домашнего хозяйства времен королевы Виктории: щёлок и сода, крахмал и лаванда. Дом сиял, а бедная Петуния поставила крест на мечтах о домработнице. Найдись даже лишние деньги, никто в здравом уме этой каторгой не соблазнится. Едва Гарри отошёл от потрясения и перестал пугаться резких звуков, потребовал внимания Дадли. Будучи маленькой копией Вернона, он начал стремительно набирать лишний вес. Врачи разводили руками, пеняли на плохую наследственность и велели соблюдать диету и увеличивать физические нагрузки. Теперь Петуния по утрам делала с мальчишками зарядку, а перед ужином выводила их на долгую пешую прогулку. Простужались мальчики одновременно. Таблетки и уколы Гарри были противопоказаны, и Петуния поневоле стала экспертом в гомеопатии и физиопроцедурах. Отвары и настойки, обливания и обертывания помогали мальчишкам, но отнимали у неё много времени и сил. Ко всему прочему, Дадли рос гиперактивным ребёнком. За день он умудрялся влипнуть в кучу приключений, несмотря на то, что Петуния глаз не спускала с детей. Счастье ещё, что Гарри был тихим и предпочитал развлекаться, возясь с игрушками. Пока Петуния вытаскивала Дадли из стиральной машины или отбирала у него портновские ножницы, невесть как покинувшие запертый ящик стола, Гарри успевал оторвать у тряпичного зайца ухо и накормить добычей плюшевого пса. В один прекрасный день Петуния поняла, что услуг няни ей тоже не видать – у Гарри случился магический выброс. Надо сказать, Вернон очень серьёзно отнёсся к письму Дамблдора и почти каждый вечер расспрашивал Петунию о Лили, Снейпе и других волшебниках: как их можно отличить от нормальных людей, каковы пределы их возможностей, могут ли они колдовать без волшебной палочки и можно ли как-то защититься от магического воздействия. Среди прочего, его интересовало, в каком возрасте за Лили стали замечать странности, чтобы не пропустить пробуждение магической силы у Гарри. Петуния истово надеялась, что у Гарри эта сила вообще не пробудится, но честно припомнила: Лили начала чудить лет в шесть, незадолго до младшей школы. – Прекрасно! – обрадовался Вернон. – С ним уже можно будет разговаривать как со взрослым мальчиком. Не тут-то было. Как-то воскресным утром Дурсль, старательно приводивший в порядок усы, услышал громкий рёв Гарри и придушенный крик Петунии. Он выскочил из ванной, помчался в столовую и на секунду замер, не веря собственным глазам. Перед Гарри, сидящим на высоком детском стульчике, ярко и зло полыхала фарфоровая миска с овсянкой. Дадли колотил ложкой по столу и заливался счастливым хохотом, а Петуния пыталась сбить пламя полотенцем. Дурсль, ведомый каким-то наитием, схватил кувшин с питьевой водой и вылил его Гарри на голову. Плачущий Гарри захлебнулся и закашлялся, а овсянка мигом потухла. Петуния судорожно втянула воздух через зубы, бросила тлеющее полотенце в раковину и подхватила испуганного племянника на руки. – Ну же, солнышко, всё в порядке, – дрожащим голосом сказала она. – Отчего ты так расстроился? Бог мой, Вернон, ему же ещё и трех лет не исполнилось! Не плачь, детка, всё хорошо, слышишь? Я знаю, что ты овсяную кашку не любишь, но она очень-очень полезная. – Пожалуй, я теперь тоже не люблю овсяную кашку, – пробурчал Дурсль, чувствуя, как заныло и закололо под левой лопаткой. – Что будем делать, дорогая? Кормить ребёнка только шоколадом? – Не знаю, Вернон, – Петуния принялась стаскивать с Гарри мокрую кофточку. – У Лили хотя бы горело то, что в принципе могло гореть. А огнеопасная каша – это выше моего понимания. Дурсль перехватил Дадли, почти дотянувшегося до чёрного спекшегося комка на столе, и тяжело вздохнул. Справедливости ради надо сказать, что Гарри был намного уравновешеннее своей матери. Магические всплески у него случались крайне редко, но если уж случались… Вернону особенно запомнилась кроватка Гарри, которая вечером пропала неизвестно куда, а наутро обнаружилась в гостиной. Чем несчастная мебель так рассердила своего хозяина, выяснить не удалось, и Дурсль изо всех сил пытался не представлять на её месте живого человека. Чуть позднее у Гарри обнаружились странные, даже жуткие способности. Вернон, как ни старался, не смог забыть огромного гадючьего клубка в руках у донельзя счастливого Дадли. Гарри стоял рядом, заботливо придерживал свисающие головы и хвосты и что-то шипел и насвистывал, отчего змеи тоже принимались шипеть. Тогда Дурсль не умер на месте только потому, что нельзя было умирать – он не мог оставить Петунию наедине со всем этим. После долгих споров Вернон и Петуния пришли к выводу, что относиться к магии Гарри нужно так же, как и к проказам Дадли: мягко журить ребёнка и терпеливо объяснять ему, что так делать неправильно. Это работало лишь до тех пор, пока Гарри не удержал в воздухе выскользнувшую из рук Петунии чашку. Маленький маг одним лишь взглядом плавно опустил её на пол, а потом виновато посмотрел на Дурслей. – Она сама, – тихо проговорил Гарри и зажмурился в ожидании выговора. – Какой ты молодец, – похвалила Петуния, – спас мою любимую кружку. Дурсль потрепал Гарри по голове, а сам подумал, что это не похоже на магический выброс. Да, Гарри остановил посуду в воздухе инстинктивно, но вот левитировал её уже вполне осознанно. Мальчик рос и учился управлять своими способностями. Пришла пора объяснить ему, что посторонним людям об этих странностях знать не нужно – ни о плохих, ни о хороших. Помощь пришла, откуда не ждали. Пока Вернон силился подобрать нужные слова, стараясь не ранить чувств Гарри, Дадли выложил на обеденный стол внушительную стопку комиксов. – Я всё понял, – сказал он торжественно. – Гарри, ты у нас супергерой! Как Супермен, только летать не умеешь. Все супергерои притворяются обычными людьми, чтобы никто ничего не знал. Гарри кивнул, это было понятно и не обидно. – Да, – поддержал сына Дурсль, – совершенно верно. Но ты пока маленький, нужно подождать с подвигами. Вдруг летать научишься со временем. На том и порешили. Следующий серьёзный разговор с Гарри дался Дурслям намного тяжелее. Мальчикам исполнилось по пять лет, когда Вернон объяснил Гарри, почему у них с Дадли разные фамилии. Рассказать о гибели Поттеров он не мог, по данным полиции те всё ещё числились пропавшими без вести и каждый в городке это знал. Пришлось сказать, что настоящие родители Гарри уехали очень далеко, куда даже письма не доходят. И если Гарри не хочет, чтобы они обижались, Вернона и Петунию лучше называть дядей и тётей. Как Вернон ни старался изложить всё это поделикатней, как ни уверял, что ничего не изменилось и Гарри по-прежнему их любимый малыш, мальчик расплакался и целый день ни с кем не разговаривал. Потом он потребовал ключ от чулана под лестницей и заявил, что уходит туда жить навсегда – в темноту, к паукам, и пусть дяде и тёте будет стыдно. Дяде и тёте и впрямь было стыдно, поэтому они безропотно переставили в чулан кроватку, купили яркий светильник и попросили хотя бы изредка их навещать. Гарри насупился, но согласился. Пока Гарри обживал чулан, Петуния затеяла ремонт в детской. По-хорошему, мальчиков следовало бы расселить по разным спальням. Проблема состояла в том, что свободная комната была гораздо меньше детской. Поэтому Петуния решила сделать из маленькой комнаты общую спальню, а из детской – игровую комнату. Через пару недель весёлой кутерьмы, в которой охотно участвовал и Гарри, комнаты были готовы принять своих маленьких хозяев. Гарри пришёл в восторг от новой двухъярусной кровати, собственного комода и ярких обоев. Дурсли были прощены, и супергерой Поттер переселился из чулана на второй этаж. Чулан, однако, заброшен не был. Иногда мальчишки закрывались там, то вместе, то порознь. Вернон не мешал – случались времена, когда он и сам с удовольствием просидел бы в чулане денёк-другой. Шли года, мальчики росли, и их проблемы росли вместе с ними. Дадли не давала покоя слава супергероя, и он решил добыть её по-своему – кулаками. Рука у младшего Дурсля была тяжёлой, темперамент – взрывным, и окрестная малышня накрепко запомнила, с кем не следует задираться ни по какому поводу. Гарри пытался сдерживать кузена, но у него не слишком получалось. Вернон, поразмыслив, завёл очередной нелёгкий разговор. – Даддерс, – строго сказал он, – я тобой недоволен. Не перебивай! Дадли угрюмо посмотрел на отца. – Я не буду говорить о том, что драки – это нехорошо, – продолжил Вернон. – Ты и сам это знаешь. Подумай о другом. Мы с мамой – опекуны Гарри. Если попечительский совет решит, что мы не сможем воспитать племянника, поскольку не справляемся даже с собственным сыном, Гарри у нас отберут. И это будет на твоей совести! Ты готов отправить брата в приют? Гарри побледнел: – Сегодня старуха Фигг спрашивала, не бьют ли меня дома. Я сказал, что не бьют, но мне кажется, она не поверила. Дадли сник и опустил глаза. – Всё так серьёзно, па? – спросил он. – Или ты просто нас пугаешь? – Всё очень серьёзно, – жёстко сказал Дурсль. – Включи мозги, не маленький уже. В этом городе все знают нашу историю и рады перемыть нам кости добела. Фигг – это не страшно, но на нынешней неделе я был у Крофтона дважды. Дважды за неделю, Дадли! У него на столе кипа жалоб: Гарри бьют, над Гарри издеваются, Гарри морят голодом, Гарри держат взаперти. Каждая чокнутая старуха считает своим святым долгом уберечь несчастного сиротку от нас, извергов. – Я понял, папа, – понурился Дадли. – Гарри, прости меня, пожалуйста, я не подумал. Дадли действительно всё понял, но понял как-то по-своему. Синяки у мальчишек, не ладивших с неразлучными кузенами, не успевали сходить. Другое дело, что побитые теперь не жаловались, и гадкие слухи утихли. И то хлеб, решил Дурсль. А бессовестного отпрыска придётся определить в спортивную секцию – пусть дерется по делу. Примерно в это же время Гарри сломал руку – оступился на лестнице. – Бог мой, Гарри, – причитала Петуния, пока Дурсль нёс молча глотающего слёзы Гарри к машине. – Как ты ухитрился? – Потом, Туни, – скомандовал Вернон. – Давай за руль, я буду держать Гарри. Перелом оказался сложным, и Гарри опять очутился в ГОШе. Только на этот раз он был не годовалым малышом, а взрослым парнем шести лет от роду. Гарри пропал. Лучший детский медицинский центр Британии привёл его в состояние какого-то неописуемого восторга. Оберегая загипсованную руку, он облазил всё свое отделение, веселя персонал наивными вопросами. Он пытался помогать медсёстрам и сиделкам, таскался следом за своим лечащим врачом, приставал к персоналу и часами торчал под процедурным кабинетом в надежде понаблюдать за перевязками. Теперь Дадли читал комиксы в одиночестве – Гарри не на шутку увлёкся медициной. Полки в игровой комнате были заставлены книжками для детей о биологии и медицине, а плюшевое зверье стоически терпело разнообразные лечебные процедуры. Дадли к новому увлечению кузена отнёсся с пониманием. Доктор – это круто. Может быть, даже круче, чем супергерой.

***

Когда Дурсль подъехал к дому, уже смеркалось. Вся его семья была на улице: Петуния разбирала срезанные розы, Дадли сосредоточенно сопел над перевернутым велосипедом и чинил соскочившую цепь, а Гарри сидел на крыльце, уткнувшись в очередной анатомический атлас. Вернон с достоинством кивнул тоскливо взиравшему на газонокосилку соседу и приподнял шляпу, кланяясь соседке напротив. – Дорогой, ты опоздал на ужин, – Петуния отвела руки в садовых перчатках за спину и подставила щёку для поцелуя. – Дела, милая, – улыбнулся Дурсль в усы. – Не нужно было меня ждать. – Привет, па, – буркнул Дадли и поставил велосипед на колёса. – Как день? Гарри поднял глаза от книги и застенчиво улыбнулся: – Здравствуй, дядя! – Добрый вечер, мальчики. Гарри, для чтения уже темно, не порть глаза. Отличный день, сын, – Дурсль подхватил у жены корзину с цветами и пошёл в дом. – Что у нас на ужин? Ужин был лёгким. Дурсль тосковал над рисом с паровыми котлетами, ему хотелось хорошо прожаренного стейка. Дадли, похоже, думал о том же. Отец с сыном переглянулись и подмигнули друг другу. – И не мечтайте! – Петуния погрозила пальцем. – Всё ради вашего же блага. Мы копим на отдых, а не на больничные счета. Дидди, возьми ещё овощей. – Да, мама, – Дадли поерзал на стуле и с плохо скрываемым отвращением посмотрел на тарелку с салатом. – Тренер сказал, что я хорошо держу вес. – Вот и славно, – Петуния улыбнулась. – Видишь, результаты налицо. Завтра испеку пирог на десерт – в награду за всю неделю. Дадли скривился, а Гарри молча улыбнулся, глядя на страдания кузена. Тренер Келли был категоричен: если Дадли хочет заниматься боксом, то о пирогах и булочках следует забыть. – У тебя хороший костяк, парень, – говорил тренер, прохаживаясь перед строем запыхавшихся после разминки мальчишек. – И по натуре ты боец. Но жирок надо растрясти, понял? Гарри проследит, я надеюсь, за твоим режимом. Гарри занимался в секции бокса за половинную плату. Келли отказался учить его бою из-за проблем со зрением. – Будешь разминаться со всеми, это полезно. Бег, прыжки и растяжка тебе не повредят. Но бокс – это удары в голову, парень, и ты мигом заработаешь отслоение сетчатки. А оно погано лечится, поверь. Гарри поверил. А потом и проверил по медицинскому справочнику – тренер был совершенно прав. После ужина, когда мальчики убежали в игровую комнату, Дурсли смогли поговорить. – Я был у Крофтона, – сказал Дурсль, уселся на диван и включил телевизор. – Старая кошелка Сандерс всё-таки нажаловалась в городской совет. – И что? – встревожилась Петуния. – Ничего, – пожал плечами Дурсль. – Я рассказал, что среднюю школу мальчишки будут заканчивать не в Литтл Уингинге. – Бог мой, Вернон, – Петуния вздохнула. – Слишком рано, дорогой. Они и в младшую-то школу только через месяц пойдут. – Через три недели, – уточнил педантичный Вернон. – Нет, не рано. Твой племянник – маг. Нам нужно подготовить всех к его долгому отсутствию. Петуния, давай всё расскажем Гарри? Он очень умный мальчик, он поймёт. – Нет, – Петуния прижала руки к груди. – Нет, дорогой, он ещё очень мал. Хватит и того, что он вынужден скрывать от всех свои странности. Нельзя взваливать на ребёнка такое. – Это случится рано или поздно, Туни, – Дурсль вздохнул. – Он и так почти всё о себе знает – осталось совсем чуть-чуть. Будет плохо, если Гарри узнает правду не от нас, а от кого-то из этих ненормальных. – Нет, – Петуния явно собиралась заплакать, и Вернон поспешно поднялся и нежно обнял жену. – Нет, пожалуйста. Мы скажем ему позже, хорошо? – Да, милая, – Вернон легонько чмокнул Петунию в кончик носа. – Как скажешь.