***
Визит Сметвика в Больничное крыло Хогвартса показался Поттеру даром небес. Едва утолив голод, Гарри набросился на него с расспросами. – Погоди, шкет, – засмеялся Сметвик. – Я, если помнишь, Обет тебе дал, поэтому нужно или выгонять нашу хозяйку из её кабинета, или посвящать её в наши секретики. Решай. Пока Гарри соображал, что за «секретики» имел в виду Сметвик, Поппи решительно хлопнула рукой по столу: – Посвящать! Иппи, имей совесть, я отвечаю за здоровье каждого ребёнка в Хогвартсе. Гарри? – Да, конечно, – робко сказал Гарри, – я не хотел вас обидеть, мадам Помфри, простите. – О, Мерлин! Вот видишь, Иппи, мальчишку замордовали вконец. Он уже на каждом шагу просит прощения. Сметвик вздохнул и потрепал Гарри по голове: – Не бойся, коллега, Поппи – святая женщина. Надо было всё-таки на ней жениться. – Да ни за какие коврижки, негодник! – мигом вскинулась мадам Помфри. – Как муж, ты хуже драконьей оспы. Эм-м… коллега?! – Мальчик с детства мечтает стать целителем, Поппи. И у него есть для этого способности. Даже больше, чем надо, я бы сказал. – Но, Иппи… – У парня тёмный дар, радость моя, очень-очень сильный. Очень, – Сметвик потёр ладонями лицо. – Хуже моего в несколько раз. Так что, клянись, Поппи, сама захотела. Мадам Помфри встала и, глядя смутившемуся Гарри в глаза, торжественно произнесла формулу клятвы. Гарри уже знал, что такое Непреложный обет, спасибо Малфою, просветил. – Теперь рассказывай, как у тебя дела, – велел Сметвик. – И как получилось, что на тебя охотился тролль. Или это ты на него охотился, а? Гарри вздохнул и решился: – Скажите, а маги – это люди? В другое время выражения лиц колдомедиков позабавили бы Гарри, но сейчас он слегка испугался. Неужели у него опять «неподобающий интерес» к чему-нибудь запретному? И он торопливо, пока целители не опомнились, принялся рассказывать о своих наблюдениях и выводах. Про чуму из космоса, правда, говорить не стал. Романтично, но бездоказательно. Ближе к концу рассказа мадам Помфри отмерла, а Сметвик принялся тихо хихикать. Гарри опять смутился и умолк. Мадам Помфри ткнула коллегу в бок своим маленьким сухим кулачком: – Ты-то чего ржёшь, бессовестный? Гарри проделал огромную работу, имей уважение. Без единой подсказки, заметь! – Поппи, он щупал Малфоя! – заржал Сметвик в голос. – Чтобы ты знал, пацан, это мечта всей моей жизни. – Охальник, – прошипела мадам Помфри. – Иппи, не при ребёнке же! – Это кто из нас охальник, – возмутился Сметвик. – Видишь ли, Гарри, роду Малфоев почти тысяча лет. Во всей Британии и, наверное, в Европе настолько старых семей уже не осталось. Я всю жизнь мечтал полечить хоть кого-нибудь из них. Интересно, насколько можно развить дар за столько-то лет? – Нотты ещё в Британии с Вильгельмовых времён, – вспомнила мадам Помфри. – Нотта щупать страшно, – сказал Сметвик и помрачнел. – Младший Нотт на твоём курсе учится? Гарри кивнул. – Держись подальше, целее будешь. – Он тоже так сказал, – вздохнул Гарри. – Грубиян ужасный. – О, это фамильное свойство тоже развивалось тысячу лет. Я, по сравнению с душкой Магнусом Ноттом, просто ромашка аптечная обыкновенная. А Малфой? – А Малфой – нахал и задавака. Но он единственный, кто со мной нормально разговаривает и отвечает на вопросы. Только его друзья этого не одобряют, и я стараюсь лишний раз к нему не обращаться. Сметвик подвинул к Гарри большую чашку горячего и сладкого чаю. – Маги – люди, Гарри. Мы все – дети Адама и Евы, только магические способности у подавляющего большинства людей находятся в спящем состоянии. Теорию Дарвина переписывать не надо, маги и маглы суть одно. – Вы знаете о теории Дарвина? – изумился Гарри. Целители засмеялись. – Конечно, – сказала мадам Помфри. – Мы очень долго жили в магловском обществе, Гарри, были его частью. И обособившись, вовсе не сразу утратили с ним связь. Дарвин опубликовал свой труд в 1871 году, спустя всего сотню лет после принятия Статута о секретности. К тому же Статут запрещает обнаруживать наши способности, а не читать интересные и полезные книги. – Мы довольно долго шагали в ногу с маглами, – вздохнул Сметвик, – с учетом того, что маглы не занимались теорией магии, а маги бессовестно пренебрегали механикой. Отставание магов произошло в начале этого века, когда магловская наука перестала развиваться линейно. Этот рывок мы прошляпили и теперь большинство новых идей попросту не понимаем. Даже нельзя сказать, что мы топчемся далеко позади. Нет, просто маглы пошли совсем другим путём. Я не знаю, чем это закончится. – Понятно, – задумчиво сказал Гарри. – Значит, всё-таки селекция. Сметвик кивнул. – Много вы понимаете, селекционеры, – фыркнула мадам Помфри. – Всё намного сложнее, Гарри. Во-первых, результат не гарантирован и вовсе не так предсказуем, как ты себе представил. Во-вторых, люди есть люди. Женятся и по любви, и по расчету, избегая бедности. Всякое бывает. Но мыслишь ты, в целом, верно. В браке двух чистокровных магов вероятность рождения ребёнка, превосходящего родителей по способностям к магии, намного выше. И действительно, магически сильное потомство – цель любой старой семьи. Но имеется куча исключений. Например, некоторые тёмные семьи предпочтут ввести в род слабого мага, полукровку или вовсе маглорождённого, чтобы как-то держать свой дар в приемлемых рамках. Почти все боевики, включая Ноттов, так делают. Один родитель обеспечивает сам дар, а другой – стабильность дара. Леди Элеонора Нотт происходила из обычной светлой семьи, то ли третье, то ли четвёртое колено чистокровных. В общем, Гарри, так за один раз всё и не расскажешь. – Поспрашивай девчонок, – улыбнулся Сметвик, – у дам Слизерина всегда был бзик на вопросах семьи и брака. И вообще, я спросил именно о твоих делах. Личных. И о тролле. Гарри погрустнел и опустил глаза. Жаловаться не хотелось, а по-другому ничего толком не расскажешь.***
Отношения с окружающими у Гарри не заладились с самого первого дня. Очередной коварный план был простым и сложным одновременно – сидеть тихо, выжидать и не высовываться, но в то же время вести себя как утомлённая чужим вниманием знаменитость. Сложность заключалась в том, что тихо сидеть герою магической Британии, во младенчестве одолевшему Тёмного Лорда, никто не давал. Соученики шептались у него за спиной, плодя дурацкие сплетни. Грифферы, уязвлённые распределением героя на змеиный факультет, постоянно задирали по мелочам. Слизеры, ошарашенные тем же, подозрительно косились и многозначительно хмыкали. На следующий же после несчастливого распределения вечер декан Снейп вызвал Гарри к себе в кабинет. Беседу Снейп начал с банального, на взгляд Гарри, утверждения: – Слава, мистер Поттер, это ещё не всё. Гарри согласно кивнул, спорить было не о чем. Снейп презрительно фыркнул и принялся излагать правила змеиного дома, каждый раз подчёркивая, что только Поттер нуждается в каких-либо разъяснениях. Гарри обиделся, он же не был виноват в том, что вырос не в волшебной семье. И, на свою беду, озвучил обиды. Ох, что тут началось! Столько гадостей в свой адрес Гарри не выслушивал никогда. Ему досталось за непочтительность к старшим, за неумение ценить хорошие советы, за глупость, за никчемность, за дутую славу и беззастенчивое пользование её плодами. За модный журнал ему ввалили отдельно и, похоже, в глазах Снейпа это было главным грехом, не смываемым даже кровью. Гарри едва сдерживал слёзы. С чего он взял, что может на равных тягаться с взрослым и недоброжелательно настроенным магом? Подумаешь, на письмо не ответил. Судя по характеру этого Снейпа, хорошо, что сову не прибил. Как мама могла дружить с таким… таким… козлом, вот! Тут Гарри очень некстати вспомнил, что его мама, может быть, и не мама ему вовсе, и разревелся. Злющий, как три бульдога, Снейп велел Гарри подобрать нюни и не позорить свой факультет. Гарри кое-как успокоился и, утирая слёзы носовым платком с вышитым тётей Петунией пожеланием здоровья, выслушал распоряжения декана относительно дальнейшего пребывания Гарри в змеином доме. Снейп запретил ему ходить по коридорам Хогвартса в одиночку из опасений, что неправильному герою могут устроить тёмную. Противно признаваться, но Гарри снейповы опасения разделял. Снейп велел Гарри относиться к девушкам и девочкам с почтительностью и забыть все «магловские гадости» по отношению к женщинам – дурацкие шутки, розыгрыши и покушения на косички. Гарри в глубине души был оскорблён, да как о нём можно такое подумать! Он даже «пациентку» не смог обидеть, хотя лохматое недоразумение всего-навсего имело женский пол, а не было женщиной. Декан запретил ему вступать в любые споры и конфликты, как в гостиной факультета, так и за её пределами. Гарри, в принципе, и не собирался, но Снейп, похоже, был уверен, что зачинщиком всех ссор на факультете будет именно Поттер. Снейп велел не отпускать от себя Динки и пользоваться его услугами вплоть до выпуска из школы. А ещё Снейп приказал ему не распространяться о своём детстве: – Ни в коем случае не стройте из себя сироту, мистер Поттер, потому что на факультете учится множество настоящих сирот. Их, в отличие от вас, никто не баловал, и жизнь у них намного хуже вашей. – Как у вас? – не удержался Гарри, вспомнив тётин рассказ о детстве Снейпа. Ой, лучше бы он помалкивал. Снейп медленно поднялся из-за стола и зашипел на Гарри, как огромная гадюка: – Вон! Вон, негодный мальчишка, пока я вас не проклял! Гарри сам не помнил, как выскочил из кабинета декана. С тех пор он старался держаться подальше от Северуса Снейпа и стал разделять тётино отношение к этому угрюмому и язвительному магу. Остальные змеи, кстати, тоже Снейпа не любили, но уважали и побаивались – в гневе декан был воистину страшен. Поразительно, но ни один профессор Хогвартса не показался Гарри похожим на нормального учителя. Разве что Помона Спраут искренне любила свой предмет и неплохо относилась к ученикам. На гербологии ученики в основном практиковались в уходе за разнообразными магическими растениями под неспешные рассказы мадам Спраут о свойствах этих растений. Ни зубрёжки классификаций, ни приготовления срезов для микроскопа, ни проверочных тестов – кружок садоводов-любителей, да и только. Тётя Петуния посещала такие посиделки раз в неделю: дамы-садоводы пили чай, сетовали на ранние заморозки и хвастались капризными сортами роз, выращенными в открытом грунте. В принципе, это было неплохо, в теплицах профессора Спраут Гарри отдыхал от других предметов и их преподавателей. Но отнестись к гербологии серьёзно, как к научной дисциплине, у него не получалось. Остальные преподаватели, за исключением Филиуса Флитвика, вызывали у Гарри состояние, близкое к шоку. Историю магии преподавало привидение, серьёзно зацикленное на гоблинских восстаниях. Защиту от тёмных искусств вёл молодой болезненный маг Квиринус Квиррелл, чьё заикание заставляло усомниться в его профпригодности. Дурацкий тюрбан и невыносимый чесночный дух тоже не добавляли профессору Квирреллу популярности. Профессор Синистра, ведущая астрономию, сухо и монотонно рассказывала о своём предмете, давала гигантские домашние задания и исхитрялась из интереснейшего предмета сотворить невыносимо скучную заумь. Когда Гарри понял, что с тоской разглядывает в телескоп великолепное звёздное небо, он решил пропускать мимо ушей бубнёж Синистры и изучать астрономию самостоятельно. А вдруг маги и впрямь прибыли из космоса? Получается, Синистра заставляет их забыть дорогу домой. Астрономия без математики воспринималась как абракадабра, и Гарри записался на полумёртвый факультатив по арифмантике, который профессор Вектор вела для учеников, отстававших в нумерологии. Гарри был единственным первокурсником на этом факультативе, а арифмантика – единственным предметом, дававшимся Гарри без малейшего труда. Стоит сказать, что магловские учебники по математике, привезённые Гарри в Хогвартс, не пригодились. Старинные тома по арифмантике превосходили их во всех отношениях: объяснения были предельно понятными, а упражнения – разнообразными и интересными. К тому же множество чертежей и таблиц очень помогали в систематизации усвоенного материала. Можно сказать, что в арифмантике Гарри блистал, но оценить его таланты было некому, профессор Вектор относилась к этому предмету довольно прохладно и никак не поощряла отличившихся студентов. Полёты легко давались бы Гарри – приноровившись к метле, он понял, что великолепно чувствует себя в воздухе и ему нравится летать. Но мадам Хуч, раз и навсегда записав его в трусишки, изводила придирками и замечаниями под дружный хохот гриффиндорцев и раздосадованное шипение слизеринцев. Гарри неизменно терялся и старался поскорее спуститься на землю, никаких сил не было терпеть эти издевательства. Чары тоже были кошмарным предметом. Правда, здесь ситуация была обратная – профессор Флитвик относился к Поттеру очень хорошо, а вот предмет совершенно не давался. Гарри безукоризненно произносил заклинания, идеально выполнял жесты палочкой, но проклятая «сестрица» плевалась фиолетовыми искрами и наотрез отказывалась подчиняться. Гарри, отчаявшись, проконсультировался у Флитвика насчёт возможной замены палочки, но тот только покачал головой: – Увы, мистер Поттер, не в палочке дело. Вы, я прошу прощения, чрезвычайно умный юноша, но почти не одарены магически. К сожалению, так тоже бывает. Не отчаивайтесь, с вашим немыслимым усердием вы вполне сможете добиться успехов в других, менее магозатратных предметах. Например, зельеварение просто создано для вас. После этого разговора Гарри забрёл в пустой класс и в который раз расплакался. Может быть, зельеварение и было создано для Гарри, но Снейп так не считал. Каждый урок по зельям едва не заканчивался для Гарри нервным срывом. Если верить Снейпу, Поттер всё делал не так. Не так резал, не так измельчал, не так мешал, не так смотрел, не так дышал. Как нужно было делать правильно, Снейп не объяснял. Никому не объяснял, не только Гарри. Теорию зельеварения ученики Снейпа тоже изучали самостоятельно. Эссе, исписанные язвительными замечаниями декана, могли бы выиграть какой-нибудь литературный конкурс, например, «Лучшее художественное описание симптомов имбецильности», но совершенно не годились для анализа ошибок. Над своими исчёрканными эссе Гарри тоже плакал, а как же. Настоящий ужас начался чуть погодя, когда Снейп усадил их с Лонгботтомом за одну парту, чтобы «держать двух бездарей под присмотром». Жабовладелец Невилл мог взорвать родниковую воду, стоило ту налить в стандартный оловянный котёл номер два. Теперь уроки зельеварения превратились в уроки выживания, но нет худа без добра. С некоторых пор Гарри было некогда слушать снейповы измышления насчёт своих умственных и магических способностей. Ну, о трансфигурации нечего было даже говорить. Профессор Макгонагалл и её предмет регулярно снились Гарри в кошмарах. У него, само собой, ничего не получалось, с факультета летели баллы, а Гарри в попытках доказать свою умственную состоятельность выворачивался наизнанку и был готов переселиться в библиотеку. Эссе он писал идеальные, но Минерва Макгонагалл не давала ему спуску, утверждая, что маг-теоретик есть существо анекдотическое, вроде оборотня-вегетарианца. Гарри каждый вечер напоминал себе, что он терпит этот ужас во исполнение собственного же плана – овладеть теорией магии, несмотря на специфичность собственного дара. Сметвик не был похож на человека, паникующего зря. Если он велел не хвастаться своими способностями, значит, знал, что говорил. В общем, весь Хогвартс был разочарован в герое магической Британии. А его «родной» факультет никогда и не был очарован – с Гарри никто, кроме Малфоя, не разговаривал. Да и Малфой делал это украдкой, намекнув, что открытая дружба с Поттером встанет ему чересчур дорого и нужно дождаться «подходящего момента». Иногда Гарри ловил странные взгляды девчонок, но пока никто к нему не подошёл и не заговорил. Гарри не слишком бы страдал от одиночества, в конце концов, в магловской жизни Дадли легко заменял ему толпу приятелей. Даже с Дадлиными дружками Гарри держался отстранённо, для общения ему вполне хватало дяди, тёти, брата и книг. Но никогда вокруг Гарри не царила атмосфера всеобщей неприязни, отравлявшая буквально каждую минуту его жизни в сказочном замке. Именно поэтому он всё-таки смирился с вынужденной компанией рыжего Рона и растяпы Невилла. По счастью, такое общение было нечастым. Гарри чувствовал, что Рон слегка стыдится своего бывшего преклонения перед газетным героем Гарри Поттером и настоящий Поттер ему не нравится. Однако Рон называл свои чувства дружбой, а Гарри, на всякий случай, не возражал. Невилл же оказался неплохим парнем, с ним было спокойно. Он никогда не повышал голос, не требовал совершить какой-нибудь подвиг немедленно и вообще был весьма приятным собеседником. К тому же в теплицах Лонгботтом преображался, Гарри не уставал им любоваться – друид, да и только. Вот только в компании рыжего Рона Невилл терялся, начинал мямлить и тушеваться так, что Гарри с трудом удерживался от гневного спича в духе Снейпа на тему бесхребетных подхалимов. Лохматая «пациентка» Грейнджер охотно общалась с Гарри, но была на ножах с Рональдом. Рыжий Рон изводил девчонку, высмеивая её стремление постигнуть магические науки как можно скорее. Гарри же кудрявую «пациентку» понимал и от всей души сопереживал её попыткам влиться в магическую жизнь. Правда, Поттера немного коробила безапелляционность Гермионы и её убеждённость, что чистокровные маги непоправимо отстали от жизни. Но возможность поговорить с человеком, которому не нужно объяснять, что такое «джинсы» или «приставка», перевешивала все неудобства в общении. В общем, компания получилась странная, но другой у Гарри не было. Не считать же компанией перестраховщика Малфоя? Так всё и шло – придурок Рон, мямля Невилл, заучка Гермиона, грубиян Нотт, гадина Снейп, конспиратор Малфой и сущий кошмар вместо учёбы. Про Дамблдора Поттер старался даже не думать и упорно усаживался подальше от преподавательского стола в Большом зале. У Гарри потихоньку сдавали нервы, и он всерьёз беспокоился о сохранности своего душевного здоровья. А потом случился тролль.***
– Тут каждый день не сахар, но вчерашний был просто жуть, – Гарри сам не заметил, как очутился у Сметвика на коленях, целитель успокаивающе поглаживал его по спине. – Я вышел в гостиную, пожелал всем доброго утра и улыбнулся. Обычная улыбка, из вежливости, я же не Нотт какой-нибудь. И тут Снейп закатил речь, мол, всё мне смешки и улыбочки, а ведь в этот день погибли мои родители. Короче, по дороге на завтрак я улизнул, забрался в заброшенный класс на седьмом этаже и не пошёл на занятия. Сидел, думал. К вечеру меня всё-таки нашёл мой домовик, уговаривал спуститься, а потом привёл Снейпа. Гарри вздохнул, а мадам Помфри налила ему ещё чаю. – Я очень разозлился, если честно, – сознался Гарри, – поэтому сработал браслет. Динки заверещал что-то и упал в обморок, а Снейпу хоть бы хны. Поджал губы, как Макгонагалл и говорит: «Идемте в Большой зал, мистер Поттер, не стройте из себя страдальца». Ну, я и пошёл. – Какой браслет? – спросил Сметвик осторожно. – Малфой велел никому не говорить, – сказал Гарри и задрал рукав пижамы. – Вот этот. Мне его кузен подарил на день рождения, а он оказался волшебным. Если я трушу или злюсь, он всех разгоняет куда подальше. Малфой говорит, что возникает очень неприятное чувство, хочется уйти поскорее. Помните, у вас вредноскопы завыли? Это всё браслет. – Странно, – нахмурился Сметвик, – я же диагностировал тебя и должен был увидеть артефакт. Ты не можешь его снять на минутку? Я просто посмотрю. Гарри кивнул, стащил браслет с руки и осторожно положил на стол. Сметвик отодвинул тарелку с остатками печенья, несколько раз взмахнул палочкой над браслетом, быстро шепча что-то на латыни. Гарри с завистью посмотрел на целителя, никаких тебе искр и безуспешных попыток наколдовать хоть что-нибудь. – Вот это защитка! – восхитился Сметвик. – Поппи, смотри, эта штука сливается с аурой подзащитного намертво и рассчитана на большую толпу народа. Привет из времён инквизиции, похоже. Надо же, до сих пор работает! А откуда вещь оказалась у твоего кузена? Он ведь магл, если я не ошибаюсь. – Купил на блошином рынке, ну, барахолка такая со всякой всячиной. Сказал, что этот браслет сразу ему понравился. – Обалдеть, – Сметвик вернул браслет Гарри. – А Малфой откуда знает про браслет, ты ему сказал? – Нет, – Гарри вздохнул. – Я думал, что это обычное украшение. Мне Малфой в Хогвартс-экспрессе про него рассказал. И Гарри коротко пересказал историю знакомства с Малфоем. Про тортик в салфетке говорить не стал, постеснялся. – Силён, паразит, – задумчиво сказал Сметвик. – Ты щупай его, Гарри, щупай смелее – нащупаешь много интересного. А ещё лучше, попроси о покровительстве. На людях, чтобы отказать было стыдно. – Иппи, что ты такое говоришь ребёнку? – возмутилась мадам Помфри. – Он ещё маленький! – Покровительство, Поппи, это не только перепихон в душевых, – возразил Сметвик, а Гарри покраснел. – Малфой защитит от кого угодно, особенно сейчас, когда Люциус заведует попечительским советом. К тому же ещё год-другой, и к Гарри будут приставать все, кому не лень. Красавец и знаменитость, сам Поттер. – Всё равно, не нравится мне это, – поджала губы мадам Помфри. – Я скажу Снейпу, пусть угомонится, змей подколодный. – Не Поттер, – тихо проговорил Гарри. – Монтегю сразу всем рассказал, что отца из рода выгнали. Говорил, что факт отречения в Палате лордов засвидетельствован. У него же дед – Лорд-канцлер. Я думал, умру от стыда. Зато никто потом не удивлялся, что я слабый маг. Вы говорили тогда в больнице, что я могу быть и не Поттером, а ребёнком других магов. Это можно как-то проверить? – Поэтому с тобой никто не разговаривает? – нахмурилась мадам Помфри. – Убью Снейпа! – Гарри, ты зря зациклился на своём происхождении, честно, – сказал Сметвик. – У тебя настолько мощный тёмный дар, что совсем не имеет значения, кто ты и откуда. Будь жив твой глава рода, он бы уже выделял тебя в младшую ветвь и на коленях умолял бы вести себя тихо до совершеннолетия. – Почему? – удивился Гарри. – И вообще, вы всё время говорите о тёмном даре. Но ведь я лечу, а не… Гарри вдруг вспомнил тролля, осёкся и понурился. – Я убийца, – глухо сказал он. – Всё правильно, значит, тёмный маг. – Ты балбес, – возразил Сметвик. – Иди к Малфою, ты его заинтересовал. Видишь ли, навязывать покровительство нельзя, нужно дождаться просьбы. Малфой ждёт, зуб даю. И тогда он расскажет тебе всё, что знает. А знает он дохренища, Малфой есть Малфой. – Да я тоже почти всё знаю, – пожал плечами Гарри. – Слизни, они же только со мной не разговаривают, а между собой – запросто. Громко, чтобы я слышал. Так что, знаю я и про балбеса Джейми Поттера, опозорившего славный род, и про его дружка Сириуса Блэка, такого же обалдуя и Предателя крови, и про рыжую нахальную грязнокровку, и про Мародёров, и про Непростительные, и про Метки, и про Азкабан, и про умного и несчастного Тёмного Лорда, прямо-таки вынужденного порешить молодую семью с младенцем. Наслушался – во, – Гарри провёл пальцем по горлу. – Противно, сил нет. Сметвик крякнул и потёр затылок: – Попал ты, шкет. Не зря Янус беспокоился. И не ждал я от благородного факультета такого… такого крысиного поведения. Снейп, сволочь. – А Янус беспокоился? – Гарри улыбнулся так радостно, что мадам Помфри и Сметвик тоже заулыбались. – А как же! – усмехнулся Сметвик. – Плешь мне проел: «Поможем мальчику, Иппи, его змеи сожрут!» – А вы? – Гарри напрягся и заглянул в глаза Сметвику. – Вы согласились мне помочь? Сметвик вздохнул: – Я ведь не знал, что дело зашло настолько далеко, честное слово, Гарри. Теперь помогу, конечно. Давай ты всё-таки расскажешь, что там с троллем, а потом мы обо всём поговорим. Или ты устал? – Нет, – упрямо мотнул головой Гарри, – не устал. Когда Снейп привёл меня в Большой зал, все уже ужинали. Я весь день ничего не ел и тоже… ну, налёг на еду, мне Монтегю даже замечание сделал. А потом вбежал Квиррелл, закричал, что тролль в подземельях. Началась паника – крики, шум, давка. Я не хотел никуда идти, меня бы раздавили в дверях. Но тут рыжий Рон сказал, что Гермиона ревёт в туалете на втором этаже и её надо предупредить о тролле. За преподавательским столом есть незаметная дверца в коридор, туда мы и выскочили. Профессора растаскивали свалку в больших дверях, и нас никто не заметил. Оказывается, Гермиону довёл до слёз именно Рон, они плохо ладят. Рональд какой-то очень весёлый был, сказал, что давно мечтал о настоящем приключении. Честное слово, мистер Сметвик, если бы я знал, что такое тролль, я бы никуда не пошёл. Сидел бы в Большом зале как приклеенный. Гарри передёрнуло, и Сметвик прижал мальчика к себе: – Ну, парень, всё кончилось, не переживай. – Когда мы дошли до девчачьего туалета, тролль уже был там. И я испугался, мистер Сметвик. До того испугался, что браслет, наверное, заработал в полную силу, Рон с Гермионой впали в панику. Но бежать было некуда – тролль загораживал выход. Гермиона забилась под раковину и кричала без остановки, а Рональд пытался проскочить мимо тролля и злил того своей беготней. Кстати, на тролля браслет не подействовал, по-моему. – На троллей магия вообще почти не действует, – сказал хмурый Сметвик. Сейчас он вполне разделял малфоевское негодование, профессора действительно повели себя как идиоты. – Что было дальше? – Дальше я прыгнул троллю на спину, хотел ткнуть ему палочкой в глаз. Всё равно она больше ни на что не годится. Промазал, – Гарри понурился, – но тролль, пока крутился со мной, выронил дубину. Гермиона визжала, Рон ополоумел окончательно и всё кричал «Вингардиум Левиоса!», хотел дубину поднять, балбес. Он и перо-то толком не поднимает. Спрыгнуть со спины тролля я уже не мог, он меня растоптал бы. – О, Мерлин! – простонала мадам Помфри. – Зачем вы туда пошли?! – Потому что идиоты, – буркнул Гарри с досадой. – Уизли от природы, а я за компанию. Тогда я вспомнил про дядю. У него больное сердце, и я много читал по кардиологии. Я вспомнил про «синдром внезапной смерти», когда сердце вдруг начинает работать очень быстро и неритмично. Маглы называют это фибрилляцией. Ну, в общем, я начал об этом думать и как бы заставлять сердце тролля биться неправильно. Получилось. – Маги тоже называют это фибрилляцией, – медленно сказал Сметвик. – А то, что ты назвал «получилось», на самом деле называется асистолией – остановкой сердца. Теперь понятно, почему я внутренних повреждений у тролля не обнаружил. Их и не было. Мадам Помфри смотрела на Гарри во все глаза и молчала. – А потом тролль упал, и Рон смог-таки поднять дубину и треснуть ею мёртвого тролля, – сказал Гарри и тяжело вздохнул. – Пришли профессора и начали на нас орать. Но мне уже было всё равно, я в обморок грохнулся, как девчонка. – В обморок ты грохнулся, как маг с сильнейшим магическим истощением, – сказала Помфри всё ещё дрожащим голосом. – Иппи, ты был прав насчёт Обета, умничка. – А то, – невесело сказал Сметвик. – Я сам в своё время охренел. Понимаешь, Поппи, что Гарри нужно скрывать свои способности? Иначе его так приспособят… Я даже представить себе боюсь. Гарри покусал губу и спросил, не поднимая глаз: – Вы всё ещё хотите мне помочь или вам противно? – Нет, глупый ты ребёнок, не противно, – ласково сказала мадам Помфри. – Просто мы ошарашены силой твоего дара, это же невообразимо. Поможем, конечно, да, Иппи? У нас будет целительский заговор.