В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

– Ах, вот и ты, Северус! Входи, мой мальчик, мы тебя ждём, – Дамблдор всплеснул широкими рукавами ярко-фиолетовой мантии. – Что так долго? – Какая честь, – буркнул Снейп. – Долго, потому что кто-то должен был убедить детей моего Дома не писать родителям о тролле прямо сейчас. Или вы желали ночь напролёт принимать посетителей? – Ну же, Северус, – снисходительно улыбнулся Дамблдор, а Макгонагалл, сидевшая у камина, гневно фыркнула. – Какие могут быть посетители глубокой ночью? Правилами школы это не допускается. – Например, лорд Нотт в сопровождении мистера Флинта и мистера Ургхарта, – ответил Снейп и злорадно понаблюдал, как улыбка Дамблдора становится несколько натянутой. – Не припомню, чтобы эти господа следовали хоть каким-нибудь правилам. – Пожиратели! – с ненавистью сказала Макгонагалл. – Уж куда там, – ухмыльнулся Снейп. – Это я – Пожиратель, дражайшая Минерва, и видел Азкабан изнутри. А упомянутым личностям даже обвинений не предъявлялось, они чисты аки младенцы. Дамблдор нахмурился и побарабанил пальцами по переплёту какой-то громадной книжищи, лежащей у него на столе. – Северус, Минерва, – сказал он резко. – Соберите воспоминания о младшем Нотте для думосбора – где сидел, что делал. Завтра точно его отец явится, нужно будет его успокоить. Мало нам было Малфоя. Кстати, Северус, как поживает мистер Малфой? Малфой, наверняка, поживал прекрасно. Во всяком случае, на Снейпа он посмотрел как на бедного родственника, величественно кивнул ему и гордо удалился со Сметвиком любоваться дохлым троллем. Северус специально задержался в подземельях – толкнул речь перед факультетом, проверил запасы ингредиентов в кладовой, разобрал бардак на письменном столе и даже почти решился принять душ. Но Люциус так и не пришёл. – Не знаю, Альбус, – резко сказал Снейп. – Мы в ссоре, я же вам говорил. – Очень некстати, Северус, – вздохнул Дамблдор. – А вот и Августа! Проходите, дорогая, располагайтесь. Чаю? Сладостей? Зелёное пламя камина плюнуло искрами, и леди Лонгботтом величественно ступила на порядком истоптанный ковёр. Чучело стервятника на её шляпке смерило Дамблдора презрительным взглядом. – Благодарю, не стоит! – Августа Лонгботтом поджала губы и царственно опустилась в предложенное кресло. – Что случилось, Альбус? Здравствуй, Минерва. – Молли и Артур что-то задерживаются, – озабоченно сказал Дамблдор. Снейп закатил глаза: – Что за парад-алле, господин директор? Я рассчитывал поспать хоть немного перед завтрашним днём. – Северус, мальчик мой… – начал было Дамблдор, но камин опять засветился зелёным, и оттуда вышли супруги Уизли. – Что-то случилось, профессор Дамблдор? – спросил Артур Уизли, пока его жена шумно выясняла у Макгонагалл, хорошо ли учатся её «крошки». – Друзья мои, – заговорил Дамблдор негромко, все умолкли и стали прислушиваться. – Сегодня в стенах нашей замечательной школы случилось весьма прискорбное происшествие. По счастью, никто из детей не пострадал, за это следует поблагодарить профессора Макгонагалл и профессора Снейпа. В замок забрёл тролль. – Вы рехнулись, Альбус? – прошипела старуха Лонгботтом. Супруги Уизли замерли, не в силах вымолвить ни слова. – Как это – забрёл? Почему, Мордред вас дери, забрёл тролль, а не заполз василиск или не залетел дракон? Где мой внук?! Я желаю видеть его немедленно! – Успокойтесь, Августа! – чуть повысил голос Дамблдор. – Ваш внук цел и спокойно спит в своей кровати. Мы поговорим, и Минерва отведёт вас в гриффиндорскую башню. – Мальчики! Мои мальчики! – прошептала Молли и тяжело опустилась на стул, громоздкий и вычурный, нелепо контрастирующий с небогатой мантией женщины. Артур неловко топтался рядом и порывался что-то сказать. – Они не пострадали? Я бы тоже хотела… – Юный Рональд немного переутомился, и мадам Помфри оставила его в больничном крыле, – сказал Дамблдор успокаивающе. – Мальчик показал себя настоящим героем. Вы можете им гордиться. Артур прекратив переминаться с ноги на ногу, гордо выпятил грудь и сказал: – Уизли всегда… – Какой, сволочь ты старая, героизм? – заорала старуха Лонгботтом. – Это тролль! На них даже Нотты с аркбалистами* ходили! Это самоубийство! Снейп презрительно фыркнул и вспомнил любимое Люцево выражение: «Договоримся о терминах». Этими словами скользкий Малфой пользовался, когда хотел предотвратить какой-нибудь бесполезный спор. Если бы старуха Лонгботтом заблаговременно выяснила, что в понимании её коварного союзника означает термин «героизм», то бедолага Невилл учился бы на Хаффлпаффе и был бы абсолютно счастлив. Ибо, по мнению Дамблдора, героизм был именно что самоубийством. Причём самоубийством ритуальным. Великий волшебник понимал слова «класть живот на алтарь» буквально и очень добросовестно относился к своим жреческим обязанностям. Недостатка в алтарях у Дамблдора не было, и ритуалы он проводил безукоризненно. Например, молодой Северус Снейп должен был погибнуть на алтаре платонической любви к прекрасной деве. Сам, добровольно, испытав перед смертью неисчислимые муки. Северус остался жив и здоров благодаря Лорду, тот очень вовремя сгинул. За десять лет относительно спокойной жизни жертвенный баран Снейп слегка поумнел и понял, что начни он всерьёз шпионить за Тёмным лордом и его Ближним кругом, то был бы немедленно разоблачён – в ставке Лорда дураков не было. Имея на руке активную Метку, скрыться было бы невозможно, и тогда – неизбежная мучительная смерть в назидание остальным. О цене своей смерти Северус даже задумываться не хотел, полкната, не больше. Что он мог выведать, не рискуя жизнью? Количество пробирок в лабораториях Лорда? Настроение Руквуда после весёлой ночки в борделе? У Снейпа никогда не было возможности влиять на политику или финансы организации. Лорд был заинтересован редким сочетанием талантов Северуса в зельеварении и ментальной магии и прочил его в серьёзные учёные, отстраняя от всякой оперативной работы. Снейпу и самому гораздо больше нравились исследования и научные эксперименты, чем боевые акции и кулуарная грызня за доверие повелителя. Получив Метку, Северус не вылезал из зельеварни, теоретическая часть его работ, впоследствии принёсших ему славу в научных кругах, была разработана именно в то несчастно-счастливое время. Снейп резко мотнул головой, возвращаясь в реальность. Он дико устал за последние сутки и был готов уснуть прямо здесь, в кабинете Дамблдора. Денёк случился, каких давно уже не случалось. Сначала пропал Поттер. В буквальном смысле пропал, как сквозь землю провалился. Найти его обычными способами не получалось. Домовик Динки бился головой о стену и завывал в голос, отказываясь отправляться на поиски, обитатели портретов на вопрос о Гарри Поттере молча, с каменными лицами, уходили куда-то в запортретье, а призрак факультета Кровавый барон явственно задрожал и попросил никогда больше не обращаться к нему с бестактными вопросами о милорде. «Милорд» Снейпа добил. Одно дело – подозревать, что настоящий Гарри Поттер убит вместе со своими родителями, а великий стратег и политик Дамблдор подсунул магической Британии какого-то неизвестного сироту. И совсем другое дело – получить своим подозрениям прямое и недвусмысленное подтверждение, да ещё из вернейшего источника. Мёртвые, как известно всем магам, не лгут. Северус бросил бесполезные поиски Поттера-не-Поттера, раздал поручения своим префектам, сослал всех провинившихся к Филчу, заперся в своём кабинете и угрозами вытребовал у эльфов стакан «Старого огденского». Ему нужно было подумать. Неладное Снейп почуял давно, когда не узнал сына ненавистного Поттера на снимках в журнальчике. Но тут старый козёл Дамблдор своими обвинениями в сожительстве Лили с Поттером и Блэком одновременно привёл Северуса в бешенство, и додумать свою мысль Снейп не успел. Объяснения Августы Лонгботтом окончательно похоронили его подозрения, а потому инцидент со Шляпой Снейпа развеселил и раздосадовал одновременно. Непохожий на Поттера ребёнок явно унаследовал поттеровскую способность встревать в нелепые истории и устраивать цирк из каждого своего поступка. Когда смущённая Шляпа неохотно рассказала о непробиваемой ментальной защите, Снейп вновь вспомнил о своих сомнениях. Врождённый блок – случай крайне редкий, но известный и описанный в литературе. Беда была в том, что до сих пор эта аномалия наблюдалась только у чистокровных минимум в двадцатом колене. Полукровка Поттер никак не мог заполучить такую способность. Тогда Снейп утешил себя тем, что блок мог быть не врождённым. У сильных полукровок частенько имелись развитые способности к магии разума – он сам, Дамблдор и Лорд были сильнейшими ментальными магами. Поговаривали, что в Мунго работает кудесник-мозгоправ, некий Янус Тики, тоже полукровка. Снейп начал «раскачивать» мальчишку Поттера, выясняя происхождение и возможности его щита. Метод был жестоким, но действенным – держать испытуемого в постоянном нервном напряжении, прощупывая его ментально. Глухо. Мальчишка ревел и злился, а его защита стояла непоколебимо. Северус сдался первым, он порядком устал. Поддержка окклюментивного щита в сочетании с беспалочковой легилименцией вымотали бы даже Тёмного Лорда. К тому же Поттер казался размазнёй только на первый взгляд. Мальчишка был скор на слёзы, это да, но восстановление душевного равновесия занимало у него считанные минуты. Этот странный Поттер обещал вырасти в весьма рассудительного и на редкость хладнокровного типа. Его нынешняя эмоциональная нестабильность, скорее всего, объяснялась началом полового созревания и резким изменением образа жизни. Снейп старался не думать о том, что Лили, напротив, была весьма темпераментной и несдержанной, а уж её муженёк нравом и вовсе напоминал котёл перед взрывом. Некоторое время Снейп всё ещё надеялся на то, что Поттер – это Поттер. Он хотел хоть немного оправдаться перед своей первой и самой трепетной любовью. Северусу казалось, что если Гарри избежит уготованной ему участи, Лили будет счастлива там, за Гранью. Абсолютная беспомощность Поттера в области традиционных светлых дисциплин почти убила эту надежду. Даже будучи изгнанным из Рода, сын Лили не стал бы спотыкаться на простейших заклинаниях первого курса. Значит, здесь что-то другое – сильное проклятие или редкий тёмный дар. В пользу проклятия говорил шрам в виде молнии, в пользу принадлежности к тёмным уникумам – всё остальное. Участившиеся жалобы змеёнышей на то, что в гостиной «стало неуютно», заставили Снейпа включить мозги на полную мощность и записывать странности и несообразности, замеченные за Поттером. Через пару недель Северус почти был готов поклясться в том, что мальчик – чистокровный сирота из очень старой семьи с мощным тёмным даром, предположительно, в области ментальной магии. Однако в этой версии тоже были нестыковки. Если подменыш – дело рук Дамблдора, то совершенно непонятно, зачем он устроил это представление с модным журналом. Логично было бы не поднимать шума, всё равно, оказывается, никто толком не помнил, как выглядели Джеймс и Лили. Непослушных волос и зелёных глаз оказалось достаточно, чтобы мальчик сошёл за Поттера. Если же Дамблдор, как и все, считал этого мальчика Поттером, то непонятно, кто и с какой целью устроил подмену. И от этого было жутко. Неизвестный гроссмейстер, так изящно вклинившийся в партию Дамблдора, пугал. А может быть, мальчика подменили сами Поттеры, чтобы спасти своего сына? Лили Эванс из детских воспоминаний Снейпа не могла бы такого сотворить, но кто знает, на что готова мать ради безопасности своего ребёнка. Нашли мальчишку подходящего возраста и подсунули под палочку Лорда. Тоже бред. Получается, Поттеры защитили подменыша ценой своей жизни. Или Лорд распознал подмену, убил Поттеров, оставил мальчика в живых, а сам развоплотился от угрызений совести? Чушь-чушь-чушь! Снейп бесился, эта дурацкая история с Пророчеством, убийством Поттеров, чужим ребёнком, исчезновением Лорда и Дамблдоровыми интригами не желала складываться в цельную картину. Северус никак не мог понять, за что он отдал свою свободу. Он клялся защищать Гарри Поттера. Которого? И вот теперь, пожалуйста, «милорд». Кровавый барон умер примерно в начале двенадцатого века. Это чьим же потомком должен быть Поттер-не-Поттер, чтобы его назвало милордом столь древнее привидение? Не иначе, кого-то из Основателей, скорее всего, самого Салазара Слизерина. Неужели Мраксы не вымерли? Один Мерлин ведает. Но в том, что под двумя могильными плитами в Годриковой лощине покоились останки трёх человек, Северус Снейп теперь был практически уверен. Во всей этой паскудной истории длиной в десять лет был только один положительный момент. Похоже, Северус Снейп был абсолютно свободен и мог делать, что ему заблагорассудится. И для начала он намеревался поквитаться со своим хозяином – за всё хорошее. Снейп выскочил из своего кабинета в странном состоянии – какая-то злобная радость распирала ему грудь, и хотелось сотворить что-нибудь эдакое, что запомнилось бы на ближайшую пару десятков лет. Наверное, в таком настроении вырывались из своих кувшинов восточные джинны. Северус быстренько призвал Динки и принялся угрожать несчастному домовику отлучением от службы самому Гарри Поттеру. Домовик крепился минут десять, но потом не выдержал и, стеная в голос, отвел его куда-то наверх, в один из заброшенных классов. Поттер действительно сидел там, зарёванный и несчастный. А потом начался кошмар. Снейп едва успел поставить полный ментальный щит, как в него ударила волна дикой злобы. Домовик вырубился почти сразу, а Северус моментально понял, что свою утреннюю речь он произнёс зря. Снейп не помнил, как он устоял на ногах, и какими словами уговорил мальчишку пойти в Большой зал. Сам он шёл на чистом упрямстве. Ноги и руки дрожали, очень хотелось улечься, свернуться в клубок и накрыть руками голову. Снейп уселся на своё место и, похоже, минут на пять вырубился с открытыми глазами. Поэтому, явление Квиррелла он бессовестным образом прозевал и очнулся, только когда началась давка в дверях Большого зала. За давку тоже нужно было сказать спасибо Поттеру. Иначе, с чего бы буквально все присутствующие, включая преподавателей, моментально впали в панику? Северус со страдальческим стоном полез успокаивать и растаскивать своих аспидов. Он очень боялся, что психованные дети Ковена под шумок устроят маленький Армагеддон. Слава Мерлину и младшему Нотту, обошлось. Но Поттер снова исчез. И обнаружился в разгромленном женском туалете в компании Грейнджер, Уизли и тролля. Мёртвого тролля. От ужаса и облегчения одновременно, Снейп от души обругал троицу идиотов. Поттер внимательно всё выслушал, кивнул и упал в обморок. Дальше события развивались так же гадостно, и Снейп уже не чаял, когда закончится этот ужасный день и можно будет немного отдохнуть и поразмышлять в одиночестве. Ко всем неприятностям добавилось острое чувство вины перед Люциусом. За этой беготней он совершенно позабыл про Драко, и крестник, отчаявшись получить хоть какие-то объяснения, естественно, вызвал отца по связующему зеркалу. Люциус был в бешенстве. Маска pater’а никуда не делась, но Северус просто физически ощущал, как Малфою не терпится кинуть по паре Круцио в каждого из хогвартских профессоров. И похоже, что он, Северус, тоже вошёл в этот список. Крыть было нечем, как магический наставник малфоевского сына, Снейп крупно облажался. Он ждал Люциуса у себя в кабинете и был готов ко всему. Но Малфой не пришёл. Похоже, у Северуса Снейпа больше не было любовника. Против ожидания, это почему-то не радовало. Снейп утомлённо прикрыл глаза, его безудержно клонило в сон, дальнейшую речь Дамблдора о тролле и героизме он прослушал. Яростная перепалка профессора Макгонагал, леди Лонгботтом и миссис Уизли тоже прошла мимо его сознания. Да и было бы, что слушать – взбешённые родственницы недогероев хором возражали против кандидатуры грязнокровки Грейнджер на роль прекрасной дамы героического трио. – Мой Ронни убил тролля! – надсаживалась Молли. – Зачем ему помощь какой-то полумаглы, которая и втянула его в неприятности? А теперь он лежит раненый, бедный мальчик, и не знает, сколько народу уже примазалось к его славе! Лонгботтом вообще всё на свете проспал, тоже мне, Дитя Пророчества! – Не ори, Мерлина ради, – раздражённо ответствовала Макгонагалл. – Славы от убийства тролля хватит и на банду наёмников. К тому же если бы Гермиона не обучила твоего бестолкового отпрыска этому заклинанию… – А я о чём, – перебила её Лонгботтом. – Если бы не эта девчонка, настоящий герой остался бы один, и спорить было бы не о чем. – Да как вы… – Молли вскочила со стула и упёрла руки в бока. – Как вам… Профессор Дамблдор, это ужасно! – Дамы, дамы, – вскинул руки в примирительном жесте Дамблдор, – успокойтесь. Я понимаю, что вы волновались о своих детях, но нужно себя немного сдерживать. Я думаю, присутствие мисс Грейнджер не повредит мальчикам. Судите сами, юная Гермиона умна, довольно одарена магически и очень любознательна. К тому же странно, если борцы за права маглорождённых будут сплошь чистокровными, вы не находите? Золотой Квартет, как вам? – Отвратительно! – буркнула Августа. Стервятник на её шляпке с ненавистью смотрел на чету Уизли. – Зачем вам это нужно, Альбус? У нас есть Ребёнок Пророчества, его удел – одержать победу над Сами Знаете Кем. Пусть Уизли, если ему так нравится, перебьёт хоть всех троллей в Британии, мне не жалко. Но причём здесь герой и его миссия? – Ах, Августа! – покачал головой Дамблдор. – Ваше тщеславие слепо. Во-первых, герой у нас не мистер Лонгботтом, а Гарри… – Да кто вам такое сказал? – взъярилась добрая бабушка потенциального героя. – Вы уже убедились, что Поттер – полный ноль. Весь Хогвартс судачит о его «талантах». Новость вот-вот попадёт в газеты. Как вы будете объяснять людям, что их герой – слизеринец-полусквиб? Другое дело Невилл. Умница, примерный мальчик, гриффиндорец, сын героев войны. – Внук разорившейся леди из трижды перезаложенного мэнора, который вот-вот потеряет антимагловский барьер, – ядовито ввернула Молли. – Надеетесь поправить дела? – Молли, как не стыдно, – попенял ей Дамблдор. – Я разберусь с прессой, Августа, уверяю вас. Дата интервью уже назначена, и если вы не хотите видеть на страницах «Пророка» всю четвёрку, то с репортёрами будет иметь дело только Гарри Поттер. Снейп мысленно зааплодировал директору. Вот так, просто и красиво. И, заметьте, ни одного Круцио.

***

– Пацан, шёл бы ты спать, ведь с ног валишься, – Сметвик, однако, не торопился снимать Гарри со своих колен. Поттер помотал всклокоченной головой: – Нет, пожалуйста, можно я ещё с вами посижу? Мадам Помфри вздохнула, призвала шерстяную шаль и набросила себе на плечи: – Я прогуляюсь в Хаффлпафф. Там есть ещё пострадавшие, ничего серьёзного, но проверить нужно. И зелий оставлю Помоне, она утром детям раздаст. Мерлин всеблагой, Иппи, а ведь у меня всё заживляющее вышло! Одолжишь немного, пока Снейп не сварит? – Пришлю тотчас же, как только доберусь до Мунго, – сказал Сметвик. – Вспоминай, что ещё нужно. Мы с Шафиком самого главу Гильдии зельеваров за жабры взяли, и теперь зелий у нас – хоть залейся. Мадам Помфри засмеялась: – Покер? – Обижаешь, дорогая, – Сметвик фыркнул, – мы почтенные пожилые маги, как можно? Фестральи бега. Мадам Помфри закатила глаза в шутливом негодовании и вышла. Гарри тихонько захихикал: – Я не умею играть в карты и ставок делать не умею. Дядя не одобряет азартные игры. Меня примут в Мунго? – Дай подумать, – развеселился Сметвик. – Свой лучший вредноскоп я выиграл в кости у одного деляги из Лютного. Тебе придётся постараться, чтобы твоё начальство было тобой довольно. – Но ведь маги могут жулить в кости и видеть чужие карты! – Зришь в корень, пацан. Весь вопрос в том, кто делает это лучше. – А бега? Этих, как их… – Фестралов. Сам посуди, разве легко, сидя на трибуне, загнать колючку под хвост плотоядной копытно-летучей твари так, чтобы этого не заметили судьи? Гарри опять засмеялся, а потом погрустнел: – У меня не получится. Даже в кости – не получится. – Получится, шкет. Только делать ты это будешь по-своему. Послушай, ты вообще в курсе, кто такие тёмные маги? Гарри помотал головой: – Откуда? Я и про светлых-то узнал всего три месяца назад. – Ага, – Сметвик немного подумал, рассеянно потрепал Гарри по голове и вздохнул: – Ну, слушай. Для начала, усвой раз и навсегда – тёмные не значит злые. Злыми они становятся попозже, от нехорошей жизни. Видишь ли, тёмных магов не слишком много и их не очень любят. Гарри кивнул и поёжился. У него были все шансы заиметь настолько дурной нрав, что сам Снейп обзавидуется. Ещё год-другой такой жизни, и Гарри начнёт калечить каждого, кто попадётся на глаза. Что, само собой, не добавит ему любви и уважения окружающих. Замкнутый круг. – Тёмный дар – это такой своеобразный скачок магических способностей, – Сметвик почесал затылок и закряхтел. – Как же тебе объяснить-то? Светлая магия – это магия общеупотребительная, так скажем. Ею может пользоваться любой маг. – А почему я не могу? – жалобно спросил Гарри. – Погоди, шкет, дойдём и до тебя, – улыбнулся Сметвик. – Какой окраски магия у ребёнка, становится ясно годам к шести. До этого времени разобраться невозможно, магические выбросы бывают самые разные, организм как будто пробует, что ему нравится больше. Эту магию иногда называют стихийной, что в корне неверно. Целители так и говорят – детская магия. Именно поэтому лечить маленьких деток очень сложно, детские целители на вес золота. Наша Поппи, например, регулярно консультирует нас в Мунго. Ты, кстати, можешь стать педиатром и сделать себе имя. – Почему? – спросил Гарри, о карьере детского врача он никогда не задумывался. – Специфика твоего дара такова, пацан, что тебе всё равно, что лечить и кого лечить. Лишь бы у больного был хоть какой-то шанс на выживание, – Сметвик вздохнул. – А дети – самые сложные пациенты. У маглов, кстати, тоже. – Понятно, – Гарри кивнул. – А как родители узнают, на что способен их ребёнок? – Изучают содержимое мусорного бака, – заржал Сметвик. – На вещи, испорченные светлыми детскими заклинаниями, Репаро кое-как действует. А вот ежели тёмненькие дети шалят… Только выбросить. – То есть детей с детства обучают магии, я правильно понимаю? – грустно спросил Гарри. – Тебя кто-то специально учил разговаривать? – вопросом на вопрос ответил Сметвик. – Живя в магическом доме с родителями-магами, нельзя не научиться магии. На бытовом, ясное дело, уровне – зажигать и гасить свет, призывать вещи, чинить игрушки, летать на метле, мыть посуду, чистить одежду и даже варить простейшие зелья. От прыщей, например. Естественно, чем сильнее родители, тем большее количество заклинаний они используют в быту. А значит, и их дети знают и умеют больше прочих своих сверстников. – Поэтому маглорождённых сразу видать? – Именно. Они творят магию сознательным усилием по серьёзным поводам, тогда как уже полукровки простейшие заклинания используют бездумно, по привычке. Так, шкет, ты меня не сбивай, мы вроде о тёмных дарах толковали. Гарри хихикнул, но больше Сметвика не перебивал. Итак, светлой магией называлась универсальная магия, которой мог пользоваться каждый маглорождённый. В старину её называли изначальной магией. Естественно, способности у каждого мага были различными, но саму суть магии это не меняло. Ею, в принципе, мог овладеть каждый. Чары и трансфигурация, зельеварение и алхимия, магия пространственная и ментальная, боевая и защитная – светлых видов и подвидов магии было не счесть. Именно светлая магия имела свойство накапливаться в семье из поколения в поколение. Так что первыми адептами чистокровности, как это ни странно, были сильные светлые маги, желающие эту силу передать своим детям. Сметвик назвал такой способ накопления магии количественным. Он объяснил, что, например, зелье от простуды сварит любая ведьма. Но при одинаковом рецепте быстрее действовать и дольше храниться будет то, которое сварено сильнейшей из этих ведьм. Гарри не удивился, у маглов действовали те же самые законы. В принципе, почистить рыбу может каждый, у кого есть руки. Но только жёны рыбаков делают это за три секунды и не морщатся от запаха. Иногда, по словам Сметвика, плавное накопление светлой магии давало сбой, и происходило нечто непонятное – ребёнок двух чистокровных магов получал тёмный дар. К тёмным дарам относили особые магические способности, никому, кроме их носителей, не присущие. Сам Сметвик, например, мог «видеть» следы чужих чар, и для этого ему не требовались ни палочка, ни заклинания. – Твой шрам – ритуальный. Я вижу, что творили ритуал, я чую, что использовали заклинания на крови, но не могу это истолковать – я не знаю ни ритуалистику, ни, тем более, кровную магию. Я просто вылечил последствия, – Сметвик погладил шрам Гарри указательным пальцем. – Свести шрам я тоже могу, но уже светлым заклинанием, как обычный маг-целитель. – А я? – Гарри посмотрел Сметвику в глаза. – Почему я не могу быть обычным магом? – За всё нужно платить, – вздохнул Сметвик. – Чем сильнее и специфичнее тёмный дар, тем меньше даётся светлая магия. Я первый тёмный маг в своей семье, мой дар довольно слабый. Но всё равно я считаюсь тёмным магом. Если умеешь делать что-то, чего не может больше никто, – ты тёмный маг. Зато я редкостная бестолочь в трансфигурации, Минни Макгонагалл меня презирает. – Она только Грейнджер не презирает, – буркнул Гарри. – Значит, всё бесполезно и я никогда не догоню однокурсников? – В теории ты их превосходишь, как я понял, – улыбнулся Сметвик. – Много ли в том пользы? – Поверь, очень много. Ты знаешь, на что способны светлые маги, а вот они даже вообразить себе не могут, на что способен ты. Я ведь так и не понял, почему издох тролль, пока ты мне не сказал. – А почему тёмных магов не любят? – За это и не любят. Неизвестно, чего от них ждать и что потом с этим делать. Гарри задумался. – А как различить тёмного и светлого мага? – спросил он. – Если посредственный светлый маг отмочит что-нибудь невообразимое – это довольно сильный тёмный маг. Если этот маг сидит молча и ничего не делает, от светлого его никак не отличить. Тебя я тоже опознал как слабого полукровку, пока ты мне вредноскопы с ума не свёл. – И поэтому вы велели мне не высовываться? – В точку, шкет. Пусть смеются. Это лучше, чем Азкабан. – Что я забыл у вас спросить? – Ты забыл спросить, могут ли полукровки быть тёмными магами. Нет, не могут. Это проклятие чистокровных. – А я?! – А ты не полукровка. Ты настолько дохленький светлый маг, что я просто перепутал. Гарри насупился: – Значит, я всё-таки не Поттер? – Твоя мать – не твоя мать, это точно. А вот твой папаша вполне мог погуливать на стороне и озадачить свою жену бастардом. Был бы жив старый Поттер, он бы провёл ритуал родства и всё выяснил. Но родных у тебя не осталось, так какая разница? – А вдруг они живы? Мои настоящие родители? Сметвик вздохнул: – Гарри, регистрация магов в Министерстве началась после принятия Статута и пару столетий велась кое-как. А к родовым хроникам старых семей тебя просто никто не подпустит. Да и сколько их осталось, тех родов с хрониками, после двух-то войн. Сотни полторы, не больше. Остальное утрачено и, боюсь, навсегда. – А гоблины? У них же банк, и записи они ведут. – Вам что, Биннс-покойник про гоблинские восстания не рассказывал? – Только про них и рассказывал. – Ну вот. Кто этим косорылым хоть крошку информации доверит? – Деньги, значит, доверяете. – Деньги можно вернуть, они в золоте. Стрясём, так или иначе. А раскрытая тайна – дело скверное. Непоправимое. Ещё вопросы? – Как мне экзамены сдавать? Сметвик засмеялся: – Так, как я трансфигурацию сдавал. По среднему баллу между теорией и практикой. О, вот и Поппи! Что так долго? Сплетничали, поди? Мадам Помфри улыбнулась и сняла шаль: – А то! Как жить без сплетен честным-то женщинам. Гарри, милый, давай-ка спать, дело к утру. Тебе восстанавливаться надо, отдыхать. Иппи, неси его в кровать. Спокойной ночи, коллега! _____________________ * Аркбалиста – средневековая метательная машина, представляющая собой большой станковый арбалет на колёсном лафете. Деревянный или стальной лук, длина которого доходила до 3,5 метров, крепился к массивному деревянному ложу, в свою очередь установленному на деревянной раме-лафете, расположенной на двух колёсах большого диаметра.