В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

– Ничего не понимаю, – Рон шумно выдохнул и с досадой помотал головой. – Вроде и шрам на месте, а попал к слизнякам. Я вообще не пойму, чего Дамблдор вокруг этого Поттера прыгает. А то не видно, что за сокровище. Щеночку он меня скормит, ишь ты! Невилл уткнулся в книгу и прикрыл рукой рот, чтобы не засмеяться – Уизли после посещения болящего Поттера был на взводе и беспрерывно бухтел. – Гарри не виноват, Рональд, – сказала Гермиона, – это Шляпа выбрала ему факультет. – Ой, не нуди, – махнул рукой Рон, щедро оросив свои каракули брызгами чернил. – Шляпа человеку в голову смотрит. Значит, Поттер настоящий слизень. И Малфой вокруг него крутится, а Малфои, чтобы ты знала, как навозные мухи – всегда чуют, где поживиться. А ещё мне тут такое сказали! – Рон оглянулся по сторонам, и зловеще прошептал: – Поттер знает парселтанг! Невилл вздрогнул от неожиданности и едва не опрокинул чернила на честно выстраданное эссе по Трансфигурации. – Как ты можешь такое говорить! – возмутился он. – Только не Гарри, врун ты несчастный! Уизли засопел и швырнул на стол неряшливо разлохмаченное перо. – Знает что? – изумилась Гермиона, присыпая песком собственное эссе, аккуратное, без единой помарочки. – Пар-сел-танг! – повторил Рон с ощутимым злорадством. – Это змеиный язык, дурында! Невиллу внезапно захотелось ударить рыжего грубияна. Он и сам завидовал Гарри, но по-доброму, без гадостей за спиной. Уизли же частенько бухтел, что Поттер неправильный герой, а теперь и вовсе в наитемнейшие маги записал. – Рональд Уизли! Не смей меня обзывать! – возмутилась Гермиона. – Как не стыдно! – Никак! – огрызнулся Уизли. – Сами обзываетесь, а я правду говорю. Мне Перси сказал, а ему сказала Пенни Кристалл из Рейвенкло, а той – Сюзи Боунс из Хаффлпаффа, а ты, Лонгботтом, знаешь, кто у Боунс тётка! – Ерунда, – возразила Гермиона. – Змеи не могут говорить, потому что не обладают разумом. Шипение служит им для защиты и применяется при… – Это ты разумом не обладаешь! – озлился Рон. – Вечно языком метёшь невпопад. И летаешь как корова! Он кое-как сгрёб пергаменты и перья, затолкал их в сумку и, не глядя на Невилла с Гермионой, выскочил из-за стола. – С кем я связался, Мерлин всеблагой! – сквозь зубы процедил Рон. – Хлюпик, полумагла и слизняк вонючий. Я сам пойду в Запретный коридор, утру вам сопли, придурки! – Ну и иди, – угрюмо проворчал Невилл, слегка напуганный собственной злостью, которая даже не думала униматься. – Кто вас там, Уизелов, считает – одним больше, одним меньше. – Ах ты, жаболюб хренов! – Рон уже вытащил свою потрёпанную палочку, но оглянулся на мадам Пинс, и зло выдохнул: – Ну, погоди, вернёшься ты в гостиную! Уизли вернул палочку на место и быстро вышел из библиотеки. Невилл облегчённо вздохнул, а потом вновь напрягся – в гостиной придётся иметь дело не только с Роном, но и с его братьями. Хоть иди и жалуйся декану, вот же напасть. Он перевёл взгляд на Гермиону – та сидела, судорожно вцепившись в край стола, и явно собиралась заплакать. – Не расстраивайся, пожалуйста, – робко попросил Невилл, и злость его мигом куда-то улетучилась. – Это же Уизли, не обращай внимания. – Зачем он так? – шёпотом спросила Гермиона и часто-часто заморгала. – Я не виновата, что родилась по другую сторону Барьера. Невилл пожал плечами и ободряюще улыбнулся: – Ты первая ведьма в своей семье, а быть первым – это очень трудно. Рон это не понимает, потому что он ни в чём не первый. А ты умная и быстро учишься. Всё будет в порядке, не переживай. – И обзывается он так себе, – Гермиона всё-таки всхлипнула, но тут же улыбнулась и утёрла слёзы. – Вот Малфой, тот уже успел бы утопить меня в грязи. – А Малфоя не смей слушать! – тихо рявкнул Невилл и даже ладонью по столу пристукнул. – По его семейке давным-давно дементоры скучают. Гнилая кровь, мордредово семя, убийцы без чести и совести! – Но Невилл! – ахнула Гермиона, ошеломлённая внезапной вспышкой тихони Лонгботтома, которого с подачи близнецов Уизли на факультете прозвали Пупсиком. – Сын за отца не отвечает, это… – У нас отвечает, – чуть спокойнее сказал Невилл. – И за отца, и за деда, и за всех прапрадедов, сколько бы их ни было в роду. И не спорь, это правильно. – Нет, неправильно, – упрямо выпятила подбородок Гермиона. – Это несправедливо! А вдруг Драко не такой, как его отец? – Он ещё хуже, – проворчал Лонгботтом угрюмо. – Его родная тётка со стороны матери сидит в Азкабане за убийства и пытки. Как ты думаешь, кого воспитают в такой семейке? – Директор Дамблдор говорит, что каждый достоин второго шанса, – назидательно проговорила Гермиона. – Так почему этот недоносок использует свой второй шанс для унижения людей? – Ну, – Гермиона замялась. – Воспитан он и впрямь нехорошо. Но если ему всё объяснить… – Вот в аврорате и объяснят. Мне тоже не нравится, что он вокруг Гарри бродит. Гарри, как и ты, многого не знает, а мёд в уши лить Хорёк тоже умеет. Я думаю, объяснять нужно не Малфою, а Поттеру. Пойдём завтра к Гарри сами, без Уизли? – А почему без Рональда? Мы ведь уже друзья, Рон нас от тролля спас. Невилл замялся. Уизли опять будет тащить Гарри в Запретный коридор, Гарри вновь высмеет эту затею, и никакого разговора не получится. А ведь они и так проводят очень мало времени вместе. Хорёк же от Гарри почти не отходит и действительно может научить Поттера чему-нибудь дурному. Он вздохнул и постарался внятно изложить это Гермионе. Всё-таки у маглорождённых какие-то странные представления о жизни, Грейнджер иногда такое говорила, что Невилл впадал в ступор. Но эту его идею она не только поддержала, но и развила: – А почему, по-твоему, Рональд так рвётся в этот коридор, хотя студентам запретили туда ходить? – Из-за цербера, я думаю. Церберы – лучшие на свете сторожа. То, что он охраняет, должно быть очень ценным. – И что это может быть? Ты не пожимай плечами, давай подумаем. В гостиную, как я понимаю, всё равно идти не стоит. Совещание длилось почти до ночи, они даже на ужин не пошли. Невилл и Гермиона долго вспоминали эту историю, до мельчайших деталей. По всему выходило, что первыми в Запретный коридор заглянули близнецы Уизли. Они же выяснили, что дверь в загадочную комнату открывается простой Алохоморой, а за дверью сидит страшная трёхголовая собака «ростом как шкаф в кабинете зельеварения». Потом в один из дней, когда лестницы Хогвартса будто взбесились, Невилл, Гермиона и Рон почти случайно оказались рядом с той самой комнатой. Почти случайно – это потому что Рон, увидев, куда их занесло лестницами, долго упрашивал их пройти по коридору дальше. «Ну, хоть одним глазком, – ныл он, – когда мы ещё увидим живого цербера». Любопытная Гермиона согласилась, а Невилл поплёлся за ними, не сумев отговорить приятелей от авантюры. Цербер был пониже шкафа, тут близнецы соврали. А вот зубов у него было многовато для порядочной собаки, трёхголовое страшилище гораздо больше походило на крапа. Правда, Невилл толком ничего не разглядел, цербер зарычал в три глотки и метнулся к приоткрывшейся двери, так что приключенцам пришлось быстренько убираться и заново запечатывать вход. В общем, посмотреть получилось, как Рон и хотел – одним глазком. Невиллу хватило на всю жизнь, а вот Уизли загорелся желанием посмотреть на змей, заменявших церберу хвост. Рональд и в одиночку ходил «посмотреть на собаку». Змей ему увидеть не удалось, зато он заприметил люк в полу. На обратной дороге Рон едва не нарвался на Снейпа. Он успел забиться в крохотную нишу за пустыми доспехами и сидел там до тех пор, пока Снейп не ушёл. – Как будто что-то вынюхивал, – тарахтел Рон, взбудораженный приключением, – наверное, тоже хотел узнать, что хранится в той комнате. Надо Поттеру показать, он такой собаки в жизни не видел. Невилл только головой качал. Страсть Уизли к опасным приключениям пугала его. Он понимал, что можно рискнуть баллами факультета и собственным здоровьем ради чего-то важного. Но ведь у Рональда даже цели никакой не было. Ни цели, ни смысла – ничего, кроме непонятной Невиллу бравады. Младший Уизли сумел заинтересовать таинственным люком своих братьев-близнецов и их закадычного дружка Ли Джордана, так что Запретный коридор посещался теми едва ли не чаще, чем гриффиндорская гостиная. Именно на этом этапе выяснилось, что коридор патрулируется преподавателями, и чаще всего там бывают Снейп и почему-то Квиррелл. – Потому, наверное, – рассудительно сказала Гермиона, – что только преподаватель по ЗОТИ может следить за таким опасным животным. Его же кормить надо, поить… – Выгуливать, – задумчиво продолжил Невилл. – Ужас какой, никогда в жизни после отбоя из гостиной не выйду. Может быть, этого вашего тролля тоже кто-то выгуливал. Бабушка так ругалась после того случая на профессора Макгонагалл, я боялся, что она её проклянёт. – Кто кого? – немного обиженно спросила Гермиона. Она не терпела никаких нападок на любимого профессора. – Ясно, что бабушка, – фыркнул любящий внук Августы Лонгботтом, – сравнила полукровку-трансфигуратора и чистокровного боевого мага. – Невилл, как тебе не стыдно! – взвилась Гермиона. – Совсем вы тут совесть потеряли со своей дискриминацией. Невилл вздохнул. Слово «дискриминация» выучили все чистокровные гриффиндорцы – спасибо мисс Грейнджер. Это оказалось вовсе не малоизвестное заклятие, а термин, обозначающий ограничение чьих-либо прав по какому-либо признаку. У маглов это слово было в большом ходу, его знали даже дети. Когда Гермиона, увлёкшись, принялась перечислять виды ущемлений, претерпеваемых маглами от других маглов, чистокровная часть Гриффиндора содрогнулась. Маглы цеплялись друг к другу по любому поводу – от пола и возраста до цвета кожи и сексуальных предпочтений. Выходит, недаром предки магов обособились и ввели Статут секретности. За Барьером по-настоящему ценились только магические способности, всё остальное было личным делом каждого. Зато сразу стал понятен дурной нрав профессора Снейпа – тот, выросши в магловском мире, подвергал дискриминации каждого встречного просто по привычке. Себя же самого Снейп несомненно полагал эталоном мага и человека. – Так и говорит, мол, у кого нос меньше, а патлы чище, тот в зельеварении смыслить ничего не может и хорошей жизни не достоин, – с серьёзным видом вещал Ли Джордан под хохот старшекурсников. После рассказа Гермионы о концлагерях Оливер Вуд поменялся в лице и собрался идти мириться с Маркусом Флинтом. Насилу отговорили, заверив, что лучше сделать это перед самым матчем – может быть, Слизеринский Тролль от изумления свалится с метлы или пропустит бладжер в голову. Вот и теперь Невилл тихонько застонал, взявшись за голову: – Грейнджер, успокойся. Твои родители исцеляют зубную боль. Доверят ли они своё дело пекарю? – Профессия – это другое, Лонгботтом. Нужным навыком может овладеть любой. – А если у человека таланта к этому делу нет? И сам будет мучиться, и других мучить. – Определённые склонности, конечно, должны быть. Но ты так говоришь, будто чистокровный боевой маг лучше всякого другого, – Гермиона опустила глаза. – Я, конечно, не критикую твою бабушку… – Не лучше, а сильнее. И не везде, а в бою, – Невилл замялся. – Прости, но ты иногда очень невнимательна к словам, а для мага это нехорошо. Моя бабушка и Макгонагалл ругались, а не трансфигурировали вещи. В проклятиях моя бабушка смыслит намного больше. Она дерётся лучше нашего декана, а хорошо это или плохо – зависит от ситуации. Понимаешь? Гермиона немного подумала и кивнула. Затем она покусала губы, зачем-то подёргала прядь волос и, краснея, проговорила: – А Малфой, получается, тоже сильный маг? – Да, – вынужден был признать Невилл. – Только всё равно он урод. – В том-то и дело, – Гермиона опустила голову, пряча лицо за волосами, и едва слышно прошептала, – что не урод. Просто он очень избалован. Невилл на минутку окаменел, потом тяжко вздохнул. Только обитательница абсолютно чуждого мира могла счесть одного из Малфоев привлекательным. Ещё и перевоспитать его порывается. О, Мерлин. Получается, спасать нужно не Поттера, а Грейнджер. Гарри, как герой, ещё держался, а вот Гермиона… Невилл вздохнул ещё раз, потёр внезапно занывший висок и сказал: – Давай всё-таки вернёмся к церберу. Нужно узнать, что эта тварь охраняет. Иначе Поттер разозлится и перестанет с нами разговаривать. – Почему? – Гермиона немного успокоилась, но щёки её по-прежнему заливал румянец. – Мы же ничего плохого не сделали. – Рон уже больше месяца тащит его в тот коридор и каждый раз обзывает трусом и слизнем. Ещё и про парселтанг этот наврал. А Гарри это слышать неприятно. – Почему наврал? Этот змеиный язык действительно существует? А его можно выучить? – Это врождённая способность понимать змей и разговаривать с ними. Врождённая, понимаешь? А рождаются с такой способностью только тёмные маги. Гермиона, это враньё, причём очень обидное. – Ну да, Гарри же герой. Он победил Того, Кого Нельзя Называть, и никак не может быть тёмным магом. – Именно. Давай ещё раз вспомним всё, что хоть как-то касается цербера. Гермиона кивнула, и они вновь принялись перебирать немногие известные факты. Наконец Невилл сдался. – Это может быть чем угодно, – сказал он грустно. – Скорее всего, Гарри прав, и это действительно книги по тёмной магии. Или артефакт какой-нибудь опасный. Или ещё что-нибудь. – Нужно получше расспросить Хагрида, – осенило Гермиону. – Собака принадлежит ему, значит, Хагрид должен знать, что именно охраняет его питомец.

***

Вопреки опасениям Гарри, Нотт оказался отличным соседом по больничной палате. Он не болтал без умолку, как в своё время Рональд, не хвастался и не лез в чужие дела. Он никогда не заводил разговор первым, но терпеливо и довольно подробно отвечал на вопросы, которые не касались лично его и Ковена. Однако, даже отказываясь отвечать, Нотт не грубил, а только лукаво улыбался и отшучивался. Особенно Гарри порадовало, что Нотт был неизменно вежлив и приветлив с мадам Помфри. Он спокойно и терпеливо переносил лечебные процедуры и исправно пил зелья, даже самые противные. Мадам Помфри запретила Тео ходить, она и в уборную доставляла того Мобиликорпусом. Нотт не роптал, а Гарри чувствовал себя немного виноватым – пока Тео лежал, он уже успел сунуть нос во всякую щель Больничного крыла. Лечение самого Гарри заключалось в том, что он ел, спал и бездельничал. Мадам Помфри строго-настрого запретила ему колдовать и заниматься чем-либо, что могло испортить настроение. Сам Поттер чувствовал себя симулянтом, но Нотт как-то сказал ему: «Магическое истощение не шутка, оно крадёт у мага не только силу, но и жизнь. Считай, ты кому-то пару-тройку лет подарил. Колись, кому?» Гарри помрачнел и не ответил. Во-первых, Теодора это не касалось. Во-вторых, срочно требовалось как-то научиться управлять своими загадочными способностями, чтобы не хлопнуться в обморок прямо во время очередной «правки настроения». А как это сделать, когда дар тёмный, и никто на свете не знал его возможностей? К тому же Сметвик настаивал на сокрытии этого дара. Он оставил Гарри записку, в которой велел осторожно и последовательно изучать свои способности, причём втайне от непосвящённых. Насчёт «последовательно» Поттер был спокоен – он просто возобновит свой журнал с записями, который забросил из-за поступления в Хогвартс. С «осторожно» тоже никаких проблем быть не должно. Гарри помнил свои ощущения во время необоснованной растраты сил и намеревался больше не терять головы и как-то дозировать воздействие. А вот как соблюсти тайну, он не знал. Прятаться в заброшенных классах запретил Ургхарт, а больше никаких укромных мест в замке не было. Придётся устраивать тренировки во время еженедельных посещений Больничного крыла. Пара часов в неделю – это мало, но всё же лучше, чем ничего. С посвящёнными же Гарри ждал неприятный сюрприз. В вечер того же дня, когда очнулся Нотт его позвала к себе мадам Помфри и, наложив на дверь кабинетика заглушающие заклятия, призналась, что включила в целительский заговор профессора Снейпа. С Гарри случился шок. Он даже сказать ничего не мог, только стоял столбом, глупо хлопал глазами, а потом заревел от обиды и разочарования. Мадам Помфри кинулась его утешать, но он отталкивал её, уворачивался от объятий и порывался выскочить из Больничного крыла, чтобы выплакать своё горе где-нибудь в укромном уголке. – Гарри, милый, послушай меня, – ценой невероятных усилий мадам Помфри всё-таки удалось усадить его в кресло и укутать своей шалью. – Я, как ты помнишь, связана Обетом и не могла сказать ничего, сверх того, о чём он уже и без меня догадался. Единственно, мне пришлось рассказать ему о Пьюси. Но пойми меня – Эдриан серьёзно болен, а никому в Хогвартсе, кроме меня и Снейпа, до этого нет никакого дела. Я, как целитель, не имею права скрывать от Северуса такую информацию, он отвечает за Пьюси. Я давала клятву Гиппократа, понимаешь? – Догадался? – всхлипнул Гарри. – Но как? – Северус очень умён, – вздохнула мадам Помфри. – Не обманывайся его несносным нравом. Это не сказывается ни на наблюдательности, ни на умении делать верные выводы. Снейп пришёл ко мне сам с просьбой защитить тебя. – Не верю, – упрямо мотнул головой Гарри, – он что-то задумал. Мадам Помфри только вздохнула: – Милый мой, так или иначе, помощь декана тебе понадобится. Вам нужно поговорить. – Я не хочу. Простите, пожалуйста, мадам Помфри, но я не верю профессору Снейпу. – Я не заставляю тебя довериться. Просто выслушай его соображения. В любом случае теперь и он связан клятвой. Можешь сам ничего не рассказывать, только выслушай его, хорошо? Гарри кивнул и под горестные вздохи медиведьмы поплёлся в палату. Нотт ещё не спал. Он внимательно посмотрел на зарёванного Поттера и негромко сказал: – Не ной, Поттер. Всего-то недельку не колдовать. Ты ещё легко отделался. Гарри невольно улыбнулся, вспомнив Дадли и его «Не ной!», и поблагодарил Тео за участие. Тот только фыркнул. Помаявшись минут пять, Гарри вздохнул, взял чистый пергамент, принесённый Гермионой, и начал было писать домой. Однако его мысли никак не хотели становиться буквами, и потому, помаявшись некоторое время, Гарри отложил недописанное письмо и принялся за дыхательные упражнения. Он привычно дышал на счёт, чувствуя, как смятение и страх уходят, и обида на мадам Помфри улетучивается без следа. – Значит, всё-таки менталист, – услышал Гарри и вздрогнул от неожиданности. Нотт лежал, заложив руки за голову, и с любопытством смотрел на Поттера. – Прости, что? – смутился Гарри. – Не что, а кто, – усмехнулся Нотт. – Маг разума. Менталист. Тот, кто умеет читать чужие мысли. Предупреждаю сразу, у меня хороший амулет, можешь опять надорваться. Гарри оторопел: – С чего ты взял? – Поттер, не считай людей глупее себя. Хотя, похоже, ты не совсем Поттер, да? Врождённый блок, упражнения по очистке сознания – как есть менталист. Ну и сладкоежка редкий. Сильный дар, похоже, тёмный. Не зря в тебя Пьюси вцепился, как клещ. Ему, должно быть, одному паршиво среди нас, глухих. Гарри пытался осмыслить сказанное, но у него не слишком получалось. – Пьюси же говорил, что я могу быть бастардом, – робко сказал он, желая оставить при себе хотя бы кусочек своей тайны. – Можешь, – пожал плечами Нотт. – А какая разница? Так и так ясно, что ты чистокровный. Станешь основателем нового рода, если не сваляешь дурака и не помрёшь молодым. – А чем чистокровный лучше полукровки? – мигом ощетинился Гарри. – Не лучше, а сильнее, – зевнул Теодор. – Но тебе нужна защита. Это только Снейп исхитряется тремя дарами владеть, а ты за себя постоять не сможешь. – Потому что сладкоежка? – буркнул недовольный Гарри, а затем с интересом спросил: – А Снейп тёмный маг? Похож. Нотт ржал минут пять. Он стонал, всхлипывал, закрывал лицо ладонями, обессиленно закатывал глаза и опять принимался ржать. Гарри растерянно хлопал глазами и чувствовал себя идиотом. – Ой, не могу, – наконец сказал Тео, утирая выступившие от смеха слёзы. – Теперь я понимаю, почему Тёмный лорд так рвался в учителя. – Прости, Нотт, – сказал Гарри решительно, – но я тебя не понимаю. – Снейп – полукровка, – назидательно поднял палец Тео, – а полукровки не могут получить тёмный дар. Это… – Это проклятие чистокровных, – вспомнил Гарри слова Сметвика и мысленно хлопнул себя по лбу. Точно, идиот. Мог бы сообразить и не позориться. – Кем, по-твоему, должен быть маг, – между тем неспешно продолжал Нотт, – который на морду Принц, по замашкам Принц, по способностям Принц и по фамилии Снейп? Воплощением Мерлина? Ясно, что не принятый в род полукровка. Да и скандал с изгнанием из рода его матери, Эйлин Принц, был громким, до сих пор помнят. Ошиблись только в одном, думали, что лорд Принц примет способного мальчишку назад в род. Обычная практика, кстати. Папаня до сих пор в недоумении, почему этого не произошло. – А обычно принимают? – Обычно принимают. Изгнанного родителя поддерживают деньгами, если он не был глуп и не восстановил против себя главу рода. А ещё внимательно проверяют способности его ребёнка, ведь дарами магии не разбрасываются. Бывает, что ещё мусор выметают после стихийного выброса такого вундеркинда, а глава рода уже переписывает завещание. – А изгнанника принимают? – Нет. Сейчас из рода изгоняют за то, за что ещё лет сто-двести назад тихо закапывали в подвале: убийства союзников и родственников, изнасилования подопечных и прочие непотребства. Раньше из рода изгоняли только предателей крови. А за остальное, – Нотт небрежно чиркнул себя пальцем по горлу, – объявляли, что, мол, драконья оспа пришла или бешеный гиппогриф случился. Как такого ублюдка назад принять? Учить тебя, Поттер, и учить. Гарри подумал. Вопросов появилось много, Нотт же принялся зевать и, похоже, утратил интерес к разговору. – А Снейп? – наконец робко спросил Гарри. – А Снейп покруче многих чистокровных оказался. Гениальный зельевар, отличный менталист и даже боевик неплохой. Такой вот светлый маг, – Теодор потянулся и осторожно перевернулся на бок. – Ещё и умный, сволочь. Или ты думаешь, он жив до сих пор, потому что спит с Малфоем? Хотя тоже способ, Малфои за своё чужие глотки рвут не раздумывая. Нотт хихикнул и похабно подмигнул Гарри. Поттер покраснел и швырнул в Тео подушкой. Тот небрежно поймал её и подпихнул себе под спину: – Папаня меня особо предупредил насчёт Снейпа. Он по-настоящему опасен, Поттер, причём вовсе не отработками в зельеварне. Он был любимчиком Лорда, а теперь к нему явно благоволит Дамблдор. Можешь себе представить, что за фрукт у нас в деканах. А ты каждые пять секунд нарываешься. Искал бы ты себе покровителя, Поттер. Или уже нашёл, а? Гарри вдохнул и выдохнул, унимая злость пополам со смущением, и тихо спросил: – Так почему Тёмный Лорд рвался в учителя? – Пошевели мозгами. Не принятый в род Мраксов полукровка, воспитанный у маглов сирота, артефактор, менталист – внимание, Поттер! – змееуст и опять же неплохой боевик… Ну же, думай! – Тёмный Лорд был светлым магом?! – В точку, Поттер. – Но змееуст?! Это же… – Это просто врождённая способность, как и твой блок, окрас магии на неё не влияет. Хотя у дамблдоровых сторонников, естественно, другое мнение. Не могут светлые маги грызться за власть, это неприлично, – Нотт невесело усмехнулся. – Добро обязано сражаться со Злом. Зло у нас было красивым, умным, обаятельным и носило приличные мантии сдержанных цветов – не подступиться. В ту пору единственным недостатком Лорда было родство с Мраксами. Мерзейшая семейка, без шуток, и все змееусты, как один. Их никто не любил, да и не за что было – выродившиеся твари, отбросы магии. Естественно, с подачи Министерства газеты прошлись по наследственности мистера Риддла и накрепко вдолбили обывателям, что Лорд – Мракс из Мраксов. Вот так, благодаря газетным статейкам, парселтанг попал в тёмные дары. Гарри поёжился, история получалась жуткая и очень, очень несправедливая. – Но учитель? – А был бы мистер Риддл профессором Хогвартса, как и собирался в юности – деканствовал в Слизерине, пугал учеников, снимал баллы с Гриффиндора, лаялся с директором насчёт прибавки к жалованью, отгонял влюблённых студентов от своих покоев – может, войны и не случилось бы. Вон, Снейп тоже вполне себе кандидат в Тёмные лорды. Кто знает, что он затеет, если останется без места? – засмеялся Нотт. – Но, Теодор… – Поттер, разговор о Лорде лучше оставить до выздоровления. И надо бы тебе поговорить со старшими парнями, мне отец пока не очень много рассказал, – серьёзно сказал Нотт. – Я понимаю твой интерес, но не могу и на половину твоих вопросов ответить. Парень ты башковитый, а я только драться умею хорошо. Давай подождём с этой беседой, договорились? Теренс у меня умница, он всё-всё тебе разложит по полочкам, обещаю. Гарри медленно кивнул, потёр свой шрам на лбу и всё-таки не утерпел, спросил: – А любовь к сластям чем плоха? Нотт опять заржал и укоризненно покачал головой: – Что за страсть к дележу на хорошее и плохое? Всё зависит от обстоятельств, умник. Вовремя облегчиться – это хорошо, а влезть впотьмах в говно – плохо. А ведь предмет один и тот же. Ты сладкоежка, потому что менталисты все налегают на сладкое. Боевики предпочитают мясо. Почти сырое, если сильно потратятся. Щитовики тоже мясо метут, и молоко ещё. Остальные по-разному, я не интересовался. Мадам Помфри должна знать, спроси у неё. – Я кажусь идиотом, да? – грустно спросил Гарри. – Ты и есть идиот, – фыркнул Теодор, – если намереваешься понять чужой уклад за полгода. Не торопись верить каждому. Ну, мне разве что. Гарри засмеялся, отобрал у Нотта свою подушку и принялся устраиваться на ночь.

***

Ни Гарри, ни Теодор не были поклонниками квиддича, и потому пополнение в Больничном крыле стало для них неожиданностью. Они явились все разом в субботу после обеда – хромающий на левую ногу Пьюси, хмурый Монтегю с багрово-чёрным синяком на пол-лица и скособочившийся Флинт, который через слово поминал Мордреда и его непростые отношения с древками квиддичных мётел. Не успели новоприбывшие обменяться приветствиями с Ноттом и Поттером, как в палату ввалились пострадавшие гриффиндорцы – близнецы Уизли, Алисия Спиннет и Кэти Белл. Оказывается, сегодня состоялся второй матч сезона. Гриффиндор, в ноябре разнёсший в пух и прах хаффлпаффцев, играл со Слизерином. Слизерин выиграл, но с минимальным разрывом, отчего оба Уизли тут же сцепились с Флинтом: – Не суди матч Снейп, вы бы вообще всухую пропёрли, уроды! Привет, Гарри? Как оно? Наш Ронни по тебе скучает! Гарри фыркнул, а Флинт взревел: – Ебал я вас обоих сучковатым поленом, мерзота рыжая! Чтоб вам сгореть, упыри вонючие, вам и капитану вашему, мудаку грё… – Мистер Флинт! – раздался строгий голос мадам Помфри. – Извольте придержать язык! Девочки, пройдите в соседнюю палату, сейчас я вами займусь. Мистер Нотт, проследите за мистером Флинтом! Господа Уизли – в кровати. Молча, будьте добры! Флинт охнул и с несвойственной ему торопливостью устроился на ближайшем к Нотту месте, кротко сложив огромные ручищи на груди: – Прощения прошу, мэм! Пере… это… перевозбу… э-э-э… пере-нерв-ни-чал, вот. Гарри захихикал, пряча лицо в ладонях. Пьюси мимолётно погладил его по плечу и занял соседнюю кровать. Этот жест не укрылся от близнецов, они серьёзно и внимательно посмотрели на Поттера. Кровати Уизли выбрали в стороне от слизеринцев, через проход на другом конце палаты. Монтегю, страдальчески кривясь нетронутой половиной рта, лёг на соседнюю с Флинтом койку, молча взмахнул палочкой, призывая больничную ширму, и отгородился от «гриффиндорского угла». – Больно? – сочувственно спросил Гарри, и тут же испуганно прикрыл рот. Как бы Монтегю не принял вопрос за злорадство. Судя по всему, челюсть у него была сломана, скуле тоже хорошо досталось. – Счастье, что не в висок, – вместо Монтегю ответил Пьюси. – Чудом на метле удержался. Снейп, конечно, штрафной назначил, но что с того штрафного? – Бладжер? – опять спросил Гарри. – Хрен там, бладжер, – тихо проворчал Флинт. – Бита. Суки Уизелы. Надо бы их по-тихому в коридоре выловить, а, Монти? Поттер закусил губу. Конечно, Монтегю засранец, да и мадам Помфри вот-вот подойдёт, но жалко-то его как! Флинт тоже очень нехорошо скрючился, пара рёбер точно сломана. Чем надо было треснуть, чтобы сломать рёбра чистокровному Мерлин знает в каком поколении? Гарри оглянулся на Пьюси, но тот погрозил пальцем и строго сказал: – Не смей! Ты ещё нездоров! – Но… – Поттер! Тут дверь приоткрылась, и в палату бесшумно проскользнул Малфой. Он неодобрительно поджал губы и проворчал: – Разлеглись, неудачники. Двадцать очков разницы, это с пойманным-то снитчем! Здравствуй, Гарри! Как ты себя чувствуешь? – Уебу к мантикорам, дрыщ белобрысый! – мигом встрепенулся Флинт. – Что бы ты понимал в квиддиче, мозгляк чернильный! – Привет, Малфой, – пробормотал Гарри. – Что там произошло? – О! – Малфой изобразил pater`a, снисходительно аплодирующего вульгарной певичке Селестине Уорлок. – Это было великолепно! Завтра же окуну Шляпу в кислоту и заставлю перевести меня в Гриффиндор! Какая грация! Какая тактика! Отныне Вуд мой идеал! Монтегю закатил глаза, а Флинт побагровел и, постанывая, приподнялся на локте: – Бля, Хорёк, ты допрыгался! – Нет, троллья рожа, это ты допрыгался. Стоило Вуду чмокнуть тебя в щёчку, как ты тут же чуть не слил матч. А если он пожелает задницу подставить, ты ему кубок в зубах приволочёшь? Нотт изумлённо воззрился на мигом сдувшегося Флинта: – Оп-па! А что я пропустил? Да хрен на дурацкий кубок, Марк! Наконец-то тебе кто-то согласился дать бесплатно! Ну, почти. Малфой согнулся в приступе хохота, Пьюси молча затрясся, уткнувшись в подушку, а Монтегю стремительно выписал в воздухе огненно-золотистыми буквами: «Ослы, мне больно смеяться!» У Маркуса сделалось настолько несчастное лицо, что Гарри перестал хихикать, сполз со своей кровати, обошёл Нотта и присел в ногах у Флинта: – Не слушай их, это они от зависти. Расскажи сам. – Да что рассказывать? – вздохнул Флинт. – Сразу всё наперекосяк пошло. Выходим, значит, на поле, и тут придурок Вуд бросается мне на шею и талдычит: «Мы же маги, Флинт, мы же маги». Чего хотел, убей Салазар, не пойму. Отпихнул я его, понятно, да послал с гиппогрифами сношаться. А сам смекаю, не к добру это. Уже в воздухе допёрло – они от Снейпа в судьях забздели. Ловец их сразу в облака усвистал, он новенький. Ричи Кут – мелкий, что твой пикси. – Это из которых Кутов? – заинтересовался Нотт. – Что в аврорате отираются или из зельеваров? – Аврорские, ясен пень, в Гриффиндоре-то! Ну, Айзек Кут, который у Эйнара в Хогсмиде коронером служит. Так это его дядька. О чём я? Ага, ловца они убрали от бладжеров, и давай по полю носиться. Ну, первым делом Уизелы Монти битой отоварили – он у нас самый юркий. Как бы нечаянно, твари. Так что мы сразу всего с двумя охотниками остались. Потом Блетчли, придурок, подряд три квофла пропустил, а когда четвёртый отбивал, шарахнулся башкой об кольцо. На метле усидел, но полматча, считай, не помнит. Его мадам Помфри сразу в Мунго наладила. Так что Боул с Дерреком сегодня в героях – они и бладжеры отбивали, и квофл. Тери Хиггс тоже помогал, как мог – крутился в свалке, на себя бладжеры отвлекал, я думал, и без ловца останемся. Хорошо, снитч понизу летел, Хиггс его и взял сразу. А так, хрен знает, как бы сложилось. И Снейп ещё, сука… Прости, Малфой, но сука же! – Неужто грифферам подсуживал? – Если бы. Честный больно. За каждым ебуком игру останавливал. Только прищучишь кого – хлоп! – на исходную. Мы сегодня с Вудом ручкались раз сто, наверное. Чего я ему пальцы, блядь, не сломал в очередном рукопожатии-то? – Кошмар, короче, – вынужден был признать Малфой, – со стороны казалось, что вам конец пришёл. Я чуть голос не сорвал. Правда, с Кутом смешно вышло. Хиггс снитч поймал, Джордан результат объявил, Маркус Вуда пнул – от радости, видать – и только тут до Кута дошло, что пора бы спуститься. Так и порхал в горних высях всю игру, мотылёк. – Пиздец, – подытожил Нотт. – Три бойца по койкам – погонялись за мячиком. Кретинская игра. – И Монти, – прогудел Флинт. – Не, я Уизелов подловлю где-нить. И покалечу. – Монтегю не мой, – пожал плечами Нотт. – Пусть веселится. – Так, молодые люди, – мадам Помфри подошла совершенно бесшумно, – хватит разговоров. Займите свои места, будем смотреть, что с вами. Гарри, милый, принеси, пожалуйста, из кабинета ящик с зельями. Мистер Малфой, а вы что здесь делаете? – Уже ухожу, мадам Помфри, я Гарри зашёл проведать. – Вечером, мистер Малфой. Можете зайти вечером. – Благодарю, мэм. До свидания. Он шустро подхватился с кровати Поттера, метнул грозный взгляд на Пьюси, показал язык Нотту и средний палец Флинту. «Хорёк!», – хором выдохнули трое обласканных, а мадам Помфри решительно указала на дверь. Уже перед самым выходом Малфоя что-то легонько стукнуло в затылок и свалилось под ноги. Это оказался небрежно свёрнутый кусочек пергамента. Драко, не оборачиваясь, призвал его и, выйдя в коридор, развернул. В записке значились приметы тайника с выпивкой. Семь орфографических ошибок и корявый почерк не оставляли никаких сомнений в авторстве послания. «Как скажешь, капитан, – ухмыльнулся про себя Малфой. – Твой будущий ловец рад оказать небольшую услугу». Драко чинно двинулся по коридору и через пару минут столкнулся с Лонгботтомом и лохматой грязнокровкой. Недотепистый внучок Чокнутой Августы набычился и придержал за рукав мантии свою подружку. Малфой одарил парочку любезной улыбкой и сказал: – Если вы собрались проведать Поттера, то к нему пока не пускают. Мадам Помфри лечит раненых игроков, и ей некогда принимать посетителей. Она разрешила прийти вечером. Честь имею, мисс Грейнджер. До свидания, Лонгботтом. Он удалился танцующей походкой и расплылся в насмешливой улыбке, услышав за спиной громкий шёпот грязнокровки: – Вот видишь, Невилл, он не так уж и плох.