В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

– Гермиона, мы должны тебе кое-что рассказать, – потерянным голосом пробубнил Невилл. Рон тяжко вздохнул и скривился, он был против того, чтобы вываливать на подругу все новости разом, да ещё за праздничным столом в Большом зале. Лонгботтом отчасти понимал его – подобные беседы следовало бы вести наедине. Но полные горечи слова Поттера о «шутках над грязнокровками» жгли ему душу все каникулы, и он больше не мог терпеть ни минуты. Так получилось, что поездом в школу добиралась одна Гермиона. Рональд с братьями на каникулах оставались в Хогвартсе, а сам Невилл прибыл из дома камином в сопровождении бабушки – у той было какое-то важное дело к директору Дамблдору, она воспользовалась оказией и взяла внука с собой. Директор ласково улыбнулся Невиллу, угостил конфетами и отправил в гриффиндорскую башню: – Вижу, вам не терпится встретиться с друзьями, мистер Лонгботтом. Ступайте, я понимаю, молодым ничуть не интересны стариковские разговоры. Вообще-то Невиллу эти разговоры были очень интересны. Пару дней назад мэнор навестил мистер Гамп, и они с бабушкой в очередной раз поскандалили из-за больничных счетов. Сипение мистера Гампа злило Невилла, он по-уизлевски стискивал кулаки и едва удерживался, чтобы не нагрубить жадному старикашке. Но дедов душеприказчик одной из своих ехидных реплик натолкнул Невилла на интересную мысль – профессор Дамблдор был близко знаком с достопочтенным Фламелем, а значит, мог попросить того поделиться чудесным эликсиром. Наверняка трёх-четырёх капелек хватило бы вылечить папу и маму! Дождавшись ухода мистера Гампа, взволнованный Невилл поделился своими соображениями с бабушкой. Та грустно усмехнулась и потрепала его по голове: – Дело нелёгкое, внук. Фламель, закусай его мантикора, шестьсот лет ни с кем и ничем не делился, упырь. Но идея хороша – посмотрю, что можно сделать. Теперь младший Лонгботтом от души надеялся, что важные и секретные переговоры бабушки и профессора Дамблдора касались именно фламелевского эликсира. Он медленно плёлся в башню по непривычно безлюдным коридорам Хогвартса, одолеваемый смутной надеждой на скорое выздоровление родителей. А ещё его мучило чувство вины перед Гермионой Грейнджер. Поттер трижды прав – друзьям нельзя врать. Невилл непременно написал бы ей покаянное письмо, но на каникулах Гермиона собиралась уехать во Францию. Сова Лонгботтомов была старовата для полётов за пролив, письмо наверняка не дошло бы. Рональд стиснул его в крепких объятиях: «Наконец-то, а то я чуть не свихнулся один!» – и потащил в пустующую покуда спальню. – Чтобы близнецы не подслушали, – сказал он и от души хлопнул Невилла по плечу. – Рассказывай, как отдохнул. Рассказывать было не о чем. Они с бабушкой всего разок выбрались в Косой переулок, да после Рождества устроили вечер для бабушкиных друзей. Из именитых гостей присутствовала только Амелия Боунс, профессор же Дамблдор прислал письмо с извинениями. Остальное время Невилл спал, бесцельно слонялся по дому и часами сидел у камина. Кто-нибудь другой непременно соскучился бы, а Невилл был почти счастлив. В тишине и одиночестве он отдыхал от гнусных малфоевских насмешек и придирок Снейпа, от нескончаемого галдежа в гостиной и кривляки Браун с её злоязыкой свитой, от отработок у Филча и надоевшей до колик зубрёжки. Ни одного эссе за десять дней – это ли не счастье! Честно сказать, от друзей Невилл тоже отдыхал. Энергичные и безапелляционные Рон и Гермиона выматывали его, каждую минуту заставляя чувствовать себя неуклюжим рохлей без капли мозгов. Однако в этом Невилл боялся признаться даже сам себе. Всё-таки ребята его друзья, и то, что своими поступками они частенько напоминали дядю Элджи, – просто совпадение. Поэтому Лонгботтом смущённо улыбнулся и принялся расспрашивать о Роновом житье. – Тоска! – махнул рукой тот. – Одна радость, Снейпа куда-то дракклы унесли на все каникулы. А Поттер дуется, ни полсловечка мне за всё время не сказал. В «Пророке»-то трепался как под Веритасерумом, а тут молчит и нос дерёт. – Мы сами виноваты, Рон, – Невилла опять принялась грызть совесть. – Он же подумал, что мы к нему относимся как слизеринцы. Нужно во всём признаться Гермионе и попросить у Гарри прощения. А ещё я хотел ему рассказать одну тайну. – А мне? – И тебе тоже. Ты же умеешь хранить тайны? – Лонгботтом, – прищурился Рон, – уж не обозвал ли ты меня треплом? Невилл сконфузился и почти прошептал, краснея: – Нет, что ты, я ничего такого даже не думал. Рональд кивнул и принялся деловито рыться в шкафу в поисках школьной мантии – скоро должен был прибыть Хогвартс-экспресс. Первый ужин после каникул считался праздничным, следовало одеться прилично. – Я в штаб мебели натаскал. И даже кресло нашёл почти целое. К Хагриду ходил, но он ничего нового не рассказал. С Клыком бегал по снегу – ух, и здорово! А ещё Коросту выгуливал по замку, а то бедный зверёк тут засиделся. Коростой звали фамильную уизлевскую крысу – она досталась Рону от Персиваля, когда тому родители купили сову. Крыса была жалкая и противная на вид, но необыкновенно живучая. Рональд хвастал, будто она живёт в семье уже больше десяти лет. Преклонный возраст подарил Коросте несвойственную крысам степенность, а необходимость общаться с Уизли – удивительное чутьё на неприятности. Как только Рон или близнецы задумывали какой-нибудь эксперимент, крыса чудесным образом исчезала из запертой клетки и находилась немного погодя, когда экспериментаторы теряли запал. Ещё Короста любила вкусно покушать, и одно время Рон даже повадился таскать её в Большой зал. Конец крысиному гурманству положил Поттер – он прочитал впечатляющую лекцию о грызунах как о переносчиках заразы и виновниках Великой лондонской чумы. Под прицелом полусотни слизеринских палочек Короста обгадилась и спряталась за пазухой багрового от гнева и смущения Рональда. Больше Рон крысу из спальни не выносил. Да Короста и сама не горела желанием испытать свою живучесть, большую часть дня она мирно дрыхла в постели у Рона. Невилл незаметно скривился. Ему тоже страшно не повезло с фамилиаром. Бабушка подарила внуку жабу Тревора, хотя сам Невилл предпочёл бы что-нибудь менее экзотическое и более пушистое. И ладно бы проклятое земноводное спокойно сидело в переноске, но оно всё время норовило удрать. Невилл с лёгкой душой помог бы ему затеряться (желательно, в Запретном лесу), кабы не бабушкина убеждённость, будто жабы умеют отводить от хозяина лёгкие сглазы и проклятия лучше всяких амулетов. Леди Августа регулярно справлялась о самочувствии Тревора, и Невилл опасался, что малейшее жабье недомогание спровоцирует бабушку на скандал по поводу покушения на наследника Лонгботтомов. Жабу полагалось носить с собой, но Невилл предпочитал держать её в спальне – проклятия то ли будут, то ли нет, а насмешек он уже выслушал предостаточно. Рональд рассказал ещё парочку новостей, описал рождественский пир, пожаловался на проделки дуреющих от скуки близнецов, запер Коросту в клетку и потащил Лонгботтома в холл – встречать Гермиону. – Только ты сразу всё не выкладывай, – озабоченно сказал он, – эдак осторожно, между прочим. И потом, мы ничего плохого не хотели. Невилл согласно кивал, но понимал, что осторожно признаться в обмане не получится. Гермиона умна, сразу догадается о недосказанном, и тогда получится, что они соврали дважды. В холле уже стояли Поттер и Снейп, и при виде последнего Невилл непроизвольно попятился. Чёрная-пречёрная мантия, скрещённые на груди руки, недовольно поджатые губы, нахмуренные брови – того и гляди заработаешь три тролля, минус сто баллов и отработку на месяц. – Иди уже, – едва слышно пробормотал Рон, – авось не покусает. Бери пример с Поттера, стоит, как под сенью Мерлина. Ишь, лыбится. – Так он герой, ему положено, – нервно хихикнул Невилл, мысленно воззвал к Годрику и сумел-таки выдавить: – Д-добрый вечер, профессор Снейп. Здравствуй, Гарри. Рон тоже кое-как поздоровался и, схватив Лонгботтома за руку, утащил того за одну из массивных колонн. – Кончилось счастье, – переведя дух, мрачно заявил он. – Соскучились по флоббер-червям, мистер Лонгботтом? Вот и я не слишком. А Поттер-то, видал, как зыркнул? Невилл тяжко вздохнул: – Мы виноваты, Рон, ничего не попишешь. – А я не смог бы все каникулы дуться. Слизень, чистый слизень. Невилл пожал плечами. Он и сам был не слишком отходчив, мог неделями вновь и вновь проговаривать про себя ответы на обидные слова, раз от раза всё более хлёсткие и ироничные. Осталось только научиться делать это вслух и не спустя три дня после ссоры. Хорошо Уизли с его дивной способностью забывать невзгоды едва ли не на следующее утро, а они с Поттером таким счастьем обделены. Тяжёлая двустворчатая дверь распахнулась, и весело галдящая толпа студентов хлынула в холл. За рослыми старшеклассниками разглядеть маленькую фигурку Грейнджер было нелегко, и Невилл с Роном вышли из-за колонны и принялись всматриваться в проходящих мимо студентов, то и дело здороваясь со знакомыми. Наконец они увидели Гермиону – их подруга шла в одиночестве, уткнувшись в раскрытую книгу. Рон закатил глаза, а Невилл улыбнулся и заступил ей дорогу: – Добро пожаловать, мисс Грейнджер! – Ой! Здравствуй, Невилл! А я беспокоилась, что тебя нет в поезде. Привет, Рон! А где Гарри? – Вон, с Хорьком лижется, – скривился Рональд и невежливо ткнул пальцем в сторону слизеринцев. – Рон, – укоризненно сказала Гермиона. – Драко просто пожал Гарри руку. Пойдёмте, я тоже поздороваюсь с ребятами. Невилл с Рональдом переглянулись и слегка отстали. Как только Малфой поймёт, что Гарри сердит на них, выходить из гостиной станет попросту опасным для жизни – проклятый Хорёк был мастак на пакости исподтишка. – Ну всё, – буркнул Рон, – надо сдаваться Фреду и Джорджу, иначе житья нам не будет. – Сами справимся, – набычился Невилл, внезапно озлившись. – Подумаешь, какая-то гадина прилизанная. – Ага, – фыркнул рыжий, передёрнув плечами. – Забыл, как до гостиной прыгал, когда тебе эта гадина ноги склеила? Или когда на зельеварении в моём котле твой учебник очутился? Да Малфой это был, больше некому. Ну ясно, что не попался, эта скотина никогда не попадается. Как говорит Грейнджер, надо смотреть на вещи реально – сучий Хорь всё обстряпает так, будто мы сами дураки. Невилл залился краской. Малфой действительно был горазд на изощрённые подлости. Заклятие склеивания ног снималось обычной Финитой, но Хорёк для начала наградил свою жертву Силенцио. Немота спала, едва Невилл кое-как допрыгал до гостиной, и весь Гриффиндор уверился в тупости младшего Лонгботтома – мол, дурачок не смог отменить простенькие чары. Противная Браун хохотала, всплёскивая руками, а хмурая Гермиона грозилась пойти в библиотеку и «как следует поговорить» с белобрысым мерзавцем. Поговорила, а как же. Заявилась перед отбоем – пальцы в чернилах, гора справочников в руках и мечтательная дымка во взоре. – Привет, Гарри! – донёсся звонкий голос Гермионы. – Добрый вечер, Драко! Как прошли каникулы? Малфой, ты бессовестный грубиян. Гарри, нельзя бить человека за неудачную шутку. Извинись немедленно! Лонгботтом и Уизли обречённо переглянулись и поплелись в Большой зал, слыша, как проклятый Хорёк несёт всякую чушь о «настоящей ночи Йоля» и «священном дереве Иггдрасиль», а Гермиона охает и ахает, принимая дурацкие байки за чистую правду. – Надо будет обязательно рассказать Гермионе, – мрачно пробормотал Невилл, – что именно крещёные предки Малфоя перебили всех, кто этот несчастный Йоль праздновал. – И что-то Поттер не вопит про чистокровную суку Малфоя, дурящего несчастных маглорождённых, – хмыкнул Рон. – Дерево, мать его, Иггдрасиль! Вот что, Невилл, срать мне на Фламеля – я ни в чём признаваться не буду. Не знал я его, и знать не хочу. И тебе не советую – пусть наш умник сам выкручивается, правдолюб хренов. – Скандал будет, – с тоской сказал Невилл, оглядываясь на заливающегося соловьём Малфоя, счастливую Гермиону и улыбающегося Поттера. – Ну и будет, – пожал плечами Рон. – Да, дураки мы, не знаем никакого Фламеля, что с нас взять? Дешевле выйдет, точно тебе говорю. – Посмотрим, – пробормотал Невилл и покраснел. Он боролся с собой всю дорогу до Большого зала, особенно когда услышал за спиной хрипловатый голос Нотта: «Ты его, Поттер, не слушай. Мы нормальные маги, а не друиды эти чокнутые, и отмечаем Рождество. Кто прирождённый сказочник? Хорь у нас прирождённый брехун. Хотя язык у него нужным концом к глотке привязан, что да, то да». Получается, даже агрессивный псих Нотт просвещает Гарри о реальном положении дел в магическом мире, а он, честный гриффиндорец… «Расскажу! – подумал Невилл с угрюмой решительностью. – И Гермионе о Фламеле, и Гарри о Пророчестве. И будь что будет. Я сильный, я справлюсь». Поэтому, когда они дошли до Большого зала и уселись за стол, Невилл собрал всю свою храбрость и, запинаясь, проговорил: – Гермиона, мы должны тебе кое-что рассказать. – Ребята, я нашла Фламеля! – звенящим от радости голосом сказала Гермиона. – Ой, прости, пожалуйста, Невилл, я тебя перебила. – Грейнджер, что за манеры, – раздался за спиной недовольный голос Хорька. Оказывается, они сели спина к спине со слизеринскими приятелями Поттера, и разделял их лишь узкий проход между столами. – Вопишь, как баньши. Где ты могла встретить Фламеля, несчастная? Он не зря слывёт затворником. – Малфой, уймись, – осадил его Гарри. – И где же ты его нашла? – На карточке от шоколадной лягушки, представляете? – Гермиона торжествующе улыбнулась. – Мне попалась карточка с профессором Дамблдором, а на обороте упоминалось о его совместных работах с Фламелем, знаменитым алхимиком. Знаменитым! Значит, сведения о нём обязательно должны быть в библиотеке. – Грейнджер, – сказал Хорёк насмешливо, – временами я завидую устройству твоей головы, честное слово. – Спасибо, Драко, – порозовела довольная Гермиона. – Мне очень приятно. – Обращайся, – заржал Малфой и отвернулся. Невилл в отчаянии прикрыл глаза. Теперь его признание и вовсе будет настоящим издевательством. Но настоящие гриффиндорцы не врут друзьям, и Невилл не будет. – П-послушай, Гермиона, – начал он робко, – мы тут… Знаешь, я подумал… В общем, мы с Роном… – Пупсик, хватит мямлить, – перебил его Рональд и угрюмо признался: – Гермиона, мы тебя обманули. Мы с самого начала знали, кто такой Фламель. У нас его все знают.

***

«Гермиона заплакала, а я от неожиданности, естественно, натворил дел. Но я даже предположить не мог, что эти придурки устроят сеанс покаяния прямо в Большом зале. Директор может мной гордиться – оказывается, я почти дословно запомнил все его речи о верной дружбе и втором шансе», – Прытко пишущее перо замерло, повинуясь мысленной команде, а Гарри взглянул на пергамент и поморщился. – «Правда, заимствованной мудрости мне не хватило. Пришлось напрячься и «поправить настроение» всем троим, иначе этот балаган никогда бы не закончился. В результате гриффиндорское трио воссоединилось, а я опять сильно потратился. В гостиную меня тащил Боул, а Малфой с Пьюси хором шипели на меня и переругивались между собой». Гарри вздохнул и мысленно велел перу остановиться. Сначала Люциан слегка поддерживал его под руку, а сам Гарри изо всех сил старался идти прямо и не шаркать ногами. Дойдя до коридора, ведущего в подземелья, Боул оглянулся по сторонам, рявкнул: «Да заткнитесь уже, парню и без вас хреново» и понёс Гарри на руках, как девчонку. – Блядь, Поттер, – бурчал он, легко пресекая слабые попытки Гарри вывернуться из объятий, – какого хрена ты туда полез? Люди имеют право поскандалить в своё удовольствие, грех мешать им в такой момент. Малфой, у тебя зелья есть какие-нибудь, или идти декану сдаваться? – Зелья есть, но декану так и так сдаваться, – с досадой сказал Малфой. – Вдруг это серьёзно? Поттер, лучше я тебя сам убью! – Может, к мадам Помфри? – спросил Пьюси. – Он только что оттуда, – отмахнулся Малфой. – И потом, как ты объяснишь его состояние? Виноватыми получаемся мы. Слышишь, Поттер? По твоей милости, из-за какой-то пустячной размолвки между гриффиндорскими недоумками, теперь хлопот полон рот у множества достойных людей. – Я не просил вас о помощи, – просипел Гарри упрямо. – Грейнджер тебя тоже ни о чём не просила, – голос Малфоя звенел от злости, и Гарри вдруг овеяло горячим ветерком, – но ты зачем-то кинулся спасать её никчёмное самолюбие. Теперь и я хочу побыть героем. – Малфой, заткнись! – Люциан резко остановился и недоумённо оглянулся. – Что это сейчас было? – Спокойно, Люк, – усмехнулся Пьюси, – это наша белобрысая светлость бесится. Видно, повезло от Блэков способность к невербалке заполучить, вот и рисуется, где надо и не надо. – Точно, мы же видели тогда, на дуэли, как ты Монти невербальным Секо гонял, – кивнул Боул сам себе. – Аккуратней, а то ляжешь рядом с Поттером, – он перехватил свою ношу поудобнее и тяжко вздохнул: – Малфой-боец, офигеть. Куда только мир катится? Пьюси непонятно хмыкнул и показал Хорьку средний палец. Тот зло оскалился, но промолчал. Боул дотащил Гарри до самой кровати и велел вызвать домовика: – Молоко, печенье, пижама и лежать смирно! Под тихие причитания Динки Поттер кое-как дополз до душевой и врубил горячую воду, чтобы прогнать противный озноб. После душа стало полегче, даже тошнить перестало. Правда, ненадолго – в спальню ворвался злющий Снейп. – О чём вы думаете, Поттер? – Ни о чём, – честно признался Гарри и тут же понял, какого свалял дурака. – Я догадывался об этом, – ласково сказал декан, и у героя-самоубийцы затряслись поджилки. – Для раздумий, мистер Поттер, нужен мозг. По возможности, неповреждённый. Гарри зажмурился, ожидая, что Снейп, по своему обыкновению, разразится язвительной речью, но тот присел на край кровати и спокойно спросил: – Вас знобило? Гарри кивнул и осмелился открыть глаза. – Сейчас я наложу диагностическое заклинание, не пугайтесь. Готовы? Поттер опять кивнул и понаблюдал за сосредоточенным Снейпом. «А ведь он совсем молодой, – подумал Гарри внезапно. – Морщин нет, и руки красивые. И глаза. Чёрные-пречёрные, я таких ни у кого не видел. Радужка по цвету сливается со зрачком, а оттого непонятно, куда он смотрит. Инопланетянин». Он нервно хихикнул, представив декана в серебристом комбинезоне с бластером наперевес. – Я счастлив, мистер Поттер, что сумел развеселить вас, – и Гарри опять съёжился, вспомнив, что Снейп управится с кем угодно без всякого бластера. Слизеринцы были высокого мнения о боевых навыках своего декана и считали его опасным противником. – Порадуйте и вы меня. Обещайте, что никогда не будете ментально воздействовать на людей без их осознанного на то согласия. – Я… Профессор Снейп, – Гарри покраснел, – простите, пожалуйста, я не знал, что это ментальное воздействие. Честное слово, я больше не буду. – Мистер Поттер, – вздохнул декан. – О ваших возможностях и их пределах пока рано говорить. Но уже ясно, что неким талантом вы обладаете, причём, с большой долей вероятности, именно в сфере магии разума. Будьте осторожны, прошу вас. Люди прощают почти всё, кроме вторжения в собственную голову. Гарри покаянно опустил глаза, ему было стыдно и хотелось разреветься. – На сей раз обошлось, – Снейп встал и взмахнул палочкой, призывая небольшой чёрный чемоданчик, – вы легко отделались. Завтра к утру должны отлежаться, небольшая слабость может присутствовать до вечера. Если почувствуете себя хуже, немедленно отправляйтесь в Больничное крыло. Всё понятно? Гарри торопливо закивал, а Снейп достал из чемоданчика два фиала с зельями и велел выпить их. Поттер хотел было признаться, что зелья на него почти не действуют, но постеснялся. Он покорно проглотил противную жидкость и поблагодарил за заботу. Декан смерил его нечитаемым взглядом и сухо попрощался. По-хорошему, зелья надо было споить Малфою, тот ещё долго не мог уняться и непрерывно бурчал что-то о недобитых героях, тупоголовых идиотах и прочих любителях переть на рожон. Заткнул его Нотт своим излюбленным способом. Поцелуем. Пока опешивший Малфой тёр щёку, Теодор вручил ему полотенце, развернул за плечи и пнул коленом пониже спины: «Задрал истерить, Хорёк. Иди, охолонь». Крэбб и Гойл ушли вместе с Драко, а Блейз, размахивая руками и путая английский с итальянским, принялся укорять Тео в грубости и чёрствости. Гарри внезапно стало смешно: – Хочешь, чтобы он тебя тоже поцеловал? Ничего особенного, мне не понравилось. Блейз смутился, пробормотал что-то невразумительное и спрятался за опущенным пологом своей кровати. Гарри расхохотался. – Я предполагал, Поттер, – ухмыльнулся Нотт, – что ты та ещё штучка. Чего лыбишься? С зелий повело? Мой тебе совет – иди к Снейпу и рассказывай о себе, как на духу. Разговаривать с тобой сейчас без толку, но знай – у меня для тебя много новостей. Заснуть сможешь, или будешь всю ночь веселиться? Гарри опять засмеялся, потому что Тео был очень милый и забавный, хихикая, выслушал прочувствованную ругань явно обеспокоенного Нотта и внезапно уснул.

***

«Наутро было стыдно, особенно перед Блейзом, – волшебное перо опять легко порхало по бумаге. – Чуть не умер, честное слово. Счастье, что чистокровки ко всему привычны, особенно к капризам своих младших. Поэтому Теодор и Драко дружно махнули рукой на подвиги, совершённые мной накануне. «Мерлин с тобой, – сказал вредный Хорёк. – Грейнджер так Грейнджер. Надеюсь только, ты на ней не женишься». «Отвали от парня, Малфой, – одёрнул его Тео. – Ещё неизвестно, кого ты сам приведёшь в дом». Я покраснел, брякнул в ответ что-то гадкое, мол, женилки ещё не отросли. А потом сбежал в умывальни, чтобы не веселить парней своим смущением. По дороге я встретил Забини и попросил прощения за своё бессовестное веселье. Оказалось, что Блейз тоже ничуть не обиделся. «Гарри, – сказал он, и лицо у него было встревоженное, – почему ты не предупредил Снейпа о нетипичном действии зелий на тебя? Обязательно сознайся, и не принимай больше ничего без консультации мадам Помфри!» Я пообещал непременно осчастливить декана известием о своей абсолютной тупости в его предмете – мне не даётся не только варка зелий, но и их употребление. Забини улыбнулся и похлопал меня по плечу: «Пусть знает, что смерть он, может, и закупорит, а вот с тобой придётся повозиться». Ещё меня беспокоило состояние Гермионы. Я летел на завтрак со всех ног, проверить, как она себя чувствует. Успокоить я её успокоил, а вот хватило ли этого до утра? Зря бежал. Грейнджер, Уизли и Лонгботтомом как ни в чём не бывало уплетали дурацкую овсянку, а прочие грифферы во главе с Маккошкой смотрели на меня, будто я не я, а раскаявшийся Слизерин». Поттер нахмурился и опять остановил перо. Он сам не знал, зачем решился вести личный дневник, писанины и без того было навалом. Кроме подготовки к занятиям, он активно переписывался со всеми участниками целительского заговора, строчил обстоятельные послания домой, вёл три «лабораторных журнала», а ещё записывал лекции Роберты Уилкис и её подруг. Последние, правда, больше напоминали спецкурс по магическому рукоделию и домоводству, но Гарри не привередничал – Мерлин знает, где и как ему придётся жить после Хогвартса, а умение обиходить себя самостоятельно всегда ценилось и у магов, и у маглов. Не заполучи Гарри в подарок волшебное перо, правая рука у него отнялась бы задолго до пасхальных каникул. Пользоваться этой замечательной вещью было нелегко. Прытко пишущее перо исправно записывало все его мысли, а потому в первый день Гарри немало повеселился, читая бессвязный бред, записанный красивым разборчивым почерком. Оказывается, думать так, чтобы на пергаменте излагался худо-бедно последовательный рассказ, нужно было особым образом: ясно, чётко, предельно сосредоточившись на передаче мыслей под запись. Малейшая потеря контроля сводила на нет все предыдущие усилия. Помогла ему мадам Помфри. «Для начала проговаривай текст вслух, – посоветовала она. – Тоже не самое лёгкое дело, но помогает исключать совсем уж посторонние мысли, а заодно развивает речь». Через неделю Гарри кое-как наловчился диктовать перу, беззвучно шевеля губами. Мысленные же команды ему пока не давались. «Ребёнок, – всплёскивала руками мадам Помфри, – это перо одно из самых дорогих, оно предназначено для мастеров разума. Не гневи Мерлина, твои успехи просто поразительны». Сам Поттер особых успехов не заметил, но факты оставались фактами: перо экономило время и силы, а Гарри между делом учился сосредоточиваться на конкретной задаче и подавлять посторонние чувства. Дороговизна подарка, кстати, очень смущала Гарри, но Хорёк был непрошибаем: «Отцепись, Поттер, мы не помолвку разорвали, чтобы подарки возвращать. Кстати, надо бы тебе хороших блокнотов заказать, а то карябаешь на каких-то огрызках». От блокнотов Гарри отказался наотрез – слово «помолвка» по-прежнему пугало. Кроме того, блокноты не поместились бы в кошель Карлуса Поттера. «Огрызки» же прекрасно сворачивались в трубочки и в таком виде прятались в бездонных глубинах серебристого кошелька. Сохранность тайны беспокоила Гарри намного больше, чем внешняя презентабельность записей. Тайн же у Поттера-Дурсля собралось столько, что одно их перечисление могло вогнать в тоску дементора. Самой заветной была тайна о мнимом сиротстве Гарри. Действительное положение дел знали только участники целительского заговора, и Поттер был готов на многое, чтобы прочие маги навсегда забыли о существовании его приёмной семьи. Он даже преодолел робость, щедро разбавленную глухой неприязнью, и поговорил со Снейпом о магических способах поиска нужного человека в магловском мире. Декан идиотом не был, а потому мигом сообразил, зачем Гарри понадобились эти сведения. «Забудьте, мистер Поттер, – скривившись, обронил он. – Найти можно кого угодно и где угодно. К тому же я не уверен, что Петуния согласится прятаться. Помнится, в девичестве ваша тётка была весьма упряма». Гарри хотел обидеться за маму, но передумал. Снейп, по большому счёту, был прав. Какой бы мягкой и слезливой ни казалась Петуния Дурсль, но она без всякой помощи со стороны вырастила тёмного мажонка в магловском доме. Упорства маме и впрямь не занимать. Существование ментального блока и знание парселтанга в тайне удержать не удалось, но о прочих своих способностях Гарри помалкивал в тряпочку. Сметвик не уставал напоминать, что тёмный дар не шутка и может стоить жизни. «Испуганные маги, – писал он, – становятся тупее троллей и злее оборотней. А твой дар необычен даже по меркам волшебников. И слишком, слишком силён. Умоляю, Гарри, сиди тихо. Будем живы, разберёмся». Гарри не понимал, чем сведение синяков или заживление порезов может напугать и расстроить волшебников, но предпочитал не проверять на практике. Двухсекундный разговор со змеёй, например, вылился в скандал с «сыном Лорда». Хотя что интересного могут рассказать змеи тому, кто не понимает прелестей охоты на мышей и ящериц? А вот поди ж ты, за спиной перешёптываются до сих пор. Поэтому, как ни жалко было покалеченную квиддичную команду после особо удавшихся тренировок, Гарри крепился и с непрошеной помощью не лез. К тому же его сомнительные таланты нуждались в серьёзной проверке – случай с троллем ясно показал, что с лечением запросто можно перестараться. Детские методы исследования не слишком годились, нужен был взгляд со стороны. Помощник отыскался неожиданно – Пьюси всерьёз вознамерился развить у Гарри ментальный дар. Эдриан решил, будто жестокие маглы сумели запугать Поттера настолько, что тот сам купировал свои способности. Так Гарри обзавёлся очередной тайной и начал, вернее, продолжил первый «лабораторный журнал». Пьюси был смышлёным парнем и, как он сам говорил, немало нахватался, путешествуя по чужим головам. Однако в случае с Гарри он довольно быстро зашёл в тупик. «Ты не выдал ни одной типичной реакции, – наконец заявил Эдриан. – Что-то от мозголома у тебя есть. Частичная эмпатия, например. Но этого мало, крайне мало. И блок. Откуда бы взяться блоку? Поттер, у меня есть чувство, что тебя скроили из десятка магов». Говоря о частичной эмпатии, Пьюси ему льстил. Из чужих чувств Гарри с уверенностью мог распознать лишь страх, особенно когда боялись его самого. Мысли же он не читал вовсе, но каким-то образом мог влиять на эмоциональное состояние. То есть о «ментальном воздействии» речи не шло. «Грубо говоря, – потирал висок озадаченный Пьюси, – я вторгаюсь в разум, а ты воздействуешь на мозг, как на вещь. Любопытно». В ответ на недоумение Эдриана Гарри только пожимал плечами. Он понимал, что рано или поздно Пьюси придётся включать в число заговорщиков, но ему хотелось для начала посоветоваться со Сметвиком. После этого разговора Эдриан сбавил пыл, несколько дней молча рассматривал Гарри издалека, а потом выдал: «Тебя не нужно учить магии. Тебя нужно учить притворяться. Доставай палочку». С репетитором дела пошли намного веселее. Пьюси заставил Гарри вспомнить все детские фокусы, вроде левитации тарелок и обездвиживания кошек старухи Фигг. Сбитый с толку Поттер поначалу не въехал в идею, а потом с восторгом принялся осваивать «очковтирательство» – делал, что ему вздумается, а для вида махал палочкой и бормотал подходящее заклинание. Конечно, получалось так себе. Например, Гермиона по силе и скорости превосходила его едва не втрое, а с чистокровными Поттер не смел себя и сравнивать. Но зато Гарри перестал чувствовать себя сквибом и удостоился скупой похвалы Маккошки: «Ещё работать и работать, мистер Поттер. Но ваши старания принесли плоды, так держать!» Пьюси, выслушав восторги своего ученика, невесело рассмеялся: «То, что ты делаешь, – тёмные невербальные беспалочковые заклинания. Это высший класс, дурачок. Ты просто ещё очень мал, у тебя пока не хватает сил и умения. Всё придёт в свой срок, но никому не сознавайся, прошу тебя. Герою магической Британии не простят тёмной магии». После этого предупреждения Гарри притих и окончательно охладел к трансфигурации, чарам и ЗОТИ. Точнее, он исправно писал эссе, заучивал формулы заклинаний и пассы палочкой, но даже не пытался отработать материал на практике – просто изображал нечто похожее, пользуясь собственной странной силой, а скромное «Удовлетворительно» полагал наилучшей оценкой. Зельеварение по-прежнему не давалось ему ни в какую, но Снейп слегка угомонился, и на уроках Гарри доставалось только за компанию с Лонгботтомом. Правда, через несколько недель Снейп вызвал его к себе. Декан был занят странным делом – он осторожно тыкал волшебной палочкой в маленькую лужицу какой-то сиреневой жидкости на своем столе. – Поттер, – сказал Снейп задумчиво. – Я уничтожал неудавшиеся зелья после урока… Так вот, ваше «Отвратительно» не уничтожается. Фиал исчез, а эта… это… этот состав не берёт ни одно из известных мне заклинаний. Гарри, и без того встревоженный внезапным вызовом к декану, струхнул окончательно: – Вы же сами поставили мне в напарники Лонгботтома, сэр. А Невилл и не такое умеет. – Как оказалось, – усмехнулся Снейп, – это было весьма предусмотрительно с моей стороны. Ладно, спишем на Лонгботтома. Гарри мысленно утёр холодный пот со лба и сам себе поклялся, что никогда и ни при каких обстоятельствах больше не будет на практике следовать советам Забини. «Капельку магии!» – И всё-таки, Поттер, – не унимался Снейп, – не могли бы вы припомнить последовательность действий, эм-м… вашего бездарного напарника? У меня ещё целый котёл этой загадочной субстанции, а выливать её в канализацию я опасаюсь. – Всё точно по рецепту! – вякнул Гарри и, не выдержав пронзительного взгляда нечеловечески-чёрных глаз, сознался: – Зелье никак не меняло цвет, ну и я… мы решили усилить его заклинанием. Мне Блейз рассказывал, что так можно. Тут Снейпу следовало скрестить руки на груди, иронично вздёрнуть бровь и в нескольких едких фразах поведать «никчёмному отпрыску бесполезнейшего из Поттеров» об опасности экспериментов в непосредственной близости от безвинных школьников. Гарри слова не сказал бы против, он уже и сам понял, что идиот. Но декан тяжко вздохнул, опустился в кресло, устало ссутулился и стал похож не на разгневанного инопланетянина, а на озябшего грача: – Гарри, не сочти за грубость, но колдовать на зельеварении тебе не следует. Совсем. Врождённый талант в алхимии редкость, иначе я его распознал бы намного раньше. И это не те умения, какие следует демонстрировать на людях. Не хочу пугать, но живых алхимиков в магической Британии немного – Фламель и отчасти Дамблдор. Уж очень заманчиво получить в рабство потенциального создателя философского камня. Ты меня хорошо понял? Гарри оторопело кивнул. Он был потрясён настолько, что никак не мог разлепить дрожащие губы и сказать что-нибудь связное. По счастью, вечер был пятничным, в гостиной Малфой под охи и взвизги девчонок рассказывал очередную жуть, и Гарри проскользнул незамеченным. Он устроился в своём креслице в «дамской гостиной» и попытался осмыслить очередную новость. Положим, про алхимиков можно узнать в школьной библиотеке – грифиндорская троица, кстати, с самого Рождества занималась тем же самым. Вид у них при этом был какой-то нездорово-таинственный, из чего Гарри заключил, что Хагрид в очередной раз о чём-то проболтался. Поттер вздохнул и поймал себя на зависти к простому гриффиндорскому счастью. На фоне последних новостей пробежки по Запретному коридору перед носом у цербера казались милыми и безобидными. Пожалуй, именно тогда Гарри пришла в голову идея вести личный дневник – он просто не поспевал за переменами в своей жизни. Нужно было всё обмозговать, а думалось ему лучше всего во время просмотра своих записей. «Новостей было много, и они обрушились разом. После истории с примирением гриффиндорцев Нотт всё-таки выловил меня после уроков, затолкал куда-то в заброшенный класс и сообщил об изменении моего статуса в Слизерине. «Твой покровитель нанял Ковен тебя охранять, – сказал Тео сухо и, оценив мой ошарашенный вид, снизошёл до объяснений: – Досточтимый целитель Сметвик оказал моему отцу огромную услугу. В деньгах её не измерить, а потому платой стала твоя безопасность. Поттер, это моё первое серьёзное поручение от отца. Прошу, не мешай мне исполнить его должным образом». Я, естественно, поинтересовался, как он себе это представляет. Тео тяжко вздохнул и помотал головой: «Пасти героев мне ещё не приходилось. Предлагай». Думали мы долго и сошлись на том, что без нужды афишировать факт охраны не будем. «Используем идею Терри, – сказал Нотт. – Ты говоришь, куда и с кем идёшь, а мы делаем всё остальное – тихо и незаметно. Все будут довольны, особенно твоя гриффиндорская докука. С директором тоже не хотелось бы цепляться до поры, верно?» А ещё через пару дней ко мне подошёл хмурый и какой-то неприкаянный Малфой и потащил в заброшенные коридоры подземелья. Он крепко держал меня за руку своими ненормально горячими пальцами и после каждого поворота что-то бормотал и резко взмахивал палочкой, будто отсекал наши следы от возможных преследователей. Может быть, так и было, но спросить я не успел. Мы дошли до тупика в одном из закоулков, туда даже свет факелов едва доставал. Драко отпустил мою руку и нервно провел рукой по зачёсанным назад волосам. – Видит Салазар, ты мне сразу понравился, ещё в том дурацком ателье, – решительно сказал он. – Я нашу встречу из головы выбросить не мог, а потому в тот же вечер пошёл к отцу». Перо опять остановилось, а Гарри потёр свой знаменитый шрам и смущённо улыбнулся. Драко говорил о вещах неприятных и даже страшных, особенно когда речь пошла о чудовищных предположениях Люциуса Малфоя: якобы живом Лорде и некро-ритуале над самим Гарри. Но у Гарри всё равно потеплело на душе – оказывается, младший Малфой, надменный и злоязыкий засранец, заботился о нём с самого первого дня их знакомства. Не вставал в позу, не искал выгоды, пренебрёг отцовским запретом, сумел переубедить своих друзей и всегда, всегда честно и подробно отвечал на вопросы. – И с чего это тебе так весело? – раздражённо поинтересовался Малфой. – Поттер, это не смешно, ты должен быть очень осторожен. – Прости, – согнал непрошеную улыбку Гарри. – Зачем ты мне это рассказал? – Как зачем? Слухи об официальном покровительстве самого лорда Нотта расползутся очень быстро, и тогда у тебя объявится целая толпа самых разных друзей. Не откровенничай с ними – это опасно. Источники сведений у старых семей надёжные, а из всех Монтегю дураком можно назвать только нашего Грэхема. Если хоть кто-то заподозрит, что твои способности – это результат проклятия Лорда или, не приведи Мерлин, некромагического ритуала… Тебе даже спрятаться будет негде. Ополчатся все, как один. Вполне возможно, и Нотты тоже. Тео – хороший парень, но против отца он не пойдёт никогда. Я один такая дрянь, понимаешь? – Спасибо тебе, Драко, – Гарри опять улыбнулся и неожиданно для самого себя обнял слегка оторопевшего Малфоя. – Только мне опять нечем отдариться. – Держи язык за зубами, герой, – Драко на долю секунды крепко прижал Гарри к себе, а потом отступил на шаг. – Это и будет лучшим мне подарком, не придётся… Короче, молчи, как сфинкс. – Как два сфинкса, – кивнул Поттер. – Спасибо. – Ты не пугайся сильно, насчёт ритуала неясно, – вздохнул Малфой. – Это только папины догадки. Скорее всего, перед отбытием за Грань Лорд наградил тебя проклятием, да плюс маглы в опекунах – вот твоя магия и пострадала. Гарри пару секунд подумал и решился: – Догадки твоего отца верны. О недоубитом Риддле мне рассказал Хагрид тогда же, в Косом переулке. Мол, Тот Самый уже и человеком не был, чтобы так просто умереть. И да, надо мной в младенчестве проводили какой-то странный ритуал – мистер Сметвик в этом уверен. Говорит, шрам оттуда. Кроме того, существует некое пророчество насчёт меня и Лорда. Полный текст неизвестен, но профессор Снейп уверен, что оно уже стоило жизни младшим Поттерам. Меня он, кстати, Поттером не считает. Поэтому, Драко, если ты больше никогда не заговоришь со мной, я пойму. Честное слово. Малфой побледнел и долго стоял, молча кусая губы. – Ты Поттер, – сказал он наконец, и Гарри облегчённо перевёл дух. – Самый настоящий, но внешностью пошёл в Блэков, поскольку папаша твой уродился бесталанным. В старых семьях так: чей дар сильнее, в того и ребёнок. Те колдографии в «Пророке» с благотворительного бала в Мунго видела моя мать. Она за сердце схватилась, потому что лицом ты точь-в-точь тётя Беллс. Мама хочет увидеть тебя. – Поговорить? – опасливо спросил Гарри. – И пощупать, – невесело усмехнулся Малфой. – Из прямых потомков Блэков по мужской линии не осталось никого, а по женской – только мы с тобой. Полу-Блэк да четверть-Блэк. Не густо, но этот род не раз возрождался из меньшего. Сильная кровь, устойчивый дар. Наше дело настрогать девчонок побольше. Я проклят – будет единственный сын, если всё сложится удачно, и меня не похоронят до свадьбы. Так что остаёшься только ты, бедолажечка. – А Сириус Блэк? – Он в Азкабане, как и Беллатрикс. Всё равно что мертвы. – Ужас, – пробормотал Гарри. – Кошмар, – согласился Драко и хлопнул Поттера по плечу. – Меня настораживает, что женитьбы ты испугался больше смерти. Это заложено в природе героизма или относится к личным особенностям? – Пошёл ты, – буркнул Гарри, взял Малфоя за руку и поволок на выход. – Хорёк.