Коробка счастья. Сборник рассказов.

За окном черный бархат неба рассыпал, словно ограненные алмазы по столу ювелира, звезды. Ветер завывал свою грустную песню. Возможно, она вовсе не была грустной, но так казалось мне. Тихо шелестят ветви деревьев, спотыкаясь друг о друга; их набухшие почки уже лопались и показывали мелкие листья, которые шепчутся между собой тихим неслышным человеческому слуху шуршанием. Низкая трава, казалось, тоже секретничала с соседними ростками цветов, как-будто вкрадчиво, боясь, что их подслушают, да только об этом можно догадываться и догадываться. Мне не спалось. Для меня сейчас ночные шорохи таили только скрытое мурлыканье бродившей по улицам кошки. Но сколько я не вслушивалась в шептание весенней листвы, подобного урчанию звука я не услышала. Наверняка, Анфиса ушла слишком далеко, чтобы вспомнить о своих двухнедельных котятах и прибежать назад, просяще скрежетать когтями уличную дверь, с круглыми глазами от страха забраться в родную коробку и напоить сыновей материнским молоком. Гуляющая кошка ушла еще только в пять часов вечера; все думали, что она вернется раньше ночи, но Анфиска только пуще загуляла. Я ждала, когда промелькнет среди деревьев пятнистая шкурка и развеет всеобщее негодование, но этой кукушки все не было и не было. В голове все время проносился вызванный отчаявшимся воображением тоненький писк маленьких котят, испуганно ползающих по коробке в поисках источника питания; при каждой такой мысли я вздрагиваю, сердце обливается кровью при взгляде на брошенных малышей. Завидев мое беспокойство, из своей комнаты выглянула бабушка. Она позвала меня на кухню, мол, нечего беспокойно сидеть около окна и глядеть на улицу - пошли, что-нибудь, да сделаем. Я отодвинула повисшее с кровати теплое пушистое одеяло и засеменила к котятам; на выходе из прихожей я плотно закрыла за собой дверь, ибо старшие могут проснуться. Подойдя к картонной коробке, я посмотрела на двух маленьких комочков шерсти. Бело-рыжий братец ползал по черному котенку; они не пищали и не искали мать. Сердце разрывается - котята одни вот уже четверть суток, а их нельзя оставлять вот так, одних. - Придется приучать их к коровьему молоку, - прошептала бабушка; я слышала, как она зажгла плиту и поставила на конфорку блюдце с налитой белой жидкостью. - Загуляла наша Анфиска. Небось, еще принесет нам подарочков. Я отошла от молчаливых котят, которые сейчас свернулись около друг друга клубочками, неслышно посапывая, и села за стол. Есть совершенно не хотелось, да и мама недавно дала мне таблетку, которая якобы смягчит мне горло. Мы ждали, пока нагреется молоко, а пока в это время разговаривали: бабушка обругивала непришедшею Анфиску, а я все думала, вернется ли еще она, и не рано ли давать двухнедельным котятам коровье молоко, ведь в какой-то научной статье я читала, что оно плохо усваивается и у малышей, и у взрослых котов. Вот, бабушка сняла с плиты горячую жидкость и поставила ее на пол. В голове промелькнула недовольная мысль - проболтали! - теперь придется смотреть - остыло или еще нет. Через несколько минут разговоров я прикоснулась к молоку и облегченно сообщила: все, можно приносить котят. Я подошла к коробке и, немного задумавшись, взяла рыженького, ведь тот был более тихим, нежели черный брат, и поставила его рядом с блюдцем. - Я, когда жила на Алтае, своих котят тыкала прямо в молоко, и вскоре они у меня послушно пили его, - говорила бабушка, используя рассказанный способ. Котенок упрямо поворачивал мордочку противоположно от блюдца и громко попискивал, но потом он пытался захватить пастью большие капли и проглатывать их. Пока он пил, я незаметно подкралась к коробке и взяла уже черного котенка. Ух, если рыжий громко пищал, то от крика этого мы все оглохнем! Но я ошибалась, хотя сначала черный тоже оглушительно плакал, а уже после начал замолкать. В отличие от рыжего, тот работал языком и лакал это злополучное молоко. Напившись, оба начали попискивать и расползаться в разные стороны.Я собрала их в громкую охапку и аккуратно уложила, закутав, в коробку, но и там они стали кочевряжиться, словно черви в земле. Они то беззвучно открывали ротики, то отдавались тихим писком по всему дому и затрагивающим сердца неспящих гостей.