Детектив и маленький охотник

Шерлок стоял у насквозь распахнутого окна, наблюдая, как солнце, алея, лениво выползало из-за соседнего здания, разгораясь рассветом. Его сонный взгляд устало сверлил тускло-серые окна квартир, будто там он найдет разгадку, что мучила его уже третий день, сверлила мозг и смешивала в голове сотни-тысячи мыслей. Расследование, очередное, казалось, банальное, как обычно обернулось чем-то сложным. Не сказать, что запутанным, но было в нем нечто такое, что заставляло Холмса откровенно занервничать и нахмурить брови, сурово косясь на улицу внизу. Тишина и спокойствие, но лишь на первые пару часов, а дальше - машины, люди, каждодневная суета, и это неповторимое движение Лондона, словно биение сердца. Вот только его собственное сердце, кажется, порой пропускает удары. Начиная от мешков под глазами и век, налитых свинцом, и обрываясь на растрепанных черных кудрях - весь вид детектива говорил о том, что он не спал. Не спал долго, а даже если пытался прикрыть глаза, погружению в блаженное царство Морфея мешал бесконечный поток мыслей, из которых он пытался выудить одну, самую важную, ведущую к столь долгожданной разгадке. Детектив упрямо трясет головой, ерошит волосы, предавая им еще более неряшливый вид, и, нарушив тишину комнаты почти беззвучным стоном, отходит от окна, разрезая пространство прямыми и резкими шагами. На ум ничего не шло, и от этого внутри все кипело, бурлило, словно в жерле пробудившегося вулкана, создавая взрывную смесь самых разных чувств. Шумно вдыхает, в надежде охладить рассудок, чувствуя свежесть ночной грозы, забываясь на пару секунд, охваченный прохладой. Видео на камерах нет. Ожидаемо. Причем, все достаточно просто. Один - убийца, второй - помощник, сумевший обмануть охранника в главной комнате, куда сведены все камеры. Сократить список, вычислить... Но в голове отчаянно всплывала картина, потащившая его в откровенное недоумение пару дней назад. Небольшая дырочка, затерявшаяся где-то в волосах убитого и так четко поразившая гипофиз. Иссушенный, словно на солнце, мозг, полное отсутствие мозговой жидкости, и странное предчувствие, что все это не так просто, как кажется. Веяло странностью и... Мистикой? Да и думки о том монстре, которого так отчаянно упоминал Дин в любой подходящий и не очень, момент. Шерлок в очередной раз встряхивает роскошными кудрями в состоянии безобразного беспорядка и, громко фыркая, трясет головой, хватаясь руками за волосы. Одергивает себя, желая подавить все мысли о чем-то невероятном и нелогичном, лишенным объяснения. Не верит ребенку, злится и едва ли сдерживается, стоит всплыть этой теме. Но порой кажется, что он не верит и самому себе, противореча. Поверить в невозможное так сложно, что не описать ту смесь кипящих чувств, что двигали Шерлоком, походившим на неподвижную и бледную мраморную статую, на мгновение застывшую посреди комнаты. От него веяло холодом и бесчувственностью, на лицо не прокрадывались эмоции, и даже не дрогнули губы, не заблестели серые глаза. Опустившись в кресло, Холмс пару секунд глядел ровно перед собой, но после закрыл лицо руками, погружаясь в долгие и запутанные раздумья, которые за эти дни стали особой обыденностью. Дин был похож на детектива той самой смесью чувств, что бушевала внутри, не давая посмотреть на ситуацию трезво и понять: кто же прав? Мальчишка, упрямо разглядывая комнату, молчал, не испуская ни звука, но мысленно разговаривал с собой, разрываясь на две части, бесконечно оспаривающие друг друга. Одна - придерживалась мнения Шерлока о том, что секундное видение в зеркале - лишь фантазия, но вторая четко говорила о правдивости больничного монстра. Мысли путались, но Дин, пускай и подвергаясь сомнениям, но с каждой секундой все больше давал себе понять, что все это произошло на его глазах. Винчестер не отступит. Почему, если Холмс думает по другому, едва не срываясь при одно только упоминание о том дне, то и мальчик должен держаться его мнения? Единственный, кому ты можешь верить - ты сам. И Дин верил себе. Только себе, сколько бы давления не получал со стороны детектива. "Фантазия, фантазия, фантазия!" Но мальчик знает, что это - самая чистая правда. Потому что он - видел. И большего не надо. Невозможно не доверять самому себе. Оба поднимаются со своих мест, почти одновременно и, угрюмо нахмурившись, сталкиваются в коридоре, получая неожиданный разряд. Смотрят друг на друга секунды, пока Дин собирается с мыслями и, сжав всю волю в кулак, в очередной раз громко, придавая голосу убедительности, говорит: — Шерлок, почему ты не веришь в монстра? Это правда, правда, я говорил уже много раз! Поверь мне, пожалуйста, хватит вести себя так... так... Мне не нравится такой Шерлок! — Я веду расследование, Дин, это не шутки! Хватит этого. Хватит этих нелепых разговоров, хватит твоей фантазии. Успокойся! Мне нужно сосредоточиться и найти решение, а ты постоянно твердишь о несуществующем монстре! — Холмс кричит, срываясь, рвет и мечет, кидаясь на Дина, словно обозленный зверь. Мальчик, расстроенный, едва сдерживающий подступающие слезы, тонкой пеленой покрывавшие глаза, но готовый отстаивать свою правоту до последнего, стоял перед ним и смотрел прямо в глаза. Серые, отливающие холодной сталью, они впервые сверкали откровенной злобой, не сравнимой ни с чем. Мальчик рычит, топает ногой и, разворачиваясь, смешит прочь. Подальше от этого гнева. От этого Шерлока. Другого. Чужого. Но Холмс лишь стоит. Непоколебимо. Не видит вины. А Дин смахивает первые слезы и стискивает зубы, залезая обратно в полюбившееся кресло и отворачиваясь от всего мира. Но обещает доказать свою правоту. Любой ценой. Ведь дети тоже способны на многое.