***
Намие размышляет о чем-то совсем недолго, а затем, вместо того, чтобы выйти из офиса, уходит на второй этаж. Изая никак не реагирует на её действия, продолжая бездумно перебирать пшеничного цвета волосы и безмолвно наблюдать, как несётся по оконным стеклам дождевая вода. Точно лавина обрушилась с неба, размыла очертания высотных зданий Синдзюку, исказила тот завораживающий вид, которым так любил наслаждаться Изая. Наверное, ещё пара дней, и город просто смоет, унесет течением вглубь страны или в залив. Намие возвращается, но не произносит ни единого слова. Лишь подходит ближе и протягивает Изае один плед, следом укрывая Шизуо вторым. Изая только сейчас понимает, что всё это время зябко ёжился от пробегающих по коже мурашек. Он отстраненно кивает своей помощнице, медленно расправляет плед и накрывает им те части тела, которые возможно укрыть, не потревожив и без того беспокойный сон Шизуо. Тихий хлопок двери оповещает об уходе Намие; гостиная снова погружается в немую тишину, оставив Изаю наедине с давящим комком мыслей и человеком, казалось бы, так яростно его ненавидящим, но мирно спящим сейчас у него на коленях. Шизуо хмурился даже во сне. Хмурился, иногда поджимал губы, и от этого невыносимо хотелось провести рукой по щеке, колючей от короткой щетины, шепнуть на ухо успокаивающее «всё будет хорошо» и невесомо коснуться губами виска, надеясь, что это хоть как-то поможет облегчить боль. Сегодняшний вечер — лишь дело случая, понимал Изая. Те ценные минуты, когда Шизуо рядом и не пытается прибить его дорожным знаком или чем потяжелее. Мгновения, избавленные от ненависти, которая всегда кипела в нем. Неконтролируемая, лютая и крышесносящая ненависть, которой оставалось довольствоваться Изае. Хоть какая-то эмоция, тем более такая яркая. Это лучше, чем безразличие. Но сейчас обо всём этом думать не хотелось. Очередной вечер, занятый размышлениями о человеке, который так плотно и надежно засел в самом сердце — не лучшая идея, когда этот человек вот тут, совсем близко, стоит лишь протянуть руку, и ты сможешь почувствовать его тепло. Пусть это и ненадолго. Сейчас он не будет возражать, если аккуратно приобнять его за плечи, не станет с насмешкой смотреть, если откинуть гудящую тяжёлую голову на спинку дивана и устало прикрыть глаза, в надежде избавиться от пульсирующей боли в висках. И он не узнает, что в коротком смазанном сне две фигуры снова сплетутся в объятиях и будут шептать друг другу какие-то романтичные глупости. Никто не узнает.***
Едва различимые сонным мозгом копошения заставляют Изаю открыть глаза. Шизуо садится на диване, растерянно стягивая с себя тёплый мягкий плед, затем оборачивается и в недоумении смотрит в ответ. Мозг Шизуо пытается хотя бы частично восстановить цепочку событий сегодняшнего вечера, однако в памяти нет толком никаких четких картинок, слов или действий. Будто всё произошедшее спрятано за густым туманом. Но на самом деле сейчас это не особо волнует. Внутри вновь постепенно просыпается то самое чувство — чувство утраты близкого человека. Оно ползёт под рёбрами острым лезвием, режет сердце, лёгкие, не даёт нормально вдохнуть. Оно заставляет терпеть и болезненно жмурится, осознавая, что реальность ничуть не изменилась. Брата у Шизуо больше нет. — Я отрубился… — хрипло произносит Шизуо и трёт спросонья глаза. Движение выглядит как спасительное, будто способно сменить обстановку, сменить эту квартиру на что угодно другое. Пусть даже на тот парк, в котором он стоял несколько часов назад. — Да ничего страшного, — Изая говорит практически шепотом, откладывает в сторону свой плед. Одежда до сих пор влажная, и по телу вновь бегут мурашки, зато головная боль стихла, что хоть немного, но радовало. — Спасибо, что выслушал, — Шизуо поднимается каким-то надломленным неторопливым движением, будто только что с трудом собрал себя по кусочкам. — Я пойду. — Подожди, Шизу-чан! — Изая невольно вскакивает с места. Не ожидал он, что Шизуо так быстро решит уйти. — Ты… Ты можешь занять гостевую комнату и остаться до завтра. Хоть одежду высушишь. — Нет необходимости. Прогуляюсь, заодно мозги проветрю. — Но… Там же льет как из ведра, — последняя надежда на то, что Шизуо все же прислушается к этим жалким доводам и останется. Останется там, где есть кому о нём позаботиться, где есть кому приготовить горячий кофе, где позволят выкурить сколько угодно сигарет, может быть, даже покурят вместе с ним и уложат спать под мягким пуховым одеялом. А потом снова будут бесшумно сидеть рядом, вслушиваясь в тихое дыхание. Размечтался. Шизуо поправляет замявшийся манжет рубашки и воротник, вынимает из кармана брюк мятую пачку сигарет, проверяет, едва ли с облегчением понимая, что половина пачки всё-таки уцелела и осталась сухой. — Я пойду, Изая, — севшим голосом устало говорит он. — Мне завтра похороны организовывать. — Понимаю… — скорее самому себе негромко отвечает Изая, нехотя шагая вслед. Тот единственный раз, когда они вдвоем вот так сидели на одном диване, без какой-либо агрессии, злобы или ненависти, вот-вот закончится и, возможно, не повторится больше никогда. И Изая не знает, что сделать, чтобы хоть как-то удержать этот вечер. Взгляд цепляется за большой черный зонт. Изая бросил его на пол, как только ступил на порог. Кажется, вот он — способ перекинуться еще парой слов, невзначай, будто со старым знакомым. — Возьми, — он протягивает единственное средство спасения от бушующего в городе ливня, — тебе он сейчас нужнее. Шизуо смотрит на зонт взглядом безразличным и пустым, и в его голове будто что-то щёлкает, оживает, едва приводит в чувство. Он всё же принимает зонт. — Спасибо, — благодарит он и скрывается за дверьми лифта.***
Следующий вечер опустился на Токио тяжёлым сырым туманом. Изая сидел в своём кресле, смотрел на потускневшие огни Синдзюку и пытался не замечать так сильно осточертевшую за последние дни погоду, заливающую водой город и так сильно напоминающую вчерашний вечер. И без того отвратительное настроение становилось еще хуже. Дождь лил без перерыва с того дня, как погиб Касука, будто сами небеса оплакивают его потерю. «Если даже небу так грустно, каково же тебе, Шизу-чан?» Почти в безмолвной тишине офиса — лишь дождь равномерно шуршал за окном — оглушительно гремит телефонный звонок. Изая нехотя поворачивается к столу и медленно тянет руку к мобильнику. Он трезвонил уже раз пятый, но так не хотелось никого слышать, отвечать на глупые вопросы или снова строить из себя язвительного ублюдка, манипулирующего доброй половиной населения города. В тот момент Изая хотел лишь немного побыть собой. Поразмыслить о ситуации, в которую попал, о человеке, благодаря которому это произошло, о своей жизни, однажды принявшей такой крутой поворот. Но ненавистный телефон всё ещё раздражающе звенел популярной мелодией. Чуть помедлив, Изая всё-таки берёт мобильный и, не глядя на дисплей, поднимает трубку. — Слушаю, — на выдохе устало произносит он. — Ты не в Букуро случаем? Я хотел вернуть тебе зонт. Изая машинально выпрямляется в кресле от этого до боли родного голоса. — Нет, в офисе, — растеряно отвечает он. — Не переживай насчет зонта, Шизу-чан. У меня ещё есть. Хлопок двери в другом конце гостиной заставляет вздрогнуть от неожиданности, а вбежавшие близняшки — с долей замешательства приподнять брови. — Подожди секунду, — Изая отводит трубку ото рта, прикрывая динамик. — Майру, Курури! Вы что тут делаете в такое время? Девочки быстро подбегают к брату, и поток информации выливается почти в двухголосный унисон. — Мы узнали про Касуку, братик! Мы полдня искали Шизуо по всему Икебукуро, но так и не нашли! Мы звонили тебе, но ты не брал трубку! — Так, помолчите, — командует Изая, сетуя на то, что сёстры явились так не вовремя. — Прости, Шизу-чан. Услышав знакомое имя, близняшки взволнованно переглядываются и вопросительно смотрят на брата. — Это Шизуо? Дай нам трубку! Пожалуйста, мы тоже хотим поговорить! — Не дам, угомонитесь! Казалось, назойливость младших сестёр вот-вот выведет обычно терпеливого Изаю из себя. Однако размеренный голос из трубки в одно мгновение сводит на нет любое раздражение. — Меня не было сегодня в Букуро весь день, — объясняет Шизуо, и Изая слышит, как металлический ключ вставляется в замочную скважину — значит, только пришёл домой. — Всё сделал? — Да, — еле слышный хлопок закрывшейся двери и звон связки ключей, небрежно брошенной на тумбочку. — В одиннадцать начало церемонии на Центральном кладбище. — Ясно. — Ну, Иза-ни, дай нам поговорить с ним! — не отступала Майру, уже буквально крича в трубку. Ещё чуть-чуть, и девочки выхватят её из рук старшего брата. — Слушай, Изая, приходи завтра с сёстрами, — вдруг говорит размеренный уставший голос. И Изая на мгновение замирает. Он не ожидал подобного приглашения, совсем не ожидал. А теперь на том конце телефона от него ждут ответа. Ещё одна встреча? Ещё один повод увидеться? Ещё одна возможность стать ближе хотя бы на полшага? Смутная надежда на примирение мелькнула где-то внутри, как крохотный светлячок в глухом тёмном лесу. Однако… Всё это ради его сестёр, так ведь? Конечно так. Обреченно-расстроенный вздох вырывается из груди, но Изая быстро возвращает контроль над эмоциями в свои руки. — Уверен? — на всякий случай решает убедиться он, выдерживая умоляющий взгляд близняшек. — Угу. Они тоже имеют право попрощаться. «Конечно имеют, Шизуо, — с горечью думает Изая. — Конечно, они имеют…» — Хорошо, — Изая прикрывает глаза и измученно проводит рукой по лицу. — Мы приедем. — Хорошо. Пока. — Пока, Шизу-чан. Он медленно закрывает телефон и серьезно смотрит на сестёр. — Вы в курсе, что в такое время должны сидеть дома? — Братик, мы не могли сидеть на месте. Ты же понимаешь… — жалобная интонация и виноватый вид обычно бы не подействовали, но сейчас заострять внимание на какой-то ерунде не было ни времени, ни сил — утомление и измотанность вновь отдавали в висках неприятной пульсацией. Кроме того Изая отлично знал, что его сёстры при необходимости могут о себе позаботиться. — Ладно, уже неважно, — он вновь открывает мобильный, выискивая среди десятков контактов номер такси. — Завтра мы едем на похороны Касуки, я заеду за вами в десять. А сейчас отправлю вас домой. — Серьезно? — девочки набрасываются на брата с объятиями, кресло жалобно скрипит под навалившим весом. — Спасибо!***
Изая с трудом разлепил глаза, будто они покрыты липкой плёнкой. В горле проскребло комком наждачной бумаги, и организм попытался выкашлять эту дрянь из себя. По затылку пару раз огрело резиновой дубинкой. Какая досада, подумал Изая. Недавние пробежки под дождём и посиделки в мокрой одежде хоть и запоздало, но дали свои результаты. Болеть Изая не привык, но даже от природы крепкое здоровье иногда давало брешь. А усталость и моральное истощение её только увеличивали. И сейчас очень хотелось верить, что иммунитет Шизуо не менее сильный, чем его тело — кто знает, сколько он простоял в том парке под не прекращающимся ни на минуту ливнем. Печально, когда дорогой тебе человек чувствует себя ещё более паршиво из-за глупой простуды. С неохотой вылезая из теплой кровати, Изая глянул в окно. Сплошная серая небесная пелена, не оставляющая и капли надежды на появление хотя бы крошечных островков голубого неба. «Опять будет дождь…» — разочарованно думает он, накидывая на плечи мягкий плед. Нос ловит едва ощутимый запах, и от этого внутри всё сжимается. Никотин. Так пахнут только его сигареты. Этим пледом укрывался Шизуо два дня назад. Изая прижимает мягкий уголок к лицу, глубоко вдыхает. И вместе с любимым запахом его наполняет пресная тягучая тоска. Тоска, которой он дышит уже двое суток. «Он убьет тебя, если узнает». — «Да, я знаю…» Его чувства никого не волнуют. Он горько улыбается. Нужно просто встать и молча жить дальше. «Горячего кофе. И поскорее». Выпив две чашки ароматного кофе в наивной надежде почувствовать любимый вкус, не искаженный болезненным состоянием, и в итоге смирившись с тем, что всё без толку, Изая быстро принял душ, привел себя в порядок и вернулся в комнату. Чтобы достать из шкафа дорогой чёрный костюм и в кои-то веки его надеть. Раньше он не совсем понимал, зачем купил его, ведь вещь будет просто висеть и пылиться. Однако десять минут спустя Изая стоял напротив большого зеркала и с полным равнодушием смотрел на своё отражение. Вроде бы ничего особенного в его внешнем виде не было — тот же чёрный цвет, сопровождавший его практически всю сознательную жизнь, та же бледная кожа, едва ли скрывающая появившиеся за последние дни тёмные круги под глазами. Только случай, по которому пришлось сменить привычный каждодневный гардероб, вынуждал лишь тяжело вздохнуть, поморщиться и отвернуться вовсе. «Лучше бы не было подобного повода». Сигнал входящего вызова отвлекает от размышлений — электронный женский голос сообщает марку прибывшей машины, цвет и номер, приглашая клиента спуститься вниз. Глупо, но даже голос автоответчика показался Изае печальным. Дослушав сообщение до конца, он убирает телефон в карман брюк, кладёт во внутренний карман пиджака кошелёк, берёт ключи и направляется на улицу, предварительно написав сёстрам, чтобы ждали его около дома через пятнадцать минут. Внешне он выглядел собранно и абсолютно спокойно — спасибо многолетнему опыту общения с мафией и другими преступными личностями. Они помогли довести уровень актёрского мастерства до совершенства. И это часто упрощало жизнь.***
Подождав, пока сёстры сядут в машину, Изая называет пункт назначения и оборачивается к девочкам. — Послушайте меня очень внимательно, — серьезно начинает он. — Я хочу, чтобы на похоронах вы вели себя тихо. Для Шизуо это всё нелегко, и не стоит усугублять ситуацию неразумным поведением, как, например, вчера, или нелепыми высказываниями. К тому же там будет много людей, в том числе его родители. Постарайтесь вести себя спокойно и не отходите от меня. Переглянувшись между собой, близняшки синхронно кивают. — Хорошо, мы поняли. Зная своих сестёр и их предыдущие выходки, Изая пару секунд скептически смотрит то на одну, то на вторую, но всё же вновь поворачивается к дороге, всматриваясь в заполненные улицы мегаполиса. «Очень надеюсь…» Такси останавливается на почти заполненной парковке за несколько минут до начала церемонии. Машин было настолько много, что они сливались в одно металлическое чёрно-серое море. Количество народу не удивляло — Касука был слишком известным актёром, чтобы можно было ограничиться скромной церемонией в кругу близких людей. Вручив водителю пару новых купюр, Изая выходит из машины вслед за сёстрами. Зоркие глаза сразу же замечают Шизуо. К нему по очереди подходили гости, видимо, выражая слова соболезнования. Шизуо лишь сдержано кивал в ответ. «Как это, наверно, утомительно», — скривился Изая, с долей сожаления наблюдая за происходящим. Он знал, что его сёстры тоже хотят выговориться и поддержать Шизуо, поэтому неуверенно шагнул в его направлении, но остановился неподалёку. Нужно подождать более подходящего момента. Хоть Изая и не очень представлял, какой станет «подходящим». Однако поток людей и не собирался заканчиваться, будто намеренно отделяя от Шизуо, будто напоминая, что Изаи не должно тут быть. Церемония начинается в одну минуту двенадцатого. Изая мельком смотрит на близняшек, в глазах которых крохотными капельками переливается глухая тяжёлая горесть. Сдержанно вздохнув, он делает шаг вперёд. Чтобы скромно остановиться с краю толпы и под тихие всхлипывания сестёр наблюдать. Наблюдать за напряжённым выражением лица Шизуо; за его плачущей матерью, уткнувшейся мужу в плечо; за его отцом, который успокаивающе поглаживает жену по спине и пытается удержать слёзы. Изая осознает, что впервые видит семью Шизуо — родители жили в другом городе, за сотни километров от Токио, и за последние несколько лет не приезжали сюда больше чем на пару дней. Шизуо сам организовывал похороны, что, скорее всего, значит — они и в этот раз останутся здесь ненадолго. «Не знаю, какие у них в семье отношения, но ведь Шизу-чан больше всех любил именно Касуку… — подумал Изая. — И что теперь? Он остался один. Родители опять уедут, всё вернётся на прежние места. Только… что будет с ним?» Острое, на грани с болью, чувство ответственности вспыхнуло где-то в груди. Словно от Изаи что-то зависело, словно было что-то, что он мог сделать, чтобы помочь Шизуо, словно в его силах сломать устоявшиеся годами традиции и правила. Совсем не понятно — как, но ведь если ничего не делать, ничего и не изменится. Мысли в голове завертелись тяжело, словно высохшие шестеренки в старых часах. Он должен найти выход, разве не так? Должен хотя бы попытаться. После окончания церемонии Изая с сёстрами вновь отходит в сторону, терпеливо ожидая, пока не прекратится повторный поток желающих выразить свои соболезнования семье погибшего актёра. Однако к Шизуо подходили не все — большинство, наслушавшись баек или видевших его в гневе, попросту побаивались вспыльчивого нрава грозы Икебукуро. Больше внимания сейчас уделяли его родителям, поэтому вскоре Шизуо оставили в покое. Едва ли вздохнув с облегчением, он отходит в сторону, прислоняется спиной к стволу пышного ветвистого дерева и устало проводит ладонью по лицу. Курить хотелось неимоверно, но здесь это было запрещено. Шизуо оглядывается по сторонам. Глаза ищут в толпе того, кто за сегодня так и не подошёл к нему, и взгляд останавливается на стоявшей метрах в десяти знакомой фигуре информатора. Изая хотел подождать ещё немного, дать Шизуо время отвлечься от сотни-другой сочувственных речей, но близняшки срываются с места, не в силах больше терпеть, и со всех ног бегут к брату своего кумира. — Майру, Курури! Стойте! — стараясь не слишком повышать голос, командует Изая. Однако девочек уже было не остановить. — Шизуо! Шизуо! — вцепившись в руки Шизуо, они заглядывают в его глаза. — Как ты, Шизуо? Изая недовольно поджимает губы и направляется вслед за сёстрами, отчаянно надеясь, что те не забыли все наставления, сказанные им в машине. Он подходит ближе и на какое-то время забывает о близняшках, о похоронах, обо всём, кроме него. Добродушие с примесью горькой печали в спокойных янтарных глазах — вот то, что напоминало: это обычный парень, который любил своего родного брата сильнее всех. И будет продолжать любить. — Я в порядке, — Шизуо присаживается, близняшки прижимаются к нему, обвивают руки, плечи, шею. Как радостные дети льнут к большому лохматому псу. Только сегодня эти дети плачут. — Но мы же знаем, что ты больше всех любил его… — Девочки, прекратите! — грозно командует Изая, уже жалея, что не объяснил сестрам подробно, чего стоит говорить, а чего нет. Сёстры ослабляют объятия и виновато оборачиваются. — Прости, братик. — Всё нормально, не переживайте, — тихая снисходительная интонация размеренного голоса Шизуо вновь успокаивала, заставляла поверить — он и правда держится. Держится, и неважно, что в грустных глазах так отчетливо виднеются красные сосуды, неважно, что ресницы едва влажные. — Шизуо, а как ты думаешь, — Курури неожиданно вспоминает о вопросе, который хотела задать, как только увидит Шизуо, — Касука согласится быть нашим ангелом-хранителем? — Ангелом-хранителем? — он в замешательстве смотрит на одну из сестер. Почему в таких юных головках такие недетские вопросы? — Да. Иза-ни сказал, что всё происходящее будет для нас таким, каким мы его воспринимаем. Если воспринимать смерть человека не как конец его жизни, а как его переход в должность ангела-хранителя, то в сердце не будет пустоты, а останется тепло и ощущение того, что близкий человек всегда рядом. Вот мы и хотим, чтобы Касука был не только твоим, но и нашим ангелом-хранителем. Шизуо улыбается натянуто, самым краешком губ. — Сомневаюсь, что у меня получится воспринимать Касуку так. — А мы верим, что получится. Нам брат говорил, что ты очень сильный и обязательно всё выдержишь. Шизуо с лёгким удивлением поднимает голову. — Не ожидал, что ты когда-нибудь скажешь подобное в мой адрес, — он невольно задерживает взгляд, не заметив навиденного за сегодня сочувствия или жалости. В глазах Изаи мягко теплились забота и понимание. Шизуо отдаленно подумал, как непривычно видеть обычно хитрые глаза такими. Изая стоял неподвижно, засунув руки в карманы брюк, и молча слушал, с досадой понимая, что он здесь всего лишь как сопровождающий, не больше. Что, если бы не трагедия, Шизуо обязательно бы разозлился при их встрече и что, даже несмотря на его спокойствие, сейчас ему совершенно не нужна поддержка давнего врага. Какой бы искренней она ни была. Минутная слабость не освобождает от долгой вражды, так?.. Ладони за скрывающей их тканью невольно сжимаются в кулаки. «Видимо он не помнит ни единого слова, что я наговорил ему в тот вечер, когда нашел его в парке. Ну что ж, видать и правда не судьба, Шизу-чан». — Он часто говорит о тебе так! — тем временем тараторила Майру. — Говорит «Шизу-чан по-настоящему удивительный человек». «Он убьет тебя, если узнает». — «Да, я знаю…» — Так, всё. Нам пора, — строго осекает близняшек Изая, заметив тень ошеломления на лице Шизуо, но отчаянно надеясь, что он не обратит особого внимания на сказанные его никудышными сёстрами слова. — Но мы же только встретились! — обиженно запротестовала Майру, но недовольно притихла под напором строгого взгляда старшего брата. — У Шизу-чана еще много дел, — Изая вновь заглянул в глаза поднявшегося Шизуо и только сейчас смог разглядеть в них глухую бесцветную отчужденность, почти безысходность. Это настораживало, даже немного пугало — Шизуо без той яркой искры казался совсем другим. Точно незнакомец, осунувшийся парень… с ноющей дырой в сердце. — Прости, — сглотнув ком волнения, тихо произнес Изая. — Мы лучше пойдем. — Всё нормально, — заверил Шизуо. — Спасибо, что пришли. Сделав буквально несколько шагов, в сомнениях пожёвывая нижнюю губу, Изая всё же оборачивается. — Если чем-то смогу помочь — обращайся. Шизуо сдержано кивает в ответ, и несмотря на гулкое эхо разума Изая хочет верить — настанет день, когда Шизуо действительно будет в нём нуждаться. День, когда он придёт к нему не для того, чтобы убить.***
В ночное время Икебукуро был особенно красив. Один из самых оживленных районов огромного мегаполиса, наполненный сотнями разнообразных магазинчиков и кафе — к вечеру он загорался тысячами ярких светящихся разноцветных вывесок, словно выманивая серые массы из своих крохотных квартир на просторные широкие улицы. Чтобы они глубоко вдохнули свежий осенний воздух и шагнули вперёд, навстречу толпе, шуму и опасной неизвестности этого загадочного района. Неизвестности настолько манящей, ставшей почти необходимой каждому, кто бывал здесь хотя бы раз. А неоновые вывески бы мягко освещали их возбужденные сладким предвкушением приключения улыбки. Изая шёл неспешно, спокойно прогуливался, в очередной раз наслаждаясь и восхищаясь той атмосферой, которую ему дарит Икебукуро вот уже почти девять лет. Смех, сплетни, драки, погони — люди, люди, много людей. Они помогали ему оставаться живым, не позволяли забыть, кем он является. И за это он любил их. Особенно того, кто последние несколько дней никак не выходит из головы, заставляя в надежде кусать губы и подсознательно искать новой встречи. Завибрировавший в кармане мобильный отвлекает от размышлений, правда совсем ненадолго — Изая несколько секунд с сомнением смотрит на имя абонента и лишь затем поднимает трубку. — Да, Шизу-чан? — чуть замедлив шаг, осторожно отвечает он. — Ты сейчас где? — из трубки доносится спокойный сдержанный тон. — В Икебукуро, хотел заскочить к Саймону, взять суши. — Жди там, я минут через десять подойду, отдам зонт, — оповещает привычный хриплый голос и сразу же меняется на короткие гудки. — Хорошо, Шизу-чан… — бубнит себе под нос Изая, с лёгкой грустью заглянув в дисплей телефона, медленно закрывает аппарат и глубоко вздыхает. Они не виделись со дня похорон. Изая за это время не раз сидел в своём кресле в офисе, медленно попивал любимый чёрный кофе и гипнотизировал взглядом цифры известного номера. Он не решался нажать на кнопку вызова. Хотел, но не мог: что-то мешало, ловко связывая руки и напоминая, что в мире этого человека он нежеланный гость, что своим появлением сделает только хуже. Даже привычно бодрящий и пробуждающий напиток не мог помочь избавиться от чувства тоскливой опустошенности. Оставалось разочарованно хмуриться и, крепко сжав телефон в руке от собственного бессилия, откладывать его в сторону. Но сейчас всё изменилось. Беспокойство маленькими ручонками тянулось всё ближе, чтобы сомкнуть свои удушающие объятия на шее Изаи. Шизуо позвонил сам, предложил встретиться из-за какого-то зонта, на который ему, по сути, вообще должно быть плевать, и, наверное, стоило бы обрадоваться долгожданной возможности увидеться, но острое предчувствие неладного, словно иголкой в грудь, заставляло настороженно оглядеться по сторонам. Голос Шизуо звучал подозрительно спокойно, даже обманчиво-безразлично. «Что могло измениться за прошедшие три дня», — спросил себя Изая. «Что так сильно повлияло на него?» — думал он. Кому-то подобные мысли показались бы чрезмерно развившейся нервозностью, возможно, даже с намёком на панику, но Изая доверял своим инстинктам. Поэтому несмотря на голос, успокаивающе шепчущий, что он просто не привык к такому Шизуо, Изая вынужден поджать в волнении губы и опасливо двинуться в сторону Русских суши.