Разлом. История Феникса.

Не устаю оповещать мир о своем теперь перманентно хорошем настроении. Будь то мимолетно кинутая враз пунцовеющей девушке улыбка, счастливые ахи-охи на занятии, из-за чего сонбенним со вздохом делает перерыв, или беспочвенная лыба на все лицо и хихиканье под монотонную речь Сухо на церемонии зачисления в ряды защитников человечества. Даже иммунитетный ко всему перечисленному Кай кривился и отплевывался, всякий раз видя мое громкое появление в коридорах управления. Кстати, я сдержал обещание – никакой работы белым воротничком. Теперь нас с Каем посылают в самые горячие точки на границе… Что до Ряби там еще пара сотен ри и задание было пока только одно, меня не волнует – я всем гордо сообщаю первое. А, мелкий умудрился-таки сбежать от меня в прошлый раз, а дальше мне лень стало. Одной его радостной, искрящейся предвкушением рожи перед заданием мне хватает. Сухо редко его брал с собой, что и говорить о сложных заданиях. А тут – с моим зачислением - сам себе хозяин, по большому счету. Немного раздражает, что пацан никак не отстанет от моего чуда. Третий день подряд от вертится вокруг нас с пулеметным «Филя! Филя? Серьезно? Филя!!?? Филин штоль!?» - последнее сопровождает наглое ржание, затыкаемое только немым взглядом четырех глаз. Я молчу партизаном, а Феликс… К злобно на него зыркающей птице Кай подходить побаивается. Собственно, почему, когда мы летели огненной кометой, у меня в глазах взрывались искры, а в волосах играла звездная пыль – я понял, что теперь все будет отлично. Он принес мне удачу и счастье… Я пораженно пробормотал это, стоя на одном из горных пиков, обомлев, разглядывая простор и наполняя свободой легкие, – и как-то само вырвалось, а чуду моему понравилось. На первое время я даже забыл о своем ночном наваждении… как-то много всего произошло, а спать удавалось от силы – пару часов. С новым другом не хотелось расставаться, а отказаться уважить птицу и слетать с ней ловить солнечные лучи оказалось невозможным. На землю из эйфории меня нагло сдернули два события. Сухо вызвал на ковер и напомнил о предстоящем завтрашним днем Ханаби и наказал выспаться. А ночью ко мне вернулся он. Всего на мгновение, но мне хватило. Не понимаю ни смысла его появлений, ни своих ощущений - меня словно окутало чем-то теплым, давно забытым… родным, что ли? После мне снилась белиберда всякая – как раз за разом под жуткий женский крик на бесконечном повторе солнечный диск на чернеющем небосводе, недоступном свету, разбивался в липкой жиже, с шипением потухающий в темноте. К концу сна картина разнообразилась: после поднимался вихрь, который сбил бы меня с ног, если бы я не влип ступнями в ту самую смолу. Следом ветер поднимался воронкой к небу и взрывался лепестками. Последнее, что помню перед пробуждением, – тонущие в черной грязи розовые лепестки. Наверное, я слишком впечатлился походом к духам на ханаби. Утром на меня с осуждением смотрели два янтарных глаза. Оказалось, что я поджег балдахин кровати в новой казенной квартире, выделенной мне после зачисления. По пути на место встречи я заскочил в библиотеку, но ничего про исчезающее солнце не нашел. Про странные видения, не желающие оторвать тебе голову или высосать энергию, – тоже. Единственное, ненадолго зацепившее глаз, – миф о Титоне – полдень, начало конца дня. Но, не найдя очевидных пересечений, я закинул рукопись обратно на верхнюю полку. Ну подарили смертному бессмертие, забыв предупредить Хроноса не трогать его, – мне это не поможет. Подходя к обусловленной ранее конюшне, я забыл обо всем. Где еще увидишь настоящего Чоллима, если не в личной конюшне управления. Лошадь била в нетерпении копытом, фыркала и расправляла крылья. Я мигом оказался рядом и под пристальным взглядом ревнивых глаз позволил себе дотронуться до переливающейся гривы. - И тебе привет, Чанель, – я, не глядя, помахал в сторону свободной рукой. Кай засопел, обиженный отсутствием всякого уважения у подчиненного. - Чанель… – вкрадчивый, предупреждающий голос заставил разом развернуться на каблуках и встать по стойке “смирно”. Хен улыбнулся. - Не заставляй феникса ревновать, – подняв голову, я встретился глазами с Филей, и счастливо подмигнул. - Не обижайся, я его всего раз вижу, а ты – самый, что ни на есть, друг! – если бы фениксы умели закатывать глаза, наверно, он бы так и сделал. - Что ж, все в сборе. Ты полетишь на фениксе, а мы с Каем прибудем чуть позже на Чоллима. - А почему Кай не теле… - Невежливо появляться перед хозяевами как снег на голову, – хм, ну да, логично. И опять пресловутая вежливость. - А как я… - Сухо устало потер переносицу. - Феникс знает, где долина, – да, как-то не подумал. Кай сверкнул глазами и отвернулся. Еще обижается. Что я могу с собой поделать, если вижу в нем соседского мальчишку?! - Ладно, тогда встретимся там. – я сел на спину Феликсу и тихонько прошептал ему, что он самый лучший. Птица мгновенно загордилась, забыв обиды, и вздулась, приседая перед толчком. Лететь – невероятное чувство. Будто в легкие закачиваются необходимые для горения газы и плазма, а тело наполняется свободой. В этот момент я понимаю, что счастлив абсолютно. Мне больше ничего не нужно. Любые враги и монстры становятся смехотворными, и я чувствую, что без труда совершу любой подвиг. Под нами проносились полисы и редко встречающиеся урбсы, выжженные и заброшенные территории. Как я понял, чем темней была земля – тем ближе мы приближались к долине. С высоты полета было видно, насколько отличается счастливая жизнь в столице и полисах от жизни более мелких поселений, постоянно находящихся в страхе опасности очередного нападения. Пролетая над очередным полисом, я с удивлением заметил снующие темные фигуры. Обычные люди перемежались странными – с темной аурой вокруг. Нужно будет сказать Сухо. Не нравятся мне они. Проводив беспокойным взглядом странный полис, я повернулся вперед, успокоив чуткого Фильку легким поглаживанием по затылку. Главнокомандующий и сам должен об этом знать, но почему я ничего не встречал в докладах? Внезапно степь начала оживать и зеленеть. Вдали стал виден лес болтушек-жительниц деревьев, и, резко разделившись, я увидел ущелье, уходящее отвесными темными уступами далеко вниз, а на дне его – внезапно большой и милый пасторальный луг с шелковой муравой и невысокими деревцами, некоторые из которых были покрыты розовым цветом. Через всю долину шла буйная речка, сверкающая на солнце, исчезающая за границей земного полушария, рядом, там же, стоял раскрашенный яркий ханок. Прищурившись, я заметил хрупкую темноволосую фигурку, сидящую прямо на краю границы разлома. Внезапно кольнуло осознание чего-то важного, но я не мог понять, что это за тянущее чувство. Затолкав поглубже непонимание и странный трепет, я направил Феликса прямо к парню. Наверное, это и есть старый знакомый главнокомандующего. Надо будет пораспрашивать его побольше, пока тот не прилетел. Вот только, чем ближе мы подлетали к парню, тем странней становились мои чувства и тело напряглось ожиданием. Пытаясь привлечь внимание брюнета, я заливисто гикнул, но он не отреагировал. Когда я спрыгнул с Фили, мне закралась в голову крамольная идея испугать хрупкого паренька, а потом, когда он покачнется сжать в объятиях... но он снова не отреагировал, только сжался сильнее под ветром. Хотелось спрятать его от жестокостей и невзгод мира, обвить собой и не отпускать ни на шаг. Не понимаю… Я почувствовал аромат персика, преследовавший меня раньше повсюду, и внезапное озарение ударило в мозг. Мне жизненно необходимо стало увидеть его. Это же… это же он! Мое наваждение, после которого приходилось подолгу находиться в ванной, приводя себя в порядок. Я чувствую! Тело само придвигалось ближе, выпуская всполохи курлыкающего огня, охватывающего нас. Когда я тихо озвучил мои мысли, сдерживаясь, чтобы не прижать к себе вплотную изящного парня, ощутить, действительно ли его волосы такие же мягкие, как кажутся, а кожа бархатная, просящая поцелуев и ласки, боясь испугать и развеять волшебство момента… он развеялся. Вот так. Просто. Лишь краем глаза я заметил дрогнувшие листочки ближайшего розового дерева… Персика. - Я тебя нашел. Не думай, что сможешь отвертеться от меня, – уверенно сказал я, успокаивая больше себя, ведь, когда он исчез, мне казалось, что внутри что-то оборвалось. Он существует. Моя прелесть, мое чудо. Не нужно мучиться, думая, что схожу с ума. Теперь я знаю, что даже если так и будет – то не зря. Раскинув руки, я подошел к краю и что есть силы заорал от счастья. И это я думал, что полет – истинное счастье? Слепец! Меня переполняло от чувств, а то, что меня проигнорировали, только подстегивало к действиям. Сделав пару кульбитов назад, я врезался в Фильку и под осуждающие – уверен, чувствую – два взгляда с хохотом зарылся в огненные перья, начиная баловаться и ерошить гордую птицу. Фениксу не понравилось, и через пару мгновений не менее счастливый я потирал коюнутую макушку, а Филька важно устраивался на зеленой крыше ханока на другой стороне речки, то и дело возмущенно фыркая. Еще немного посидев, я резко обернулся, одарив дерево широкой ухмылкой, и, по-моему, дерево вздрогнуло. Хах. Так и вижу, как он отвернулся, воротя изящный носик, будто уличенный в подглядывании. Надеюсь, хен знает, на что шел, потому что я больше не вытерплю. Зная, что за мной наблюдают, я потянулся, играя мускулами под футболкой, и медленно поднялся. Вскинув голову к небу, я зарылся рукой в кудри и растормошил волосы, слегка склонив голову – смотрит ли. Мне кажется, или бутоны слегка порозовели? Просияв улыбкой, я аккуратно развернулся, боясь испугать, и медленно стал наступать, приближаясь к подрагивающему ветками персиковому дереву. Я тебя нашел, мое чудо, не спрячешься. Даже так я вижу тебя насквозь. Когда в волосах начали путаться ветки и некоторые больно царапали по лицу, я опасно ухмыльнулся. Не отвертишься. Одна ветка сильно задела щеку, и, прикоснувшись к коже, я ощутил выступающие капли крови. Поднеся ко рту влажные пальцы, я прикрыл глаза и провел языком, слизывая собственную кровь. - А ты страстная штучка, – дерево замерло. – Как раз в моем вкусе, – я ощерился, продолжая путь к стволу. Меня явно пытались остановить, но уже ничто не могло мне помешать. Я прямо вижу, как он брыкается и царапается, при этом жадно вдыхая воздух, в глубине души желая продолжения. Прикоснувшись пальцами к ветке, я стал вести ими вдоль нее, к главному стеблю, как будто бы я ласкал его самого. - Ну же… я тебя нашел, – тихо приговаривал я, приближаясь все ближе, – не упрямься, – я провел рукой с ветки к стволу, опуская ниже и прикасаясь пальцами другой руки к шершавой поверхности дерева с другой стороны. - Ты знаешь, что мы предначертаны друг другу, – легкий поцелуй. Мне плевать, как это выглядит. Я знаю, что он тут, остальное… дело практики. В моей голове я ласкал своего мальчика, и подрагивающие листья с кое-где опадающими лепестками бутонов подсказывали, что кое-кто прекрасно все чувствует. - Всегда было интересно, как деревья размножаются. Никогда не верил в чушь с семенами, – я продолжил дорожку поцелуев вниз, опускаясь по очереди на колени. – Ведь вы наверняка балуетесь друг с другом, – волосы больно оттянуло. – Ну-ну. Не поверю, что ты этого не делал. Я проводил руками по веткам и стволу, стараясь найти то место, зарываясь пальцами в ложбинки и щекоча выступы. Крона давно волновалась, осыпая меня розовым снегопадом, но когда я случайно задел молодой черенок – начала трястись. Испытывая какое-то извращенное удовольствие от процесса, я продолжал покрывать ветви и ствол поцелуями, проводя руками по коре, а когда я слегка подвинулся, целуя свежие листочки молодой веточки, – подо мной, материализовавшись, сполз охнувший, раскрасневшийся юноша. Воспользовавшись внезапностью, он влепил мне сильную затрещину. - Что же ты, придурок, делаешь!!! Я лишь улыбнулся, чувствуя, как краснеет щека, и впитывая в себя изящные черты, сжимая на его боках руки – как я и думал, кожа такая же бархатная и мягкая, как казалось. Тонкие пальчики, похожие на ломкие веточки вокруг, впивались в мои волосы, пытаясь отпихнуть, но, наплевав на боль, я приблизился вплотную к его губам, вдыхая теплый воздух из его рта. - Я люблю тебя, – сметая все возражения разом, я выдохнул в его покрасневшие губы. Я остановился и ждал, лишь поддевая сзади кофту и пробираясь рукой вверх по спине. Вокруг нас завился розовый вихрь, и, резко подавшись вперед, он впился в мои губы, с остервенением целуя, будто оголодав. С жаром откликнувшись на прикосновение, я коснулся языком его неба, наклоняя голову и углубляя поцелуй. Руки беспрепятственно шурудили по пластичному телу, стараясь прижать ближе, вжать в себя. Тонкие пальчики игриво оттягивали прядки волос, то сильнее, то отпуская, то больно впиваясь ноготками. Разорвав поцелуй для пары жарких вдохов, я снова прильнул к нему, слегка отстраняясь, с садистским удовольствием ощущая, как он тянется ко мне. Слегка сдвинувшись, я поднял колено, услышав тихий вскрик. - Мой мальчик такой страстный, – срывающимся голосом прошептал я ему на ухо, все больше раскаляясь. - Н-не болтай… ах, – проведя рукой по спине, я пробрался ему в штаны, сжав мягкую половинку, прижимая вплотную к себе и давая почувствовать, как он меня возбуждает. Его тело выгнулось дугой, при этом он свободно закинул на меня ноги, обхватывая поясницу. - Не думай… о боже… что это что-то изменит. – пробормотал между вздохами моя прелесть, пока я осыпал поцелуями его шею. Резко рыкнув, я укусил его за мочку и услышал громкий стон. - Посмотрим, что ты скажешь потом, – прикоснувшись губами к впадинке над ключицами, я всосал кожу, пальцами чувствуя появляющиеся мурашки. Вжимаясь в его член, я начал двигать бедрами, просовывая в штаны вторую руку. Невероятное удовольствие – мять упругие половинки, ощущая бархатную кожу, слегка задевая кончиками пальцев сжимающуюся дырочку. Наградой мне послужил долгий стон, медом льющийся на мое оголодавшее естество. Отстранившись, я спустил его штаны, открывая ветру и жару молочную кожу. Я согнулся и стал разглядывать моего мальчика. Какой же красивый. Спутавшиеся волосы, влажные на лбу. Виски, покрытые испариной, и часто вздымающаяся грудь. Сорвав штаны и выкинув их за спину, я резко вытряхнул его из рубашки и со стоном боли от пробравшихся за ворот ноготков прильнул к розовому ореолу соска. Слегка посасывая, зализывая, я отстранялся, одаривая оба сосочка вниманием. Прикусывая левый, я услышал хныкающий стон и почувствовал, как парень слегка дернулся. Такой чувствительный. - Ч... Чанель… - удивленно вскинув брови, я поднялся к нему, облизывая верхнюю губу, слегка посасывая. - Так ты знал меня и столько мучил специально? – спешно отстранившись, я испытывал его, оглядывая затуманенным взглядом. Я начал медленно скользить руками по его бедрам, дразняще проводя пальцами в опасной близости с розовеющим членом, сочащимся предэякулянтом. - Н-нет… - я резко сжал пальцы на его пахе и укусил сгиб на шее. - Х-хорошо, прости, да, я… аах! – начав двигать рукой на его возбуждении, я вернулся к вставшим соскам, свободной рукой зарываясь в шелковые волосы на его затылке. Мой член давно требовал внимания и свободы, сжатый в штанах, но я старался сдерживаться, игнорируя боль. Если я не сдержусь, потом моя капризная прелесть влепит мне про изнасилование. Размазывая влагу, я водил по его члену под срывающиеся охи, большим пальцем забираясь под крайнюю плоть и слегка ее оттягивая. Наслаждаясь стонами, я маниакально вылизывал его шею, чувствуя вкус персика, и нажимал пальцем на уретру. Мой изящный мальчик судорожно втянул воздух и отпихнул меня, сев на земле. Я ожидающе уставился на него, слегка двинув еще раз рукой. Он закусил губу и, будто решив что-то для себя, резко взялся за мою рубашку и, почти срывая, откинул назад, следом он заставил меня лечь и спустился к штанам. Распутывая ремень, он сипло пробормотал: - Бекхен. Не расслышав от зашумевшего в ушах осознания, что последует дальше, я переспросил. - Мое имя Бекхен. Чтобы ты знал, что стонать, – сверкнув глазами, Бек рывком спустил штаны, не дожидаясь, пока я приподниму бедра, и я на секунду озадаченно уставился на него. Дальше я перестал соображать вообще что-либо, потому что, облизнувшись и сверкнув глазами вновь, он опустил голову. Впутывая пальцы в его взмокшую макушку, я сильно откинул голову, упираясь в землю затылком. С каждым движением вокруг становилось все жарче, а огонь - краснее. Где-то мелькали какие-то образы - я ничего не видел. Практически ослепнув, я застонал, чувствуя, как Бекхен облизывает венки, проводя по длине губами. Его пальцы играли на коже мошонки, перекатывая ее в руке. Он прижался губами ко шву и втянул его, немного пососав, с чмоком отстранившись. Легко дунув на влажную головку, он лизнул на проверку, а потом опустился губами, вбирая в себя сразу на максимальную длину. Содрогнувшись, я сжал рукой землю, прорычав через стиснутые зубы. - Чудо мое… ха… остановись, – думаете, меня слушали? Фиг ли. Он издевательски старался взять глубже, давясь вздохами. Прорычав, я ощутил, как пульсирующий член напрягся, встав колом. - Хватит, – схватив его за плечи, тяжело дыша, я отстранил дьяволенка от себя, нагло смотрящего и напоказ облизывающегося. - Ах ты паразит! – накинувшись на него, я без труда прижал трепыхающееся тело к земле и облизал розовенький член, вобрав в себя. - З-за что... ааах! Боролся, на то и… - не закончив фразу, Бекхен громко застонал. Правильно, пусть каждая гамадриада и нимфа в этой долине и округе знают, что ты – мой. С громким чмоком я отстранился и поцеловал кончик подрагивающего члена, а затем перевернул его, подкинув для устрашения в воздухе. Взвизгнув, он захохотал. От раскаленного вокруг нас воздуха его тело покрылось бисеринками пота, а от вихря лепестков кожа покрывалась пупырышками. Проследив за скатывающейся каплей, я поддел ее языком и, помяв любимую попу, раздвинул ягодицы в стороны, открывая вид на сжимающуюся (от стыда, наверное, что-то же должно быть святое у этого дьявола) дырочку. - Персик. Мой сочный, спелый, вкусный, – в подтверждение слов я хлопнул его по попе. - Э-эй! Говорил, что любишь, а са… ааа! – взвизгнул от удивления. Приблизившись, я лизнул ложбинку и стал медленно опускаться, игнорируя визги и ерзанье. - Люблю, – чмокнув покрасневший след от ладони, я вернулся обратно, просовывая язык и облизывая, смачивая дырочку. – Поэтому забочусь. Заведя вперед руку, я коснулся его истекающего члена. Вихрь вокруг замер и погрузил нас в состояние несуществования. Цветы висели в воздухе, пятнами закрывая нас от посторонних глаз. Стоило мне просунуть дальше язык в его дырочку, цветы и листья завертелись сильней, чем прежде. Чем активнее я двигался, тем громче мой мальчик стонал и извивался. Срамный поцелуй заставлял его содрогаться в конвульсиях и умоляюще хныкать. Почувствовав набухание под пальцами, я сжал основание его члена и отстранился. Перевернув его, я нежно взглянул на свое найденное чудо и просяще провел пальцами по часто вздымающейся груди, задевая бусинки сосков. - Я хочу это услышать. - Я… я… - жалобно мямлил мой найденыш, бегая глазами и жмурясь. - Пожалуйста, – приблизившись, я прихватил его влажные губы своими, с громким звуком отстранился, затем целуя еще пару раз, с открытыми глазами и немой просьбой, чуть отпуская и снова сжимая его член. Мелко задрожав, он крепко зажмурил глаза. Трусишка. Наклонившись к длинным ресничкам, я поцеловал по очереди правый и левый глазки. - Посмотри на меня, – мне нужна львиная выдержка: от зрелища жаждущего тела моего мальчика можно было кончить прямо так, но я должен добиться этих слов. Стиснув зубы, я собрал всю волю в одно место и ждал. Кажется, даже мое пламя замедлило горение и синело в ожидании. - Я думал, что схожу с ума, и готов был отдаться инкубу или демону на один раз, лишь бы он оказался реальным. Сегодня я нашел тебя и теперь не оступлюсь. Ни за что. Даже если ты будешь выкидывать меня с границы, я буду проходить ничто и вернусь к тебе, чего бы мне это ни стоило. Без тебя нет меня, почему-то мне кажется, дело не только в снах. Теперь все твои невзгоды я буду переживать с тобой и защищать от любого браконьерского дровосека, – он хихикнул и на мгновение улыбнулся. – Я люблю тебя, и не смогу без тебя жить. Я еле стоял на коленях, кинув всю выдержку и силу воли на сдерживание. Я. Должен. Это. Услышать. Он поджал губы и грустно смотрел на меня. Опустив руки, я поднялся. Пламя затухло, а лепестки разметались по поляне. Ссутулив плечи, я застыл, чувствуя, словно меня раздавливает, прокручивая через измельчитель. - Прости, но ты пожалеешь об этом, – сиплым от возбуждения голосом произнес Бекхен. - Я понял, – тихо произнес я, еле переставляя ноги, но с приближением к обрыву делая шаги все уверенней. - Ч-что ты делаешь?! – взволнованный крик. - Если тебе нужны доказательства, если ты не веришь мне - я их исполню прямо сейчас. - Нет! Подожди! Ты погибнешь! Ты же талантливый, молодой… у тебя вся жизнь впереди!! – сзади послышались торопливые, оскальзывающиеся шаги. – Одумайся! Ну зачем тебе такой, как я? Я… я же старик! – всхлипнул Бекхен. В сердце защемило – безумно хотелось наплевать на все и вернуться, сжать его в объятьях и любить, любить до конца жизни, но я понимал – если не решить все сейчас, если я не докажу, что достоин, – больше не будет шанса. Я… помню? Если не сейчас – никогда. - Подожди. Стой. Не ходи. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ТЫ ЖЕ ПРОСТО РЕИНКАРНАЦИЯ! Это мираж. Выдумка. Тебе все кажется!! – кричал мой любимый. Не выдержав, я развернулся. Дрожащая тонкая фигурка с вытянутыми руками и сжатыми кулачками на конце, заплаканные умоляющие глаза… вот только чего? - Ты же сам этого хочешь, я прав? Развернувшись, я пошел быстрыми и уверенными шагами, ближе и ближе подходя к самому краю земли. Мне было все равно на мир, людей, Сухо, стражей – для меня стал существовать лишь один человек, которого я добьюсь во что бы то ни стало. Даже если мне придется пройти через ничто, я вернусь к нему живым и добьюсь. Я готов сделать последний шаг, последний вздох земного воздуха, как после громкого шлепанья от быстрого бега меня крепко обхватывают поперек талии, утыкаюсь в спину, и валят в ручей. - Не пущу, – суровый возглас. Он перекатывает меня на спину и с горящими глазами вцепляется в мои плечи, роняя старые слезы страха и ужаса, сменяя их на новые – решительно-злые. Дерганно собираясь с силами, принимая свое решение, мой мальчик сидит на мне и свирепо прожигает глазами. - Я тебя не пущу никуда, – посерьезневший голос. Я кивнул. – И ты от меня ни на шаг отходить не будешь. Идиот! – я снова кивнул, медленно расплываясь в улыбке. Его руки слегка тряслись, выдавая состояние парня. – Если еще раз такое выкинешь – сам пришибу и на цепь посажу вокруг дерева бегать. Придурка кусок! – я снова кивнул, уже широко улыбаясь. - Все, что скажешь, – сказал я, счастливо улыбаясь и теперь собственнически оглядывая моего мальчика, игнорируя заливающуюся в уши ледяную воду. - И за что мне такое наказание боги послали, жил себе спокойно, нет, свалился на мою голову первый идиот на деревне, – Бекхен начал постукивать сначала легко, а потом все сильнее меня кулачками в грудь, сгибаясь надо мной. – Я ведь смирился, отчаялся, нет, ты появился… - он всхлипывал, уткнувшись мне в плечо. С каждым словом мне становилось теплей, и скоро вокруг нас снова пылал кокон пламени. Обняв, я мягко поглаживал его по голове. - Ну-ну, тшшш, чудо мое горькое, все хорошо. Ты не зря ждал, прости, что я так поздно… - от моих слов он зашелся еще сильнее, крепко обхватывая шею. Мне теперь было не страшно, что он замерзнет – я с ним и правда могу что угодно. Вскипятить поток печали? Запросто! - Я так испугался! - Чего, мой хороший? - Ты бы погиб! - Так ты не веришь мне, что я вернулся бы? – отстранив его, я вытер дорожки слез под заплаканными глазами. – Посмотри, прелесть моя. С тобой и ради тебя я могу что угодно. Тебе же не холодно? – я тепло улыбнулся, оставив на его лице руки, нежно поглаживая большими пальцами. Осознав, где мы лежим - в привычном уже для обоих коконе розового пламени -, Бекхен округлил глаза, и у отпала челюсть. - Т-ты… - Да. - Поток печали. - Ага, – хмыкнул я, счастливый после его реакции. - Хрустальные ледяные слезы горя, – Бекхен все не мог поверить. - Угу, – мне слегка уже это начало надоедать, к тому же наша поза и неудовлетворенное желание привели к предсказуемому результату. - Не могу поверить, что… - Бекки, – просипел я охрипшим голосом, говоряще опуская руки на полюбившуюся задницу и сжимая ее. Что удивительно – моя прелесть запунцовела. - Д-да? – несмело прошептал он, отворачиваясь и пытаясь встать. - Мне кажется, мы кое-что еще не закончили, – не дав ему отстраниться, я сдвинул его чуть ниже, давая ощутить свое желание. Бекхен вздрогнул и заерзал, в попытке сбежать. Вот только его действия вызывали обратный эффект. - Чанни? – ох, из любимых уст. Пусть всегда так называет. - Да, мой любимый, – промурлыкал я. - Мы же все решили, д-да… давай мы... аах! – перестав слушать жалобное бормотание, я поднялся, прихватив под ягодицы свое сокровище. Вглядываясь в помидорное личико, я ласково уткнулся в щеку отвернувшегося Бекхена и направился в дом. - Если ты мне все еще не веришь – я могу вернуться и продолжить начатое. Конечно, безумно тяжело будет оторваться, но раз ты не до конца осознал… - будем хитрее. - Но это жестоко, – воскликнула моя ноша, развернувшись и на свою беду встретившись со мной глазами. - Жестоко – это когда ты не хотел меня принять, любимый, – перехватив поудобней свою драгоценность, я распахнул дверь и чихнул с непривычки. Ханок давно пустовал. Заметив старательно скрываемую улыбку, я хитро заглянул обратно в глаза своего чуда. - И кто это тут смеется? - Нниктоо, – протянуло создание. - Бекхен, посмотри на меня, пожалуйста, – какой же у меня проблемный любимый. Нерешительно и сильно стесняясь, Бекхен поднял глаза. – Я. Тебя. Люблю, – с остановками, медленно и отчетливо произнес я, глядя в глаза, чтобы мой накручивающий и волнующийся мальчик понял наверняка. Спустя замершие долгие секунды он всхлипнул и прильнул ко мне, ударившись зубами, но не прекращая порывистые поцелуи. - Я… - он покрывал мое лицо поцелуями, вызывая скребущееся чувство в душе. Так, продолжая меня целовать, он пробрался во впадинку за ушком, и чувство растекалось по венам, обжигая кровь и внутренности. - Рад, – это любовь? - что ты появился, – он отстранился и впервые улыбнулся. Не слабо или грустно - это была счастливая, ослепляющая улыбка влюбленного человека. Задохнувшись, я отпустил себя, увидев зеленый свет. В этот раз все было по-другому. Бекхен отвечал, стараясь доставить удовольствие и мне, воюя за право вести. Я вжимал свое стонущее чудо в стенку, зацеловывая бархатную кожу, расцветающую узорами розовых бутонов, в ответ на что Бекки царапал на моей спине красные борозды и, намертво обхватив ногами, потирался своим возбуждением о мое. Порыкивая от переполняющих чувств, я кусал его шею, зализывая краснеющие места, и пробирался пальчиком все дальше в дырочку, раздвигая нежные стеночки. Бекхен вскрикнул, когда я повернул палец, и испуганно закусил одну руку. Желая слышать его голос, я свалил нас на расстеленный матрас, чем вызвал клуб потревоженной пыли и наше частое чихание вперемешку с хихиканьем. Перевернувшись и нависнув над ним, я невесомо чмокнул свое чудо в губы и прошептал. - Не сдерживайся, пусть все слышат. Фыркнув, Бекхен возразил: - А я тут один. - Как это? – я несколько озадачился. Надув губы и обиженно насупившись, он пробормотал: - Они не выносят, когда я цвету, – захохотав и схватив в охапку, я начал осыпать его поцелуями, отчего он начал фыркать и отпихиваться. - Ничего, у нас еще есть Филя, – вовремя вспомнил, что уж. - Это кто еще? – насторожилась моя прелесть. - Я вас познакомлю… чуть позже, – прошептал я Бекхену в губы и коснулся их в поцелуе, углубляясь и играясь с его языком, закручивая и заставляя его ноги сжиматься на моей попе в попытке приблизить. Поцелуй перерастал в более страстный, мы перестали смеяться и обращать на что-либо внимание, занятые лишь друг другом. Опустив руку, я провел по его члену и заскользил ниже, вставляя два пальца. Мой мальчик выгнулся, подаваясь вперед бедрами. Он метался и шептал между стонами мое имя, пока я добавлял третий палец и целенаправленно ударял по одной точке… - Бекхен, – процедил я, не прекращая разрабатывать любимого. - Аах… д-да… что? - Я хочу услышать… - вытащив пальцы, я опустил руку на свой член, проводя несколько раз и нависая ближе над Бекхеном. Открыв глаза и посмотрев на меня затуманенным взглядом, полным желания объединиться в одно целое, Бекки прошептал: - Я тебя люблю, Чанни, – в моем мозгу заискрилось, а мир вокруг взорвался. Теперь… все, как нужно. Это судьба. Вещи разметало от ударной волны к стенам, а хлипкие дверцы забились о стены. Приставив член, я вошел кончиком и сразу вышел, дразня обоих. Бекки разочарованно выдохнул и сам хотел податься вперед, как я вошел полностью в него, охватываемый теснотой девственника. Вокруг раздался взрыв, и нас ослепляла вспышка дико пляшущего огня и огромного вихря цветов. Теперь он – мой. Все вокруг заполнил запах персика, вызывающий сонмы игристых искорок в глазах и теле. С каждым толчком и громкими стонами нас обволакивал буйный огонь и вихрь, наполняющие нас теплым чувством, мы напитывались энергией и чувствами, делясь между собой эмоциями, перетекающими и соединяющимися. Мы переплелись пальцами, и, пока Бекхен страстно метался, стараясь прижаться, вжаться в мою кожу, подаваясь навстречу, я плавно входил в него, стараясь доставить высшее удовольствие. Мы делили на двоих дыхание, воздух, мир, стихии, растворяясь друг в друге и превращаясь в одно целое. Атмосфера вокруг раскалилась, за пределами воронки уже невозможно было что-то разглядеть. Все сметало пожирающее пламя страсти и алые бутоны чувств. Почувствовав приближение финала, я проскользил по влажному телу рукой, задевая чувствительную точку за ушком, ключицы, соски на разрываемой сердцебиением груди, на каждый получая жаркий стон. Опустив руку на возбужденный, дрожащий от быстрых движений член Бекхена, я начал быстрее ласкать его, наслаждаясь стонами и желая умереть в этой страстной пытке вместе. - Я хочу слышать тебя, – закричал я из последних сил, перекрикивая треск и шум воронки вокруг нас. В последний раз двинув рукой и дернувшись, я подумал, что ослеп. На секунду все замерло, будто время замедлилось, а потом, спотыкаясь, понеслось со старта, набирая скорость до ультразвука, взрываясь фейерверком, сметающим ударной волной все на своем пути, разбиваясь сонмами ослепляющих и высасывающих энергетических крупинок, собираясь в одно целое, расправляя крылья и взлетая над небом огромной огненной птицей. Я ослеп и упал в счастливую темноту, дрожащий в накатываемой истоме, лижущей пятки подбирающимся счастьем и осознанием, что теперь все будет хорошо. *** Проснулся я посреди разрухи, но на развороченном в порыве страсти матрасике с мирно сопящим на моей груди Бекки. Откинувшись обратно на подушки, я счастливо закинул за голову руки и посмотрел на потолок. Удивительно, как дом вообще нас выдержал. Нас. Двоих. Наконец-то все, как надо… Посмотрев на Бекхена, я умилился его мордочке и еле сдержался, чтоб не затискать, тревожа умиротворенный сон. Переведя во избежание соблазна глаза на дверь, я ухмыльнулся, вспомнив о хене и его афере. Нужно будет как следует поблагодарить. И у Фильки прощение выпросить, что забыл о нем. И как эти двое подружатся? Ума не приложу, как их свести. Уверен, Феликс уже в злости клювом щелкает. Но без этих двоих я умру от горя. Вчера, пока мы летели и я ощущал подъем от ожидания… кстати. Я нахмурился. Теневые люди. Попеняв себе, что забыл за таким счастьем о работе, я нахмурился еще большему осознанию. Сны были… скорее предупреждающе-рассказывающие, чем пугающие. И вспомнить слова Бекки… Старик? Что это значит? Не понимаю смысла, но одно ясно – что-то грядет. И нехорошее предчувствие, что одно и другое чем-то связано. Озабоченно задумавшись, я пошел умываться, выходя под прожигающий взгляд янтарных глаз. Вздохнув, я пробормотал: - Ну вот, как и ожидалось. Собрав раскиданную одежду и сложив аккуратно у входа одежку Бекки, я оделся и поманил цыкающего феникса поближе к себе, пока садился рядом с кривой сосенкой. Когда птица царственно соизволила расправить крылья и присесть, я прошептал, боясь разбудить свою спящую красавицу. - Ну и что ты о нем думаешь? – Филя осуждающе покосился на меня, понятно фыркнув. - Он – это я, пожалуйста, прими его. Я не смогу разрываться болью между вами двумя, вы мне оба очень дороги, – недоверчиво посмотрев, Феликс подумал и, вздохнув, уткнулся мне в плечо головой. - Ээх, Филя-Филя… нас теперь трое, позаботься о нем, – мечтательно пошептал я, задумчиво проводя глазами плывущие по воде лепестки. С Бекки я все смогу, особенно разобраться с теневой гадостью. А он сам… меня не волнует ничего, пока это не угрожает его безопасности. *** Бекки встал и обнаружил рядом пустоту. Заволновавшись, он закрутил головой и привстал, но, увидев шепчущуюся парочку, счастливо улыбнулся. Сколько лет… Помрачнев, парень попытался сосчитать, сколько тысячелетий заточен в этом дереве, но сбился. Любимица Зевса, Эос, давно умерла, а он до сих пор в заточении персикового дерева. Накинув тунику, Бекхен подошел к двери и, подпирая косяк, глядел грустным взглядом на пылающего феникса и… любимого. Стоит ли рассказать? Позволен ли ему… Чанель.