Отчаянная надежда

Я устало повалился на потрёпанный временем и моими предшественниками диванчик в нашей ординаторской. Ну и денёк, ну, мать его омегу, денёк! Ворчливый вечерний уборщик, седовласый бета, уже помыл в кабинете у главврача, зацепил там шваброй шнур от компа, получил втык и теперь обиженно бурчал, шуруя грязной тряпкой по полу под столом с кучей недописанных карточек пациентов, которые мне предстояло заполнить на сегодняшнем дежурстве. Кроме нас в поликлинике остался только сторож - дряхлый альфа, который, придя на работу, тут же включил в каптёрке сериал и больше уж ни на что не реагировал, и ещё два омеги - гардеробщик, уже сдавший все ключи, и медсестра, зависшая на новой серии "Жизнь прекрасной Розалинды". Я такую муть не смотрел. Все эти омежьи сопливые истории мне никогда не нравились. Все эти слова, так часто звучащие в мыльных операх, - "истинная пара", "возлюбленный омега" и тому подобное, на меня уже давно никакого впечатления не производили. Бред это всё. Выдумки. А реальность - это Пашенька, тёплый и смеющийся шестилетний бутуз. Вот оно - счастье и радость. А истинные пары... Их нет. Их просто нет. Кто-то хочет машину и бриллианты, кто-то вес и положение в обществе, кто-то жаждет мировой славы. А как по мне, так всё это глупости. Приложение к главному в жизни. А главное в ней – это дети. Сказать кому-то, что я с детства мечтал о детях, вряд ли кто в это поверит. А вот именно так всё и есть. Совсем мелким пацанёнком я играл во дворе «в дом»: укладывал спать плюшевого совёнка Пуню и строго отчитывал за ночные гуляния нашего серого кота Пирата (который всегда старался удрать, пока его не спеленали и не положили в игрушечную коляску), «готовил» из песка вкусные «пирожки», делал «салат» из травинок и листиков, а потом ворчал, что Пуня набросал крошек, и тщательно подметал «пол»… С тех смешных игр, наверно, мне несложно создавать и поддерживать уют в моей маленькой квартирке. Было бы для кого! Ясное дело, что детки должны расти в любви и неге и в чистом доме. Альфу же я рядом с собой видел как-то смутно, хотя точно знал, что заведу малышей только от любимого, а потому мои грёзы рисовали образ кого-то сильного, уверенного в себе, и почему-то обязательно виделась сцена, как мой муж возвращается домой с работы, раскидывает руки и радостно восклицает: «Я вернулся и вкусненького принёс!», и навстречу к нему наперегонки бегут маленькие омежки-близняшки, беточка постарше и я, радостный, в фартуке, с полотенцем через плечо говорю: «Все за стол!». Почему-то именно это мне казалось высшим проявлением счастья. Сколько не лежи на диванчике, подушки которого стали мне буквально такими родными, но нужно подниматься, обойти отделение, а потом садиться за записи в карточках – скоро проверка, а после того, как врачам повысили зарплату, начальство решило, что лучшие показатели в большем количестве писанины… На экране старенького телевизора бушевали страсти, прекрасная Розалинда, бурно дыша всеми прелестями, активно страдала, а зрители, вперявшие мокрые глаза в экран, активно сопереживали несчастной. Улыбнувшись таким сопереживаниям, я сгрёб карточки со стола и подался в отделение. Сегодня всё спокойно. В отделении занято только семь палат из одиннадцати – кто на выходные домой отпросился, кого ещё в пятницу выписали. Да и так наплыва особого нет. Из-под двери четвёртой пробивается мерцающий свет - там позавчера разрешили телевизор поставить, и теперь Розалинда страдает и в этой палате. Я люблю ночные дежурства за умиротворенность и покой, хотя, конечно, всякое случается на работе. Кажется, что суетливый днём коридор, прошарканый тысячью больничных тапок, становится домашним и безмятежным. И одновременно не люблю ночную работу, ведь Пашенька остаётся дома с няней – полной и добродушной бетой тётей Ниной. Вообще-то она мне не тётя, а мама моего одноклассника-омеги, Евсея Баранова, но стала ближе всяких родных. У папы и отца были родственники, но они дальние во всех смыслах. Да, родня приехала, помогла с похоронами после той аварии, где погибли мои родители, посочувствовала, сказала дружно «обращайся», «держись» и всё такое, но потом у всех пошла своим путём своя жизнь, а я остался вдвоём с моим тогда четырёхлетним сыном. И только тётя Нина ненавязчиво поддерживала, помогла переоформить квартиру и гараж, сурово говорила «соберись и иди на работу, тебя пациенты ждут», только она радовалась дню, когда я стал врачом, да и сейчас я спокоен за моего хохотушку. Я уверен, что его накормили блинчиками с творогом, рассказали сказку про Снежного короля и Кая, а сейчас кроха спит и видит десятый сон… Я очнулся от дум, пока воспоминания не зашли слишком далеко. Целых три часа я корпел над карточками и еле разогнулся, кряхтя, как наш престарелый вахтёр, и хрустя всеми суставами, когда закончил с писаниной. Похвалив себя, трудоголика, за проявленную настойчивость и упорство в деле канцеляризма, я с удовольствием напомнил себе, что за ночные будет немалая доплата, за правильно оформленные карточки – похвала и уважение от начальства, а ещё немного и - отпуск на долгие семьдесят дней. Вот Пашенька-то порадуется. В зоопарк сходим, а то, стыдно сказать, наша «Кукушкина роща» уж лет пять как открылась, а мы там с ним ни разу и не были. В новостях мы с Пашей видели очерк о том, как в зоопарке открывалась площадка молодняка, показывали, как ребятишки тискают маленьких поросят, дают корочки хлеба ягнятам и гладят терпеливых и добродушных собак, охраняющих выходы с площадки. Мелькали кадры со счастливыми мордашками, а корреспондент задорно рассказывала, что покормить животных можно специально продающимся на территории Парка флоры и фауны пайком для животных. С тех пор Пашенька только и говорил о том, как мы будем гулять по аллеям, купим морковку и покормим северного оленя. Меня терзали смутные сомнения как в том, что на площадке молодняка будет олень, так и в том, что он будет есть морковку, но решил, что как-нибудь на месте разберёмся, а то и у служителя спросим. Ох, что-то размечтался я. До отпуска почти неделя, а я уже распланировал – зоопарк, прогулки. Это моя самая лучшая и самая худшая черта. Аккуратно расставить по полочкам будущие события, продумать, сколько отложить денег, составить план, расписать по пунктам. Да-да, я молодец. Сильно мне это помогло в жизни. С Глебом особенно. Настроение стремительно скатывалось в минусовую отметку. Не хотел ведь портить себе остаток ночи. В отделении сонное царство, сторож залихватски храпит так, что жалюзи колышутся, да журчит неплотно прикрытый кран в туалете. Только мне не уснуть теперь. Чёртовы воспоминания лезут и лезут в голову, словно настойчиво крутят фильм в кинозале, из которого не уйти. Сколько мы с ним прожили, с парнем, которого я считал истинной парой? Года три, наверное. А сколько мечтали, как намечали совместное будущее, как хотели завести детей. Нет. Не хотели, а хотел. Я один хотел. Глеб вроде тоже о них задумывался, но как-то рассчитывал на абстрактное и очень отдалённое будущее.Настолько отдалённое, что слово «никогда» как нельзя лучше характеризовало его планы. А я и не понимал, что все эти его «да для себя ещё не пожили», «куда торопиться, давай лучше вот летом в Прагу смотаемся» - это первые звоночки. Потом он уже и не говорил ничего. Считал, что на эту мою блажь нужно отвечать материально. Заикнулся о малыше – получи золотой браслетик на ногу. Остановился у витрины с детскими вещичками – на тебе сертификат в салон красоты. А позавидовал соседу-омеге, гордо носящему живот, уже и опустившийся, в ожидании родов, так тут путёвка на отдых в Таиланде поправит дело. А начиналось всё просто: ни дать ни взять омежий слезоточивый романчик в мягкой обложке. Наследник крупной строительной фирмы, что пахал на своего отца лет с пятнадцати, прошёл «и Крым и Рым», стал правой рукой в папашином бизнесе не за красивые глаза, а за дело. По внешности – из золотой молодёжи. По сути – ни разу не прожигатель жизни. И я – на тот момент робкий студент меда. Хотя кого я обманываю, я и сейчас не брутальный и закалённый судьбой омега. Только в личной информации на страничке ВКонтакте сменилась запись на «терапевт». Мы с ним странно познакомились. Ну или забавно, как посмотреть. Я не могу назвать себя привлекательным и сейчас, хоть тётя Нина и говорит, что у меня красивый разрез глаз, а рисунок у губ называется «лук Купидона». А тогда я и вовсе был в комплексах по поводу своих природных данных, могущих привлечь альфу. Посему, на скорое знакомство, быстро загоревшуюся любовь и моментальную беременность можно было с уверенностью положить с прибором. Посему я, пока белый конь где-то захромал и скинул моего принца, подался в зоомагазин, дабы прикупить себе, любимому, какого-нибудь питомца. Хомяка. Или канарейку. Черепашка меня, впрочем, тоже вполне устраивала. В общем, лелея мысли о том, кому я буду отдавать свою любовь и заботу, в ожидании затерявшихся меринов и венценосных особ, я рассеянно скользил глазами по витринам со всякой живностью. От шиншилл до варанчиков, от гуппи до пустого, как мне вначале показалось, террариума. И тут оно как прыгнет! Как же я заорал, прости господи, когда о толстое стекло долбанулся здоровенный и весь мохнатый паук. Не удержавшись на гладком, эта холера скатилась вниз, на песок и осталась там в коварной неподвижности стоять, растопырив все восемь лап. Сознание я не терял. Точно помню. Но как я оказался на руках у высоченного голубоглазого брюнета альфы, крепко сжимающего меня в объятиях и во всё горло ржущего, – вот расстреляйте меня, не помню! - Глеб Надеждин, - сказал он мне, просто протягивая руку и пожимая мою влажную от перенесённого ужаса ладонь. - Отчаянный, - пробормотал я. – Матвей. И что это было? - Тера-хоси-дае из подотряда мигаломорфных, - с трудом прочёл Глеб надпись на ценнике, - паук-птицеед. Мне, походу, было всё равно, из какого он там подотряда, сердце чуть не выскакивало из груди, и колени всё ещё тряслись. - А ты отчаянный, не спорю, - альфа смеялся глазами и не отпускал мой локоть, - паука так напугал, что тот в ступор впал. - Это фамилия такая, - сказал я, осторожно косясь на подозрительно затихшее чудище, явно размышлявшее, как выбраться из заточения. – А чего он скачет как сумасшедший… И тут Глеб присел передо мной на корточки и озабоченно сказал: - Тебе совсем плохо, да? Напугал тебя восьмилапый. Ты аж белый весь. Дальнейшее я смутно помню просто потому, что свалился в обморок, а очнулся на скамейке около магазина, где Надеждин перепугано обмахивал меня шляпой и кричал в навороченный сотовый: - Да откуда мне знать, есть ли у него с собой полис?! Омега, лет семнадцать на вид, сознание потерял от испуга! Я пару раз моргнул и сел. И тут же поморщился. После обморока мне ещё немного подташнивало и мир танцевал причудливый танец. Когда окружающие меня предметы перестали кружиться и скакать перед глазами, я увидел того самого альфу. Видимо, он уже сбросил вызов и теперь немного прифигевший от таких активных действий человека, который ещё минуту назад лежал без сознания, смотрел на меня своими огромными, как блюдце, глазами, цвета неба и силился что-то сказать, но у него получалось только открывать и закрывать рот. Видя его растерянность и замешательство, я поспешил сказать: - Не волнуйтесь, Глеб. Со мной всё в порядке. Это просто был лёгкий обморок от испуга. Я врач, и, думаю, этим всё сказано. Спасибо, что не дали мне упасть и принесли сюда. И да, не люблю, когда люди ошибаются во мне, мне не семнадцать, а двадцать лет. Немного отойдя от шока, альфа всё же смог проговорить: - Ага. А мне двадцать три, и я заместитель генерального директора строительной корпорации, – и протянул мне свою визитку. - Да нет, Вы не поняли. Я это сказал не для того чтобы с Вами познакомиться, я хотел успокоить Вас и вывести из состояния шока. Вот и всё, - я улыбнулся. - Ах да, прости. Давай я угощу тебя кофе, чтобы загладить это мелкое недоразумение. Я посмотрел на него снизу вверх. Он, оказывается, красавец. Странно, что я раньше этого не заметил. Голубые, как океан, глаза хорошо сочетались с чёрными, как смоль, короткими волосами. Самый обычный нос и небольшие, аккуратные пухлые губы. И с ростом под два метра. А его рельефные мышцы были видны даже сквозь одежду. Как же я любил, лёжа с ним в сцепке, трогать их. Ммммм... Вот так и познакомились. В кафе он переписал мой номер, пока я отлучался в туалет. Позвонил на следующий день, позвал в кино. А потом всё завертелось, закрутилось. Через месяц он сказал, что любит. Ещё через месяц мы впервые поцеловались. Это был робкий поцелуй на последнем ряду премьеры фильма. Он просто коснулся своими губами моих, но я запомнил этот чмок на всю оставшуюся жизнь. А через две недели у меня началась течка и я впервые пережидал её вместе с альфой. Глеб был моим первым и, наверное, последним. Я всё ещё не могу забыть его. Несмотря на то, что уже семь лет прошло, что у меня родился сын, альфа, как две капли похожий на него. Но, наряду с тем, что я всё ещё люблю Надеждина, я его люто ненавижу. Ведь до сих пор не могу ему простить того подлого предательства. Как-то так, в общем. Спасибо, что прочли первую главу и постараюсь дальше тебя, дорогой читатель, не разочаровать. Очень жду отзывов и критики