Запретные чувства

      — Выступление прошло на ура, — заметил Минхо, когда они с Джонхёном брели по темной улице. — Если так пойдет дальше, я поверю, что мы не безнадежны.       — Не безнадежны?! — Джонхён шутливо ткнул его в плечо. — Да мы лучшие!       Джонхён был в прекрасном расположении духа. Сегодня был аншлаг. Не то, чтобы местный клуб, заполненный пьяными малолетками, был ареной его мечтаний, но надо же с чего-то начинать. Они с ребятами успешно отыграли свой блок и смотрелись на голову выше многих исполнителей, участвующих в таких концертах не первый год. Неплохой показатель для школьной группы. Разбалованный вниманием публики и разморенный дешевой выпивкой, Джонхён блаженно улыбался, мысленно расписав гастроли на несколько лет вперед и представляя стадионы фанатов, скандирующих его имя. Прохладный ночной воздух приятно холодил кожу, и даже то, что каникулы давно кончились и утром в школу, погоды не портило.       — Та девчонка с параллели, Секён, на тебя запала, — с усмешкой продолжил Минхо через некоторое время. — Вешалась на тебя весь вечер.       — На потрахаться напрашивалась. — Джонхён вспомнил маслянистый пожирающий его взгляд и, самодовольно ухмыльнувшись, удобнее перехватил гитару.       — А ты, типа, недотрогу из себя строишь?       — Я, типа, не хочу никого понапрасну обнадеживать. Слишком уж активно вешалась — напрягает. Втрескается еще. А на хрена оно мне надо?       — Какие мы циничные! — усмехнулся Минхо.       — Я — не циник, я — гуманист, созданный всем на радость.       Впереди уже виднелся дом Джонхёна — небольшой двухэтажный домик в частном секторе, с гаражом и крохотным прилегающим садиком, в котором любила ковыряться его названная мать.       Джонхён притормозил возле подъездной дорожки и хлопнул Минхо по подставленной ладони.       — Ну всё, бывай.       — Бывай, — поддержал тот и добавил вдогонку: — Секён списывать со счетов не спеши, гуманист. Другой девчонки у тебя на горизонте нет, а с тебя новая лирика. Источник вдохновения не повредит!       — И без источников справимся! Хоть целый альбом накатаю! Вот увидишь!       Минхо только махнул рукой на это самонадеянное заявление.       Позубоскалив сам с собою, Джонхён развернулся к дому, только сейчас замечая свет в окне гостиной. Это было, по меньшей мере, странно — родители в такое время десятый сон видели. Он снял обувь и прислушался.       Из гостиной доносились приглушенные голоса родителей. Они спокойно беседовали с кем-то, чей голос был ему смутно знаком.       Джонхён насторожился. Не справившись с любопытством, он кое-как побросал кеды и заглянул в гостиную, в тот же миг застывая на пороге, когда взгляд уперся в белобрысый затылок.       — Не может быть, — пораженно выдохнул он, когда блондин развернулся к нему, одарив внимательным взглядом знакомых лисьих глаз.       Со всеми своими концертами и репетициями у Джонхёна напрочь вылетело из головы, что еще утром отец говорил что-то о том, что возвращается Кибом...       Джонхён с детства обладал дружелюбным и общительным характером, в своем окружении пользовался авторитетом и был душой компании, однако со сводным братом у него всегда были натянутые отношения.       Когда отец вздумал жениться во второй раз, Джонхён ничего не имел против — личная жизнь отца его не волновала, а миссис Ким оказалась приятной женщиной. Но то неприветливое десятилетнее существо с колючим взглядом, что вышло из-за её спины, когда их свели познакомиться, насторожило с первого взгляда. Кибом выглядел вполне безобидно, но Джонхёна не отпускало чувство, что этот малый еще задаст ему жару.       Джонг тогда все же выдавил из себя улыбку и протянул Кибому вспотевшую от волнения руку, но тот не спешил ответить и только под укоризненным взглядом матери протянул свою пухленькую ладошку в ответ, почти сразу отнимая её и брезгливо вытирая об штанину. Его нахальная ухмылка, растянувшая красивые губы, и пляшущие черти в раскосых глазах не оставляли сомнений, что Джонхён еще хлебнет горя с названным братцем. И это оказалось недалеко от истины.       С того дня веселым играм с ребятами во дворе всё чаще стали уступать родительские просьбы поиграть с «братиком», присмотреть за ним, проводить до школы и обратно… И все бы ничего, но Кибом то и дело сбегал от него, подставлял и ябедничал, ломал вещи и, кажется, умышленно, играл на нервах. А главное — что бы он ни делал, всё ему сходило с рук — родители во всём ему потворствовали. Попытки восстановить справедливость и придушить это маленькое чудовище где-нибудь в темном углу зачастую выходили боком, заканчиваясь домашним арестом, конфискацией карманных денег, Интернета и прочих радостей жизни, стоило этой ябеде обиженно подуть губки и поканючить перед предками, обрисовав Джонхёна злодеем номер один. А потом ходил, выпятив грудь колесом от гордости. Только что свой острый язычок показывать опасался — видимо, боялся его лишиться.       Жаловаться было бесполезно и не без вреда для гордости, а единственный ответ, который получал Джонхён: «Ты же старше. Должен быть умнее». Поэтому, когда два года назад родители решили сплавить Кибома учиться заграницу, Джонхёну с трудом удалось сдержать рвущийся наружу радостный визг и не пуститься скакать по дому галопом.       И теперь Кибом вернулся. Странно, что так внезапно и в разгар учебного года, но факт оставался фактом.       Хотя в этом красивом стройном блондине, что сидел на диване в гостиной, уже мало угадывался тот наглый пухленький мальчишка в очках, которого помнил Джонхён. Только во взгляде и капризном изгибе губ сквозило нечто привычно нахальное, намекая, что он не ошибся.       — Джонхён, ты вовремя. — С кресла напротив поднялся среднего сложения мужчина в очках — отец — и указал рукой на пару чемоданов в углу. — Помоги Кибому донести багаж до комнаты.       Губы Кибома тронула тень улыбки, будто он только этого ждал. Поднявшись навстречу, он сократил расстояние и на западный манер протянул Джонхёну тонкую, увешанную разноцветными браслетами руку.       — Привет. — Его голос звучал на тон ниже и глубже обычного.       Кибом заметно прибавил в росте и похудел. С возрастом черты его лица заострились, обрисовав красиво очерченные высокие скулы и линию подбородка. И, несмотря на мягкость ладони, его хватка была по-мужски сильной.       Кибом тоже не упустил возможности рассмотреть его. На секунду в его остром, препарирующем взгляде вспыхнула искорка удивления, но быстро потухла, сменившись привычным напускным равнодушием.       Джонхён нервно усмехнулся, заметив этот проблеск, — он тоже изменился за прошедшие годы. Понимая, что откровенно пялится, Джонг отвёл взгляд и разорвал рукопожатие.       Не находя сантиментов, и пока родители не успели спалить, что он опять курил, Джонхён закинул гитару на плечо и, подхватив два ближайших к нему чемодана, отправился наверх.       Поднимались они в напряженном молчании, под скрип половиц. До тех пор, пока не скрылись с глаз родителей.       — Арматура и та легче, — недовольное бухтел Джонхён.       — Прекрати пыхтеть, как паровоз. Не такие они и тяжелые, — не выдержал Кибом, когда они почти преодолели лестницу. — У кого-то силенок маловато.       — Вот сам тогда и тащи свои баулы, — вспыхнул Джонхён.       Он резко развернулся, злобно сверкнув глазами, и бросил чемоданы к его ногам. Кибом пошатнулся на пятках и, наверное, кубарем скатился бы с лестницы, если бы вовремя не ухватился за косяк.       Джонхён хлопнул дверью своей комнаты и только после этого перевёл дыхание, понимая, что его бьет нервная дрожь и через гул крови в ушах слыша ворчливое: «Хорошо хоть с лестницы не скинул».

***

      При всей внешней незначительности Кибом умудрялся быть очень громким, и не заметить его присутствия в доме было невозможно. В первые дни после его возвращения Джонхён вспомнил, каково это, когда по утрам не пробиться в ванную, а за завтраком, обедом и ужином не смолкает бестолковая трескотня этого мальчика-отличника обо всем и ни о чем. И родители с таким благоговением его слушали, что становилось противно. Он по-прежнему оставался их любимчиком, даже невзирая на цацки, бабское шмотьё и весь его провокационный внешний вид.       Джонхён радовался хотя бы тому, что от него не требовали провожать его в школу, как в младших классах. Он седлал родной байк и, взвизгнув шинами, срывался с места, с небывалым рвением устремляясь к храму знаний.

***

      В середине недели было пасмурно. С самого утра зарядил дождь. Вернувшись из школы, Джонхён отбросил портфель и уселся за стол, намереваясь исполнить свое заявление и написать хоть пару строк. Он любил такую погоду — ему хорошо сочинялось под мерное постукивание капель по стеклу. В поисках вдохновения он лазил по сети, когда дверь распахнулась, словно её открыли с ноги.       Он вздрогнул, случайно закрыв важную вкладку, и досадливо поморщился, понимая, что забыл запереть дверь. Его комната была для него оазисом спокойствия, и Джонхёна раздражало, стоило кому-то без разрешения пересечь ее границы, в особенности Кибому. А то, что это он, Джонг знал, не оборачиваясь, — только у этого крашеного выскочки была дурацкая привычка вламываться без стука.       — Привет! Можно? — спросил Кибом от двери.       — Нельзя, — огрызнулся Джонхён, вновь открывая вкладки.       Впрочем, грубость Кибома не спугнула. Джонхён боковым зрением видел, как он продефилировав в центр комнаты и нагло растянулся поперек его кровати. Либо не замечая источаемой Джонхёном неприязни, либо умело ее игнорируя, он безмятежно жевал яблоко и рассматривал плакаты рок-музыкантов на стенах.       — Чего тебе надо? — не выдержал Джонхён.       — Скучно, — протянул Кибом, закидывая ногу на ногу.       — А я что, на клоуна похож?       — Рассказал бы что-нибудь. Два года не виделись.       Внутри всколыхнулась глупая детская обида; поднялась, словно муть со дна стакана. За эти годы Джонхён не получил от Ки ни строчки, а теперь ему, видите ли, скучно и он вспомнил, что у него есть брат. Джонг не стал углубляться в эту мысль, потому что за ней следом напрашивалась другая: он хотел этого?       — Нечего рассказывать.       — Ты играешь? — Кибом предпринял еще одну попытку затянуть его в разговор.       Джонхён намеревался послать его со своими разговорами особенно длинной дорогой, желательно в один конец, но, развернувшись, едва не захлебнулся негодованием — тонкие пальцы Кибома без спроса скользили по грифу его гитары, приставленной к кровати.       — Гитару не трожь, — рыкнул он, злобно сверкнув глазами.       Джонхён дорожил своим инструментом и не позволял его лапать кому ни попадя. Однако чувство вины, ощутимо кольнувшее изнутри, заставило его пожалеть о своей грубости, когда Кибом испуганно отдернул руку и в глубине красивых раскосых глаз промелькнула непонятная Джонхёну грусть.       Он уже замечал её в течение этих пары дней. Временами, когда Кибом переставал играть на публику и впадал в задумчивость, его черты искажала какая-то внутренняя тоска. Хотелось даже забыть положение вещей и пожалеть его, спросить, что случилось. Но Джонхён быстро приходил в себя и на корню душил подобные порывы.       Пользуясь заминкой, он окинул Ки взглядом. Ярко-розовая футболка, подведенные глаза, куча фенечек на мраморных запястьях… еще и волосы светлые. Кибом выглядел одновременно отталкивающе и притягательно. Было странно видеть его таким, но, что самое удивительное, ему все это шло. На него хотелось смотреть.       — У меня от твоего взгляда мурашки по коже. — Кибом вернулся в привычное язвительное состояние и приподнялся на локтях, разглядывая Джонхёна в ответ.       — Выглядишь странно. Одеваешься в розовое, красишься, навешал на себя дряни всякой. — Джонхён сглотнул и продолжил, от смущения грубее, чем хотел: — Выглядишь, как девчонка. Парни еще не клеятся?       — Если и клеятся, тебе-то что? — ехидно ухмыльнулся Ки, вскинув аккуратную бровь. Она выщипана? — Ревнуешь?       Гневная вспышка со скоростью лесного пожара разошлась по организму, заполнив каждую клеточку. Чувство, будто ему залепили пощечину. Джонхен понимал, что это лишь дурацкая шутка и Ки намеренно его провоцирует, но не смог справиться с собой. Он подорвался с места, ухватил Кибома за плечо и, силой сдернув его с кровати, потащил к двери.       — Ты что, шуток не понимаешь? — Кибом попытался вывернуться из хватки, но та клещами сомкнулась на его предплечье. — Эй! Отпусти меня! Ты делаешь мне больно.       — Брысь отсюда, — прорычал Джонг и вытолкал его за порог. Так, что Кибом чуть не влетел носом в противоположную стену.       — Псих неуравновешенный, — прорвалось сквозь хлопок двери.       Красный туман отступил, и Джонхён запоздало уловил в голосе Кибома жалобные нотки. Кожа у него на запястьях тонкая и бледная, на ней наверняка проступят синяки.       Раскаявшись, он приоткрыл дверь, но в коридоре никого не оказалось.

***

      К концу недели Джонхену стало ясно, что данное Минхо обещание написать целый альбом было не более чем бахвальством. Он явно переоценил свои возможности. На практике у него не получилось выдавить из себя и строчки. Джонхён уже полчаса гипнотизировал пустой лист бумаги, сосредоточенно постукивая ручкой по губам, но слова песни никак не шли, сколько бы он не напрягал извилины.       Окончательно романтический настрой, который он лелеял в течение нескольких часов, убивали звуки за стенкой. Убедившись, что Джонхён увеселять его не намерен, Ки притащил в гости Тэмина — своего приятеля, с которым дружил еще до отъезда, — и концентрация шума в доме возросла в геометрической прогрессии. Эти две язвы уже пару часов сидели в соседней комнате, и оттуда то и дело доносилось их противное громкое хихиканье.       Джонхён терпел.       Стоически терпел. До тех пор, пока музыкальная волна очередного хита Леди Гаги из-за стенки не подкинула его на стуле.       Джонхён скрипнул зубами. Он выскочил в коридор, намереваясь поставить этих двоих на место, но притормозил, так и не дойдя до соседней комнаты. Дверь была приоткрыта, а из просвета отчетливо слышался веселый трёп.       — У него было столь бесценное выражение лица, когда он меня увидел. Он чуть гляделки не сломал, — самодовольно заявил «братец». Тэмин залился смехом.       Джонхён сжал челюсть, чувствуя, как под кожей ходят желваки. Кибом же продолжал увещевать:       — К шмотью моему прицепился, мейку… Типа, еще парни не клеятся? А сам так пялился... Я думал, сейчас взглядом прожжет! Я возьми и пошути: типа, ревнуешь, что ли?       — И ты так и сказал? Тебе жить надоело? — Тэмин сказал это вполголоса, будто опасался быть застигнутым в любой момент, но не удержался от смешка.       — Это того стоило, поверь. Он аж в лице переменился. Взашей выставил, представляешь? — Кибом усмехнулся, но не очень весело. — Да кто на него позарится? Кряжистый коротышка.       Джонхён стиснул кулаки и пару раз вдохнул-выдохнул, с силой удерживаясь от желания войти в комнату и выписать обоим сплетникам отменную порцию звездюлей. Но он знал — насилие проблемы не решит, а Кибом лишь укрепится во мнении, что он недалекий перекачанный коротышка. Надо действовать хитрее, методами Ки.       Губы Джонхена растянулись в коварной улыбке. Он уже придумал, чем займется завтра. Главное — встать пораньше.