Школа

Утро было спокойное, хоть за окном погода предвещала дождь. Вчерашние тревоги будто испарились, оставляя за собой шлейф неприятных чувств. Как бы сильно я не сопротивлялась, Амалия устраивала мне встречи с Луханом снова и снова. Чего она добивалась? Какую роль все же я играла в этом спектакле? За эти два месяца я перестала надеяться на то, что смогу избежать этого. Смирение — выход. А после смирения что остаётся? Дыра, которую не залатать до самой смерти? Голова шла кругом оттого, что каждый день я проводила не по своей воле, а просто выполняла очередной приказ. Свадьба, встречи, новый дом, помолвка — сети, в которых я застряла навсегда. Этот круговорот событий утягивал меня все глубже. Мне не было больно. Я ничего не чувствовала. Но мне это нравилось. Каждая встреча с Луханом напоминала мне допрос. А вопросы по инерции повторялись. Мы не ждали друг от друга помощи. Не пытались бежать от судьбы, которую устроили наши родители. Безвыходность, из которой есть лазейка? До помолвки ничего серьёзного не происходило между нами, после осталось все неизменным. Лухан занимался своими делами, я своими. Я не читала мысли парня, да и он сам не давал никаких подсказок. Чужие люди остаются до самого конца чужими — основное правило, которого придерживались мы оба. И, в отличие от родителей, которые ждали малейшей искры между нами, мы не надеялись когда-либо на свадьбу против воли. Благо то, что встречи с будущим мужем спасали меня от дома, который был мне тюрьмой. Как удивительно то, что человека может изменить ситуация. Малейший шаг способен поменять взгляды людей и подготовить к новой жизни. Не знаю, насколько была готова я принять тот факт, что моя судьба уже предрешена. Я не была в состоянии оглянуться вокруг, так как эгоизм внутри был настолько велик, что становилось страшно. Страх за себя, за свою жизнь стоял на первом месте. Он внушал мне плыть по течению не своего русла. И я покорно слушалась: Амалию, Маркуса, Софию, Рию, Лухана. Кого из них мне надо было опасаться в первую очередь? Опасными казались все, но кто действительно решит уничтожить меня? Боясь этих людей, я не учитывала себя. Именно мои действия и покорность служили тому, чтобы в первую очередь бояться себя. Я — первая угроза и только я способна разрушить себя до конца. Порой, стены доверия между людьми настолько прозрачные. Меня окружали тысячи таких невидимых стен ещё с детства, которые легко разрушить. Только теперь я понимала, почему меня воспитывали чужие люди. Но разве таких людей называют людьми? Эта чёрствость во мне тупила боль. А боль превращалась в покорность, которая так же становилась равнодушием к окружающим и себе. Эту цепь, воспитанную с рождения, не мог разорвать никто. Ни Сехун. Ни Крис. Ни тем более Джей. Я стояла у обрыва, откуда было только два выхода: либо упаду сама, либо меня кто-то столкнёт. Разбудить во мне хоть какие-то чувства мог только страх. Фобия жизни — источник всех моих эмоций. «Зачем?» — то ли этот вопрос был риторическим, то ли на него был ответ, я толком не понимала. Зачем я стояла перед зеркалом, смотрела на чужую себя, находилась в чужом доме? Просто: зачем? Сидя в плетёном кресле и ожидая Лухана, меня посещал тот же вопрос. Что делала бы я, если бы в моей жизни не было Амалии и остальных? Смогла бы я выжить без плана на будущее? И главное: лучше с ними или без них? Лухан опаздывал, а значит, у меня оставалось больше времени на раздумья и поиска выхода. Я не исключала того, что Хань находится со мной в одной лодке. Мы её не раскачивали, а это доказывало то, что у нас с ним одна цель. Или безвыходность. Наша жизнь и судьба зависит не от нас, соответственно, лодку раскачивает кто-то другой. — Долго ждёшь? — спросил парень, приближаясь к столику. Кофе в чашке давно остыл, а я не притронулась к нему. — Недолго, — время утекало настолько быстро, что час с лишним мне показался минутой. — О чём на этот раз разговор? — усевшись в кресло, Лухан прогнал официанта и внимательно меня изучал. — Или, дай угадаю, как поживает Крис, или Сехун? — Тебя эта ситуация устраивает? — спросила я, перебивая, на что улыбка с его лица исчезла. Парень покрутился вокруг, оглядывая прохожих в окне. — Ты о чём? — спросил он спустя секунды, хотя мой вопрос был очевидным. — Свадьба? Мой переезд в ваш дом? Тебя это устраивает? — громче произнесла я. — Меня устраивает, — этот короткий ответ дал мне понять, что Лухан смирился с ситуацией, из которой нет выхода. — А тебя? — его тон звучал спокойно. Казалось, парень погрузился в себя, пытаясь убедить в правоте слов. — И меня, — опустив голову, я не знала, правильно ли я ответила. — Думаю, это не так плохо, — перехватив мою чашку с кофе, Лухан отпил глоток. — Горький. — Мы можем доверять друг другу? — осторожно спросила я, на что парень немного оживился, резко отвечая: — Нет. Парень был прав. Никто из нас не надеялся на доверие. А на помощь и подавно. Каким был Лухан на самом деле, я не знала. Казалось бы, я изучила его с корки до корки, но там за замком он хранил совсем другие чувства. Амалия внушала мне, что Лухан — враг номер один. От этого исходило следующее правило: «Друзей держи близко, а врагов ещё ближе». Что же делать человеку, которого окружают только враги? Я была слишком взрослой, чтобы Амалия будила во мне чувство семьи. Это надо было воспитывать в тринадцать лет. Сейчас, я прекрасно осознавала, что у меня есть только я. Кого в себе воспитаю, таким человеком останусь. Внутри меня все замёрзло. Внутри Лухана только замерзает. Амалия давно живёт в ледяном мире. — У меня будет вопрос, — сказал парень спустя минуты тишины. — Давай, — равнодушно произнесла я, посматривая на своё отражение в чашке с кофе. Стоило подуть и я исчезну, как это отражение. — Ты знаешь о том, что твоя мать — любовница моего отца? — спросил Лухан. «Ты знаешь, что он тебе не отец?» — пронеслось у меня в голове. — Думаю, да, — ответила я. — Хотя, она мне не мать, — я не понимала, почему ляпнула эти слова, так как мы договорились не доверять друг другу. — Знаешь, я долго думал, почему в графе «родители» у тебя вписаны совсем другие люди, — сказал парень. — Поведай мне эту тайну? — Тайна должна оставаться тайной, — мгновенно произнесла я. — Дами-ши, — вежливо обратился ко мне Лухан. — Твои родители живут в Бруклине, у тебя есть сестра и брат, а ты почему-то здесь, а свою мать выдаёшь за Амалию, — эти слова объясняли недоверие ко мне со стороны парня. — Ты о чем? — спросила я, на что Лухан удивился. Мы замолчали в унисон. Услышанные слова не вызывали никаких эмоций, только навеяли воспоминания на прежнюю жизнь, когда, по крайней мере, я не исполняла чужую роль. Моя мать часто была суровой ко мне, но никогда не говорила, что я её не дочь. Она била, но не ругала меня. Это молчаливое состояние родительницы наводило меня на мысль, что она вовсе не хотела поднимать руку, а уж тем более ремень. Только сейчас я поняла, что её заставляла Амалия. Или деньги? Будучи маленькой, лет пяти, я получила от родителей куклу, которую почему-то берегла до седьмого класса средней школы. Картинки воспоминаний всплывали в моей голове одна за другой. И однозначно, та жизнь мне нравилась больше. — Я не знаю, сколько ты продержишься, дорогая, но будь добра, не лезь в мою семью и мои дела, — на этих словах Лухан поднялся, оставляя меня одну. Фигура парня исчезла за дверьми кафе так же быстро, как и появилась. Но слова так и остались недосказанными. Сколько бы я об этом не размышляла, поток информации менял своё значение каждые несколько минут. «Что если…? Что если…? Что если…?» — этими вопросами я только мучила себя. А возможные варианты всплывали всё новые и новые. Я была слишком сильной, чтобы казаться беспомощной перед Луханом. Но слабела при одном упоминании Амалии, будто именно она была источником моей жизни и моим смертельным ядом. В кафе, в машине, «дома» я все больше убеждалась в том, что нахожусь в эпицентре войны. Кто выстрелит первым, тот станет законным убийцей моей плоти. Амалия? Лухан? Или «я»? И этого боя мне, как мишени, не избежать. На меня были направленны два пистолета, дуло которых дымилось, а курок надавливал чужой палец. А надо мной висела ахиллесова петля, и подниматься на бочку я буду сама, без чей-либо помощи, чтобы свести счёты с жизнью. Я понимала прекрасно, что Амалия лгала. Что было правдой, а что ложью из её уст? «Отец? Мать? Семья?» — эти понятия стали скептическими, как иллюзия, которую я сама себе рисовала. Теперь уже было не важно, в какой комнате меня будут держать: светлой или темной. Какого цвета будут шторы и в каком доме я буду жить? До переезда в дом Лухана оставалось двое суток. Эти два дня пролетят как две минуты, и не успею моргнуть, как окажусь перед воротами «новой тюрьмы». Чего ждать от будущего, частички которого расписаны азбукой Морзе? Блуждая вдоль тёмных коридоров, я надеялась, что в доме семьи Лу будет светлее и теплее. А люди в нем окажутся понимающими и заботливыми льстецами. Пусть эта искренность с их стороны будет фальшивой, но это лучше, чем терпеть «правду». — Когда ты вернулась? — спросила Амалия, переступая порог моей комнаты. За прошедшие два часа я не пошевелилась ни на йоту, а тёмный потолок казался уже не таким тёмным. — Два или три часа назад,— спокойно произнесла я. — Лухан тебя обидел? — спросила она, будто пыталась заботиться обо мне. Эта лесть была приятной, да и голос Амалии звучал не так властно и грубо. Женщина присела на край кровати, пытаясь сквозь мрак разглядеть моё лицо. На улице ещё не стемнело, а я почему-то задвинула шторы. Привычка. — Нет, я просто устала, — это было самовнушение, а не ответ. Я пыталась сказать и убедить себя в том, что все хорошо. Моё будущее предрешено, но что будет завтра — я не знаю. — Отдыхай, — «мать» попыталась притронуться ко мне, но лишь похлопала по подушке ладонью. Мои сети спасут меня только в том случае, если Амалия их не разрежет. — В этой свадьбе есть смысл? — спросила я, когда женщина решила покинуть комнату. — Просто убей всех и живи спокойно, раз хочешь мести. — Лёгкая смерть — слишком просто. Чтобы их души добрались до врат ада, они должны помучиться перед смертью, — слова Амалии звучали жестоко. Тон её голоса становился чёрствым, казалось бы, за несколько минут я успела понаблюдать за разными её сторонами. Две разные личности. — Твоя душа тоже будет стоять перед вратами ада, — тихо пробормотала я. — Я давно уже стою там, — разочарованно сказала Амалия, перед тем как захлопнуть двери. Не жестоко ли использовать меня, чтобы отправить к Дьяволу людей, которые когда-то по глупости совершили ошибку? Или это была вовсе не глупость? Месть и злоба настолько легко управляют людьми, а сознание приходит только после. Когда уже поздно. Когда ничего не исправить. Ошибки совершают все, но не все способны принять и согласиться со своей ошибкой. Амалия была сильной снаружи, но ребёнком внутри. Из-за мести, которая преследовала её на протяжении почти двадцати лет, она не успела вырасти до своего зрелого возраста. Жизнь стала игрой, где важно было не только выжить, но и одержать победу. Мысли о Лухане, об Амалии посещали меня чаще прежнего. Одержимость ими переходила каждый день на новый уровень. Хотелось помочь, спасти, чтобы счастливо улыбнуться, но вместо этого я выбирала «убить, чтобы избавить от боли». В комнате стало совсем темно. Только настольная лампа у стола периодически зажигалась. В сон совсем не клонило, а воображение проясняло тысячи разных картинок, которые появлялись и исчезали на чёрном потолке. Казалось, комната превратилась в кинотеатр. Изображения были разными: от сцен убийств до удивительно-прекрасного пейзажа зимнего леса. Это кино — часть моей жизни. В нем я не главная героиня сейчас, но позже я могу ею стать. Дублёр, который борется за главную роль. Из-за мыслей я настолько окунулась в себя, что не заметила зажжённый телефон, который оповещал о сообщениях. Они были от Лухана. Парень обращался ко мне формально, хоть мы были одногодками. Этой формальностью он показывал своё недоверие. «Я надеюсь, ты осмелишься рассказать Сехуну и остальным о нашей свадьбе», — в сообщениях был номер Сехуна, Криса и Тао. Рассказать им — как снег на голову. Но что лучше сказать: «Мы любим друг друга или нас заставляют?» Почему Лухан не оставил ответ на этот вопрос? Джей и школа думаю, что мы с Сехуном встречаемся. Да и его мать. Эта путаница заставила меня оживиться и включить свет в комнате. Темные изображения исчезли без следа. А свет заставил зажмурить глаза. Перехватив телефон, я набрала номер Лухана. Сообщения — не то. Лучше услышать его мнение лично. Как бы сильно он не сопротивлялся и твердил, что не причём, он в той же ситуации, а значит, отдуваться мы будем вместе. Мы чужие люди друг другу, но нас связывает общее дело. — Почему я должна рассказывать все Сехуну и остальным? Хочешь казаться непричастным к собственной свадьбе? — я не стала дожидаться, пока парень ответит, а закинула удочку первой. — А ты видишь другой выход из ситуации? — возмутился парень. — Ты больше меня виновата в этом, тебе и отдуваться. Я — только жертва. — Жертва? — теперь мне приходилось возмущаться. — Ты жертва? Ты решил меня обвинить во всем этом, чтобы выйти сухим из воды? — Ты решила испортить мне вечернее настроение? — вопросы поступали как от него, так и от меня. Мы не отвечали за свои слова, а только без умолку ссорились. Эта ссора с вопросами казалась нескончаемой. — Раз так получилось, расскажем всё вместе. Я не буду отдуваться за твою задницу, — казалось бы, Лухан на мгновение согласился со мной, но потом вновь произнёс: — Расскажешь, что любишь меня? Или может, чего ещё? Твоя сказка будет правдоподобнее моей, — наглость парня переходила все границы, но я не собиралась сдаваться. — Просто скажем, что так решили наши родители, — моё решение заставило парня замолчать в трубку. Но это длилось не долго. — Хочешь выставить меня слабаком перед друзьями? — спросил он. — Другого выхода я не вижу. Лучше рассказать всё как есть, — как бы сильно я не старалась убедить Лухана, это останется «нерассказанной правдой». — Хорошо, — в итоге он согласился. — Я утром заеду за тобой. На этих словах он повесил трубку. Решая проблему с друзьями, я отвлеклась от основной. Амалия и остальные легли спать, когда я все ещё блуждала по коридорам тёмного дома. Бессонница стала моим другом до самого утра. Но это было не так плохо. К утру мысли стали яснее, да и боль в груди от безвыходности исчезла. Поговорить с Сехуном или Крисом было не так сложно. Они всё поймут и примут. Они не осудят. Убедить окружающих — страшнее. Принять все слова, которые будут сказаны в мой адрес — одна из основных задач. Как бы сильно мы с Луханом не старались рассказать окружающим правду, как есть, осуждать нас будут и завтра, и через неделю, и через год. С этим главное смириться. Да и не обращать внимания.