Город мести

Лёгкими мелкими лепестками оседали пока ещё редкие снежинки. Город уже не мог сопротивляться напористому наступлению зимних холодов, и потому снег цеплялся за камушки асфальта, за кузовы автомобилей, за выступающие карнизы и балконы, за знаки и вывески, цеплялся и не таял. Ветер слегка вмешивался в монотонное замедленное падение пушистых капель, разбавляя лёгкими вихрями и перемешивая в воздухе, словно небесный салат. Я спустилась на дорогу и тут же с нотами сдерживаемой паники отметила, что мои следы очень ярко выпечатываются на белом ковре. Если... если моя сестра захочет меня найти, то это не будет сложно... А если она меня найдёт, то уже не отпустит... Мне лишь чудом удавалось убегать от неё все прошлые разы, но без конца это длиться не может... Снегопад мешал смотреть вдаль, но ещё не перекрывал до конца обзор, как было в прошлый раз. С другой стороны, он только начался, и неизвестно, каким будет теперь. А моё внимание тем временем привлекли руины огромного бетонного строения, когда-то сдерживавшего нашу Насьюг. Наверху было пусто, но дедушка Афанасий туда приходил не раз... Мне сейчас позарез нужен был дельный совет, и, кроме как к нему, мне больше не к кому обратиться. Мама с папой мертвы, Юрий бросил меня, воспитательницы рядом нет, я осталась одна... В городе призраков... Мне было холодно и страшно. До дрожи. Последняя встреча с сестрой – словно взгляд в бездну ненависти... Не хочу больше! Страшно. Взлохмачивая снежный покров, я двинулась по тротуару в сторону плотины, ёжась от наступивших холодов и непрекращающегося страха перед возможной встречей с Пенелопой. От той моей уверенности, с какой я пришла в Насьюг, не осталось и следа. Хоть бы дедушка Афанасий нашёл меня раньше мести сестры. Вокруг было пугающе тихо и спокойно. Ни единого шороха, хруст снега тонул в этой тишине, шум дыхания терялся... Слишком тихо... Слишком одиноко... До плотины ещё идти и идти, и казалось, путь будет бесконечным. Знакомые вывески медленно проплывали мимо. А вон и моё граффити с экспрессивным выражением моих мыслей об этом провинциальном городке. Рюкзак всё так же в доме родителей. Не хочу туда возвращаться... Вдруг, Пенелопа ждёт меня там? Чем... чем раньше найду дедушку, тем быстрее спрошу, как мне лучше поступить. Бежать? Бежать – не вариант... Наверное, город свёл меня с ума, потому что я не хочу бежать. Не хочу возвращаться в чёртов приют, где встречу Юру с громкими амбициями, которые, рассказав, он уже не будет от меня скрывать. Не хочу жалеть о брошенной сестре, которая продолжает винить меня и искать моей крови, и потому будет блуждать по улицам города хоть до конца света. Наверное, город окончательно свёл меня с ума, если не могу просто сбежать, хоть и мне и оставаться здесь очень-очень страшно... До основания дамбы мне удалось добраться без происшествий. Дальше нужно на грунтовую тропинку, уходящую из города по кривой траектории вверх, к наблюдательным площадкам сооружения. Тишина не прекращала следовать за мной по пятам, будто без конца предупреждая о грядущей буре... Не надо больше бурь. Я устала. Не хочу, не нужно... Устала и хочу отдохнуть... Но сейчас важнее найти деда и спросить совета, что мне делать... Снег без тени сомнения садился на не успевшие раздеться, сбросить всю листву деревья. Цеплялся за жёлтые, красные и тёмно-фиолетовые листья и повисал. Многие листочки не удерживались на ветках и срывались. Грунтовая дорога тоже была сплошь застелена белым ковром, оставляющим яркие следы позади меня. К моему облегчению, мне удалось без происшествий добраться даже до вершины дамбы. Я подошла к самому краю плотины и посмотрела вниз, с такой высоты вдруг ощущая некоторое умиротворение и спокойствие, казалось бы, уже позабытые. Как ни странно, но сквозь настолько сильный снегопад можно было разглядеть не только верхушки ближайших домов, но вообще весь город, словно кто-то там наверху тщательно и идеально выверил скорость бомбардирования окрестностей мороженой водой. Юра был прав, и огромный овраг не окружал город со всех сторон, а достаточно прилично разрывался, обступая нашу Насьюг, словно бы заключая наш Насьюг в огромные квадратные скобки. Но масштабы проделанной работы, масштабы силы моей сестры завораживали и пугали одновременно... Афанасий! Дедушка шёл по улице, оставляя за собой вереницу следов из двух подошв и одного узкого круга от трости. Он двигался, практически не опираясь на клюку, даже в свои годы выдерживая неплохую осанку. И, кажется, направлялся сюда. Надеюсь, что сюда, он мне очень нужен. Старик добрался до основания плотины, после чего направился к заворачивающей тропе, шагая как раз по проторенному мной пути. Мне везёт, не придётся ждать его несколько часов. Хотя подъём по склону к верхней площадке дамбы занял у него прилично времени. До меня он добрался совсем запыхавшийся и обливающийся потом. Опомниться я ему не дала, сразу же напав с расспросами: - Дедушка Афанасий, здравствуйте! Мне нужен ваш совет, подскажете? - Ох, ой... – старик тяжело вздохнул и устало опёрся на клюку. Он смотрел на меня из-под обессиленно опущенных густых бровей и слегка покачивался. По лицу тёк пот. – З... здравствуй... Внучка... а-айи ты откуда меня знаешь-то? - Виделись мы уже, вы забыли? - Ну-у, наверно. Старость... память уже не та. А-а, ты живая что ль? А что в городе-то приключилось? К... куда все делись, никого нет нигде, и... что-то... что-то нехорошее в нашем городе произошло, я это... это чувствую, только понять не могу или вспомнить, что именно... Может... может, ты знаешь? – старик ещё пытался отдышаться, но уже ждал от меня ответов. Похоже, мне со своими вопросами придётся подождать... Как же неудобно, что у вас склероз! Сколько ни пытайся понять, что вокруг происходит – без толку - забудете! - А в городе... а в городе все умерли, вы и сами же это понимаете, иначе бы не спросили, жива ли я. Живая, здоровая. В отличие от многих. - Ч... что их? – у деда округлились измученно глаза. - Не что, а кто... один человек всех перестрелял. За что - не знаю, - произнесла я, и у Афанасия подкосились ноги. Он повалился на снег, ошарашенно глядя на меня, как будто до этого у него ещё оставалась надежда, что все просто куда-то ушли... - Как? Целый город? Вот так перестрелял всех? Как такое возможно-то? Внучка, это же шутка, верно? Молодёжный юмор, так же ведь? - Это не шутка, дедуль. Все мертвы. Только вы остались. А я – не местная. - Да что ж... так не бывает же! Внучка, такого не могло случиться! Да что ты несёшь, девочка? – по морщинистым щёкам потекли слёзы, теряющиеся в густой бороде. - Вы же знали, что все мертвы. Подозревали, как минимум. - Такого и быть не могло! Да... да кому надо у нас всех расстреливать? Война, что ли, началась? У нас же... у нас же глушь! Маленький городок, внучка! Тут все друг друга в лицо знают, понимаешь? Такого же просто не могло случиться! Кому это может быть нужно-то, девочка? - спросил он, безумно мотая головой, не желая знать ответа. - Я не знаю, дедуль. - У меня ж... тут и дочка-умница-красавица... Не могло же и с ней такого произойти! Она ж сроду никому зла не желала! Добрая, умная, кому надо было такую убивать, скажи, кому? Она же... - дед обхватил голову руками. - Я сомневаюсь, что этот маньяк, который всех перестрелял, хоть где-то выбирал между жертвами. Они для него все были равны... - Она ж... она же не могла... она же жива, я её голос слышал... она... не могла... Я ж и решил, что по глупости... или шутка ль... или не она вовсе... Она же говорила со мной! - Может, стала призраком...- предположила я. - Доча так же сказала, а я... я не поверил... я же... я же не мог! Это нелепо, внучка! Откуда ж мне в такое верить? - Частично вы уже поверили, разве нет? - Ну... внучка... скажи, что такого не могло быть! Скажи! - Не скажу. Не вижу смысла врать, посмотрите уже правде в лицо! - развела я руками. - У меня же все здесь были! И жена Тоня, и внук Владимир, и брат его родной – второй мой внук... они же все! Все жили тут! Никому зла бы не сделали! Разве могло с ними такое, внучка? Ты же не видела даже, насколько добрые были они! - Не видела, только это ничего не меняет. Их, скорее всего, уже нет... - выдохнула я, играя в соболезнование. - Да внучка, ты пойми, у меня же ничего не осталось! Мне шестьдесят семь лет, у меня ничего больше нету! И никого! Мне жить-то осталось всего-ничего, и всё... всё, ради чего я жил, чего добился... внучка! У меня же... у меня ничего не осталось, понимаешь? Ради чего я жил всё это время, внучка? - спросил он измученно. - Ради впечатлений, ради эмоций, неужели так мало причин? - ответила я. - У меня ничего больше нет, внучка! Я ради семьи всегда жил! Это... это вы, молодёжь, такого представить не можете, а я... для меня семья – это всё, как же ты не понимаешь? – старик рыдал, стоя в снегу на коленях, и снежинки цеплялись за его волосы и бороду, растворяясь в слезах. От измученных откровений он выглядел будто бы ещё лет на десять-двадцать старее, чем обычно. Я фыркнула, вспомнив Юру и его чёртовы идеи про исходные точки, или как их там? Ниже которых не упасть, что бы ни случилось. А старик упал. Потерял эти точки и оказался на самом дне под конец жизни. Мне даже было его жаль... Он не в том возрасте, чтобы начинать с нуля, когда у него отняли всё. И тогда до меня начала доходить одна навязчивая мысль. - Дедушка Афанасий, зачем вы поднялись на разрушенную плотину? Что у вас тут? - Что? - он не сразу расслышал вопрос. - Зачем вы сюда забрались? - спросила я. Старик не сразу ответил, отвёл глаза в сторону, глядя на город. А потом еле слышно произнёс сквозь слёзы: - Те... тебе лучше не знать, внучка... - Я уже догадываюсь. Вы можете, сколько угодно, отрицать, будто не знали, что вся ваша семья погибла. Только сюда вы шли, уже большей частью веря в то, что всё настолько плохо. А передо мной вы распинаетесь, ожидая, что я совру. Совру, будто ничего подобного не происходило. И уговариваете соврать. У вас ничего не осталось, и я уже знаю, зачем вы сюда поднялись. - А что... а что мне ещё делать, внучка? У меня ничего нет! Вся семья погибла! Ничего не осталось такого, ради чего можно было бы жить дальше... Может, хоть... хоть на том свете свидимся. - Они вообще-то призраками ещё существуют... - Она, доча, не хочет общаться со мной... Боится сделать больно, не может таким видеть... она так мне и сказала. - Думаете, что сможете встретить её, если умрёте? - Мне уже нечего терять, внучка. Бог свидетель, ничего у старика не осталось. - Он же вроде не одобряет самоубийства... - тут же опровергла я старческое обращение к вере. - А я устал ждать... и будь, что будет... я... ничего у меня нет, ничего в этом мире не держит... Мне уже всё равно, внучка. Понимаешь? – у старика начали проходить слёзы, а отчаяние сменялось отчаянной решимостью. - Понимаю, дедуль. Я уже взрослая и достаточно понимаю. Вопрос мне уже не хотелось задавать. Мне казалось, что дед уже ответил. Нужно бежать от этой всей хрени, игнорируя и наставления родителей, и мучения сестры. Я пыталась подружиться с ней. А в результате лучшим вариантом оказывается тот, при котором надо начать всё с нуля, упасть на дно, не сохраняя ничего. У меня жизнь длинная, это старику уже недолго осталось. А с его намерениями – совсем недолго. Дед Афанасий дрожащими руками обхватил клюку и начал подниматься. Стар он стал, и поднялся с трудом. А затем тяжело заковылял к краю. Я с любопытством следила за ним, следила за его нарастающей решимостью. Старик остановился на самом краю. Ему повезло, и, когда раскурочило плотину, то вырвало половину поручней – даже перелезать не нужно. Шаг вперёд и... но он стоял. - Внучка, тебе не стоит этого видеть, - выдохнул он, гордо вытянув осанку на краю бездны. - Вот не надо! За последнее время я насмотрелась такого, чего вы за всю жизнь не видели! - Эх, девочка. Мала ты ещё, чтобы что-то понимать, - начал старик свои наставления... Будто оттягивая момент прыжка. - Что? - возмутилась я. - И постарайся никогда так не делать. - Вот не надо читать мне морали! Прыгать собрались – прыгайте! Я вас не останавливаю, но и уходить не собираюсь! - Зря ты так, внучка, - почти прошептал он, обернувшись ко мне, после чего вновь устремил свой взгляд вперёд. Деда Афанасия понемногу начинал охватывать мандраж, спор решимости с инстинктами самосохранения... или со страхом того, что будет потом? Или с нерастворимой надеждой, что все погибли не по-настоящему. Может, и не прыгнет. Не первый же раз сюда поднялся, и раньше, думаю, пытался покончить с собой. - Внучка, а ты знаешь? Ведь ещё пару часов назад я чувствовал себя очень хорошо и вообще не подозревал, что произошло подобное. Просто шёл по совершенно пустому городу и не мог понять, куда все делись. Искал дочку, искал внуков, жену искал. И ничего подобного не знал... забыл, наверное. Всё-таки как же было хорошо в то время, пока я ничего не помнил, внучка, - тяжело выдохнул он и замолчал. Старик замер, медленно расслабляясь и наклоняясь вперёд, словно бы потерял сознание или впал во внезапный сон. Прошло секунд десять, когда он вдруг выпрямился и твёрдо встал на ноги. Окинул взглядом весь город. А потом повернулся ко мне и удивлённо вскинул мохнатые брови. - Здравствуй, внучка. А ты что делаешь здесь – так высоко? - Я? – меня его вопрос сначала удивил. А потом дошло, что происходит. Забыл. Склерозник... А может, и не совсем склероз это... Нечто не связанное с болезнью... Нелепо настолько, что я фыркнула и закатила глаза. - А что смешного? Тут высоко, а ты вон, какая малáя. Вдруг упадёшь? - Не волнуйтесь, дедуль, мне можно, - выдохнула я, ему назло подступая к краю. После чего начала изучать город с высоты плотины. - Внучка, а что это за... овраг такой? Который вокруг города образовался, видишь? - Да так, несчастный случай, - ушла я от ответа. Всё равно не поверит, что это сотворил призрак девятилетней девочки. - Несчастный? – удивился он. - Дедушка Афанасий, а что там за здание такое странное? - Где? - А во-он там! – указала я в самый центр города. А когда старик сощурился, пытаясь выцепить из кучи строений что-нибудь необычное, я взяла его за руку и толкнула вперёд, сбрасывая с обрыва. Тот ничего не успел сделать, просто сорвался вниз, махая руками. Кажется, он что-то кричал, но я не слышала. А может, там и не слова были вовсе, а обычный вопль. Или проклятия. Или просто открывал и закрывал ошарашенно рот. Я стояла на самом краю плотины и смотрела вниз, как дед исчезает в снежной мгле, вдруг резко сгустившейся. Дед пролетел метров десять, прежде чем исчез в белой буре. - Ты плохая! - Кэралайн лучше! Мне даже не было видно, как он упал. Но странно не это, а то, что я совсем ничего не ощущала. Ни укоров совести, ни радости, ни печали. Просто непривычная опустошённость, словно старик унёс вместе с собой и часть меня. Не знаю... точно не считаю, будто сделала что-то плохое – он сам того хотел. У него не было выбора. И дед Афанасий бы сам прыгнул, если бы не забыл, для чего здесь находится... Если бы не забывал каждый раз до этого. Заперся в порочном круге амнезии. Я лишь этот круг разомкнула. - Кэралайн лучше! - Ты плохая! Ветер усиливался. Сквозь завесу иссушающего безразличия понемногу накатывала тревога... Стало как-то слишком тихо. Настолько, что я настороженно заозиралась, как вдруг увидела за своей спиной туманное облако мстительной сестры. Ошибиться было невозможно. Она нашла меня! И в этот момент затряслась земля, а снег вперемешку с грунтом поднялся огромной волной и потянулся прямо на меня, оттесняя прочь с площадки. Мне ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть вниз, пытаясь избежать снежной лавины. Ещё в первый раз, когда я поднялась сюда, то заметила, что стену разломало под наклоном, и по относительно широкому слому стены вполне можно спускаться вниз, держась за торчащие тут и там арматурные прутья толщиной с крысу. Снег и землю, смешанные в нераздельную массу, выбросило прочь с обрыва, раскидывая широким ввером по округе. Нужно переждать поток. Я остановилась, засев между изогнутыми прутьями, накинув на голову капюшон, чтобы за шиворот ничего не полезло, и закрывшись руками от камней. Снег и земля пронеслись мощной лавиной, царапая и больно ударяя камнями. Всё это продлилось лишь мгновение, а затем масса унеслась вниз и осела в русле Насьюг. А я сразу же сорвалась с места, продолжая спускаться. Неизвестно, что сестра натворит следом, сейчас главное – прочно на землю встать. Страха не было. Или он потонул в быстрой гонке мыслей, торопливо выцепляющих из окружения те арматурные прутья, за которые нужно схватиться. Дикий ужас, который овладевал мной каждый раз перед призраком сестры, сейчас сменился целенаправленностью и расчётливостью. Временами подошва проскальзывала по камням, но я тут же изворачивалась и находила опору, чтобы вновь бежать дальше. В один из моментов я бросила взгляд назад, на сестру, медленно спускающуюся за мной следом. Больше у меня нет желания с ней договариваться. И так сделала всё, что было в моих силах. Пора валить с этого города. Давно пора. Ещё когда мне эта мысль пришла в голову в первый раз! Сейчас нужно укрыться в городе, сбросить хвост, а затем беспалевно пробраться до другого края реки. Вверх по Насьюг нет ничего полезного – только шахты и горы. А соседние города в другой стороне. Сделав ещё несколько шагов, я спрыгнула с бетонных руин на засыпанный снегом берег, а затем понеслась в переулки, петляя и путая след. Пусть угонится, и не от таких убегала. Раз вираж, другой, третий. Я выскочила на широкую дорогу и тут же вернулась обратно. Там стояла Пенелопа... Маленькая девочка, окружённая плотной, едва пропускающей свет мглой. Заметила? Нет? Она потеряла меня уже давно и потому вышла на широкую дорогу в надежде хоть здесь отыскать. Я выглянула из-за угла – кажется, не видит. Нужно укрыться ненадолго. Засесть в домике, пока сестрёнка не свалит подальше. Я перескочила через забор и оказалась во дворе двухэтажного домика с синей крышей и белыми стенами. К моему удовольствию, дверь оказалась незаперта.