Томление

Если кто мне скажет, что красивым людям или просто симпатичным легко живется, то получит от меня в свою наглую рожу... Хотя я себя никогда и не считал особым красавчиком. Знаете, что такое «Рыбий глаз»? Это когда твои глаза серого, неприглядного прозрачного цвета немного навыкате. Были бы хоть немного темнее, и жизнь для меня сложилась бы намного прекраснее. Да что там, был бы я хотя бы белобрысым к этим сраным прозрачным глазам. Так нет же, природа наградила темно-серыми паклями, в простонародье называющимися благородный темно-русый цвет. — Привет! Чего киснешь? — сзади налетели и огрели увесистой сумкой. Димка по жизни шебутной, а еще он мой близкий друг с детства. Это когда и один горшок, и игрушки с книжками общие. Одни на двоих. Его мама — тетя Галя, недавно снова вышла замуж и весьма удачно, во всяком случае, судя по ее округлившемуся животу. И, как говорит сам Димка, скоро родится третий. Девочка или мальчик — все равно. Я уже вижу, что он любит этого ребенка. Впрочем, его старший брат Сергей, наверное, тоже. — Лёш, чего-то я не пойму никак? Ты же Ленку любишь? Так подойди и скажи ей прямо в лицо. Чего киснуть-то в стороне? Ему легко говорить, у него глаза черные, да и волосы тоже. Димка как галчонок. И в кого такой уродился? Смуглый, чернявый, верткий, как угорь у нас в горной речке. А ведь его брат намного светлее, вернее, рыжее, в их располневшую цветущую мать. Я только вздыхаю тяжело, а что тут скажешь? На Ленку Гагарину я смотрю уже года как два. Более того, я даже в курсе, что она нравится Димке. Вернее, точно нравилась, но когда он узнал, что я неровно дышу в ее сторону, тут же отказался в мою пользу со словами: «Тебе — тюфяку, нужнее, а я и другую найду. Мы же друзья как-никак. И чего из-за бабы ссориться? Да ни в жизнь!». Про «тюфяк» мой друг загнул, я вполне спортивный. Конечно, крупнее его в кости и выше сантиметров где-то на десять, но просто по сравнению с Димкиным взрывным хватким характером я недотепа. — О, смотри! Плывет твоя ненаглядная. Белая лебедушка, — кивнули на вход в рекреацию, и я застыл. Леночка и правда плыла. Настолько хрупкая, тонкая и грациозная. Ее светло-русые волосы ниже талии, мягкие розовые губки, длинные белесые ресницы, которые только сейчас в одиннадцатом классе она стала красить коричневой тушью, и глубокие, как горные озера, прозрачно голубые глаза... — Да не стой ты истуканом, подойди и скажи «Я тебя люблю», — шипели мне под боком, когда мимо проплывало мое расчудесное чудо. — Здравствуй, Димочка. — Лена застряла напротив нас, мило улыбаясь моему другу, от чего я совсем выпал в осадок. — Привет, Лена, — хмыкнул Димка и толкнул меня увесисто острым плечом. — Здравствуй, Лена... — выдавил я из себя, потирая отбитую Димкой грудь. — А?! — на меня глянули снизу-вверх прозрачные глаза Лены. — Это ты... Алексей, а я тебя и не заметила. Привет. И снова вперили эти озера в чернь ночи Димки. — Димочка, мне сказали, что ты в художественную школу ходишь. — Я в нее уже отходил. Еще в девятом, — нахмурился мой друг, ибо жопой чуял, что пригребут. А чего он так не любил, так это вечно рисовать плакаты, газеты и прочую лабуду для нашей школы, почитай с первого класса. — Нам на осенний бал, как старшеклассникам, задали написать объявление, — начал заливать Леночкин сладкий голосок. — Ну так и рисуй, коль надо, — буркнул хмуро Димка, ощериваясь. — Я тут причем? Я те не космонавт. И не Юрий Гагарин! Ленка вспыхнула тонкими раковинами ушек. Из-за ее фамилии ее вечно подкалывали знаменитым однофамильцем. Ее и Сашку из «А» класса, потому как тот тоже был Гагариным. Иногда доходило до того, что ее величали Белкой, его — Стрелкой, и похабно спрашивали «Когда в первый полет? И не будут ли они получать приплод в космической невесомости». — А это тут причем? — возмутилась прекрасная Елена. — А притом, что я тебе не первопроходец и не родственник. Айда, Леха! Пусть ищет другого идиота в параллели! И меня за руку потащили прочь, не слушая вслед нашим удаляющимся с крейсерской скоростью спинам несущиеся Ленкины возмущения. — Мог и помочь... — начал я, забрасывая удочки. — А я бы... — Что "ты бы"? Извини, друган. Я в курсе твоих предпочтений, но мне не улыбается несколько часов одному корячить спину над ватманом, пока ты с Ленкой-дурой разводишь под боком у меня розовый амур! — прорычали мне в лицо. Димка сильный, черт, несмотря на свою тощую фигуру и низенький рост, впрочем, сто семьдесят пять сантиметров не так уж и мало. Конечно, пока не сравнивать с моими ста восемьюдесятью пятью. — И потом, сегодня вечером баскетбол! Это был увесистый довод, в эту секцию мы с Димкой ходили вместе уже который год, и, несмотря на низкий рост, заводной Димка был лидером нашей бравой команды. *** — О, сладкая парочка пришкандыбала! — бледный Васька пожал нам руки. — Бобрик злой сегодня, просто зверь. Только дай волю, и отгрызет чего-нибудь особо ценное. Так что, Димасик, твой выход, и еще — сегодня у нас пара новеньких. И каких! Увидишь — слюной изойдешь. Только рост чего стоит! Мы быстро напялили шорты и футболки на разгоряченные после пробежки за автобусом телеса и выпали в спортзал. М-дя... Вовик, которого мы все за глаза зовем Бобрик из-за его неправильного прикуса зубов, рычал не по-детски. И все потому, что в зале, кроме наших, высились два рослых парня, каждый не меньше метр девяносто с гаком. — Что за игра?! Вы что, решили устроить саботаж? Идиоты! И кто мечтал о международных соревнованиях? Если вы не хотите принять таких перспективных новичков в свою команду? Вы все полные уёбыши... — рычали, разбрызгиваясь вокруг слюной. — Владимир Венедиктович! — подал сзади нашего тренера голос Дима. — А? — Тренер разбушевавшейся фурией уставился на нас, маленький ростиком потный колобок. — А вас я могу вообще теперь выгнать взашей из команды! За то, что вы, засранцы, опоздали на целых полчаса. Слава Богу, теперь народу много! Команда зароптала совсем не по-дружески. Димка — центровик и умелый раздатчик пасов, а еще он может забивать в кольцо затяжные трехочковые. Буквально с любой точки поля. Он хоть может и ростом не вышел, но без него вся команда рассыплется за неделю в полный прах. — Молчать! — взвизгнул Бобрик, тряся дряблыми щеками. — С этими двумя у нас ровно два состава! Быстро поделились пополам. Эти скинули футболки и марш играть! — Вы же нас только что выгнали?! — усмехнулся хитро Димка. — Качалов! О, это уже мне. — Заткни свою трещащую женушку и быстро в строй! Так, разделись. — Еще бы сказал — портки снять, — ухмыльнулся Димка под моим боком. — Сорока, заткнулся! Это я тебе, между прочим! — Бобрик ткнул пальцем в обнаженную грудь Димки ровно между двух сжавшихся небольших темно-вишневых сосков. — Все, девоньки, хватит препирательств. Играем! Свисток протяжно оповестил начало тренировочной игры. Мяч подбросили над головами разыгрывающих. И понеслось. Эти двое шпал оказались в другой команде, и оба против нас с Димкой. Умелые, черти, хваткие. Хотя! Крюк! И первый мяч наш. Я сумел-таки обыграть одну жердь. Но прессинг давил нешуточный, было вообще чувство, что с нами играются, как с мышками особо ценной породы, прежде чем сожрать без остатка. Один из новеньких хищно улыбнулся мне в глаза сверху-вниз. Херовое, неприятное чувство, когда на тебя смотрят свысока. Впрочем, Димке же ничего. А ведь на него постоянно смотрят так, и редко кто наоборот, снизу-вверх. Забили нам в ответ в легкую, Васька прошляпил, а ведь он с этими жердями по росту один в один. Одетые соперники откатились к своему кольцу, как из ниоткуда у меня под рукой вынырнул Димка с мячом. — Придержи этих двух, а я забью! — шикнули мне, и пока я умело оттирал двух новичков, забил трехочковый практически с нашего участка поля. — Ха! Сорока, говоришь? — оскалился тот, что отличался яркой светловолосой шевелюрой, смазливый такой, черт. Да и второй, с русыми волосами, тоже практически принц из сказки. — У меня фамилия такая! А что, есть возражения? — оскалился Димка в ответ. — Нет... Особых! А он что, твой муж? — хихикнул пакостно уже мне белобрысый и состроил протокольные прозрачные глазки, пытаясь мимо меня провести мяч. Вот же-ж, и почему «Рыбий глаз» у блондинов смотрится вполне нормально, а у меня полный детский понос. — Качалов! Сорока! Ты глухой, да? Или тупой от природы? — за меня взъелся Димка, перехватывая на себя более рослого противника. — Разные ж фамилии! И какая я ему при этом жена? — А я бы от такой верткой черноглазой красотки не отказался! Мяч попытались перебросить по верху в нашу корзину, но Димка прыгнул вверх вместе со мной, ставя двойной блок. Я вылетел за его спиной и то, что он не доделал, изменив траекторию, коснувшись меча тонкими пальцами, остановил я. — Да еще такая прыгучая! Потерли отбитую грудь, я же отбросил в полете мяч, и наша команда откатилась под противоположное кольцо, забивая в красивом высоком прыжке. На этот раз Васечка был в ударе. — Подумаешь, на двадцать сантиметров выше. Не смотри на меня так! Свысока! Я прыгаю не хуже него, — указали на меня тонким пальцем. — Это я уже понял, — ухмыльнулись нам и, изменив построение со своим дружком, устроили массированную атаку, переиграв нас в ней на корню. — Муж да жена — одна сатана! — Сорока! Что за вихляния тощей задницей? Это не балет, а баскетбол! Мать вашу! — рычал снова Бобрик, прыгая около нас за линией. — Качалов! Харе обниматься с любимой женушкой. Тащи свою упертую жопу сюда! Вашу мать! Фол! Штрафной! Свисток осадил всех, забивали новички, естественно попадая умело в корзину, кто бы сомневался. И так видно, что они профи. А мы по сравнению с ними простые любители. Пришлось Димке попытаться забить снова трехочковый, но ему, естественно, не дали, наседая вплотную рядом. — Давай ты! Иначе не выиграть, — рыкнули мне. — Ты же знаешь процент моих попаданий, — начал было канючить я. Потому что и правда трехочковые у меня выходили редко. Чаще всего я работал у самого кольца, забивая в прыжке и зависая в воздухе против всех законов гравитации. Но издалека... — Харе ныть! А то женушкой станешь ты, а не я. Пошел забивать, тюфяк! Димка меня разозлил намеренно, я это прекрасно знал, но уже ничего не мог поделать. Когда злость застилает пеленой глаза, то вся моя неловкость и мягкотелость с недотепством пропадают враз. И я становлюсь... Ну, конечно, не супер героем, которому все по плечу, но все же. Трехочковый в прыжке, ибо эти жерди заслонили нам с Димкой полнеба своими хваткими граблями. Точное попадание. — Качалов! Ай, молодца! Могёшь, когда хочешь, — улыбается Бобрик. Димка хлопает по моему плечу, мол, тоже молодец. — Хм, а ты, муженек, крут! Даже у меня не всегда так красиво выходит, — замечает белобрысый, и бой заворачивается снова. Тайм-аут, они-таки нас обыгрывают в шесть очков. Так как не могу я вечно с Димкой прыгать, и даже Васька, неугомонный наш силач, измотан вдрызг. — И откуда их только Бобрик выкопал? Сущие звери, — сплевывает он на пол между своих разведенных волосатых колен. Кожа у Васьки светлая и сухая, морщинистая, как будто ему уже за тридцать, он вообще конкретный альбинос. С тонкой пергаментной шкурой. Смотря на Ваську, я всегда думаю — хорошо, что я не белый, как он. Потому что в его случае это конкретный перебор с недостатком пигмента. — Ясно откуда, от другана своего спер, — усмехнулся устало Димка, на фоне Васьки он смуглый, как шоколадка, хотя просто с лета загорелый. — И надолго? — вклиниваюсь я тихо, посматривая на обливающихся потом, уставших мужиков. — Навсегда, — хмурит брови Васька и кивает Николаю, сегодня Колька играет с нами. Вихрастый, кареглазый, с подранным в схватке с этими шпалами носом. Так как одному пробороздил физиономией по груди и, видно, о край кармана. — Ага, — кивают нам вихрами, подтверждая Ваську, все остальные просто молчат, устали вусмерть. — В прошлой команде что-то случилось, и эти двое ушли. Я слышал краем уха, как Бобрик по сотовому с дружком своим ругался. Русликом. И теперь эти два батона у нас. — И как звать эти хлебобулочные изделия? — хихикает вдруг развеселившийся ни с того ни с сего Димка. — Юрий, — над ним зависает хитрый до безобразия белобрысый. — Валера, — ухмыляется вторая шпала с русыми волосами. — Вот и познакомились! — Юра продолжает держать протянутую Димке руку, но тот ее игнорирует, заявляя звонко на весь зал: — А вот подслушивать, ай-я-яй! Нехорошо. *** После тренировки в душевых места мало. — Красотка, может, вместе помоемся? — Юра усиленно строит глаза Димке, но тот, смерив его обжигающим черным, подходит ко мне, вставая под горячую воду. — Подвинься. — Надо же, какие мы, оказывается, верные. Неспроста это что-то. Усмехаются сзади нас, прожигая и мою задницу злым взглядом, впрочем как и Димки. Пусть злится, его право, мы вырвали очки буквально зубами и окончили вничью под радостный хрип осипшего под конец игры Бобрика. Я поворачиваю недовольно голову назад и скрещиваю взгляд с похожими прозрачными глазами. — Ну, он же мой муж как-никак, — заявляет Димка в наглую и закрывает перед интересующимся носом дверку нашей кабинки. — И просьба, нас не беспокоить! — А как же разные фамилии? — начинают громко ржать за дверью. — Я оставил свою, девичью, она мне дорога как память! — рыкнул Димка в ответ и отпихнул меня в сторону из-под воды. — Да подвинься же ты. Вот козел! — Я? — ткнул себе пальцем в грудь ошалело. — Ты-то тут причем? Я говорю, этот Юрий. Козел! И чего пристал только? Я ж ему не девица. Димка усиленно стал намыливать себя мочалкой и забранным у меня мылом. А я посмотрел впервые на него с другого ракурса. Не девица, говоришь?! Хотя... стройные длинные ноги, только на щиколотках в черных мелких волосках, упругие круглые ягодицы. Да такими формами любая девушка бы обзавидовалась! Тонкая талия. Конечно, плечи мужские, но и не такие уж и широкие. Да и грудная клетка узкая, я по сравнению с утонченностью Димки и правда... гигант. Сорока начал подмурлыкивать, поворачиваясь ко мне по оси, драя себе черные космы на голове. Ого, а вот здесь за лето Димка, и правда, подрос. Пенис с яичками в обрамлении черных кудряшек был уже довольно большой. Я даже на свой посмотрел. Хм-м-м, нет, все же у меня крупнее. Но вот во взведенном состоянии я же у него не видел. А вдруг длиннее?! Я отодрал дурной взор от болтающихся мудей Димки, с которых лился целый ручеек теплой воды, и повернулся к нему спиной, делая вид, что совершенно им не интересуюсь. И потом, правда, я же Лену люблю. А Димка друг, практически брат. И не более того. *** Обратно шли вместе... И потом, как по-другому? Мы же с ним соседи, на одной лестничной площадке живем всю нашу сознательную жизнь. Каждый из нас при этом думал о своем. И явно не о женском. — Давай ко мне? Мать с отчимом в деревне, брат на потрахушках с очередной бабой. А? — предложил щедро Димка. И я задумался. А ведь я у него, почитай, с весны не бывал. Димку на все лето отправляли к бабке по матери, особенно после развода с отцом и новыми женитьбами на другом мужчине. И хотя отчим был неплохим человеком, но и отец Сергея и Димки тоже был нормальным мужиком. В чем уж тетя Галя с ним не сошлась, мы не знали. Но до сих пор вроде как и Димка, и Сережка ездили к отцу на другой конец города. И слава Богу, мать им это вроде как не запрещала. — Ладно, — согласился я практически сразу, мать мне всегда разрешала ночевать у Димки, только все шипела, чтобы я не мешал тете Гале. А сестренка Машенька и подавно была влюблена в старшего брата Димки — Сергея. И на все мои: «Он тебя старше на десять лет!» только носик задирала, ворча: «Подумаешь, зато красивый. Не то, что твой чернявый недоросль Димка». Машка училась в пятом классе и строила из себя настоящую королеву. Впрочем, с внешностью ей повезло больше, чем мне. И глаза у нее были темно-серыми, да и волосы светлее, в нашу маму. Я только оповестил, сунувшись в соседнюю квартиру, что у Димы и, услышав от мамы «Хорошо», протопал в квартиру к Сороке. — И почему твоя мама развелась с вашим отцом? Я, как и много раз бывая здесь, застрял глазами на крупной модели фрегата, которую сделал отец Сережки и Димки. — А кто ж ее теперь знает? Говорит, что надоело всю жизнь быть Сорокой. — Хм, ну да, а теперь Хренова! — М-да, уж... хрен редьки не слаще, — подтвердили мне, а затем потянули к себе за руку. — Айда! Сегодня у нас практика! — Какая? — опешил окончательно я. — С порно! Брат отоварил. Только не говори, что ни разу еще не интересовался и не смотрел в интернете? — Ну почему же... — начал я, пытаясь сообразить, Димка что, со мной порнушку будет смотреть на пару? И с чего это бы? — Серега недавно сайт раскопал и скачал. Убойно, ты и представить не можешь как. Причем, что хочешь. И орал, анал и вагинальный секс! И партнеров до черта, — запрыгали, подключая лэптоп к телику и настраивая. — Ща, пивка принесу, Серега, вроде, оставлял по нашу душу. Я ему сказал, что возможно и ты придешь. И видишь, как здорово угадал, — этот чернявый ураган пронесся мимо, крича: — Эй, только без меня не запускай! А я тупо уставился в экран огромного плоского телевизора, на котором сидела, разведя ноги, грудастая девка. М-да уж, приплыли... И что мне делать? Димка притащил поднос с пивом, сушеной рыбой и зеленью. Полный сервис, мгновенно накрыл низенький столик перед диваном и рухнул на него, хлопая мне рядом рукой. — Садись, давай! Вот увидишь, вообще полный улет, — нажимая на пульт цепкими пальцами... *** Член у Димки был изящным, с яркой головкой... как, впрочем, и его пухловатые губы. Немаленький, крупный, только разве что более тонкий, чем мой, и чуть короче. Как фонарик, мелькнуло у меня в голове. Наверное, ночью светится. Откуда, вы спросите, я узнал? Ха! После двух бутылок пива... Димкин «улет» оказался более чем полным. К своему огненному пойлу я так даже не прикоснулся. А вы бы смогли? Сорока стянул с себя штаны и начал дрочить. Смотря на экран, на котором во всех подробностях двое мужиков трахали одну несчастную бабенку. Причем, один в передок, а другой... к-хм... в задок. — Чего отстаешь? Вот скажет тебе Ленка "да", а ты даже в теории ни в зуб ногой, — усмехнулись нагло мне, пьяно облизывая губы и не отрываясь от развратного действа на экране черными глазищами. Я снова скосил взгляд на процесс звериного порева, и меня передернуло всего. Дева орала уже между мужиками всерьез, и явно не от сильного возбуждения. Да чтобы я свою Леночку... туда? Я имею ввиду в... анус?! И чтобы она так же кричала, как сумасшедшая... Да я же не зверь, в конце концов. Димка отследил подернутыми страстью очами мой кривой рот и откровенно заржал: — ХоспАди... Ты точно тюфяк! Я ж не заставляю ее с кем-то на пару драть. Ой, не могу! Сделай рожу попроще, а то совсем не фонтан. Мне протянули открытую бутылку пива той рукой, которой только что себе оглаживали призывно возбужденный ствол, и приказали: — Пей! Я глянул на дернувшийся член Димки, что стоял конкретным колом и подтекал обильно выделениями, потираясь о подтянутый его живот, и, рвано сглотнув, присосался к горлышку пивной бутылки. Что ж... Не все так плохо, особенно, когда пиво... явно крепленное и на голодный желудок. Но уже под хорошей мухой было вполне совсем тривиально смотреть, как Димка снова начал ожесточенно отдрачивать себе член. С протяжным стоном прикусывая нижнюю пухлую губу и с силой отваливаясь на спинку дивана. Вбиваясь тонкими бедрами в свою жадную ладонь. — О, бля! Щас солью, ну еще, детка, простони... славно так! А-а-ах... Ох-х-х... А-а-а! В конце его тональность с «А-а-а!» перешла на «А-а-а?», а потом вообще на глухое невнятное «М-м-м...». Потому что я сам, не зная почему, может видя, как он, маясь, не может по пьяни слить, накрыл его распахнутые, покусанные губы своими и поцеловал. Димка сначала оцепенел, после забрыкался подо мной, а затем даже чуть ослаб и послушно приоткрыл рот. Этим я и воспользовался, вырывая из него языком сдавленный стон, углубляя до возможного свой поцелуй до откровенной, тягучей боли в районе челюстей. Он задрожал в моих руках от нахлынувшей волны оргазма, затрясся, выгнулся и обильно выстрелил прямо себе и мне на лицо. А я продолжал его целовать, зарываясь рукой в черный вихрастый затылок, пока очнувшийся мой друг не залепил мне здоровенный тычок в солнечное сплетение острым локтем. — Ты что, совсем с недотраха озверел? На мужиков кидаешься! Меня с силой оттолкнули, как только пришли относительно в себя, а потом, нашарив полотенце, стали вытираться. — В следующий раз... выбью зубы, — пообещали пьяно мне. А я, схватившись за рот, наконец-то осознал, что свой первый поцелуй подарил парню. И не просто парню, а единственному близкому другу. И еще хуже, возбудился от этого поцелуя, а не на смачное порно по телику, в котором уже другая девка отсасывала черноволосому парню его нехилый член. Практически с такой же яркой головкой, как у Димки. "Как у Димки..." — зацепилась моя мысль за последнюю параллель, и я соскочил с дивана. — Мне пора! С пива лихо повело, но я ухватился за книжный шкаф. "Странно?" — подумалось мне, даже с крепленного так раньше не шатало. — Да с чего бы это? Только ко мне сосаться не лезь! А все остальное пучком, — заявили мне пьяненько с дивана, падая спиной на мягкую подушку и продолжая себе сонно оглаживать опавшие муди. — Нет. Поздно уже. Я развернулся как мог и, сконцентрировав глаза в кучку, нашел выход. Главное, идти прямо! И чего меня с пива так развезло? Впрочем, ответ послышался сразу. — А нечего так пиво вставляет с водкой. Брательник сказал, будет круто, если фифти-фифти... Если хочешь, приходи еще... В следующий раз. Ик, — икнули, вырубаясь прямо на ходу и совершенно не слыша мое: — Следующего раза... точно не будет. *** Утром пришло похмелье, хотя вру, оно началось еще ночью. "Пиво с водкой не мешать!" — была здравая мысль, а я еще удивился, чего это бутылки открыты и привкус странный. Во идиот. Утром, выжрав всю имеющуюся минералку дома и приняв два раза холодный душ, выпал на площадку, где на окне меня ждал не менее хмурый Димка. — Привет, рожа у тебя не фонтан. — Да и у тебя... не майская роза, да и амбре. Если учесть вес этого вихрастого воробья, и что он выпил вчера в два раза больше меня. Так вообще — тоска зеленая. И как только вообще смог встать с утра? — Я выжрал весь аспирин и рассол... Все запасы дома, какие были... — пояснили мне невозможное, потирая виски. — А еще выдавил все в банке маринованные помидоры. Но голова все равно, как шарик. А чего ты так рано ушел? Я очнулся, а тебя нет, — бордовые губы облизали, и я вновь вспомнил, как целовал этот рот. Как в моих руках его гибкое тело выгнулось, ловя волну неподдельного экстаза, и как он оросил свое и мое лицо белыми, остро пахнущими брызгами. Ничего более сумасшедшего и возбуждающего я ранее не мог представить, как подернутые пеленой черные глазищи и обкусанные полноватые губы, красного, безумно яркого цвета. — А еще губы болят, — вставили не к месту моих пошлых мыслей. — Вот это порно! Никогда б не думал, что так прикушу себе их во время оргазма. «Он не помнит... нашего поцелуя... О, черт!» — всплыло в моей голове. — Ну, так что, на выходных повторим? — шваркнули мне щедро в грудь. — Нет, я пас. И еще, не вздумай в следующий раз мешать два алкогольных напитка, — скис я совсем. — А что? Совсем на утро было бо-бо? — ухмыльнулись мне и сами скривились от своего же резкого движения головой. — Хотя, возможно, ты и прав. Смешивать... не стоит. *** — Сорока! Ты что, пил? Леночка с ее высоким голоском, и почему мне он раньше казался манной небесной?! Прошлась по натянутым нервам нам обоим. — А что? Ты мне вот точно не мать и не жена! — оскалился Димка, вставая в позу «да не пошла бы ты подальше со своими утренними визгами!». Леночка подловила нас еще до пар в раздевалке. Она оглядела помятого меня. Ну надо же, удостоился и я на этот раз чести. И едко заметила: — Мало того, что сам квасил, так еще и Качалова спаиваешь? Ишь, как его в стороны водит! — Не водит, а качает. Фамилия у него такая — Качалов. А не Водилов, глупая твоя голова. А рисовать я тебе не буду. Хоть удави! — оскалились в голубые Леночкины очи черными помятыми зенками, дыхнув перегаром. — Удавила бы, а толку! — пожала та плечиками, помахав себе перед острым носиком узкой ладонью, как бы разгребая Димкино амбре. И тут взялась за меня, особо сладким манящим голоском. — Лешенька, может, хоть ты его уговоришь, а? Больше некому. Вот так вместо уроков мы оказались в актовом зале вдвоем со злющим Димкой и четырьмя ватманами размерами "А ноль". — Идиот, купился на «Лешеньку», — хмыкнули мне, размечая умело на ватмане нужный рисунок. — И где твоя краля, а? Так еще и меня припряг. Димка на корячках, как паук, ползал без обуви сверху, обводя карандаш толстым маркером. Я издалека смотрел на это оттопыренное попой кверху бурчащее чудо и понимал. Все-таки Сорока талант! Ему дали маленькую фотооткрытку с ладонь, на которой дама танцевала с кавалером легкий вальс, кружась в осенней листве. И теперь это изображение было переделано и перенесено на огромный, по моим понятиям, размер. — Мешай! Мешай! Сейчас тоже будешь красить, — буркнули мне, отрываясь от огромного совмещенного полотна. — Я рисовать не умею! — меня припрягли размешивать ссохшиеся краски, и я уже пятую пытался довести до нужной вязкой кондиции — густой сметаны. — Я и сказал — красить. Как школьный забор! Где ткну, там и будешь обводить. А то я так до Морковкиного заговения тут жопой кверху ползать буду. А все из-за Ленкиного «Лешенька». — Ну так и не соглашался бы? — проворчал я устало. — И что? Я-то думал, у тебя будет шанс с ней поговорить хоть как-то. А вышло полное дерьмо. Вот интересно, если я скажу «Лешенька» Леночкиным голосом и хлопну, как она, своими глазищами и попрошу спрыгнуть тебя с балкона девятого этажа, а? Спрыгнешь? — Ага! Только вначале вмажу тебе по наглому рылу и, взяв за шкварник, прихвачу тебя с собой в этот незабываемый вечный полет, — пробурчал я, продолжая размешивать краски. Димка сделал последний обвод и, проверив мои малярные дела, похвалил: — Хотя как подмастерье для великих живописцев ты ничего. Хорошо растворитель перемешал, ровно. Так, «Лешенька»! Ты красишь этой танцующей дурынде платье алым. Не бордовым, а вот этим. Влюбленный кретин! А я же охрой сначала расправлюсь с этими долбанными «кружащимися» листьями. За два часа мы покрасили все четыре ватмана. Причем, после того, как я закрашивал очередной нужный участок, Сорока обрабатывал его сверху и вот платье обрело объем и форму, еще пару мазков и вообще заструилось под невидимым ветром. — Знаешь... ты талант. — Я отошел, любуясь нашей совместной работой. — В чем? В покраске заборов?! — хмыкнул безрадостно Сорока. — Какая же это работа. Так... мазня. Уровень ДХШ* и даже не выпускного года. Одно радует, благодаря тебе закончили быстро. Димка потянулся рядом со мной так, что его рубашка выпала из брюк и, разойдясь снизу, показала мне поджарый смуглый живот. О, черт! Именно в него вчера упиралась яркая головка Димкиного члена. В паху отозвалось глухо, и я с силой отвел глаза. — Ой! Уже готово? Ты, Димочка, просто чудо! Леночка в бальном платье, словно жар-птица, входила в зал с еще парой девчат, разодетых в такие же цветастые наряды. Я знал, что она танцует. Но знать и видеть это совсем разные вещи. — Но, знаешь... наверное... надо было сначала склеить ватман, а потом рисовать, — попытались вставить уставшему художнику. — Тебе надо, вот и клей. Чо дали, то и сделал! — Димка схмурил брови на входящих за дамами, одетых в черные танцевальные костюмы кавалеров-партнеров и нагло уставился на одного, особо смазливого черноволосого. Руслан танцевал с Леной в паре с первого класса. И все считали их парой влюбленных голубков. Еще бы, такая красота — просто белый и черный леблЯдь! "Мать вашу!" — ругнулся я про себя. — Хоть его заставь! Леночка опешила на его наглый наезд и снова сделала глазки в сторону меня, складывая ротик бантиком, а ручки в особом молельном жесте на груди. Ну, сущая актриса. И чего я раньше не замечал? — Лешенька! — Да хоть Машенька! — огрызнулся Димка, не давая даже раскрыть мне рот, — краски высохнут только к вечеру. Так что, Русланчик! Оттанцуете и склеите. И смотрите, если криво — будешь перерисовывать сам, лично! А нам с «Лешенькой», — меня смерили черными омутами ехидных очей и добили: — Пора на баскетбол! А то в нашей команде появились две таких смазливых крали... Ноги от ушей и на личико просто конфетки. Что без «Лешеньки» я просто даже не знаю, как справлюсь с ними один на один. Так что адьес, детки! — и меня за руку утащили прочь. *** — Тюфяк! Так и будешь ей давать водить себя за нос? Тряпка, а не мужик! Только и мужского разве что рост, — ворчал Димка, трясясь со мной на задней площадке автобуса. Уроки мы так и просрали, хотя, благодаря художественным изысканиям нас никто не видел в похмельном виде из учителей. И теперь подъезжали к спортивному дворцу. — ХоспАди, неужели так тяжело? Сказать "я тебя люблю"? А не разводить все эти ненужные томления! А? Поверь, твоя Леночка не лыком шита и вообще, напоминает мне по хватке своей предприимчивого мужика в юбке. Это у тебя розовые очки на носу. А раздень ее... И? — И что? — не понял я, прерывая его монолог. — Суповой набор. Вот что! Ты ее грудь хотя бы видел? — Ну... — Во-во! Я бы крайне удивился, если бы ты ее даже на ощупь нашел. Нулевой размер! А у нормальной девки должна быть как минимум двушка, а лучше трешка. Как у Соньки Саган! — Тебя этому что, Серега научил? — удивился я размахиванию Димки в районе своей плоской грудины. — Серега-то тут причем? Хотя у него все бабы, которых я видел, ниже четверки не имеют. Но по мне это уже совсем на любителя. Вот не люблю я коров с отвисшим выменем, в деревне нагляделся. До усрачки! Сегодня Бобрик выпендрился по-особому. И поставил нас с Сорокой в разные команды. Я теперь играл с этим бесцветным Юрием в паре, Димке достался Валерка. У нас с моим другом несколько непреложных правил, когда мы попадаем в такие ситуации. Потому что уже давным-давно знаем себя, как облупленных, и чего «лишний раз мудями трясти?!» со слов Сороки, избегаем некоторых ситуаций в игре. Со стороны это незаметно, но, видно, не сегодня. Юрка с Валеркой как договорились. И вот уже пятый раз я пытаюсь отобрать у Димки мяч, причем в таком положении, что топись. И ему, и мне. Уровень у нас практически один в один, возможности тоже, и только на росте я могу обыграть Сороку, но это удар ниже его пояса. И я в который раз пытаюсь отыграть эту ебнутую ситуацию по-своему, стараясь не унизить взрывного Диму. — И чего ты с ним миндальничаешь? Юрка влезает в наши с Димкой перетирки. Естественно, у нас перевес, и у Сороки мяч буквально уводят нагло из-под носа. Мало того, что уводят, так еще и незаметно, вернее, заметно только для меня, ну и самого Димки, конечно, облапывают ему пах! Мой друг резко бледнеет, это плохо, а потом идет пятнами — а вот это совсем кирдык. И дает тренеру знак тайм-аут. Причем именно когда Юрка проводит мяч под его кольцо. Бобрик не дурак, Сорока редко просит прервать игру, особенно в ее последней части. И мы недовольно разбредаемся по лавкам. Юрка лыбится моему чернявому другу, когда тот чеканным шагом подходит к нему, благо тренер ушел менять охрипший от слюней свой свисток. Он встает с лавки, я поднимаюсь следом, Васька оказывается сбоку, прикрывая нас со стороны тренерской, а за Димкой следом пригребает побледневший Валера. — Наша верная женушка?! Что, не терпится совсем? Без своего благоверного и минуты не выживешь? — начал по похабному Юрасик. Как Димка сделал последний шаг и рукой вцепился за болтающиеся яйца этого идиота. Руку сжали в кулак, планомерно давя самое драгоценное для любого парня. — А теперь слушай, дебил. Еще раз попытаешься облапать меня во время игры, и я откручу тебе твои роковые коки прямо под кольцом, забив на все фолы и штрафные! И матерный визг Бобрика. Юра прикусил от резкой боли нижнюю губу до крови, стараясь сдержать крик, по его вискам потек обильно пот. — Понял меня? — переспросил игриво Сорока, поворачивая медленно кулак по часовой стрелке. Юрка что-то прохрюкал. — Не слышу! — Да-а-а... — проорали на весь спортзал. — Уже лучше. Опухшие яйца отпустили, смотря, как поверженный враг, складываясь пополам, оседает на пол. Димка обтер брезгливо руку себе о шорты формы и заметил стонущему у его ног Юрочке: — Смотри не обоссысь. Айда! Леха! Нам еще в школу надо клеить этот гребанный плакат. — Но игра? — выдавил из себя Вася, обалдевая от таких необычных представлений Димки. — Вот и доиграете. А все претензии к нему. Юрку для проформы шваркнули спортивной бутсой в живот и уверенно потопали на выход. *** В раздевалке было пустынно, в душевых вообще никого, кроме нас двоих. А мне показалось, что жутко тесно и даже слишком оставаться с Димкой один на один. Сорока стянул с себя, не стесняясь, форму. И как бронзовый мальчик встал под падающий поток теплой воды. Так у меня и впечатался в голове его образ тонкой смуглой фигуры, окутанной горячим паром. Он наклонился за упавшим мылом и на секунду между его полушариями упругой задницы сверкнуло яркое бордовое сморщенное колечко. Мыло подняли и стали водить по себе, повторяя изумительные линии точеного тела. — Чего застрял? Я про школу не врал! Уж эти танцоры так наклеят, что затем красней за них, — на меня глянули через плечо и подвинулись под потоком воды. — Вставай давай рядом... Мне так спокойнее. Да я уже и привык... — пояснил мне Димка, намыливая себя остервенело мылом и отворачиваясь снова от меня хмурым лицом. И я прошел к нему, хотя душевых кабинок еще целых пять. Выбирай любую... Но... Почему-то захотелось, как и Димке, чувствовать его верткое тело рядом. Вода была теплой, как раз как мы оба любим. А то, что нам нравятся одинаковые вещи, к этому я давно привык. Мыло у Сороки просто мелькало в руках, и чего он так его любит? Хотя, не спорю, я часто сам заимствую его у него, пахнущее морским бризом. Но сегодня я потянулся за своим гелем для тела, что мне недавно купила мать, намекая на сухость кожи и мелкие прыщи на плечах, и в этот момент пронесся целый вал навалившихся, словно домино друг на друга, событий. Мыло снова выскользнуло у Димки из рук, и он умудрился на него встать пяткой... — Уах! — Сорока сделал немыслимый пируэт, налетев на меня, я пошатнулся, хватая его руками. А этот чертов брусок меж тем оказался уже под ногами у меня. Я только успел выдавить из себя: — Черт! — как растелешился сам на скользком кафеле с Сорокой в обнимку. — Ты как? Димка отследил глазами крутящийся кусок мыла массового поражения и ощупал мне затылок. — Кажись, будет шишка. — Он уселся на мне в районе моих же мудей и звонко рассмеялся, озорливо подпрыгивая. — Вот не думал, что мыло такое опасное. Я его поймал за талию руками, не давая скакать, ибо... Мой член от его прыжков радостно встал по стойке смирно, и чем сильнее на нем горячей промежностью скакал Сорока, тем тверже становилось его древко. — Вау! — послышалось от входа в душевые, и я, задрав голову назад, встретился с безумным взглядом мятого Юрки. — А ты еще и вуайерист. Сорока схватил мыло и запустил его метко в Юрия бумерангом. От входа витиевато сматюкнулись и тоже грохнулись на пол, оседая с протяжным стоном. — Даешь мыло в массы! — оскалился зловредно Димка. Как я подал под ним голос, сухо прося: — Слезь! — Чего? — воззрились на меня сверху, продолжая прыгать. — Слезь с меня! А то... — Что "то"? Димка крутанул задницей, и тут до него дошло, чего он по первости не замечал в пылу падения и сражения со своим пришедшим белобрысым врагом. — Блядь... — Он слез с меня, смотря ошалело на мой торчащий стояк. Я наконец-то со скрипом сел: — Вот блядь! Димка тут же прикрыл дверь нашей кабинки. — Надо отдрочить. С таким ты точно до школы не дойдешь. А то я сам не знаю? Хотя можно и потерпеть, переждать возбуждение и само опадет, но почему-то захотелось иного. Я хмуро глянул на него из-под намокшей темной челки и стал водить себе по стволу размеренно... Вниз — вверх, вниз — вверх... Димка на меня таращился липким взглядом глазищ и прислушивался к стонам со стороны вырубившегося Юры. Тот, видно, не хило сам приложился головой о дверной косяк. — В первый раз вижу, как ты себя ублажаешь, — заметил Сорока, облизывая пухлые губы и смотря себе в промежность, там тоже стало наливаться и весьма неслабо от моих сдавленных стонов. — О, черт! — застонали мне в унисон и остервенело стали гонять шкурку. Димка вмиг стал красным, его затрясло, но... Оргазм так и не получился, он осел рядом со мной по стенке кабинки на колени и снова схватился себе за ноющий, ставший вмиг малиновым член. — Сорока, ты чего маешься? — Я был практически на грани не то от сексуального вида взмыленного Димки, не то от самого процесса собственной дрочки. — Я... у меня не получается слить... — прошептали мне чуть не плача, и я его пригреб к себе, и как в тот раз... нежно поцеловал. Димка замер, чувствуя мои губы и настойчивый язык, а потом поддался, открыв рот. — Иди сюда! Я притянул его спереди к себе горячего, распаленного, уже не особо сопротивляющегося. Заставил сесть сверху одного из своих бедер и совместил наши зудящиеся члены, выдавив на них с лихвой обильной пеной подаренный мамой гель. Я продолжал целовать трясущегося Димку, когда сам водил по нашим стоякам рукой. Он дрожал как струна от нахлынувшего возбуждения, хватаясь бессильно за мои широкие плечи. И уже ничего не соображая, остервенело работал покрасневшими бедрами. Я еще сильнее привлек его к себе за талию. И этой же рукой, огладив стройную спину, скользнул между двух половинок к тому самому месту, что теперь манило меня. Я потер морщинистый тугой вход, обводя его по кругу ласковыми движениями. Как Сорока, вскрикнув у меня в руках, излился вязким семенем и осел, теряя сознание. Я догнал за ним в три вздрочка, размазывая общее теперь наше семя и, бережно расположив Димку на своей груди, стал осторожно обмывать. Димка пришел в себя через пару минут, забарахтался. А затем с испугом уставился в мои стеклянные глаза своими полыхающими углями. — Так вчера... ты и я... Но продолжить ему не дали, у входа в душевые снова послышался протяжный стон, наш благодатный слушатель Юрасик приходил в себя от падения. — А я Валерке не поверил, что вы пара голубых... — сплюнули вязкую слюну, валяясь у ног нависшего над ним голого Димки. — Ну теперь ты все понял. Я трахаюсь только с ним, — тычок в мою сторону, — так что больше не лезь ко мне своими грязными лапами. — Больно надо. Кряхтящий Юрасик на четвереньках пополз в сторону раздевалки, оставляя нас двоих в душевых. Димка, увидев, как угловатая задница скрылась за поворотом, тихо прошептал, хотя я и услышал: — А я думал... мне пригрезилось в пьяном угаре... На меня хмуро глянули, а потом заставили быстро одеваться, ибо в школе нас ждал наш бальный ебнутый плакат.