Томление

Димка вечером после баскетбола и ругачки с Бобриком из-за его хромоватых вихляний попой на пару с Валеркой хмуро воззрился на меня. — Леша... я все, конечно, понимаю, но то дилдо, что я носил на балу, больно большое... И мне не по себе его чувствовать... в себе. Вот тут я ему и вручил «Подарочек от Кожевникова», на что Сорока завис и обильно побагровел, зыркая убийственно на меня. — Это? — выдавили яркие Димкины губы. — Это Мишкина работа, а не моя. Он, как и Серега, все переживает, что ты сильно хромаешь, — попробовал я защитить себя. Димка от этого резко побелел, выронил пакет с ворохом дилдо и ускакал от меня в ванную, фыркнув на прощание, что «сегодня секса между нами не будет!». — Чего хмурый? — Отец пил свой вечерний кофе. Вообще моего папку редко можно застать у нас дома, но сейчас он вышел в так называемый «отпуск» на неделю. Почему так называемый? Спросите вы. Потому что отпуск до первого звонка. Отвечу я вам. Который выдернет моего папку снова на работу в операционную. Причем операция будет одна из тяжелых и сложных. Ибо только из-за таких случаев его и дергали во время таких «Отпусков». — Отец... Вот скажи, а моя мама сильно смущается... когда дело касается «этого дела»? — начал я издалека. — Ты имеешь в виду секса? — уточнили не в бровь, а в глаз и, видя мой затравленный кивок, тяжело вздохнули. — Сынок... понимаешь ли, мое отношение и Ольги — твоей мамы, нельзя сравнивать с вашими. Дима не девушка, и, как я понял, именно ты сверху в вашей паре. С одной стороны, он любит тебя, и ему нравится с тобой заниматься всякими интимными вещами. Но с другой... Я думаю, Дима еще не принял себя до конца таким, какой он есть. И то, что он под тобой, под таким же парнем, как и он сам, его раздражает, пугает и возможно даже стыдит... Помолчали, я слушал, как отец швыркает обжигающий тонизирующий напиток. Привычка пить на ночь глядя кофе у него от работы, особенно когда несколько ночных смен подряд. — Но выход есть, — подмигнули мне лихо правым глазом. — Так чего не поделили? — Ну... я ему... дилдо принес. Дабы приучить... к-хм... его задницу... чтобы Димка не хромал на следующий день. — К-хм... — теперь уже стало неудобно моему отцу, но он справился с бурей эмоций и покивал головой, мол, продолжай. — А он, увидав их, сказал, что секса сегодня между нами не будет. — Их? — вытянулось у моего отца лицо. — Ну, Мишка Кожевников отоварил сегодня целой сумкой. Да еще Серега с утра намекал мне, чтобы я Сороке дилдо купил, так как специфическую хромоту у Димки видно сильно. — Серега? Хм-м-м... — Отец вычленил из моих метаний и несчастных слюней главное. — Значит, он не против вас? — Нет, он сам в шоке от того, что вчера тетя Галя поведала, чей он сын... — промямлил я, маясь. — А это, кстати, идея. Навестите-ка вы вдвоем папу Димы. Может, тогда твоя любовь будет более покладистой и менее сноровистой. Даже у геев наверняка есть общие проблемы, какие есть распространенные и стандартные между гетеропарами. Да и Диме будет проще поговорить со своим отцом, а не со мной. А от меня совет общий, так от первого впечатления вашей недопроблемы. Алешка, есть вещи, которые должны оставаться только между тобой и Димой. И о которых не должен знать никто, даже ваш общий дружок — Кожевников. И тогда твой любимый мальчик будет меньше тушеваться, стыдиться и мучиться. На этом меня отпустили спать, и я, надувшись после всех этих долбанных нравоучений по поводу левых ушей, добрался до спящего Димки. Я лег к нему под горячий бок, но не полез — раз не будет секса, то и не надо. Пару дней — сам полезет ко мне! Потому как кто из нас двоих ебучий не в меру еще надо доказать. А насчет Кожевникова, то я-то тут каким боком? Сорока сам ему все треплет про нас, а не я. Ведь именно Мишка и Димка закадычные дружки, а я лишь только Сорокинский Тюфяк. Утром Димка только бровью повел, чувствуя, что я специально избегаю его прикосновений. Зато в школе он не вытерпел первым и подошел ко мне сам. Мы стояли у умывальников в мужском туалете, и Сорока, дождавшись, когда кроме нас, никого не осталось, схватил мою руку и, краснея, прижал ее к своему заду, проведя по ложбине между двумя округлостями ягодиц и явно напрягаясь животом. — Что это? Я почувствовал, как его анус чуть натянут и в нем что-то есть. Димка чуть снова напрягся, и небольшой шарик, что выпирал чуть наружу, втянулся вовнутрь. От чего у меня сорвало крышу. Это ж надо так соблазнять! — Ну... я выбрал самый маленький диаметр... И шарики... они мягкие, на шнурке... не особо внутри давят... Это была последняя капля. Я бы его завалил бы точно прямо в туалете. Но к нам в этот момент зашло сразу четверо парней из средних классов. И я попросту, схватив Сороку за руку, потащил за собой на крышу. Но и там мне не дали сразу зажать свою долгожданную добычу, так как за нами следом на крышу школы ввалился гневно настроенный Руслан. — Качалов, ну ты и Дилдо сраное! От слово «Дилдо» Димка заалел щеками и, встав полубоком к Русланчику, закрыл себе налитый стояк моим бедром. — Я тебе поверил! А ты! — И что я? Я чувствовал, как трясет Димку от моей близости, и как ему погано, что тут чужой мужик, который не дает мне приблизиться к Сороке. — Ленка сказала, что вы снова трахались! И как это понимать? Работаешь на два фронта? С его сестрой, — тычок в Сороку. — И с Гагариной! А жирно не будет? Я от такого расклада совсем окосел, черт бы побрал бы Леночку! Тут такая открытая попка под боком с игривыми шариками, любимая — Сорокинская! А я должен снова разбираться с вопросом о Гагариной. Я тяжело вздохнул на яростного настроенного кавалера Леночки и выдал на бис, поскольку яйца уже тянуло от боли и налившейся похоти: — Гагарина врет снова. — Зачем ей это? — не унимался Русланчик. — Может потому, что ты сам играл в две дырки? Гагаринскую и Саган! А? — рыкнул я в ответ и приобнял трясущегося Димку за плечи. — Кто бы говорил! А ты сам-то кто после такого? — не отставал Руслан, сжимая кулаки. — Да я тебя за Леночку! — Да она мне на хер не сдалась, твоя бесцветная пизда! — не выдержал я, а, впрочем, будь, что будет. — Это еще почему? Ты в нее влюблен был чуть ли не с девятого класса! Об этом вся школа знает. Как там отец говорил «Должно быть что-то, что будет только между Сорокой и мной?». Ага, где уж там, я сделал глубокий вдох и перечеркнул все доводы Руслана одним махом: — Я — гей. Руслан сначала не расслышал, продолжая поливать меня грязью, зато Сорока замер как мертвый в моих объятьях. — Я — гей! — рыкнул я сильнее, и теперь уже заткнулся, застывая, Руслан. — Чего? — прошептали его побелевшие губы. — Я предпочитаю парней, — пояснил я идиоту и, видя, как его отшатнуло от меня, позлорадствовал: — Не бойся, ты не в моем вкусе. И потом, я практически женат! Руслан отследил красноту щек Димки, сжимая до хруста челюстей свои зубы. — Ах, так? Значит, вы педерасная парочка? А я-то думал! — А вот чего ты там навыдумывал, это никого не интересует. — Кожевников оказался за Русланчиком прямо впритык. — И если Качалов постоянен донельзя и любит только свою Сороку, то мне по барабану, кого и куда ебать. Руслана от присутствия Кожевникова заколотило, как в судороге. А я подумал, что наш шут Мишка страшен до невозможности, когда надо. — И потом, ты сам по Димке сох весь прошлый бал, приняв его за мою сестренку. Разве нет? — Кожевников бросил мне ключи от крыши, а потом лихо пригреб к себе сопротивляющегося Русланчика. — Оставим влюбленных голубков наедине и поговорим. По душам! Знаешь, Русланчик, хотя у меня сейчас уже есть постоянная любимая Манька, но я не против своего собственного гарема. Обсудим детали, мой дружок. Так вот, если кто в школе узнает, что Качалов и Сорока пара — будешь моей второй женой. И тогда можешь забыть о Гагариной, как о своей несбывшейся мечте. Времени у тебя точно на нее уже больше не будет. Русланчика утащили, захлопнув дверь крыши и отрезая нас с Димкой от всех остальных. И вот тогда я наконец-то подтянул своего ненаглядного к себе за его тонкую талию. — С ума сошел? А если Руслан что-то сболтнет? — проблеял тот, хотя и не сильно сопротивляясь. — Кожевников не даст. Он наш отличный ангел-хранитель, — хмыкнул я, сдирая с Димки штаны вместе с трусами и оголяя его смуглую филейную часть. Из бордовой дырки Сороки торчал небольшой хвостик. Я, ухмыльнувшись, потянул за него, и когда вышла первая из бусин, просунул сбоку от нее сразу два пальца. — Что ты творишь? — охнул Димка на мою манипуляцию. — Достань их! — И не подумаю, они небольшие и правда мягкие. Я войду сверху них. — Порвешь меня, козел! — захныкал Димка, но я уже ввел в него свою головку и забылся от острых ощущений. Бусины возбуждали донельзя, а вкупе с обжигающей тугой задницей моего парня — тем паче. Сороку заколотило, когда я сделал плавный выпад вперед. И он обоссялся от накатившей боли. Хорошо, что я ему сильно приспустил трусы и одной из рук мял его повядший пенис. — Кретин! — забились у меня в руках, но правда не теряя при этом сознание. И я его пожалел. Все-таки принять в себя сразу и дилдо, и меня для Димки еще пока было слишком рано. Я подал назад, одновременно вытаскивая за ниточку связку бусин, отмечая, что на одной небольшой кровавый след. Однако порвал. Сорока попытался вырваться из моих рук, но я не дал, отшвыривая бусы куда подальше и уже напяливая его зад без всяких игрушек. Один на один — только его узкий вход и мой каменный член. — Уах-х-х! Сорока еще пытался какое-то время сопротивляться, но его похоть взяла свое. И он через пару минут сам стал надеваться на мой полыхающий ствол. Слили мы вместе. — Козел же, ты... Тюфяк... Прошептали мне, оседая от бессилия в моих жадных руках. — Ага, — радостно согласился я. Димка смерил меня черными глазами и обреченно вздохнул: — И почему я тебя люблю? — Ну, потому что, наверное... Я личный твой козел! И Тюфяк, — пояснил нагло я. — И когда ты стал таким смелым? — усмехнулся Димка в ответ и потянулся ко мне за страстным поцелуем, а потом вмазал со всего размаха коленом в живот, ладно хоть не по яйцам. — Еще раз полезешь, не достав из моей жопы дилдо, я тебе сам в твой девственный зад вгоню что-нибудь особо длинное и толстое. Специально у Мишки попрошу! Или у его сестры. — А я думал, что ты скажешь про то, что трахнешь меня сам? — усмехнулся я криво, сгибаясь пополам. — Мой член надо еще заслужить вообще-то! И потом — это не наказание. Заниматься сексом со мной. — Сорока скрестил себе руки на груди. — Знаешь, Качалов, будет время... И я возьму твою девственность сзади, как ты взял мою. И тебе будет не отвертеться! И не увильнуть своей упрямой, наглой жопой. А я пригреб его к себе на грудь. Гордого, вредного, но до чертиков родного, любимого и чмокнул за ушком. — Считай, она уже твоя. Как только настроишься — бери. Я даже задом вилять не буду, — заверил я свою взбешенную половину, а потом сделал вид, что не замечаю, как Димка украдкой засовывает улетевшее дилдо в глубокий карман штанов. *** Игрушки стали помогать. Димка практически все время носил в себе бусики, отчего его задница, безмерно манившая меня, стала мягкой, податливой — рабочей. Теперь для Сороки было не вопрос прокувыркаться со мной полночи, а потом во второй половине дня как веник носиться по баскетбольной площадке. Он стал меньше тушеваться передо мной, когда я, вытащив бусины из него, замечал на них некую коричневую субстанцию. Просто тогда мы вместе шли в ванную комнату, и там я его подмывал, иногда используя дилдо, как ершик, в узких горлышках бутылок. — Если ты меня обзовешь молочной бутылкой, а это ершиком — я тебе откручу твои ебливые яйца! Димка краснел от моих шурований в своем развратном задке, но уже не брыкался как дикий иноходец. Терпеливо ожидая, становясь раком, когда я его помою и припаду к его открытой дырке уже жадным языком. На манипуляции в своей попе моим языком Сорока иногда сливал всухую. Охал и ахал так, что я заводился на несколько часов, выебывая его до самого донышка. Вот и сегодня я, подмыв его там, крутанул в руках и с силой раздвинул его колени своим. — А чего... не сзади... — покраснел Димка, он старался во время нашей близости до сих пор прятать лицо от меня. — Захотелось целовать тебя. Пошел я на хитрость, разминая его задницу в руках и ныряя туда сразу четырьмя пальцами, указательным и среднем как левой, так и правой руки. И пока Димка охал от поцелуев, переместил свои руки ему под бедра и, подцепив мальчика снизу, поднял наверх, опирая его спиной на душевую кабинку. — Мы ее разломаем к чертовой матери! — охнул Димка, понимая, что его начисто лишили опоры. — Тебя что, ебет? — ухмыльнулся я, пристраиваясь своим стояком и опуская раскрытую буквально до шпагата попу Сороки на себя, одним махом натягивая до самого упора. — Нет... Ох-х-х! Но мне и так неудобно перед твоим отцом... Ах-х-х! Запели на мне, и я полностью перевалил вес Димки на себя, заставляя висеть на своих плечах и торсе, как ленивца на дереве. Хотя полностью не получилось, кабинка заскулила под натиском наших сплетенных тел, пока мы не излились оба застоявшимся вязким семенем. Я снова подмыл своего Димочку и помог ввести в его игриво подмигнувшую моим настырным пальчикам задницу назад дилдо. Иногда Сорока так заигрывал со мной, когда я растягивал его там, нежил, а он хотел большего. — Еще раз сделаешь жим-жим своей развратной дырочкой, и в школу мы сегодня не пойдем, — заметил я, вытаскивая его из ванной комнаты. На кухне сидел мой невыспавшийся отец. — Я все понимаю, парни. Но в ванной комнате не поклеить спец обои, они попросту там отпадут, а специальных звукопоглощающий панелей у нас пока нет. Так что... просто, если хотите разнообразить свои секс-игры, делайте это, когда никого нет дома. Дима стал бордовым настолько, что мой папка испугался. — Димочка, успокойся. Это касается больше Лешки, чем тебя. До сих пор наивно полагая, что в сексе инициатор только я. Хотя не спорю, я в последнее время люблю надевать на Димку что-нибудь такое, к примеру, плиссировку или... — И да, ребятки, сегодня пятница, и мы вечером уезжаем в деревню до воскресенья. Так что будете одни. Я еле дождался вечера и специально не касался Димки, дабы не испортить всю задумку. Просто на днях шел за продуктами и, увидев кружевной розовый фартучек с рюшками, не утерпел. Продавец только хмыкнул. Видно, таких, как я, было много. Мне вытащили несколько моделей. И я выбрал две. Одну с малиновыми оборочками своему ненаглядному, а вторую с золотыми — Качаловской Маньке в подарок за его помощь с Русланом. Надо отдать должное Мишке, Русланчик хоть и глазел на нас с Сорокой, но держал свой поганый рот на замке и каждый раз вздрагивал при появлении Кожевникова. Подарочный я втихую передал Кожевникову еще в секции под ее конец, игриво подмигнув. — Это вам на субботу и воскресенье развлекаловка на двоих. В честь скорого вступления тебя, Михаил, в нашу баскетбольную команду. Мишка хромал все меньше и меньше, и Бобрик в серьезную думал ввести Кожевникова со следующего месяца в основной состав, потому что тот все равно припирался на каждую нашу тренировку, пася своего любимого Валерку. Мишка только глянул в кружева, тут же присвистнул, спрятав их от левых глаз за пазуху. Залыбился счастливо: — Обкатаем! Сорока было сунулся к нему, мол, чего там, но я его утянул за талию к выходу, пора было уходить домой. Дома же подвел любимого к нашей кровати и указал на розово-бордовое безобразие, что лежало поверху заправленных одеял. Димка побагровел в тон этому кружевному нечто, сжимая кулаки. — Ни за что. Я это не надену на себя! Даже поверх одежды. — Вообще-то... Это надевают на голое тело, — усмехнулся я своему строптивцу, подсказывая, и, чмокнув за ушком, пояснил: — А я на кухню, сейчас что-нибудь разогреем. — Тюфяк, ты не понял? Я это в жизни не натяну! — Понял-понял, — покивал я ехидно, ухмыляясь в Димкины округлившиеся глаза. — Конечно, не наденешь! Ладно, я тебя жду, не сильно тут застревай. И когда уже с готовым блюдом развернулся к столу, то чуть не уронил на пол приготовленные мамой и согретые мной мясные роллы. Димочка стоял в одном кружевном фартучке в косяке двери и грозно зыркал на меня. — Этого хотел, да? Извращенец! Я и сам не понял, как поставил тарелку с роллами на стол, а не на воздух. А сам оказался со своим голеньким мальчиком... Тонкое кружево было настолько прозрачно, что не скрывало сморщенных в твердые горошины сосков Димки и его вздернутый гордо вверх бордовый член. — Замерз, да? Я подул на ушко своей издерганной любви и притянул обнаженной попой к своему бухающему паху. По смуглой коже Димки пробежали конкретные мурашки. — Ебнулся, да? Совсем? — покрутили себе у виска. — У вас в квартире всегда жарко. Но я не слушал его бухтений, прижимаясь своим ноющим членом к его манящим меня ягодицам, между которых торчал игривый кроличий хвостик. М-да... все же Сорока конкретный засранец. Подловить и как! Я потрогал дилдо, рукоятка которого была замаскирована под хвостик зверушки и, огладив натянутый анус по самому краю, прошептал: — Кушать хочешь? — А? — не понял уже ничего не соображающий Димка, всего пара касаний к хвостику кролика, легкий поворот, и спереди бугор передника стал мокрым и явно не от мочи. Настолько Сороку возбудили все эти игры в переодевашки. Я уселся на стул, оголил себе сочившуюся головку и, подтянув шатающегося Димку к себе открытой попой, потянул за его вымышленный хвост... В руках откровенно задрожали, дилдо было крупным и изогнутым — самое то. Я его убрал в сторону и насадил Сорокинскую смазанную задницу с оттягом на себя. Вах-х-х! Никогда я не насыщусь ее глубиной и нежностью, бархатистостью и горячностью. Как только Димка вобрал меня в себя полностью, я посадил его к себе боком и в трясущуюся руку протянул один из роллов. — Кушай, любовь моя. Любовь попыталась отвертеться, но я снизу поддел бедрами, и рот Сороки открылся в громком охе сам. Туда я и засунул первый ролл. Димка чуть не подавился, глянул на меня как на идиота, но прожевал и даже проглотил мясо в тонком слое теста. — Совсем шибанулся, я же подавлюсь! Но я все его фи заткнул жарким поцелуем, и следующий ролл съели как миленькие, даже особо не сопротивляясь. Так, скормив ему штук пять и сжевав самолично, наверное, три, я отодвинул полупустую тарелку подальше. И, сняв Димкину задницу со своего колуна, посадил его молочными ягодицами на белую скатерку. — Запачкаем! — Димка попытался сжать анус и свести ноги. — Постираем. — Я огладил тонкие коленки Сороки и, поцеловав, попросил: — Разведи их... Димка, краснея, повиновался, его член закачался пред моим ртом призывно, задирая кружева резко вверх. — А теперь ноги на стол. Пятками! О да, детка! Твоя бордовая дырочка просто неотразима. Из Димкиной открытой задницы текла обильная смазка прозрачной лужицей, скапливаясь на скатерти и впитываясь частично в нее. Я за раскрытые бедра подтянул его, распахнутого, к себе и снова взял на всю свою длину, пошло хлюпая и выбивая из Димки неординарные звуки громких пуков. Затем я стянул с него кружевной верх, оголяя Димочкины соски, и понеслось... В кухне, в гостиной, в ванной комнате и наконец-то в спальне, и когда уже Сорока был ни жив, ни мертв, к нам постучали. Я натянул с сожалением себе портки на голый зад и пошел открывать гостям. На пороге стоял хмурый Сергей. — То, как вы трахаетесь, слышно на первых этажах, я уж не говорю про весь подъезд. Что, родители сдрыснули в деревню? — А ты прозорлив. И поэтому ты приперся к нам? — Нет, Дима обещал мне сегодня съездить к Владимиру, к его... то есть к нашему отцу. Протопали сзади меня без спроса и уставились на вид утраханного, вырубившегося мелкого братца в кружевном нечто... Вернее, в том, что от него осталось... — Во... бля... Я посмотрел на Серегу, и тот, проглотив ком, уполз обратно в гостиную, извиняясь: — Я вас тут подожду! А вы, это... в общем, приводите себя в порядок. Я нежно коснулся Димочкиной зада и, поцеловав, прошептал: — Чего не сказал, что сегодня мы едем в гости к твоему бате? Димка распахнул глаза, а потом, посмотрев на меня, обильно покраснел: — Если бы я не надел этот сраный фартук... ты, на меня бы дулся всю ночь, если не сутки. И не прикасался бы ко мне. Я же чувствую, когда ты сердишься. Ты словно закрываешься от меня непробиваемой стеной и перестаешь замечать, — раскрыли мою скрытую стратегию на корню, а затем обняли нежно за шею. — Я же схожу с ума от твоей холодности. И готов на все, только лишь бы ты был со мною здесь и сейчас. Таким близким и любимым. Сорока поцеловал меня в губы настолько ласково и трепетно, что я застонал. Так как хотел его еще, а потом вообще охнул от сильнейшей боли, так как Димка заехал мне снова в живот. — Больно, — прошипел я, сгибаясь пополам. — Зато пресс в тонусе! Но если мой брат пронюхает про то, что я перед тобой был в этом чертовом кружеве. А еще щеголял в женских тряпках. Ты — конкретный труп, Тюфяк! — Можешь его уже убивать. Я все видел. И слышал. Димка, а вот интересно, как ты выглядишь в юбочке, наверняка тоже полный пиздец. Иначе бы Лешка на тебя не повелся, насрав на всех девок. — Серега нарисовался на наш шум снова и развратно улыбнулся Димке. — Никогда не думал, что ты, братишка, настолько развратная и блядливая штучка. Младший брат запулил в голову старшему чем пришлось, а именно увесистым учебником алгебры. Серега же, хохоча, выскочил от нас в коридор и заметил: — Ладно, влюбленные извращенцы! Нас уже ждут и давно. Так что даю вам еще минут десять, а потом придет такси. *** Владимир нас встретил радостно, вернее своих сыновей, а на мне откровенно застрял. — К-хм... Алексей?! А почему ты с ними? Отец Димки и Лешки в последнее время похорошел и посвежел, оставаясь, как младший Сорока, утонченным и гибким. — По-моему, не лучшая идея, Дима... привести ко мне своего близкого друга, — начал было Владимир. Как сзади него в синем переднике нарисовался настоящий гигант: — У меня все готово! Стол накрыт. И чего вы тут все застряли? Гигант был светловолосым с карими добрыми глазами улыбчивого медведя, он оглядел красные ушки Димки, который пялился по-дурному ему в передник, а потом зацепился за нас с Серегой. — Сергей? Боже! А мелкий... вылитый ты... А вы кто? — вперились в меня карим добрым взором. — Алексей, — протянул я руку для жимка. — Это друг детства Димки, — начал было Владимир нервно, явно не собираясь выставлять напоказ свои интимные отношения с громилой. — А-а-а... — протянул хмуро его мужчина. — Отец, не переживай ты так, Алеша в курсе ваших отношений с Леонидом... — буркнул Димка, перебивая дерганого отца. — Что? — возопили оба старших мужчин. — То! — рыкнул Димка еще громче. — Короче... В общем, Алексей теперь не только мой друг. А я попросту прижал его к своей груди и нежно поцеловал в полыхающую скулу. Такого взволнованного и багровеющего ушами. — А-а-а, — обрадовался Леонид, когда как Владимир усиленно собирал с пола отпавшую челюсть. — Так бы и говорили. А теперь давайте за стол, мужики. И расскажите там все по порядку. *** — Вот не думал... что ты, Алексей, останешься с моим Димой. — Владимир даже после стола и всего выпитого вина до сих пор приходил в себя из глубокого шока. Более того, то, как Димочка спрашивал тихонько у него о некоторых штуках интимного плана: использования дилдо, смазки, клизмы и т.д. — становясь совсем алым, не укрылось ни от кого из нас. Но все делали вид, что ничего не слышат и не видят. — А по-моему, предсказуемо. Они же вместе все время были. Чуть ли не на горшок на один с рождения ползали, — усмехнулся Сергей, он сидел на небольшой софе между бледным от свалившейся на него информации Владимиром и играющим на полу своим огненным сыном. Шурка расставлял солдатики на полу в две отдельные армии друг напротив друга, он сосредоточенно осмотрел нас всех и выделил Сергея: — Ты мой брат? Как Дима, да? — чудо говорило четко, едва картавя, застревая чуть на длинных словах. — А почему не Алексей? — удивились строгому внешне ребенку. — Он парень Димы, — ответили так, как будто смертельный диагноз поставили неизлечимой болезни. — А что если да?! — Здорово! Тогда давай играть, — всучая своему биологическому папашке всадника с сабелькой наголо. Когда мелкого уложили спать, Владимир закурил, правда, еле выдержав хмурый взгляд своей половины, твердо заверил, показав ему указательный палец: — Всего одну! Не каждый день узнаешь, что твой сын нашел себе любимую пару. Тем более... мужчину. — Это не повод начать курить снова, — ухмыльнулся Леонид, смотря, как я держу у себя на коленях жмущегося ко мне Димочку, тот до сих пор алел ушами после интимного разговора с отцом. Видно, прокручивая в голове все новые нюансы, что бывают между двумя мужчинами. — А вы не боитесь... — влез я в разговор старших, — что Шурка тоже выберет себе мальчика, когда подрастет? — А вот это вряд ли, — оскалился мне Владимир, а потом с издевкой глянул на Сергея. — Воспитательницы в садике все время на него ругаются, он уже сейчас лезет в трусики и исключительно к девочкам. Практически всех в своей группе облапал. Ничего не находишь знакомого, а, Сергей? — Это у него в крови, — усмехнулся за Сережку Леонид. — На генетическом уровне. Сильнейшая тяга к противоположному полу. — Ну а то! Что, старший, наконец-то пришел в гости? К нам. — Начал торговаться Владимир за сигареты и снова посмотрел на задумавшегося Сережку. — Я думал, ты Шурке скажешь, что его отец, а? Запыхтели усиленно цигаркой, как не успели докурить даже до половины, потому что Леонид отнял у Владимира вожделенное курево и потушил об пепельницу. — И так святые мощи! В постели уже и зацепиться не за что, — пояснили замершим нам. Владимир только крякнул, как обалдел оттого, что Сергей подошел к нему и опустился на колени перед сидящим тонким мужчиной. — Зачем? У него есть папа. Ты... Ты всегда был ему настоящим и единственным отцом, как и мне, — и уткнулся своей непокорной головой в отцовские худые колени. Я смотрел на эту живописную картину и гладил всхлипнувшего Димку по его утонченной спине. Все-таки мой любимый очень чуткий и ранимый человек. Сорока-младший уткнулся мне в шею сопливой моськой и затравлено зашмыгал, борясь откровенно со своими накатившими от счастья слезами. А я совсем не удивился, когда увидел у Владимира в его черных глазах стоящие невыплаканные слезы. Отец Сергея, Димки и Шурки гладил непокорные рыжие вихры своего старшего сына тонкой рукой. И откровенно плакал... Конец P.S. А в понедельник сытый до безобразия Кожевников долго меня пытал, где я прикупил то кружевное безобразие, задаренное ему. Ибо, как я понял, второй золотой фартук, так же как и наш бордово-розовый, почил в эти выходные смертью храбрых. P.P.S. Если вам интересно, был ли когда-нибудь я снизу своей черноокой красотки, то я отвечу — да. Только это случилось намного позже, когда мы уже оба учились в индустриальном, на втором курсе. Но даже побывав под Сорокой, и не раз, я счастлив с ним, так как мне откровенно все равно, кто из нас сверху, хотя мой Димочка до сих пор предпочитает быть снизу из-за своей немножко нестандартной физиологии. Но это так, небольшие детали. Серега так и не женился, моя Машка подросла и теперь откровенно флиртует с ним, доводя наших бедных родителей до белого каления. Еще немного, и мама с папой будут молиться на ее подружку Верку или Маринку, хотя у моей сестрички ориентация, будь здоров, нормальная. И за ней в школе, как я понял, увивается целый шлейф парней. Как бы не переплюнула моя Машка Ленку Гагарину, хотя к тому все и идет. У тети Гали в тот год, когда мы с Димой стали официальной парой, родились две дочки близняшки. Правда, отношения с Димой до сих пор прохладные — никакие. Единственное, тетя Галя перестала нам закатывать громкие сцены. И если сталкивается с нами на лестничной клетке, хмуро кивает моему любимому и мне, как чужим совершенно людям, не давая своему забитому жизнью Хренову даже по-человечески поздороваться с нами. Димка после этого сам не свой ходит сутки напролет, пока я его не растормошу и не утрахаю по полной программе, зажав в очередном укромном уголке его верткую задницу. Мои родители тоже преподнесли подарочек через девять месяцев после нашего с Димкой громкого воссоединения. Так что теперь у нас с Машкой еще один маленький братишка, с которым в нашем семействе возятся все подряд, особенно Димка. У Мишки с Валеркой все настолько сладко, что даже приторно. Пару раз они приглашали нас на совместные потрахушки на праздники. Я лично был против этого, но Сорока... Вот же экспериментатор чертов! Душа эксгибициониста и вуайериста в одном целом! В общем, мы побывали и не раз у наших друзей. Тем более до сих пор все четверо ходим в одну баскетбольную секцию, а Мишка вообще учится с нами. Вчетвером прозажигали всю ночь. Демонстративно трахаясь друг напротив друга, и, слава богу, чему я несказанно был рад, не меняясь партнерами. Ибо я даже представить не могу себя рядом с высоченным Валеркой, и уж тем более с наглым Кожевниковым. А за Сороку, если бы хоть один из них попытался прикоснуться к моей любимой половине, просто урыл бы! Смотреть — смотрите, пускайте слюни, другого не дано. Но такие демонстративные потрахушки «на зрителя» настолько заводят моего любимого, что он готов на все, отдаваясь мне всем своим бляцким трепетным телом. Как говорится — порно в живую. Спросите, как меня купил Димка, что б я пошел на это? К этим ебливым кроликам? Ха, правильно! Все очень просто. Юбкой и чулками! Как только Сорока надевает на себя что-либо кружевное, из меня можно веревки вить. Потому что на его загорелой матовой коже все это безобразие выглядит просто как вынос мозгов. Особенно моих. Русланчик с Леночкой до сих пор ходят вокруг друг друга треугольником, в котором третьим углом торчит грудастая Саган. Правда, теперь меня уже не втягивают в свои разборки. Хотя Гагарина до сих пор заливает по поводу меня и ее. И хотя Руслан в курсе, что, кроме Димки, мне никто не нужен, но он так и не сказал Ленке, что я гей, ибо до усрачки боится Кожевникова. Я как-то поинтересовался у Мишки, как тот достиг такого долгосрочного эффекта, что до сих пор ни в школе, ни в универе никто не прознал, что я с Сорокой пара. Тот лишь улыбнулся и хихикнул, облизывая себе мягкие полноватые губы: — Да так, просто тогда, когда вы с Сорокой остались на крыше, я его чуть погодя затащил за спортивные ангары. Приспустил себе штаны и, вздрачнув, показал какой у меня в боевой готовности. — Просто напугал стояком? — заржал Сорока. — Да ты, Кожевников, крут! — Ну... — сладко закатили глазки. — Не только. Я его еще тогда пощупал... там... сзади. Основательно так, чтобы до глубины своей девственной говняной жопы прочувствовал. Разницу. — Между чем и чем? — ужаснулся я, представив, как несчастного утонченного красавчика Руслана зажимал громила Мишка, выходило... и правда, страшно. И весьма. — Между пальцем и моим членом, — поведал хитро тот. — Так ты его что... туда... да? — У Димки отпала конкретно челюсть. — Ну, поигрался пальчиками, а потом так, чтобы припугнуть, только головку и вставил! — заржал Мишка. — И как... глубоко? — поперхнулся я. Представив, как же Кожевников напугал, наверное, до усрачки натурала. Как мои слова подтвердились. — Да всего наполовину и вошел. А он обоссялся и обдристался, а еще уревелся весь, как малое дитятко, — ухмыльнулся Мишка. — Зачем же так... — не выдержал я такого зверства со стороны Мишки. — Я предупредил, а он тут же попытался своему дружку из класса разбрехать про вас с Димкой. Ну вот и пришлось после убеждающих разговоров приступить к примитивным мерам зачистки. Зато каков эффект. Тут же заткнулся. И он, и дружок. Я ж Русланчика при нем разложил. Тот второй так вообще чуть заикой не стал, когда увидел, что я с брехунами делаю. — Боже... — побелел совсем Сорока. — Нет, я на этот пост не претендую. Да ладно вам, парни, так бледнеть. Ко второму я и не прикоснулся, он и так под себя сделал тогда лужу только от зрелища трахнутого Руслана. А потом я сразу их оставил одних приводить себя в порядок и чувства. Вот и эффект. До сих пор молчат оба, как рыбы, да и далее тоже, думаю... обойдемся без словесного поноса, — пояснили лихо нам, почесывая вихры на затылке огромной пятерней. Вот такие перипетии жизни. Не все так легко, и не всегда все просто. Но я не жалуюсь. У меня есть мой дом, близкие люди и друзья, которые меня поддерживают и понимают, и самое главное — мой горячо любимый человек. А большего мне и не нужно. Я все готов отдать только за его страстный поцелуй, заставляющий трепетать мою душу; тонкую крепкую руку, всегда уверенно сжимающую мою; едкое слово, сказанное всегда в тему и по делу; обжигающе тесную вокруг моего вечно ноющего члена яркую плоть... И его щедро любящее сердце, всего меня, какой я есть. С недостатками и достоинствами, ибо по-другому не дано. Конец P.P.S.