Томление

«Я ушел к Кожевникову, по делу. Встретимся в школе», — гласила записка на моей подушке. Вот ведь, смотался в магазин за хлебом и сыром, как мать просила, а моего благоверного и след простыл. Конечно, Димка не ляжет под Мишку, точно. Тем более у того теперь все мысли только вокруг задницы Валерки. Но одному идти на бал было весьма тоскливо. Но и с моей мамой спорить трудно, она вцепилась в Димочку, а мне сунула авоську, деньги и выставила за дверь. Я промаялся с час, наверное, и, одевшись подобающим образом, а именно: в солидный импортный костюм молодежного покроя, отправился на бал. — Маски! Маски, кому маски? Полумаски выдавали на входе в школу. Парням — бархатистые черные, дамам — белые. Тем, кто не пришел в своей. Я получил черную и прошел вовнутрь, ища Димку. И на хера нужны эти маски, мы же не в карнавальных костюмах? Хотя у многих девушек платья и правда были на пример прошлого века: длинные до пола юбки, фалды рукавов, вырезы, кружева. А парни, большинство как я в костюмах, но были и те, кто приперся тупо в джинсах, насрав с колокольни на весь регламент бала. — О, Качалов! Мне тебя и надо! В толкотне старших классов я налетел на Кожевникова. — Михаил? Ты, и здесь? А я думал, ты с Маньки своей сегодня не слезешь. Не знаешь, Димка мой где? — Манька меня ждет в кроватке, — улыбнулся сладко шут, одетый в молочный костюм. — Пару танцев отхромаю и вернусь в ее жаркие объятья. А может это любовь, а, Качалов? Как думаешь? — Да почем мне-то знать? Так ты не в курсе, куда Димка сбег? Он же вроде к тебе пошел, — вернулся я к своим баранам, чувствуя, что наш шут за рукав меня отводит в сторонку, а именно в закуток школьного коридора. — Вот заладил. Димка, да Димка! Мы на балу, Качалов, а здесь можно и налево пару раз сходить. Презервативов дать? Все-таки у нас там с тобой одна весовая категория. — Да пошел ты, — оскалился я. — Хм! И потом, я дома не был, почем мне знать, где твоя Сорока скачет. А может сук потолще да поебливее нашла и на нем развлекается. Я же тебя с сестрой своей хочу познакомить. Меня пиханули в полутень закутка, где я уставился в ровные ножки девицы в кружевных чулочках... Вот блядь! — Ну как? Зацени! Какая красотка. Только смотри, аккуратнее, чтобы не залетела. М-да... бедные мои глаза и органы чувств. Девушка была высокой, стройной и с ногами от коренных зубов. В пышной юбке выше колен, кожаном корсете и белой кружевной блузке, вздымающейся пеной под острым подбородком, и которая, несмотря на закрытость, подчеркивала ее довольно таки приятного размера грудки. На них я кажется совсем и завис... — Хватит пялиться на мою грудь, Тюфяк, она все равно накладная! — выдала дева голосом Сороки, и я наконец-то поднял квадратные зенки на смеющиеся черные маслины глаз, оформленные изящной полумаской. — Вы сошли с ума. А если кто Димку узнает в таком прикиде... — выдал я смеющемуся Кожевникову и Сороке. — Да с чего бы? Сорока крутанулся на небольших каблучках ботинок с задорной шнуровкой впереди, и ухмыльнулся под вуалью, что крепилась к низу полумаски и скрывала его улыбающиеся губы. — Я на них весь день учился ходить. Спасибо его сеструхе. Потом, пока подобрали под меня хоть что-то более приемлемое... Ты даже не представляешь. У него сестра, как и Мишка — громада! Она ухватилась за мысль одеть парня как девушку всеми фибрами своей души и подошла с полной ответственностью. Вызвонила всех своих подруг вместе с их гардеробом. И вуаля! Передо мной крутанулись так, что я даже заценил кружевное белое белье в тон нижним пышным кружевным фалдам юбки. — Они его впятером одевали и красили. Так что эта работа целой бригады девчонок, — ухмыльнулся Кожевников, а потом тихо прошептал: — Жаль, мою Маньку так не переодеть. Даже в бальном платье будет мужик-мужиком. Но я не жалуюсь. Потанцую с другими. Я подошел к смеющемуся Сороке и прижал его к себе, скрупулезно рассматривая. Девочки и правда на нем оторвались по полной, даже накладные волосы подобрали в тон, и теперь у Димки была пышная шевелюра, двумя завитыми высокими хвостиками спускающаяся до уровня плеч. Я приподнял вуаль над его губками и чувственно поцеловал. — К-хм, ладно! Даму на бал я доставил. Надеюсь, Качалов, ты не в обиде? Да, если спросят, скажешь, что сеструха Сороки или моя двоюродная — вот и все. Мишка помахал нам рукой и, прихрамывая, замурлыкал «Танцы, танцы, танцы...», отправляясь прямиком в актовый зал. Я же взял за руку порозовевшего Сороку и повел того следом маячившей уже в отдалении широкой спине Кожевникова. Как же хотелось танцевать именно с Димкой, с таким родным и доверчивым, цепляющимся за меня тонкими руками. — Теперь верю, что тебе моя Ленка на хер не нужна. — Руслан вперился в Сороку около входа в актовый зал. — Может, познакомишь со своей дамой? Димке умело состроили блядливые глазки. — Дина. Сестра Кожевникова, — хмыкнул я злорадно. — Да быть того не может, больше на Сороку твоего похожа, — заметили ехидно. Вот я дурак, надо было сказать сестра Сороки, но я как мог поправился: — Двоюродная. — А... Дина, а может ты и Димке Сороке сестра? — ехидно заметил Русланчик, пожирая ножки моей девы в сексуальных чулочках. — Конечно, — улыбнулся Димка под вуалью мелодичным нежным девичьим голоском. — Только троюродная. Как? А вы разве не знали, что Сорока и Кожевников дальние родственники? — М-м-м... Нет! — меня попытались оттереть от прелестницы острым плечом. — Может, расскажите в подробностях свою семейную биографию? — В другой раз обязательно. — Димка обошел, цокая каблучками, вокруг Русланчика и взял меня снова под локоток. — Но сегодня я с ним. — И то верно, Руслан. Иди-ка ты к Гагариной мириться. Глядишь, еще сегодня станцуете вместе, — позлорадствовал я. *** Один танец, второй, третий... А потом я просто сбился со счета. Димку пытались пригласить с моего согласия и другие парни, но он всем демонстративно отказал. Теперь на меня смотрели уже не презрительно. Понимая, почему я отказал Гагариной. Наоборот, завидуя и пожирая Димкины ножки в кружеве голодными глазами. А потом Дима, потеревшись об меня, попросил тихо, сбивчиво и так робко, что у меня сорвало башню: — Алеша... я хочу тебя... Так, тормозим... Если я на него наброшусь, когда он в такой в юбке и чулочках, то на хрен порву ему там все и уж теперь точно в клочья. — Но у тебя же там... — начал я искать резво отмазон, дабы не наломать дров на буйную голову. — Сегодня терпимо... и потом... я сделал клизму и растянул себя там. — Так когда ты там себя растягивал, утром, наверное. Уж все сжалось... Может, до дома потерпим? — Не получится. Сорока, краснея, прижался ко мне снова, и я понял, какой у него крепкий стояк. — Я себя у Кожевникова растянул. Ты не подумай, не при нем, в туалете один. Он мне кое-что дал, чтобы я в задницу ввел. Когда ходишь — терпимо, но вот когда танцуешь... — Сумасшедший. Я плавно отвальсировал его в более темный уголок среди гомонящей толпы и гремящей музыки и скользнул рукой под его юбку, очертив упругие, дрожащие ягодицы, между которых нащупалась круглая, чуть выступающая ручка. Димка, охнув, вцепился в меня намертво, как только я нажал чуть на это «нечто». И я буквально его на руках вытащил из актового зала и прямиком попер куда подальше. Главное, заныкать его от чужих глаз в укромном уголке. В гримерке уже кто-то призывно трахался, наплевав на всех учителей. В классах тоже было достаточно левого народа. Кто-то распивал втихушку спиртное от преподов, кто-то целовался, находясь на первой стадии. И я потащил спотыкавшуюся свою «деву» в единственное уединенное на сегодня место — спортзал. Кажется, я думал, что здесь не будет никого... А еще не мог представить, как буду трахать Лену Гагарину в ее анус... хм-м-м... Да, я наивняк! Полный. Димка затравлено глянул на меня, передернул плечами. Русланчик рыкнул и еще сильнее задвигал бедрами, выбивая из Гагариной развратные стоны и пошлые пуки. Я по стеночке потянул Димку в сторону комнаты для инвентаря, как встретился с безумным взглядом Руслана. Мне хищно оскалились и, усилив натиск в деве, развратно зачпокали еще громче в ее расшапереной жопке. Видно, не нашли гандонов, коль решили потрахаться так. А я, воспользовавшись моментом, утянул выпавшего в ступор Сороку в темную комнатушку. Спортивные маты — наше все! Я вовлек его в самый нежный поцелуй, на который был только способен в этот момент, и усадил любимого к себе на бедра. — Там веревочка, встань на ножки, потяни ее вниз! Грудь, как я понял, фальшивка, но вот все остальное, думаю, натуральнее некуда, — скомандовал я, заставляя Димку встать на маты и дотянуться до верхнего окна. Сорока, пошатываясь, выполнил мой приказ и чуть не повис на несчастных жалюзи, ибо я, не будь дураком, нырнул под его юбку. Кружева, кружева, кружева... Головка члена бордовым мысиком выпирала в прозрачных кружевных трусиках и вовсю текла. Я ее обсосал через тонкую ткань, прежде чем выпустить на волю, а потом заставил Сороку повернуться ко мне задницей. М-дя... Я потянул за рукоятку дилдо и вытащил из бордового ануса фаллическую штуку, напоминающую насаженные друг на друга толстые шарики. Прибью Кожевникова на хер... Хотя... если Димке нравится?! Я облизал его открытую дырку и снова повернул к себе красной мордашкой, заставляя съехать вниз, а потом, освободив себе член из тисков белья, плавным движением вошел в него весь. Господи! Кайф-то какой! Сорока был там такой мягкий, горячий и раскрытый, что я, сорвавшись, стал его подбрасывать за ягодицы, с оттягом насаживая обратно. — Соски твои хочу. Я заставил его двигаться в понравившемся мне ритме, а сам взялся за блузку и корсет. Приспустил сверху кружевную кофточку и, стянув вниз лифчик с ватой, припал к его чувствительным соскам. Сорока застонал так, что в спортзале явно зависли. Но я руками заставил его работать попой, которая стыдливо прикрывалась от чужих глаз пышной юбкой. Через полчаса к нам тихонько заглянул Руслан, показал мне большой палец, кивая на сидящего к нему спиной и продолжающего скакать на моем члене Сороку. Мол, хороша девка! У развратного Димки оставался к тому времени только корсет и юбка спереди, выпачканная обильно спермой. Русланчик приложил к губам палец, подмигнул и повесил нам на крючок ключи от спортзала. Что ж, теперь мы были с Димкой тут одни, Руслан наверняка захлопнет замок, и открыть его можно будет только нам с Димкой. Я прикусил ушко своей любви, отчего Димочка задрожал на мне и сделал задницей жим-жим, а потом с протяжным стоном снова оросил спереди пышную юбку. Сначала я давал двигаться Сороке, как он и хотел, но потом через час опрокинул его на сырые от нашей совместной спермы маты и вытрахал с особым размахом, выходя из его хлюпающей дырки и задвигая в нее каждый раз на полную, вызывая пошлые звуки легкого пердежа. Затем переползли в душевые, где ополоснулись. При этом Сорока старался не смыть макияж и не потерять приделанные хвосты. — И на черта они тебе теперь сдались? — не понял я. — Моя одежда у Мишки вообще-то осталась. А идти по городу в таком лучше, когда в образе девицы, а не парня. Я попытался зажать Сороку еще раз в раздевалке, смотря, как он себе наводит ложную грудь и пытается влажной тряпкой замыть пятна спермы с юбки, но Димка пихнул меня с силой в бок, зашипел: — Не лезь. Ты как всегда перестарался в конце, козел. И вообще, потерпи до дома. Он уселся на лавку и стал натягивать кружевные чулки. Как ни странно, это безобразие выжило, даже стрелок не пустило. И я решил немного пошалить. Опустившись перед ним на колени, припал губами к его тонкому бедру, на которое уже натянули кружевную резинку. — Не могу, ты такой сексуальный... — прошептал я, двигаясь по внутренней стороне бедра к зажатому в кружеве члену Димки. — Еще бы я им не был! — Димка поставил перед моим наглым носом узкие ладони, в которые я и уткнулся. — На фига я бы тогда надевал всю эту срамоту? Но все же тебе придется подождать. Меня пихнули легонько в грудь, но я все равно потерял равновесие и хлопнулся на несчастный копчик, смотря с сожалением, как натягивают второй чулок и поправляют пышную юбку. Затем Сорока зашнуровал свои развратные ботиночки и, встав с лавки, протянул мне руку: — Идем домой. — Не-а, с этого ракурса та-а-акой вид! — захихикал я, смотря, как Димка вновь краснеет. Но меня вздернули за руку на ноги, дошипев все что думают, словно клубок разъяренных змей. И мы пошли домой... *** — Мой сын... ловелас... — выдала моя мама, когда открыла перед нами дверь. — А как же Дима?! — Здравствуйте, тетя Оля... — прошептал покаянно Сорока. Как моя мама резво схватилась за косяк. — Ди-ма-а? — охнула она нам, как в коридор выглянул мой отец. — Хм-м-м... Теперь ясно, кто будет в платье невесты. И чего застыли на пороге? — а потом офигевшей матери: — Да ладно тебе, родная, кто ж кроме Димки на него купится? Сама подумай! И кто тебя так разодел знатно, а, Димочка? — Сестра Мишки Кожевникова с подругами... Им только дай волю! Они меня вообще поначалу хотели в балетную пачку запихать... оказывается, кто-то из них занимался в юности усиленно балетом. Я им только сказал бал-маскарад. И понеслось, — буркнул устало Димка. — Вот и молодцы, проходите давайте. Я кстати обои принес. Так что завтра у нас ремонт в вашей горнице. Я же прижал Димку властно к себе, давая своим родителям понять, что до завтра не дотерплю. - М-м-м, сынок... ты помнишь... что тебе я говорила? Попыталась остановить меня мать, как отец, вмиг сообразив, видя, как у Димки подкашиваются его ровные ножки и как его лихо ведет в сторону. — Дорогая, не будем мешать молодежи. Время уже позднее, Машка спит. А мы включим телевизор... погромче. — Какой телевизор в час ночи? — начала было мать, как ее заткнули призывным поцелуем и утащили прочь. — Я же сказал. Погромче! — Твой отец очень догадливый... — начал Димка, как я его поднял на руки и понес к нам. — Алеша... мне там больновато и саднит... — Ничего, растянем постепенно. Я вытащил прихваченный Кожевниковский дилдо и стал обильно его смазывать анальной смазкой. Отец прикупил нам с Димкой целую упаковку, посему экономить на ней не было надобности. Сорока сидел на нашей кровати, смотрел на мои действия и обильно краснел. А потом, видя мою неприкрытую похоть в глазах, послушно встал раком. — Лучше на спину, ко мне лицом. Я его опрокинул властно на кровать. Димка, покраснев еще сильнее, прикрыл себе полыхающий лик руками. — Мне так стыдно... — Дурень. Я же говорил... — Я надавил на воспаленный вход Сороки, и его зад вобрал первый шарик. Димка задрожал подо мной, попробовал выбраться. Вот дурачок. Я навалился на него только сильнее, подкручивая дилдо по оси. — Что... Второй шарик ушел за первым. Однако надо спросить у Мишки, где еще раздобыть пару подобных игрушек. — Тебя... Третий шарик, круговой поворот, и Димка, изгибаясь в экстазе, ловит красными губами жаркий воздух. — Люблю! Я вогнал в него еще пару шариков, оставив рукоятку, и теперь плавно вращал в его заднице это устройство словно пропеллер. Сорока уже просто хрипло орал, пытаясь хоть что-то закусить. И вот, когда его член был уже на грани, вздрагивая от любого моего шевеления в нем, я вытащил дилдо и заполнил его открытую дырку своей ноющей плотью сам. Димка не вытерпел, забился подо мной в оргазме, выплескиваясь вязким семенем. Я же задрал его тонкие ноги к красным ушам и, загнув его в знатную букву зю, отполировал от и до! Все, до чего дали добраться. Утром отец нервно курил. Я его таким вздернутым видел только тогда, когда мама рожала Машку. — Привет, папа, не спится? — Уснешь тут... кстати, если у тебя появится маленький братик или сестренка — виноваты с Димкой вы! А не я. — Кхм-м-м... прости, я и так мариновал неделю яйца, пока Дима снова мне дал. — Дурак, теперь еще будешь мариновать неделю. Нельзя же так срываться на любимом человеке. Подрочи, если что. И потом, минет никто не отменял. — Кхм-м-м... мне Димка его каждый день делает. — У отца вытянулось лицо. — Утром и вечером... — Отец подавился дымом. — И еще иногда днем, когда совсем прижмет... — Хряпс, сигарета пала смертью храбрых в отцовых крепких пальцах, порвавшись пополам. — Но это не сильно спасает. — Я это уже понял, — теперь кхехал уже отец. — Что ж... делаем сегодня изоляцию. Еще одного ребенка от Ольги я, конечно, потяну, но вот пару или тройку уже нет. *** Клеили с отцом обои на пару. Димка проспал до обеда, да и потом старался сильно не шевелиться, ибо все-таки я его укатал. Машку мать отправила к подружке поиграть, а сама пыталась усилено Димочку покормить. Но Сороке еда в глотку пока не лезла, только от ее вида Димку начинало мутить. — Ты его, засранец, порвал, да? Мать вперила в меня осуждающие глазищи, пока я пытался под потолком приспособить чертову тяжелую пробку. Димка покраснел, зарылся острым личиком в подушку. — Нет! — рыкнул я сверху, наконец-то ровно прижимая обои и расправляя их, давая отцу приклеить снизу остальное до пола. — Откуда знаешь? — схмурили брови оба моих родителя, задав вопрос одновременно. Медики, дери их за ноги, причем довольно свободных взглядов. — Проверял! Крови нет, — буркнул я, перестанавливая стремянку и клея новую полосу. Сорока попытался накрыться одеялом от навалившегося стыда, но моя мать не дала: — Он не врет? — Не-ет... — проблеял Димка, сгорая от стыда. — Отстань от него, мать, все нормально. — Я приделал к стыку с потолком следующую полосу. — Нормально? Да ведь Димочка ни рукой, ни ногой! Солнышко, я, конечно, не проктолог, но могу осторожно все у тебя проверить, ты только скажи. Димка побагровел. — Все... правда, в порядке... просто я немного устал... — выдавили из себя, оправдываясь. — Если стыдно, то могу я! — пообещал щедро отец, на что Сорока таки попробовал намотать на себя одеяло, закатываясь в него как в кокон. — Мне не стыдно, просто не нужно... поверьте. Дальше шел допрос, сколько я использую анальной мази, не жалею ли. В какие загибаю Димку позы, а вдруг ему в них тяжело и т.д. и т.п. по бесконечному кругу. Пока не доклеили последнюю белую обоину. А потом врезали английский замок. — Как в больнице, может покрасить? Они же вроде под покраску идут, да? — Мать глянула на резко посветлевшую нашу комнату. — Я... распишу сам... если позволите? — подал голос Димка. — Конечно, Димочка, нет проблем, — обрадовались мои родоки в голос, и я подумал, что с вопросами на сегодня все, и нам дадут отдохнуть. Я, конечно, наивный ежик, отдохнуть дали только Димочке, а вот меня припрягли по хозяйству во всем. От выбивания чертовых ковров, помывки пола, до хождения в супермаркет и затаривания продуктами на неделю. Но это было еще не все, к ночи к нам пришла тетя Галя. Ее еще сильнее разнесло. А сзади ее широкой кормы жался робкий мужичонка Хренов Геннадий Васильевич. Дядя Гена — у меня его назвать язык не поворачивается, впрочем, Димка его тоже величает Геннадий Васильевич и никак иначе. Галина оглядела все наше вечернее собрание за столом, за исключением Марии, которая еще не пришла от подруги, и завела свою пилительную пластинку: — Это как это понимать?! Мать за дверь дома, а вы в дом баб таскаете? Пачками! Устраиваете срач, везде гандоны насыпаны, объедки. Потом оба уебываете и дверь нараспашку?! Димка под моим боком вжал голову в узкие плечи. — Галина... к-хм... может не стоит на мальчика орать? Ведь наверняка это Сергей... — попытался заступится за Димку его отчим. — Тебя не спросила, Хренов, а ну иди-ка ты домой прибираться, пока я тут порядок навожу! — Галина подождала, пока Геннадий Васильевич уйдет, воткнула крепкие руки в боки. — Я, конечно, в курсе, что то проделки Сергея. Но меня интересует другое — где твои вещи, Дима? И с каких щей ты ушел из дома? Димка совсем сжался, прижавшись к моему боку, и я его обнял за плечи. — Он будет жить у меня. — Я вперился в злобный взгляд заполошной тети Гали. После того, как отец Сороки ушел из дома, ее понесло в разные стороны и не лучшим образом. — Как это жить? У него что, дома своего нет?! — рыкнула Галина. — Галя, успокойтесь! — между нами и матерью Сороки влезла моя мама. — Сергей, пока вас не было, беспробудно пил и трахал пачками баб, куда ж ему было деваться-то? — Хм-м-м... трахал бы вместе с Серегой, — хмыкнула зловредно Галина. — И то была бы польза! — Я не хочу ебать шлюх Сереги... — прошептал тихо Дима. — А кого тогда? Его? — ткнули на меня. — Чертово семя! Вот ты его, Ольга, приютила, а не в курсе, что папака у него из этих — голубых-педерастов. Я как узнала, сразу вышибла его из своей хаты. Чего к Лешке жмешься, как девка? Вставай и шагом марш домой! — Не пойду! — Сороку затрясло. — Но ведь Сергей тоже Володин сын. Так причем тут семя? — влез неуклюже в эту перебранку мой отец. — Да с чего бы это? Я Серегу от другого нагуляла. Хорош был кобель, жаль только женатый. Теперь было понятно, в кого пошел неугомонный Сергей, и почему так братья отличаются друг от друга. — А я, дура, еще думала и зачем я Володьке с пузом от другого? А как Димку родила, все и открылось. И эта курва чернявая вся в папашку. Вот ляжет под твоего сына, Ольга, и что тогда? — Дима останется жить со мной, — буркнул я, притягивая Димку за талию к себе. Галина сузила глаза, глянула на наши обжималовки, потом на хмурых моих родителей и истерически расхохоталась: — Я их тут предупреждаю, а они уже снюхались! Ну, Алексей, я от тебя такого не ожидала. На кой тебе говнистая жопа моего сына, коль девок вокруг тебя, как рыб в море. Выбирай любую на свой вкус! — Я люблю Диму, — выдавил я из себя. — Ну... коль у вас так все полюбовно... Чтобы я тебя, голубое отродье, на пороге своего дома не видела. Нос сунешь — спущу, как и твоего извращенца папашку. Галина развернула круглую корму и уткнулась в грудь уже моего отца. — Успокойтесь... Вам не стоит переживать в вашем положении. Вы от Димы отказались — мы его приняли как своего. Вопрос закрыт. — Ну от вас я совсем такого не ожидала. Ученые уважаемые люди, медики, и потакаете этому разврату, — покачали головой и, отодвинув рослого мужчину, властно вышли из нашего дома. Как только Галина исчезла, Димка зарыдал, с силой, взахлеб, от всей своей загнанной души. Я совсем обомлел от такого и, перетянув Сороку к себе на колени, прижал к груди, тихо целуя бледные, соленые щеки. Димка так даже в детстве не плакал, даже когда живот распорол ржавым гвоздем. И его в больнице штопали по живому, практически без анестезии. Он, трясясь, хватался за мои плечи и ревел. Мои родители молча смотрели на Сороку и не знали, как его успокоить, как в столовую вошла развеселая Машка и вперилась въедливыми глазищами в нашу композицию. Все веселье моей сестрички спало на нет. Она недоуменно глянула на наших родителей и выдала: — А кто так Димку обидел? Ибо, чтобы так Сорока ревел, надо было весьма постараться. — Тетя Галя... — Моя мама погладила Димку по его черным вихрам и попросила меня: — Леша, ты Димочку отнеси в постель. Согрей его там, побудьте вместе. А потом, когда он успокоится, поговорим. Я унес Сороку к нам и, уложив в постель, накрыл теплым пледом. Но успокаивать Димку не пришлось, он практически тут же вырубился сам, забывшись тревожным сном. А я, побыв с ним минут пять, вернулся на кухню. Там наша мама объясняла непонимающей Машке, почему тетя Галя выгнала своего сына из дома. — Разве так бывает? Чем Димка-то виноват?! Вот Серега вечно хулиганит и что? Она же его не гонит. — Я тебе уже пятый раз объясняю. Дима любит нашего Алексея. А это не принято в человеческом обществе и называется гомосексуализмом. — И что, что любит?! — Машка сжала кулачки. — Если я Верку или Маринку полюблю, вы же меня не вышвырнете из дома? — Нет... конечно... — замялся отец. — Но будет лучше, если бы ты выбрала все же что-то более традиционное, например... к-хм... парня. — Это тебе так легко говорить, ты вот на маме женился и в ус не дуешь. А где мне найти такого, как ты? — заявила нагло Машка, а потом увидела бледного меня. — Как... Дима? — Уснул, практически сразу. — Я кивнул замершим родным и сел за стол. — Намаялся, бедолага, от своей матери... тяжело ему теперь, очень, — пробормотал понимающе мой отец. Как Машка решила-таки поставить все точки над i. — Лешка! Значит, у тебя девушки не будет? Раз есть твой Димка. Так? — Ну да... — замялся я. — А на Сергея же ты не претендуешь? — Зачем он мне? — опешил я от такого. — Замечательно! Вот он перебесится, и я его женю на себе, — заявили нам важно. — С ума сойти, если так пойдет... я соглашусь на Верку... или Маринку... А может на обеих сразу, — потерла наша мать себе ноющие виски. — Доча, и запомни! О том, что Дима живет с Лешей, никому нельзя говорить, даже своим самым близким подругам. — Не дура я! Сама понимаю. Только все равно это неправильно. Как можно собственного ребенка выгонять из дома? Вы же нас с Лешкой любите такими, какие мы есть? Хоть он и любит своего Сороку, а он ведь не девка. — Ну, дочурка. — Мама тихим сапом увела Машку из столовой, объясняя на ходу: — Понимаешь... люди бывают разные... и потом, тетя Галя, какой бы она ни была, она мама Димы... и ей и останется. И так далее и тому подобное. — Ну что, сынок, теперь обратной дороги нет. Не отступишься от Димки? — теперь уже потер виски отец. — Нет... — Я тяжело опустил голову себе на локти. До чего же все муторно. — Ну тогда иди к нему, пусть ему будет приятно, когда он проснется. И скажи еще вот что — мы с Ольгой всегда на вашей стороне. Я ушел к Димке, прилег рядом и вдруг понял, что он не спит. — Проснулся? — Только что... — бормотнули мне, как я навалился властно на него, подминая под себя. — Леша, ты чего? Мы ведь всю ночь прошлую... М-м-м... Утонули в моем поцелуе и пытались свести ноги, когда я с них потянул домашние штаны. — Мне там не так... еще больновато. М-м-м... — Ничего, я тебя разработаю! Вот этим, — вытаскивая из-под своей подушки демонстративно дилдо. Димка покраснел, закрыл лицо рукой, но уже не сопротивлялся моим настырным рукам, которые оголили его попу и стали вовнутрь вводить смазанные шарики. Сегодня было куда проще, а когда я стал делать рукояткой круговые движения, ноги Сороки раскрылись сами. Он выгнулся подо мной в неподдельном экстазе и прошептал: — Я тебя хочу, а не эти сранные шарики. — Уже более конструктивный разговор. Его штаны улетели в угол, а я, приспустив свои, заменил холодное дилдо на собственный горячий член. Сорока выгнулся у меня снова в руках, застонал сдавленно, раскрывая себе бедра еще шире, впуская меня всего до конца. Как от нашей двери, чертыхаясь, прошептали: — Парни... Вы, это... закрывайтесь, что ли! И мой отец, видя, как я прикрываю телом бедного дрожащего Димку, захлопнул за собой дверь. — Он нас видел? Твой отец! — И что? Я просто дверь забыл захлопнуть на замок, — пожал я плечами, выцеловывая Димке тонкую шею. — Ты идиот, Тюфяк, и козел! Ты хоть представляешь, как мне стыдно перед твоими родителями? Тем более в такой позе под тобой и с твоим членом в своей же жопе! Мне емко заехали под ребра, но я не отпустил, сделал плавный качок бедрами. — Ну это же мой член, а не чей-то левый, — емко цепляя простату Сороки... — То бишь член их родного сына. И больше на эту ночь возражений не было. Только утром Димка, матерясь на мой ебучий член и яйца, снова пытался в который раз собрать ноги. А когда мы вышли на площадку, на окне сидел Серега и обильно смолил. Он смерил нас обоих, отметив особую хромоту своего братишки, и, потушив окурок, хмыкнул: — Всю жизнь думал, что у меня брат младший, а оказалась сестренка. А я думал, мать завирает. А все оказалось голой правдой. Серега спрыгнул с подоконника и подошел к нам. Димка боязливо отступил в мою тень. — И что дальше, попробуешь мне морду набить? Или Димке? — Я Серегу не боялся. Мы были с ним в равных весовых комплекциях. — Ему-то за что? За то, что такой же, как и его отец? Так мы родоков не выбираем. Я сам был вчера в шоке, когда моя мать заявила, что я не от Владимира, и он об этом прекрасно знал. А я, дурак, хорохорился, педерастом его обзывал. Извращенцем и прочим... Единственного мужика, который воспитывал меня как родного. Своему биологическому папа я и на хер не сдался. А вот тебе, Леша, набью! Если моего братишку бросишь или плакать заставишь, — глянули на меня сурово, а потом толкнули в сторону Димки: — Любишь его? — Люблю. — Ну и целуйтесь, черти! Хрен с вами. Лучше уж под тобой, нежели под незнакомым мудилой. Тебя-то я с детства знаю, ты парень серьезный, ответственный. И уже, смотря на наш нежный поцелуй, взвыл как раненый пес: — Никогда я этого не пойму! Ну и чего тут классного? Когда мужик с мужиком? — Сам не знаю. — Я пожал плечами. — Но мне с Димой хорошо. И ему тоже. — А мама... она как? — спросил робко Дима, греясь в моем тепле. — А что с ней сделается? Тебя же не скинула, когда узнала, что у ее мужа завелся любовник. Она баба сильная, ни черта ей не будет. Ты ведь и не знал о том, что Галина прикрывала на левые голубые потрахушки своего мужа глаза. Пока он ей в лоб не сказал, что гей и влюблен в другого мужчину. Владимир зарабатывал всегда хорошо и по дому все всегда делал. Вот она за него и цеплялась. К-хм... — замялся Сергей. — А как он сам? Наверное, меня дурным словом до сих пор поминает? — Наоборот, всегда тепло. Как любимого старшего сына. Ты бы это... съездил к нему. Леонид все тебя увидеть хочет, да и сынишка твой уже подрос. Такой смешной, башковитый, разговаривать недавно стал, — заулыбался Димка ответно. — Съезжу... буду готов, вас с собой возьму и съездим. Ты пока, это... домой не лезь, если что нужно — я тебе сам вынесу, только на сотовый звякни. Ну все, пацаны, вам уже в школу надо. И это, Леха! Дилдо ему купи! Чтобы его зад растягивать, а то он так вечно хромой ходить будет. — Уже есть, — усмехнулся радостно я и получил от Сороки увесисто в бок. — Заткнись, Тюфяк! — О боги! Что творится? Это точно — та самая ужасная, первая настоящая любовь, — простонали нам убийственно вслед и уползли к себе в дом, пытаясь, видно, стереть из головы наш с Димкой страстный поцелуй. *** — Парни, это вам! — Кожевников поставил бумажный пакет, а когда я туда заглянул, то тут же спрятал в сумку подальше от глаз Сороки. Ладно Димка в это время спорил с нашими гениями математиками, и под его носом можно было протащить, если надо — розового слона, но потом... — Откуда? — сделал я круглые глаза, ибо столько фалло-вибраторов в жизни не видел. С разными конфигурациями, толщиной и текстурой. — От сеструхи старшей, которая твоего Димку в субботу красила. Она у меня теперь в секс-шопе работает. Я и в свою Маньку вставляю на день, когда мы разбегаемся по учебным заведениям. — И как он с этим в заду ходит? — ужаснулся я. — А как твоя дама в субботу ходила? Валерка не дурак, понимает, что без таких игрушек ему совсем подо мной кирдык. Вот и не сопротивляется. А еще он со своим Юркой посрался из-за меня, — стали рассказывать дальше о своих проблемах. — И чего же так? — удивился я окончательно. — Хм-м-м... да тот дурак пришел к Валерке права качать. Вернее, наезжать на меня, и его выставили вон со словами, что это его дело. А потом всю ночь отдавались мне так жарко и сексуально, что у меня совсем крышу сорвало. Мне кажется... — Кожевников слегка покраснел, что за ним отродясь не водилось. Он и шутки свои откалывал с физиомордией отмороженного вечного моржа. — Валерка ко мне неравнодушен. — А чему тут казаться? Если бывший актив лег под другого актива и еще и своему другу чуть морду за него не набил. Он точно на тебя запал, Кожевников, — подбодрил я его. — Кто бы говорил, Качалов. Сам-то ни хера не видишь вокруг, пока носом не ткнешь, а о других судишь... но в данном случае, я думаю, ты прав, — оскалился Мишка, подмигивая издалека Димке. — А ты что сам? – усмехнулся я, видя, как Димка чуть порозовел от моего взгляда. — Думаю, что я тоже. Валерка славный и преданный. А еще, что немаловажно, двужильный. Подо мной ни один так долго не выдерживал, как он. Но меня интересует другая проблема. А скажи-ка мне, Качалов... как мы с Сорокой в родственниках оказались? — хмыкнули злорадно мне, а потом пояснили моему вытянувшемуся лицу. — Русланчик не может никак забыть отпадные ножки нашей совместной с Сорокой «сестренки». А еще ее круглую попку, скачущую на твоем члене, тонкую талию, изящную обнаженную спину, шею в мелких бусинках пота... мне продолжать? — Нет, не стоит. Просто я ляпнул, что это твоя сестра, а когда Руслан заявил, что она похожа на Димку, а не на тебя, Сорока сам записал себя в твои дальние родственники, заявив, что ты ему двоюродный, а Димка троюродный брат. — Ну вы, блин, и... Он что, видел, как ты с Димкой трахался? — Как и я видел, как он еб Гагарину. Но Сорока был в юбке, посему... — заметил я игриво. — Но задницу он у Димки заценил. Видно, здорово Сорока на тебе отрывался, что даже юбка не спасала, — заулыбался Кожевников. — Значит, у меня с Сорокой есть общая сестренка Дина... Забавно! Да, кстати, Димка теперь, как я понял, у тебя? — Ага... — проворчал я безрадостно в ответ. — А чего такой траур? — не понял Кожевников. — Его мать узнала, что мы вместе, и вышвырнула из дома. Ладно, Димкин брат нас поддержал. А так бы Сорока совсем бы квелым был, — пояснил я как мог. Кожевников прокрутил все в своей голове и прошептал: — Да уж, подляна. Но ты, это... сильно не переживай и чаще вставляй ему игрушки в задницу, там есть пара мягких. Их и не чувствуешь особо, когда ходишь. Сам на Валерке проверил. — Ну ты и блин! Что ты, что Серега. Ладно, хоть отоварил этими гребанными дилдо сам и бесплатно, — буркнул я сквозь зубы, думая вечером зажать Димку и парочку опробовать на его сладкой заднице. — О вас же пекусь. Сороке еще в баскетболе прыгать, а не только на твоем члене. А он порой хромает хуже меня, — добил меня Кожевников прямо перед раскатистым звонком.