Al-furud

Кто-то скулит, кто-то умирает, Слабый падает всегда первым, Если хозяин тебя заставляет, Ты должен быть ему верным. Дельфин - «Собачий бой»

Удар. Еще один. Из сотни. С силой, разбивая лицо, заставляя захлебываться своим же хриплым криком, царапать грязный пол подвала, ломая ногти. Удары не прекращаются. Методично дробя кости, чувствуя тепло крови на костяшках, мягкую податливость плоти и слыша отвратительные чмокающие звуки. - Стоп! Кэлху сразу же останавливается. Дышит быстро, глубоко, смотрит – словно сквозь им же избитого мужчину. Сейчас тот похож на кусок мяса. - Отойди от него. Подчиняется, плавным движением откатывается по полу, встает на ноги и оказывается у хозяина за спиной. Не поднимает взгляда, будто изучает шов на кедах. Но чувствует все – буквально до движения воздуха. Напряжен. Хозяин хмыкает, оборачивается. - Хороший мальчик, - улыбается - по голосу слышно. И только поэтому переводит взгляд прямо в глаза. Холодные, мутные, как вода неспокойного моря. Ждет. Внутри - будто сотни натянутых лесок. Блестят, звенят от любого прикосновения. Вот-вот порвутся. Ладонь теплая. Касается щеки, а потом нежно треплет. И напряжение сразу же спадает – ссыпается как песок. Кэлху выдыхает, улыбается в ответ и сам трется скулой о руку. Хозяин доволен. Тот кивает парням в олимпийках, отворачиваясь. - Ребята, разберитесь с этим дерьмом, - небрежно, с отвращением в голосе. - Пусть расскажет все, что знает. Кэл, за мной. Ему нравится запах крови. Теплый, тягучий, как неразведенная водой гуашь. И хочется обмакнуть в нее руки по локоть, медленно перебирая пальцами. Чувствуя так, словно она живая – пульсирует, дышит. Кэлху смотрит на тыльную сторону ладони. Темная татуировка - как ползущая по запястью и предплечью змея, - в разводах бордового. Костяшки разбиты, болят. Возможно, вывих. Пальцы совсем не дрожат. Когда машина проезжает ухабы раздолбанной дороги, лохматая челка подпрыгивает. Кэлху выпячивает нижнюю губу и дует на лоб. Хозяин сидит напротив, улыбается уголком губ: ему кажется это забавным. - Кэл. Парень тут же подбирается, замирает. Сердце впопыхах начинает колотиться о ребра. Он оступился? Будут наказывать? Выкинут из автомобиля на полпути до дома? Так уже было. Кэлху провел ночь в доках, прячась от дождя под узким навесом. Потом его забрали те самые ребята в олимпийках – много матерились, говорили, что его уже давно простили. И спрашивали, почему он, глупое животное, не нашел дорогу домой, а они должны были его искать по всему городу. - Расслабься, мальчик. Ты сегодня хорошо поработал. Отпускает. Молодой парень рядом, Винсент, хмыкает: - Он так отделал Трэсса, что мы узнали только пару имен перед тем, как он «отчалил». Кэлху чувствует голым плечом тепло его ветровки. Так что даже мурашки пробегаются от шеи до локтей. Хочется дернуться, сбросить их с себя. - Но есть плюсы, - не соглашается хозяин. - Да какие плюсы, Берт? – устало, раздраженно. - Мы могли вообще ничего не узнать. - Просто тебе надо держать это, - кивок на Кэлху, - на цепи. - Перестань, Винс, - хозяин морщится. - Глупости мелешь. Кэл смотрит в окно. Пытается не сводить взгляда с пейзажа разбитых улиц. Слушает разговор в пол-уха. Главное, что хозяин не ругается, остальное – не волнует. - Да накипело, бля, - Винсент зло бьет кулаком по кожаной обивке двери. – Тупая псина. - Сними себе сегодня девочку, - советует Берт. – Последние дни ты слишком нервный. - На твоем месте я бы не был таким спокойным… - Закрыли тему! Винсент послушно затыкается, но видно, что он хочет еще многое сказать. Только с Ламбертом спорить – себе дороже. Поэтому вытаскивает из кармана упаковку жвачки, достает мятную пластинку. Он всегда жует, когда нервничает или злится. По салону автомобиля тут же распространяется запах сладкой искусственной свежести. Кэлху от него тошнит. Как и от самого Винса. Теребит ошейник пальцами, смотрит в большое зеркало. Ближе к потолку оно начинает покрываться матовой пленкой пара. Душевая кабинка открыта, воздух горячий от льющегося кипятка. Кэлху проводит ладонью по стеклу, следом - бледно-красные разводы чужой крови. Тут же сердце подскакивает к горлу. Испачкал. Быстро оглядывается – в ванной больше никого - сдергивает с себя футболку и сосредоточенно трет ею зеркало. Хозяин будет недоволен, если Кэлху что-то испортит. Недовольство – это наказание. А до него лучше не доводить. Челка липнет к влажному от усердия и жары лбу. Пот чертит дорожки по коже. Когда убеждается, что стер все следы, аккуратно кладет футболку в корзину. Потом – туда же – джинсы, носки, белье. И самое последнее: заводит руки за шею, нащупывает замок. Неудобный. Возится, нахмурившись, и минуты через три стягивает ошейник. Непривычное ощущение. Сейчас и чувствует себя абсолютно голым. Нет знака, что он чей-то, словно… беззащитный. Только после душа можно будет подойти к хозяину, чтобы тот снова надел ошейник на Кэлху. Но до этого… Крутит вентили, настраивая воду. Еле теплая. Необходимо стереть все следы крови, умыться так, чтобы кожа скрипела от чистоты. Касается пальцами подбородка, проводит вверх – до губ. Колко. Побриться тоже нужно. Задвигает дверцу и, зажмурившись, встает под душ. Ситуация не должна была так повернуться. Это недопустимо. Сердце бьется испуганно. Кэлху кажется, что оно сейчас просто разорвется. Разбитая губа пульсирует и ноет. На языке вкус крови – от волнения он кажется тошнотворным, желудок сжимается. - Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Берт тебя на лоскуты порвет, псина! И меня заодно. Винсент нервно стучит пяткой по бетонной плите, на которой стоит. Движение в такт сердцебиению. Кэлху наблюдает за ногой Винса, не отрываясь. Это хоть как-то отвлекает от совсем не радужных мыслей. - Слушаешь меня? – шлепок по щеке. - Да, - едва слышно. Кэл, не моргая, смотрит ему в глаза. Черные, матовые, грубые, как обгоревшая древесина. Все-таки Винсент - тоже зверь хозяина, но не настолько приближенный. Извечные злые фразы, постоянные удары исподтишка. Все, чтобы показать, как он ненавидит Кэлху, потому что тот отбирает у него смысл всей его жизни – улыбку хозяина. - Ты понимаешь, что ты сделал? - Да. - Сука. Раскаиваешься хоть? Иначе Берт устроит тебе пиздец, - Винс достает из смятой пачки такую же измятую сигарету. – Хотя он и так тебе его устроит, - нервный смешок. Четыре трупа. Кровавые следы на грязной земле, изломанные ударами тела. Все они – зацепка к поиску остальных должников, которыми занимается Ламберт. Ему дают наводку, платят аванс и ждут результат. А если нет зацепок, не будет результата. Значит, не будет и денег. Кэлху облизывает губы, чуть морщится. Ему совсем не нравится эта ситуация. - Что делать? – сцепляет измазанные кровью пальцы в замок. - Думаю, псина, думаю. - Почему ты решил, что мы справимся только вдвоем? - Потому что я в тебе не сомневался, - Винс стряхивает с сигареты пепел, сжимает фильтр зубами. – Похоже, что зря. Кэлху виновато опускает взгляд. Было достаточно одного слова «стоп», и все бы прекратилось. Это уже рефлекс. Результаты дрессировки. Но Винсент… сказал его не вовремя. Растерялся или ждал еще более удобного момента? Ясно одно – хозяин накажет обоих. То есть, Кэлху отправится в подвал, где пахнет сыростью и стоит мертвый, пробирающий до костей холод. Воспоминания из самого раннего детства, когда его кидали туда за любой каприз или оплошность на несколько дней. Волоски по телу дыбом встают. - Слушай… Винсент кажется спокойным, только пальцы все равно трясутся – Кэлху замечает. Безымянный дергается сильнее остальных. - Эй, Кэл, твою мать. Поднимает взгляд. - Так-то лучше. Смотри всегда в глаза, когда с тобой разговаривают, усек? Кивает. - У нас есть только один выход, - дыхание Винса пахнет табаком и сладкой мятой. – Это, - обводит рукой четыре бездушных тела, - Берт тебе не простит. Как и мне, соответственно. Мы можем сбежать. Как тебе такой вариант? Кэлху моргает, чуть наклоняет голову вбок. Не понимает. - Зачем сбегать? - Чтобы остаться в живых. Соображаешь? Невооруженным взглядом заметно, что Винсенту не особо-то и нравится пояснять все взрослому парню, как малолетнему ребенку. - Я не хочу умирать, - Кэл хмурится. - Берт тебя убьет. Он не послушает твой лепет. Ты его подвел. Страх. - Я не… я не подводил его. - Он посчитает иначе. Даже я вижу, что в сделанном по большей части виноват ты. - Ты был со мной, - единственное спасение. - Но действовал не я. Пол кажется неожиданно вязким, неустойчивым. Колени подгибаются, а перед глазами на секунду темнеет. Кэлху успевает опереться на пожарную лестницу – сжимает пальцами холодную, вытертую до блеска ступень. Смотрит на Винса, ждет, что он сейчас скажет: «Да ладно, брось. Хозяин тебя все равно любит». Но тот говорит совсем другое: - Так сильно ты еще не лажал. - Но я… вернусь, - не уверен – слишком страшно. - Не буду убегать. Хозяин меня накажет, а потом… снова все будет хорошо. Винсент цыкает, сплевывает на землю. - Мне бы столько наивности. Кэл, я тебе даю дружеский совет: сваливай, пока ноги держат. И вообще не показывайся где-либо ради своей же безопасности. - А ты? – тихо. - Я тоже могу сбежать, - сует руки в карманы джинсов, смотрит на разорванную сетку забора и на пустынную улицу за ней. - Или прийти обратно к Берту и попытаться заступиться за тебя. Но я не уверен, что он быстро остынет. - А как он меня найдет, когда простит? Один из тех вопросов, на которые нет ответа. Винсент вздыхает, качает головой. - Он твой хозяин. Думаешь, не сможет? Кэлху качает головой, отцепляется от лестницы. Пальцы не гнутся - замерзли на металле. - Тогда если не простит, тоже найдет. - Блядь! Да просто свали и все! Я тебя ни о чем больше не прошу. Это поможет остаться в живых тебе и мне. Так трудно понять? Легко. Кэл медленно выдыхает, делает шаг к Винсенту. Всего один, но этого хватает, чтобы тут же резко схватить его за волосы, дернуть в сторону и врезать коленом под ребра. Потом, не дожидаясь, пока он опомнится, потянуть вверх и кулаком - со всей силы - в челюсть. Винс только хрипит и падает на землю. Не двигается. Кэлху сразу понимает, что тот без сознания – обычно от такого не умирают. Опускается рядом, разводит края куртки, шарит по карманам. Пальцы оставляют темно-серые следы на светлой ткани. Бумажник. Пара сотен наличными и горстка мелочи. Кэл смотрит на монетки, перебирает, вслушиваясь в звон, а потом сует все к себе в джинсы. Переводит взгляд на Винсента, аккуратно щупает ребра. Одно точно сломано – этого достаточно. - Хозяин тебя не тронет. Осеннее солнце холодное, но, когда нет ветра, оно греет плечи и затылок. Бледно-золотистое свечение. Кэлху хочет коснуться его, почувствовать на ладони угловатость и легкий вес. Отмыл руки в городской реке. Розовые прозрачные капли стекали по пальцам, забегали под рукава кофты. Морозная щекотка. Хотелось стряхнуть это бережно-настойчивое прикосновение. На одежде следов крови не было. Значит, можно ходить где угодно, не привлекая лишнего внимания. Винс сказал спрятаться. Это все равно ненадолго. Дня два или три. Кэлху не представляет, что хозяин будет злиться дольше. Главное – переждать «бурю» в спокойном месте. Мимо блестящих витрин магазинов, зацепившись взглядом за тусклое отражение. Волосы встрепаны, торчат в разные стороны. Кэл останавливается, тянет челку сквозь пальцы, приглаживает с боков. Пожилая женщина недовольно хмыкает, глядя искоса. - Развелось бездельников. Кэлху смотрит ей вслед, а потом – снова на себя. Губа чуть припухла, но болит не так сильно. И не кровит. Выдыхает, переводит взгляд на засмеявшихся парней у пешеходного перехода. Много людей. Непривычно. Совсем один. И такое в первый раз. Поправляет край кофты, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Все получится.