Al-furud

– Эй, парень. Чувак с ошейником! Это ему? Кэлху оборачивается, ищет взглядом, кто его может звать. Всех подручных хозяина он знает в лицо и по повадкам, уже готовится бежать. Но ему машет совсем незнакомый парень. За ухом сигарета, на носу шрам, волосы падают на глаза влажными прядками – как будто только что из-под душа. Он их убирает – пальцы грубые – морщится, снова смотрит на Кэлху. – Ну, иди уже сюда, не обижу, – смеется. Нужно перейти дорогу. Их – дорог – пришлось пройти очень много. Сначала Кэл бродил по периметру одного квартала, боясь ступить на проезжую часть. Потом сообразил, глядя на людей, что если свет мигает красным, нужно подождать до зеленого и только тогда переходить. А здесь светофора нет. Только широкие грязно-белые полосы по асфальту. Машины же едут, не останавливаясь. Кэлху беспомощно натягивает рукава кофты на костяшки, смотрит через дорогу. Может, уже не нужно идти? Парень сует сигарету в рот – из пачки, а не ту, которая за ухом, достает из сумки фотоаппарат. Щелк-щелк-щелк. Белый дым уносится ветром в сторону, дальше по улице, как и звук затвора. – Эй, постой! Кэл не останавливается. Незачем просто так быть на виду у всех. – Погоди! – рывок за плечо. И… Это уже просто рефлекс, если угрожает опасность. Исключение – хозяин, но никак не этот незнакомый парень. Только вот удар проходит мимо – «цель» успевает пригнуться и отпрянуть в сторону. – Тише, тише, – выставляет руки вперед ладонями, смеется чуть нервно. – Я всего лишь хочу тебя сфотографировать. Прохожие смотрят со смесью удивления и опаски. Эти взгляды неприятно лижут спину, заставляют напрягаться еще больше. За целый день Кэлху так к ним и не привык, но видно, что его остерегаются. Значит, не подойдут. Большего не нужно. А этот… – Зачем? – Просто… так, – парень не сразу понимает, что с ним все-таки заговорили, моргает и продолжает уже более уверенно: – Слушай, если ты спешишь куда-то, то могу отстать, но я же вижу, что ты тупо бродишь. Снова готовит фотоаппарат, настраивает что-то. – Если хочешь, я тебе потом покажу, что получилось. Ты охуенно фотогеничен, кстати. – Как?.. – Кэлху хмурится, не понимая. Щелк. – Что «как»? – парень достает новую сигарету, закуривает. Нетронутая – до сих пор за ухом. Затем отходит на шаг и снова – щелк. – Фото… что? – Геничен, – улыбается, зажимая фильтр зубами. – Значит, хорошо получаешься на фотографиях. Я тебя раньше не видел. – Раньше меня тут не было, – Кэлху смотрит в объектив, не знает, что делать. – Тогда понятно. И все это под непрекращающуюся съемку. – Ты можешь идти, говорить… делать, что угодно, – парень пожимает плечами. – Как зовут? – Кого? – Меня, блин. – Не знаю, – на полном серьезе. Фотограф смеется, стряхивает пепел с сигареты. Ветер треплет волосы. – Тебя как зовут, юморист? – А это важно? – Не особо, но… – закатывает глаза. – Вообще-то, важно. Мне интересно, какое у тебя имя. С такой-то внешностью. – Кэл… Кэлху. – Даже имя необычное. Ты из Ирландии, что ли? Тот неуверенно качает головой. Сам не знает откуда. Прошлое – только обрывочные воспоминания о детдоме. – Ясно, – задумчиво. – Рэй. – Что? – Меня зовут Рэй. Или Рэймонд, но это долго, да и мне не особо нравится, – протягивает руку. Кэлху смотрит на него, затем на узкую ладонь. Мелкие шрамы, полоски пыли на коже. Не понимает, к чему… – Ты брезгливый? Кэл снова качает головой. – Так пожми руку. Неуверенное прикосновение самыми кончиками пальцев. Тепло, сухость, шероховатость. Рэй вздыхает и сам, видимо, устав ждать, сжимает его ладонь. – Ну, вот и познакомились, – снова отходит, щелкает, улыбаясь, и убирает фотоаппарат в сумку. – У меня сейчас обед типа. Составишь компанию? Угощу, чем хочешь, за содействие в фотосете, а то ты какой-то… Голодный. Кэлху слышит, как у него бурчит в животе. Хозяин кормит его три раза в день, иногда – два, но это только из-за разъездов. Винсент вытащил его из дома рано утром, матерясь и выкуривая сигарету за сигаретой. Сегодня Кэл не ел. Вообще. Если не считать того бутерброда, за который не заплатил, а просто взял и пошел. Он не думал, что, если еда лежит там, где ее можно взять, нужно платить. Кивает: – Хорошо. – Тогда пойдем в парк. Там классный вид через аллею, довольно спокойно. Возьмем картошку фри, еще что существенного пожрать и… любишь пирожные? Кэлху не понимает, что не так. Какое-то чувство неправильности. Много слов, вот. Просто невероятный поток совсем ненужной информации. Это… нервирует? Обычно в разговоре с ним отделываются парой фраз – четких, ровных, приказного характера. Так проще, и Кэлху быстро усваивает полученную команду. Рэй же болтает слишком много. Ближе к концу его рассказов можно забыть, о чем он говорил в начале. Но голос… ломающийся, чуть хрипловатый. Не слишком низкий. Приятно слушать. – И я подумал, что мне не нужна работа, где надо пахать пятнадцать часов в сутки, как ебаная лошадь. Да еще и за мизерную плату, – Рэй садится на одну из свободных скамеек, ворошит пакет с обедом из магазина. Здесь больше солнца. И длинная аллея. Асфальтовая полоса дороги забрызгана желтыми и красными листьями. Кэлху смотрит вдаль, потом – снова на Рэя, опускается с ним рядом. Тут же ему на колени кладут коробочку с жареной картошкой и завернутый в бумажный пакет гамбургер. – Это не самая здоровая еда, но тебе, по ходу, надо больше калорий. Если ты вообще что-то ешь. Кэл осторожно разводит уголки плотной бумаги в стороны. – Сегодня… трудный день, – поджимает губы. – Не обижайся, но по твоему виду можно подумать, что у тебя каждый день – это война за выживание. Как в этом районе оказался? Медлит с ответом всего секунду, недоверчиво пробует кусочек картошки: – Сбежал. И все. Рэй, кажется, ждет продолжения, но его не следует. – Ладно, я не буду выспрашивать, откуда и от кого, – улыбается, смотрит, как Кэлху ест. – Это все врожденное любопытство, так что ты можешь меня затыкать, когда я начинаю лезть, куда не надо. – Ы мого вотаешь. – Э? С набитым ртом говорить сложно. Но еда вкусная – остановиться трудно. Не то, чем обычно кормят Кэлху. Быстро прожевывает, вытирает губы тыльной стороной ладони. – Ты много болтаешь, – уже более внятно, и доедает гамбургер. – А, ну… Рэй затыкается. Но не выдерживает: – Это просто потому, что ты почти не разговариваешь. Может, для тебя это нормально, но мне в тишине неуютно. Кэлху облизывает большой палец, стряхивает крошки с одежды. Чувствует – хорошо. Настолько, что даже глаза слипаются. Зевает. – Еще осталось, – Рэй протягивает ему небольшое красивое пирожное и выкидывает пакет в мусорку. – Я свое уже съел. Сладость. По всему рту. Такая, что скулы сводит. На шее и вдоль позвоночника выступают мурашки. Кэл проводит языком по губам, слизывая сахарную пудру и крем. – Вкусно? – Рэй смеется, заметив его выражение лица. – Да, – кивок. Он никогда раньше не пробовал сладкое. Настолько сладкое и нежное. Чувствует, что теперь точно сыт. Закатывает рукава кофты, чтобы отряхнуть руки. – Охренеть. Замирает. А Рэй касается пальцами голого предплечья, очерчивая края темного рисунка. Неожиданно. Кэлху отдергивается, резко поднимается со скамейки. Первый порыв – ударить, но… – Эй, спокойно. Рэй уже знакомым жестом выставляет руки. Кажется, есть в этом что-то… совсем беззащитно-уверенное – «я не буду драться». Кэл облизывает губы. Получается расслабиться. – Я не подумал, извини. Только посмотреть… Можно? – Что? – Татуировки. И только? Паника пропадает – словно ее, как мусор, сдувает порывистый ветер. Кэлху пытается закатать рукава выше, чтобы было видно все – на руках. А потом тянет кофту за край вверх, собираясь снять. Рэй вовремя приходит в себя. – Не здесь же, ты что? – встает, поправляет сумку на плече. – Можем у меня дома сделать еще фотосет. Там студия. И теплее, вообще-то, – улыбается. – Согласен? «Дома». В груди тянет – тоскливо, пусто. Хочется скорее вернуться. Кэл смотрит в глаза. Голубые, но не такие, как у хозяина. Как будто теплее – отражение летнего неба. Кусает губу – еще чувствует сахарную сладость, – и кивает. – Да.