Забывая о ЛЮБВИ, вспоминая о НЕНАВИСТИ.

Всю жизнь он шёл, стирая ноги и оставляя красный след. Я следом шёл по той дороге, мы вместе встретили рассвет. Ты обречён был быть со мною, а я влюбиться и влюбить, Сломать преграды, сжечь заслоны, тебя поймать и покорить. Мэри Эго *17 и 18 главы предыдущей части от имени Гарри* Завтрак для студентов – это время зевков и ленивых потягиваний. Время писем, подарков и шуток. Время сплетен, обсуждений и смеха. Время флирта и время угроз. Тем более всё это касается завтраков на последней неделе перед каникулами. Но сегодня вся эта утренняя суета не имела ко мне никакого отношения. Сегодня мои мысли, моё сердце, мой взгляд – всё – было приковано только к одному человеку. Вчера я был слепцом, сегодня же проснулся зрячим. Ведь ночью я всё вспомнил, и это перевернуло весь мой мир. Жизнь разделилась на три периода: я помнил, я забыл, я вспомнил. И теперь вот не знаю, что делать с этим новым поворотом в своей судьбе. Все эмоции были какими-то притуплёнными, неяркими. Даже злиться нормально не получалось. Все что я мог - так это смотреть на НЕГО, впитывать ЕГО, дышать ИМ. — Гарри. Какой же он бледный, напряжённый. Почему ничего не ест? — Гарри. Ну же, съешь хоть что-нибудь! Ты же, того и гляди, в обморок упадёшь! — Гарри! — Да что?! – закричал я на оторопевшего Рона. — Ээээ... Я просто хотел спросить, будешь ли ты есть своё яблоко? А то я бы тогда его взял, — испуганно забормотал Рон. — Гарри, что случилось? – участливо поинтересовалась Гермиона. — Ничего! – чересчур резко ответил я, и тут же, спохватившись, добавил: – Ничего страшного, просто... просто мне директор сказал, что на время каникул я останусь в Хогвартсе, вот я и… — Но как же так! – всплеснул руками Рон. – Почему он не поинтересовался, чего хочешь ты? — Рон, Гарри, Дамблдор лучше знает, что делает. Если он считает, что так будет лучше, то значит, так оно и есть. Невпопад кивая друзьям, не особо вдаваясь в смысл их слов, я вновь стрельнул глазами по преподавательским столам и… встретился с ним взглядом. На миг мне показалось, что Снейп растерялся, хотя я и не уверен в этом, ведь спустя мгновение зельевар уже отвёл взгляд, после чего встал, что-то сказал Макгонагалл, и быстрым шагом направился к выходу. Сбежал. Ему так неприятно видеть меня? — Гермиона, что вчера произошло? – обратился я к подруге. – Ну, после того, как мы зашли к директору. — Ты что, не помнишь? – удивлённо вскинула брови девушка, а потом, хитро улыбнувшись, добавила: – Ааа… всё-таки вы протащили на бал что-то покрепче сливочного пива! Почему я узнаю об этом последняя? — Эй-эй! С этого места поподробнее, – вклинился Рон. – Я тоже ни про что такое не слышал. — Да… То есть нет. О,блин! Мерлинова борода! Не в этом дело! Гермиона, просто скажи, что было после того, как мы пошли в кабинет к Дамблдору. Рон насупился, а девушка сразу посерьёзнела, она знала, что я просто так истерик не устраиваю, ... ну-у, обычно не устраиваю. — Мы рассказали, что подозреваем, что Снейп играет не на нашей стороне. Дамблдор уверил, что это не так, но всё же был готов выслушать доказательства в пользу нашей версии, которых у нас, естественно, не нашлось. “А если вы ничем не обосновываете ваши обвинения, как сами можете быть в них уверены?” – спросил директор и, не дождавшись ответа, попросил нас не выдумывать глупости. А потом, ещё раз поздравив с праздником, попрощался. Покинув кабинет, мы направились в башню, где какое-то время обсуждали, как нам добыть доказательства. Ни к какому решению не пришли и договорись просто подождать удобного случая. А после отправились спать, так как было уже поздно, – закончила Гермиона, вперила в меня свой излишне внимательный взгляд и через мгновение задумчиво пробормотала: – И у меня вовсе не создалось впечатление, что ты что-то пил. То есть я хочу сказать, что ты был трезв, как стёклышко... Разве что ты после... но... — Гермиона, – я умоляюще посмотрел на подругу, – мне надо подумать. Я потом вам всё объясню, правда. Кивнув, девушка отвернулась. Фух. Ну хоть на время отстала. “Но какой же всё-таки Дамблдор гад”, – со злостью подумал я. В голове всплыли слова, которые он говорил Северусу: — “Ты же хочешь счастья для Гарри?” Интересно, как много знает этот престарелый манипулятор? Что, по его мнению, нежелательно для меня? Общение? Дружба? Любовь? Зачем он сделал это, зачем заставил ЕГО сделать это? А может… может… Северус сам этого хотел? Может, я ему надоел? Но тогда отчего столько боли было вчера в его голосе?.. Из-за приближающегося приступа? Да, ему, наверное, просто было плохо… Я подавился, горло сжалось от болезненных спазмов ужаса. Догадка слишком неожиданно пришла мне в голову. Я вспомнил своё видение: зелье, слова верности, смех Беллатрис. Раскрытые шпионы кричали, катаясь по земле, впиваясь ногтями в собственную плоть. Точно так же, как и Северус — тогда ночью, когда я забрался к нему. О, Мерлин! Какой же я придурок, тупоголовый идиот! Как можно было бросить его, уйти? А если бы он не выдержал боли, если бы он сдался, если бы он... Тошнота сдавила желудок, слёзы предательски подкатили к глазам. Я зажмурился, пытаясь подавить рвотные позывы и рвущуюся наружу истерику. Нужно было срочно успокоиться, иначе друзья силой потащат меня к директору, вон, как настороженно смотрят, перешёптываются, а мне это совсем не надо. — Всё, наелся, — провозгласил я, отодвинув от себя тарелку с практически нетронутой едой. Встал и со словами "Встретимся у кабинета" направился к выходу из зала, надеясь перехватить Северуса в одном из коридоров до начала занятий. Да, я отлично понимал, что обижаю друзей, что так нельзя. Но что я мог поделать, если моё сердце жалобно скулило от тоски и страха. Давно я не ощущал внутри такую боль… впервые после смерти Сириуса. Сириус… Что бы он сказал, увидев меня, почти вприпрыжку бегущего по тёмным слизеринским коридорам, сгорающего от волнения за здоровье Снейпа, а потом останавливающегося в неуверенности перед его комнатами, переминающегося с ноги на ногу? Но Сириуса здесь нет, зато есть я – только что осознавший, какой Гарри Поттер идиот. Северус даже слушать меня не станет — просто снова сотрёт память. Ведь вполне возможно, я ему не нужен. Для него я — надоедливый, заносчивый гриффиндорец. Он не раз говорил, что устал от меня. А эти приступы... Наверняка, они нечастые, да и я вряд ли сумел бы ему помочь избавиться от них… В любом случае, надо действовать по-другому: выждать, понаблюдать, сделать выводы… Решив так, я отправился к классу, у которого уже наверняка в ожидании меня стояли Рон с Гермионой. * * * День прошёл тягостно. Он тянулся, как жвачка, длился и длился, и, казалось, не будет ему конца. Но вот – наступил вечер, пришло время подведения итогов дня. На защите от тёмных искусств я, как можно незаметнее, следил за Северусом, подмечая все его жесты, случайные взгляды, интонацию речи, мимику. И мои наблюдения отнюдь не наполнили меня спокойствием. Голос Северуса стал более хриплым, из него пропали выразительные нотки и глубина. Так мог бы говорить смертельно больной человек, давно смирившийся со своей участью. Лицо – гипсовая маска, и лишь губы: то безразличные, то искривлённые ухмылкой – напоминали о том, что это всё ещё лицо человека. Иногда я замечал, что он чуть морщил лоб, как от головной боли, а пару раз даже потирал виски чуть дрожащими пальцами. Худоба, бледность, усталый взгляд… Моя слабая душонка сжалась в комок и спряталась в самом тёмном углу, не желая видеть всё это. Естественно, мне было не до материала урока. И когда дошло до практики, я вдруг осознал, что всё прослушал. Пытаясь повторять за Гермионой, я неуклюже махал палочкой в воздухе и произносил непонятные слова, даже не представляя, какой результат от меня требуется. Профессор стойко игнорировал все мои неудачи, зато неплохо прошёлся по остальным гриффиндорцам. И, не смотря на его состояние, это всё равно было просто отвратительно с его стороны. Казалось, он специально говорил и делал то, что могло бы задеть меня наиболее сильно. Пренебрежение ко мне и оскорбление моих друзей. Что ж, он добился своей цели – я разозлился. И теперь у меня появился ещё один повод выяснить с ним отношения немедленно. Я, кажется, что-то говорил про "выждать"? К чёрту! Я и так проявляю недюжинную выдержку, всё ещё продолжая неподвижно лежать на кровати. Вместо того, чтобы рвануть в подземелья. Нет уж, пусть сначала уснёт покрепче, – думал я, – чтобы у меня появился хоть какой-то шанс забрать у него палочку до разговора. Я очень надеялся, что Северус не поменял пароль, который стоял у него до того, как он стёр мне память. В любом случае, я собирался проверить это сегодня ночью. А пока нужно ещё немного подождать. * * * Крадучись пробираюсь по тёмным подземельям, вздрагиваю от каждого шороха и даже дышать стараюсь тише обычного. Ночь уже давно вступила в свои права, и, отдавая ей должное, я вжимаюсь в холодные стены в попытках слиться с тенями. И вот я наконец-то стою перед заветной дверью. Тихо шепчу пароль, молясь, чтобы сработало. Дуракам везёт, так, кажется, говорят... Что ж, тогда я рад им быть. Дверь тихо приоткрывается. Внутри царит полумрак, но даже в нём можно различить прежнюю аскетическую обстановку. Шкафы, книги, диван, бардак на столике. Ничего не изменилось с прошлого моего визита. Как можно аккуратнее ступая по ковру, добираюсь до спальни. Заглядываю внутрь. Передо мной открывается жуткая картина. Северус, белый как полотно, с кровавыми разводами на лице, шее, груди, бьётся в судорогах на середине кровати. Рот беззвучно открывается и закрывается, а руки тисками сжимают собственное горло, впиваются ногтями в посиневшую от кровоподтёков кожу. Глаза открыты, но что они сейчас видят, можно лишь догадываться. Белков глаз практически не видно за яркой краснотой полопавшихся сосудов. Зрачки то сужаются, то расширяются в безумном, невозможно быстром ритме. Я уже рядом. Хватаю тонкие запястья, развожу в стороны. Держу, не позволяя вредить себе. Теперь, рядом с ним, заклятие бесшумности не действует, и я могу слышать сипящий неразборчивый шёпот, хриплые стоны и редкие вскрики, сопровождающиеся рывком всего тела. Нервы лязгают, как наточенные ножи, звенят в ушах. Я не в силах вынести всё это… Северус выгибается, дышит рвано, тянет кисти к лицу, ко рту, так, как будто хочет откусить себе пальцы. Вновь развожу руки в стороны. Боже, как я хочу, чтобы этот кошмар закончился. — Северус. – тихо шепчу я. — О, Боже, Северус, пожалуйста… Мне кажется, я чувствую всё, что чувствует он. Внутри такая боль, как будто кто-то перепутал моё сердце с игольницей и вогнал в него несколько тонких стальных шипов, прошив мышцы насквозь. — Северус, — как заворожённый повторяю я, – Северус, – это всё, на что я сейчас способен: шептать его имя как мантру, способную оградить меня от кошмара. Я уже давно перестал сдерживать рвущиеся наружу беспомощные слёзы. Обнимаю наконец притихшего мужчину. — Поттер, – голос – скрипучий шорох, чужой, незнакомый, но я бы не променял его ни на что на свете. — Гарри, – исправляю его я, сам не зная, зачем. Наверное, просто потому, что мне нужно что-то сказать, что-то, чтобы он поверил, что я не очередная иллюзия, не продолжение кошмара. Северус, чуть качнув головой в знак того, что я услышан, закрывает глаза и вскоре забывается сном, больше похожим на обморок. Я лишь через несколько часов решаюсь отойти от него, чтобы поискать лекарства и заживляющие мази. Я понимаю, что утром предстоит тяжёлый разговор. Придётся приложить все силы, чтобы суметь переубедить этого упрямца, но я готов. Я буду стоять на своём и никакие попытки оскорбить меня, обидеть, чтобы в итоге выгнать меня из своей жизни, не помогут. Северусу от меня не отделаться. Впервые я хочу что-то для себя. Хочу его. Он обречён стать моим, а я за это подарю ему себя…