Целуя кончики твоих крыльев...

В коридоре все похождения прекратились, потухли свечи, и я, сбросив одеяло, осторожно выскальзываю из своей палатки. Ведомый предчувствием, осторожно заглядываю за ширму к Грейнджер. В полумраке едва замечаю сидящего в кресле возле койки Поттера, его голова покоится на краю одеяла девушки. Оба спят или дремлют, толком не разберешь. Скрип двери за спиной, и я ныряю за соседнюю ширму. — Гарри, вставай, — женский шёпот, кажется это младшая Уизли. — Пойдем, мамин ужин давно остыл. Мадам Помфри уже спит. Завтра после обеда с Роном еще придём. — Джинни… — М? — Ей уже лучше. Я так рад, что ей уже лучше. Я так виню себя… Столько смертей… — промямлил ещё тише Поттер. — Бог ты мой! Я тебя сейчас задушу, Гарри. Ты-то тут причем? — Джинни опустилась на колени перед его креслом, сжала руку. — Ты и так слишком много сделал для этого мира. Гермиона поправится, вот увидишь. Завтра мы все вместе будем её отвлекать, и она вновь вольется в жизнь. — Да, это было бы здорово… Это было бы очень хорошо, — задумчиво протянул Поттер и поднялся. — Пойдем, пусть выспится. Облегченно выдыхаю, когда гриффиндорцы выходят из больничных покоев. Осторожно заглядываю за ширму, подумывая о том, что если Грейнджер действительно спит и ей уже лучше, то не стоит её беспокоить. Не могу скрыть улыбку, услышав протяжный выдох. Грейнджер забарахталась в одеяле, ей явно не терпелось его скинуть и встать. — Чего буйствуем? — тихо спрашиваю я, выдавая своё присутствие. — Профессор, — облегченный выход, и она расслабляется, прекратив бороться. — Куда-то собрались? — Я подумала, что вы уснули и хотела идти вас будить. — Получается? — насмешливо осматриваю её связанные руки. Грейнджер хмурится и злится. — Я пыталась вести себя так, как вы велели, но они так сразу не поверили, — обиженно протянула и повела носом в сторону. — Сказали, что будут смотреть на дальнейшее поведение… но Гарри с Джинни они позвали. И… знаете, я была рада их видеть, — Грейнджер смущенно улыбнулась, я кивнул. Подошел к её койке и начал развязывать руки. — Я не знаю зачем рассказываю вам это, — скороговоркой проговорила она сев и свесив ноги, — просто, — запнулась и скривилась, сжав пижамный карманчик на груди, — это ужасно, когда тебя не слушают, даже не пытаются понять, они не слышат… или не хотят. И тогда я сама начинаю думать, а что если они правы, и я просто сумасшедшая. Что если после этой битвы я сошла с ума? Грейнджер судорожно вдохнула и вздрогнула всем телом. Взгляд заметался из стороны сторону, будто она искала что-то, за что можно зацепиться, ухватиться, какой-то ориентир. — Мисс Грейнджер, — опускаюсь на одно колено, заглядываю в её лицо и пытаюсь поймать взгляд, — я понятия не имею, станет ли вам лучше или будет гораздо хуже, когда зелье приготовится, и вы его выпьете, но мы попробуем, да? Грейнджер закивала, смотря прямо в глаза. Сделала пару глубоких вдохов, прекращая подступавшую истерику. — Спасибо, профессор. Я кивнул, поднявшись, протянул ей халат. — Пойдемте скорее, пора добавлять ингредиент. Грейнджер радостно кивает, и вслед за мной тихо проходит лазарет и коридор. Зелье медленно томится, и я только сейчас улавливаю тонкий аромат, который от него исходит. И нет возможности ни проветрить комнату, ни поставить чары. — Завтра переедем в другое место, — сообщаю Грейнджер, кладу перед ней корень Любуса, и она не сказав ни слова, просто кивнув, начинает его тонко шинковать. — Гарри рассказал, что уже почти все слушания прошли. Меня тоже хотели позвать, как участника, но Гарри категорически был против, ссылаясь на возможное ухудшение моего психического здоровья. Замираю с ложкой в руке, поднимаю взгляд на Грейнджер. Она смотрит на меня. — Я не боюсь вспоминать о тех событиях. Я помню как мы прибыли, помню попытки Волан-де-Морта призвать Гарри и заставить его сдаться, помню мертвых детей в школьном дворе, мертвых Пожирателей, пауков, троллей. Кроме некоторых моментов, я помню всё, профессор. — Это хорошо, — киваю, и берусь за листья Змеюча. И сам против воли вспоминаю лица мертвых детей, Нагайну, которой было приказано убить меня. — Это все было ужасно, жутко и страшно, но я понимаю, что это была война, битва, и она наконец всё решила. — Верно, все верно. Закончился ад, именуемый Волан-де-Мортом, — выдыхаю. И словно только сейчас понял, что да! Всё закончилось. Больше не запылает метка, и меня не вызовут среди ночи в узкий круг последователей, чьи лица спрятаны за масками. Больше не будет пыток несчастных жертв, которые отказались присоединиться к великому Тёмному Лорду, больше не будет казней и круциатусов за малейшие оплошности или плохое настроение великого Тёмного Лорда, больше не будет женщин, над которыми нужно надругаться, чтобы великий Тёмный Лорд повеселился. — Профессор… Грейнджер отвлекает от страшных мыслей. Смотрю на порубленные и уже испорченные листья. — Все хорошо. Уже всё прошло, — тихо говорит она и меня словно припечатывают её слова. Поднимаю на нее взгляд и перехватывает дыхание. Словно в душу смотрит, словно знает все мысли, словно видит! Видит, как убивал, насиловал и пытал. Отворачиваюсь, чтобы не видеть её ужаса, чтобы она не видела моего стыда. Голова кружится и ноги почти не держат. Упираюсь ладонью в стол и просто проклинаю себя за то, что позволил себе выжить. Я должен был сдохнуть! Захлебнуться ядом, истечь кровью и накормить червей под грудой земли. Там мне и место. — Профессор, — Грейнджер всхлипывает, оказавшись передо мной. — Прекратите, — голос хрипит от нервов и напряжения, — прекратите так смотреть на меня. Грейнджер шумно втягивает воздух, правой рукой хватается за ворот мантии на моей груди, левую прижимает раскрытой ладонью к своим глазам — закрывая их. — Хорошо, — ветром срывается с её губ. — Но я рядом постою, можно? Я не отвечаю, просто поднимаю голову и смотрю на неё. В распахнутом халате поверх пижамы, с растрёпанными волосами, с закрытыми ладонью глазами и на расстоянии вытянутой руки. Она точно сумасшедшая, раз настолько спокойно чувствует себя возле меня. Неужели ей совсем не страшно? — Нет, — Грейнджер машет головой в разные стороны, и я понимаю, что произнёс вопрос вслух. — Несчастный человек не может быть устрашающим. А вы несчастны, — выдыхает, и сильнее сжимает руку на моей груди, так как я попытался отойти. — Но я не пойму почему, — продолжает, — вы выжили, и это чудо. У вас есть шанс начать всё с начала. — А если я не заслуживаю этого шанса? — спрашиваю, впившись взглядом в её лицо, и она немного дергается, словно чувствует этот взгляд. — Вы заслуживаете тысячу шансов, профессор, — шепчет Грейнджер, и я ощущаю как по спине пробегает табун мурашек. Дергаю головой, сбрасывая оцепенение. — Глупости, — слишком злобно вырывается у меня, и Грейнджер морщится, чуть сжимаясь. — Простите, профессор, но глупец здесь вы! — И это говорит та, которая просит крылья? Грейнджер резко обиженно засопела, и я не смог сдержать смешка. — Зелье сейчас выкипит. — Ох, — Грейнджер хватает свою дощечку с готовым ингредиентом. — Добавляю? — Да. И добавите десять ножек с этой баночки, я схожу за листьями, которые испортил. Зельевар называется. Выбрасываю неправильно нарезанные листья в импровизированное мусорное ведро из пустого горшка для цветов и ухожу в родные подземелья. Воды здесь уже стало меньше, но с трудом верится, что половина компонентов еще могут пригодиться. Много чего испортилось до того состояния, что остается только выбросить. Нахожу листья Змеюча, благо они в баночках, хоть и небольшими порциями, и возвращаюсь в нашу персональную лабораторию. — Чёрт побери, меня не было пять минут! Грейнджер отвернувшись сидит на полу, зелье шипит и булькает слишком рьяно, бросаю в него порошок Брана и процесс притормаживается. — Я не виновата. Добавляла эти ножки, а он как плюхнет, вскипев, — шмыгает носом Грейнджер, и я подойдя к ней, приседаю на корточки. — Покажите. — Все в порядке, — тихо и пытаясь отвернуться, прячет правую руку, но я перехватываю локоть. — Твою ж… — Никто не заметит, а мне почти не больно, — быстро говорит она. — Серьезно? — смотрю на красную руку, на коже начали вздуваться волдыри. — Вам нужна помощь, мисс Грейнджер. В классе зельеварения, к сожалению, ничего нет. — Можно украсть у мадам Помфри! — с энтузиазмом предлагает она, и я не могу сдержать ухмылку. — Как вы у меня шкурку Брумсланга? — Вы знали? — с ужасом выдыхает, во все глаза уставившись на меня. — Нужно обратиться за помощью к мадам Помфри. — Нет, — Грейнджер с ужасом отталкивает меня, — тогда она узнает, тогда они все узнают, что мы делаем. Грейнджер делает пару глубоких вдохов, а эта пауза кажется двусмысленной, после её слов. — Они узнают, что я все ещё хочу крылья и тогда отправят в Мунго, — тихо уточняет она, шумно сглотнув и облизав пересохшие губы. — Но они заметят это! — беру её за запястье и поднимаю руку перед её лицом, демонстрируя волдыри. Теплая ладошка опускается на мою грудь, Грейнджер двигает пальцами, прощупывая, и её брови в молитвенном жесте поднимаются вверх. — Нет, я не смогу, — мне жаль её разочаровывать, но это правда. — Как не сможете, — улыбается, словно, я небывалую глупость сказал, — вы - волшебник, профессор. Один из самых могущественных, которых я знаю. — Уже нет. Магия покинула меня. — Магия всегда вот здесь, — её ладонь поднимается чуть выше и прижимается к бешено стучащему сердцу. — Вам просто нужно вновь ощутить её, — Грейнджер ободряюще кивает, я отпускаю её руку и достаю свою волшебную палочку. Черное древко приятно холодит пальцы, размер и форма идеальны и удобны. Моя, моя волшебная палочка… которой я убивал и пытал. Поднимаю взгляд на Грейнджер, смотрю в её глаза, а после на обожженную руку и вспоминаю, что я не только причинял боль и вред магией, я и спасал жизни, исцелял, защищал. Невербально произношу заклинание, с надеждой смотрю на её руку, но ничего не происходит. Моё желание умереть было слишком сильным, и моя магия это почувствовала и покинула меня раз и навсегда. — Может для начала попробуете вслух? — просит Грейнджер. — Пожалуйста, профессор, нам ни в коем случае нельзя показываться кому-либо. Они упрячут меня в сумасшедший дом, — Грейнджер всхлипывает, кусает губы и явно едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. — Пожалуйста, Северус, — шепчет одними губами и это вызывает шквал эмоций в моей груди. Словно два слова затеяли шторм. Всего два слова. — Аdolebitque sanitatem. Грейнджер охает, с восхищением смотря, как медленно, очень медленно начали исчезать волдыри и краснота. Через пару минут рука стала прежней — целой и невредимой. Грейнджер смеётся искренне и звонко и, кажется радуется не столько из-за своей руки, сколько из-за того, что у меня получилось колдовать. — Lumos! — с восхищением и силой выдыхаю я, и на кончике палочки появляется очень слабый свет. — Lumos maxima! — пробую, но свет так и остался слабым, лишь вспыхнул чуть ярче на долю секунды. — Нужно будет тренироваться, — со знанием дела говорит Грейнджер, и я киваю соглашаясь. — Видимо, меня хватает только на простейшее, — говорю и отодвигаюсь от неё, так как только сейчас понял, что сижу почти вплотную. — Да, но это ведь хорошо, — улыбается она и смотрит на свою руку. — Спасибо, профессор. Киваю и встаю, отворачиваюсь и провожу пальцами по тёмному дереву своей волшебной палочки, ощущаю в груди волны воодушевления и какой-то детской радости. — Зелье… — вспоминаю я, шинкую как следует листья и добавляю в котёл. — Все, пойдёмте, завтра переедем в Северную башню. Боюсь, что мои развеивающие и защитные чары будут не так сильны, как нужно, поэтому лучше подстраховаться и скрыться. Грейнджер кивает, складывает всё со стола в коробку и, слегка улыбаясь, следует за мной в больничное крыло. — Доброй ночи, профессор. — Доброй…