Осеннее Солнце

- У меня новость, - сообщил Адам, улыбаясь. Это было сказано таким тоном, что Марк тотчас же отложил в сторону кисть (художник рисовал картину фэнтезийного сюжета, неожиданно пришедшего ему в голову. Это была фигура бегущего по ночному лесу единорога, его шерсть серебрится в свете полной луны, таинственно мерцающей на лиловом бархате неба). - Какая же? – спросил, не скрывая любопытства. Что-то в плутоватой улыбке любимого наводило на мысль, что новость эта будет потрясающей. - У моей мамы на работе есть коллега. Я так понял, они в неплохих отношениях. Так вот, этой самой коллеге требуется расписать стены в её новой квартире. Она спросила у мамы, знает ли та какого-нибудь художника, кто смог бы взяться за подобную работу? Ну, мама и предложила меня. Я тут подумал, а не составишь ли ты мне компанию? У Марка округлились глаза. Вот уж новость, так новость! Он рисовал очень много чего в своей Жизни, но расписывать стены… Подобным ему прежде не приходилось заниматься, художник вообще понятия не имел, как это делается, а спросить некого, у Марка не было ни одного знакомого живописца, специализирующегося на росписи стен. Адам видел замешательство на лице возлюбленного. Приблизившись к нему, ласково, ободряюще сжал его плечи. - Ну же, милый, не стоит скисать раньше времени! По твоему лицу видно, что ты явно не в курсе, что представляет собой подобная работа. Я прав? Марк кивнул: - Честно говоря, да. Я, правда, ничего толком не знаю о росписи стен, меня всегда интересовали другие стороны нашего искусства: портретная живопись, написание натюрмортов, природные зарисовки или картины на мифологические либо сказочные сюжеты, вроде той, которую пишу сейчас. У меня даже подходящей литературы нету, где бы можно было почерпнуть полезные сведения, касающиеся данного предмета. Тонкие гибкие пальцы Адама обхватили его лицо, заставили посмотреть прямо в его глаза. В их малахитовой синеве, такой прозрачной, такой глубокой, Марк ясно читал уверенность в их силах. - Любимый, посмотри на меня, - спокойно и твёрдо попросил юноша, - У меня тоже нет необходимых навыков для подобного занятия, я сам ничего не знаю о настенной живописи. Когда-то, в глубоком детстве, когда мне было лет восемь, я увлекался граффити, помнится, даже какой-то конкурс выиграл, устроенный градоначальниками для начинающих любителей рисования. Но всё это так, ерунда на постном масле. Заниматься подобным всерьёз я не собирался. Гравюра представляла больший интерес. Мне нравится её чёрно-белая чёткость и обманчивая выверенность линий. При всей своей кажущейся правдивости, она более обманчива, чем мираж, в неё легче поверить, но, в конечном итоге, увидишь совершенно не то, что тебе изначально представлялось, - он перевёл дух, снова ослепительно улыбнулся, - Но вернёмся к нашим овечкам… Что-то внутри меня подсказывает, что у нас всё получится. Просто будем писать так, как подсказывает сердце. Глядя в бесконечно любимые глаза, Марк ощущал, как убеждённость Адама вливается в него, подобно живительному бальзаму. - Очень хочется тебе верить! – искренне ответил он. Набирая заветный номер, Карина неожиданно разволновалась. Интересно, каким будет голос Адама? Что она скажет ему? А он ей? Мальчик он, конечно, сногсшибательный, это, как говорится, без комментариев! Остаётся надеяться, что его внутреннее содержание соответствует внешнему. Не хотелось бы получить в итоге глупую ступку с глазами или, что ещё хуже, этакого самовлюблённого Нарцисса, который возвёл собственную Личность в культ для самого себя. Что-то внутри Карины подсказывало ей, что её опасения беспочвенны. Не может быть у такой чудесной женщины, как Элла Вельмирова, подобный сын, просто не мо-жет! В трубке звучат длинные гудки. Значит, вызов прошёл. Волнение молодой женщины усилилось. Руки так дрожат, что она едва в состоянии удерживать в них трубку своего мобильника. - Да! – слышится на том конце мужской голос. Неужели сам Адам ответил? Какой прекрасный у него голос, негромкий, бархатный, вкрадчивый, удивительно мелодичный и певучий, а тембр такой чувственный! Невероятно соблазнительный, эротичный голос! Женщина неожиданно поймала себя на том, что ей хочется его слушать и слушать без конца! - А… Адам? – неуверенно спросила Карина. Она ещё не совсем пришла в себя от изумления, в которое привёл её неожиданно красивый голос собеседника на том конце. - Да. - Добрый вечер! – так, Карина, успокойся и дыши глубже! Это всего лишь разговор, ничего более! – Это Карина. Я работаю с Вашей мамой. - Да, я знаю, кто Вы. Мама рассказывала мне о Вас и о Вашем предложении. Ну, конечно же, они говорят о предложении! И речь пойдёт о работе, явно ни о чём-то другом! - Да, я как раз и звоню по этому поводу. Вы согласны? - Да. Карина от Радости едва не подпрыгнула на своём диване. А вот этого показывать не надо! Ещё не хватало, чтобы парень заподозрил у неё какой-то свой личный интерес к нему! Так, дыши, Карина, дыши глубже! Ещё глубже! Молодчина! Теперь можно продолжать беседу. - Скажите… Вам удобно встретиться со мной завтра, скажем, часиков в пять вечера? Могли бы обсудить все детали более подробно. Собеседник ненадолго умолк, очевидно, раздумывал. - Пять? Нормально, время вполне устроит. Мы будем к этому времени. - «Мы»? – Карина не могла скрыть досаду. - Да, я и мой приятель. Мама разве не говорила, что мы будем работать вдвоём? - Ах, да, точно! Говорила, теперь я вспомнила. Хорошо, приходите вдвоём. - Куда? - Записывайте адрес: Семёновская, двадцать один, второй подъезд, третий этаж, тёмно-красная деревянная дверь. Звонка у меня пока нет, так что просто постучите, я Вам открою. Кстати, Вы знаете, как сюда добраться? - Знаю. - Отлично! И… не могли бы Вы принести что-нибудь из своих работ? Хочется взглянуть на них, увидеть Путь вашего Мышления, так сказать, воочию. Собеседник снова ненадолго умолк. - Ну, хорошо… Я захвачу кое-что из моих рисунков. - Прекрасно, значит, договорились: завтра в пять. И постарайтесь не опаздывать, я не люблю не пунктуальных людей. - Я тоже. Всего доброго! - короткие гудки. Адам повесил трубку. Разговор оборвался так неожиданно и быстро, что молодая женщина даже как-то растерялась. Хотя… Чего она, собственно, ожидала от первого разговора с незнакомым парнем, да ещё если этот разговор был сугубо деловым? Уж конечно не предложения руки и сердца! - Всего доброго! – ответила в короткие гудки. Дала отбой. Да… Похоже, этот Адам, в самом деле, человек дела, он предпочитает беседу по существу, не тратя времени и слов на пустое сотрясание воздуха… Трудноватенько ей придётся, ох, трудноватенько! Обычно мужчины подобного склада точно знают, чего хотят от этой Жизни, и прямо, никуда не сворачивая, ни на что не отвлекаясь, идут к своей Цели. Но парнишка того стоит, в этом Карина ни на секунду не сомневалась. Только совсем уж безмозглая дурочка откажется от такой конфетки, как этот синеглазый Ангел! А она себя к таким не причисляла. Отнюдь! - Мы договорились встретиться завтра у неё дома, в пять вечера, - ответил Адам на вопросительный взгляд Марка, слышавшего их разговор с Кариной, - Я сказал, что мы придём вдвоём. Мы же будем работать вместе, так? – юноша прямо, не мигая, смотрел в глаза возлюбленного. Марк вздохнул и улыбнулся. Ну, что ты будешь делать с этим невозможным мальчишкой! Отшлёпать бы его хорошенько, прямо по упругой очаровательной попке! Отшлёпать и поставить в угол за плохое поведение! И ведь знает, негодник этакий, знает, как велика его власть над беззащитным сердцем до Безумия влюблённого в него художника! Знает, что он, Марк, ни в чём не сможет ему отказать, попроси он хоть Луну с неба или что-нибудь, ещё более удивительное! - Ну, хорошо, мы будем работать вместе, - сдался художник, - Ну, не могу я тебе отказать, что ж тут поделаешь! Этак я совсем тебя избалую, ещё начнёшь капризничать! – Марк схватил Адама в объятия и, задорно, счастливо смеясь, звонко чмокнул его в нос. Юноша зажмурился от удовольствия. Ими, вдруг, овладело бурное веселье, абсолютно безбашенное и бесшабашное. Они стали бегать друг за другом по квартире, хохоча, как ненормальные, потом устроили настоящую битву подушками, бросаясь ими друг в друга до тех пор, пока не начало высыпаться содержимое. А после, все в пуху и перьях, белые, точно снеговики, они промчались в ванную. Улучив момент, Марк сгрёб Адама в охапку, включил душ и, затащив туда юношу прямо в одежде, стал поливать его горячей водой. Адам, смеясь, отбивался, пытаясь вырваться, но художник держал его крепко. Впрочем, тому тоже досталось, вырываясь, парень отчаянно брызгался, Марк промок до нитки. Они едва не учинили настоящий потоп! Прямо в самый разгар веселья обоих, вдруг, охватила сильнейшая, совершенно безумная Страсть. Разом перестав смеяться, они стояли один напротив другого, в их глазах, смотревших друг на друга, полыхал пожар неудержимой жажды обладать друг другом. Пальцы Марка трепетно и очень нежно коснулись прекрасного лица возлюбленного. Ласка была несмелой и робкой, словно художник боялся причинить любимому боль своим прикосновением. Телесный отклик его был более чем красноречивым. Адам притянул любимую руку, с наслаждением прижался щекой к горячей ладони, блаженно закрыл глаза. Они безудержно желали один другого, но нашедший на них непонятный ступор сковывал их, мешая дать волю собственным чувствам. Они не знали причины этого. Иногда так происходит. Чем сильнее Любовь одного Человека к другому, чем более мощную и всеобъемлющую Страсть это Чувство порождает в душах и сердцах любящих, во всём их Существе на самом глубинном уровне, тем, порой, сдержаннее в проявлении себя Она бывает, чтобы потом превратиться в настоящий ураган, торнадо, сметающее на своём пути всех и всё. Но вот плотину сдержанности прорвало. Оба, мгновенно сойдя с ума от неистовой жажды, заставляющей кипеть и бурлить кровь в их жилах, а сердца биться, словно очумелые, принялись буквально срывать друг с друга мокрую одежду, каждый из них сгорал от нетерпения как можно скорее почувствовать своего любимого всей кожей, прижаться друг к другу всем телом, нерасторжимо и крепко, не оставляя ни малейшего просвета. Истинная Страсть молчалива, она не требует слов для выражения чувств. Всё скажут глаза, которыми смотришь на своего возлюбленного, а Он смотрит на тебя, губы, касающиеся любимых губ, руки, обнимающие Его, тело, прильнувшее к Его телу. Этот язык, язык Страсти, понятен любому существу, живущему во всех Мирах Вселенной, для того, чтобы говорить на нём, не нужно изучать значение слов и их произношение. Этот язык Всеобщий. Эротика, Телесное Начало, является такой же неотъемлемой частью Любви, как и Начало Духовное. Любимый сексуален насквозь, каждая его частичка, будь то кончик носа или изгиб губ, или даже поворот и посадка головы, невероятно воспламеняет любящего, порождая во всём его Существе настоящий эмоционально-чувственный хаос, страстное желание обладать им, самой микроскопической его клеточкой. С Марком и Адамом происходило то же. Даже самая мысль друг о друге (а думали они один о другом постоянно, каждую секунду каждого дня, с именем друг друга на устах они просыпались и засыпали, образ любимого был всегда и везде в сердце и душе каждого из них) пускала их сердца нестись неистовым галопом. Что уж говорить о тех часах, когда они безудержно, неистово, по-сумасшедшему предавались Любви, доводя один другого до потери сознания! Они вновь оказались под душем. Стоя под водопадом горячих, мягких струй, Марк и Адам целовались с неистовой алчностью, художник крепко прижимал к себе возлюбленного. Обоим до Одури хотелось, чтобы эти объятия стали ещё крепче, а поцелуй – ещё неистовее! Они буквально задыхались от бешеного желания почувствовать один другого внутри себя, перетечь друг в друга, заполнив целиком и полностью каждую клеточку любимого. Они обладали друг другом со всем сумасшествием безмерной Любви, заполнившей их Существа до самого дна. Марка невероятно заводили прерывистые всхлипы и стоны любимого, когда художник, полностью отдавшись во власть собственного Безумия, ласкал его с какой-то нечеловеческой Страстью, вытворяя с его телом совершенно нереальные вещи. Для них никогда не существовало преград при духовном и телесном общении друг с другом, любая, даже самая смелая и неосуществимая, на первый взгляд, фантазия, могла с лёгкостью реализоваться. Обоим нравились эксперименты, нравилось испытывать что-то новое, чего они прежде никогда не делали. Это волновало, будоражило кровь. В Любви вообще не может быть запретных тем и вопросов, любое, пусть и невероятное, желание может осуществиться. Для любящих нет ничего прекраснее ни в одном из Миров Вселенной, чем их Любовь, их Единение друг с другом, чем Слияние их тел и Единство душ и сердец. Они Живут этим и ради этого. Бесконечность... Безбрежность… Вечность… Эти двое жили и существовали друг для друга, и Истинный Смысл самих себя видели только друг в друге. Всё остальное не имело для них значения, ибо находилось вне их, за пределами их Сознания и Чувств. Они не считали подобную своеобразную зацикленность друг на друге чем-то ненормальным и достойным осуждения. Просто они так Жили, Любили, Чувствовали и Ощущали. Секунды стали минутами, минуты переросли в часы. Время Несказанного Блаженства, часы Огненного Безумия, когда ты настолько полон любимым, а Он – тобою, что весь остальной Мир замирает, перестаёт существовать! Есть только ты и Он, - и больше никого во всей Вселенной! - Это наша последняя ночь, - сказал Адам. Он лежал на груди Марка, подперев подбородок скрещенными пальцами, бездонные глаза смотрят с Любовью и грустью. Художник испугался. Последняя ночь?! То есть как?! Почему?! Неужели… Нет, об этом даже страшно подумать! Юноша увидел, как мертвенная бледность стремительно разливается по лицу любимого. О, нет! Марк, наверное, подумал совсем не то, что он хотел сказать! - Милый, милый, успокойся! – юноша очень нежно поцеловал любимые губы, - Ты не так меня понял! Я имею в виду не ту последнюю ночь, после которой расстаются навсегда. Нет, что ты! Ни за что! Просто…, - он на мгновение умолк, подбирая слова, чтобы возлюбленный смог правильно истолковать его мысль, - Мы начинаем работать в доме у этой женщины, Карины. Скорее всего, нам придётся там же и поселиться на всё то время, пока не закончим. Так будет удобнее, не нужно тратить время на дорогу туда-сюда. Семёновская улица находится на другом конце города, туда не меньше часа добираться, я как-то раз, давно правда, был в тех краях. Это же Тмутаракань! Наверное, туда только Макар и гонял своих телят, - Адам улыбнулся, потом вновь посерьёзнел, - Понимаешь… Мы будем проводить всё время в чужом доме… Там всё не то, и всё не так, как здесь, в нашем с тобою жилище… К тому же, подобная работа требует ясности мысли, никто и ничто не должно отвлекать тебя… Поэтому мы не сможем…, - он неожиданно смутился и опустил глаза, - Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду… Марк понимал. Что за Безумие! Полное и беспредельное! Адам хочет совсем отказаться от Поистине Сказочных мгновений их близости на тот период, пока они будут работать! Хорошо, если они закончат роспись быстро, за несколько дней. А если нет?! Что, если их труд затянется на недели или месяцы?! Они же оба просто умрут друг без друга! Если лишить их возможности утолять свой голод друг по другу, желания просто сожгут их заживо! Марк знал, что он не вынесет, если не сможет хоть пару раз в день касаться любимого, целовать его мягкие, пухленькие и такие сладкие губки, обнимать и ласкать его, шептать ему на ушко слова, полные страстной Любви! Он же тогда совсем спятит! Видеть возлюбленного так близко, чувствовать Его, ощущать Его дивный аромат, тепло Его желанного тела, слышать Его голос, такой бесконечно родной, - и не иметь возможности утолить собственную жажду?! Пожирать Его голодным, жадным взглядом, - и даже не мечтать о Нём, пусть и временно?! Нет, это совершенно невозможно! Адам прочёл мысли своего возлюбленного по его лицу. Улыбнувшись, ответил: - Сокровище моё единственное, это же не навсегда! Только на время! Просто… Я не смогу работать, если позволю себе расслабиться и утратить самоконтроль. А когда ты на меня смотришь, вот как сейчас, словно хочешь меня съесть со всеми потрохами, мне уже не до рисования! - Адам, я не уверен, что выдержу без наших умопомрачительных ночей хоть один день, не говоря уж о более длительном сроке! - честно признался Марк, голос был печальным, - Я просто с ума схожу по тебе! Я хочу тебя, как ненормальный, хочу постоянно и ежесекундно! Для меня станет пыткой работать с тобой бок о бок и даже не обнять тебя, не поцеловать хоть раз! Жизнь моя, я безумно люблю тебя, разве я смогу так долго не прикасаться к тебе?! Юноша обхватил руками лицо художника и, глядя ему в глаза, страстно, горячо заговорил: - Любимый, прости, я знаю, я всё-всё знаю! Но иначе нельзя! Потерпи немножко, это всего лишь на несколько дней! Совсем чуточку! Мы будем работать много и быстро, и скоро всё закончим! Я не знаю размеры объекта, который нам предстоит расписать. Но даже самый большой кусок работы можно сделать максимум дня за три, если выполнять её без длительных перерывов. Можешь мне поверить! Я долго занимался разработкой рекламных щитов на улицах, а этот процесс отнимает уйму времени и сил. И то, ухитрялся всё закончить дня за четыре, это потолок! Так я тогда работал один, а теперь нас двое, понимаешь, двое! - на прекрасном лице появилась плутоватая, искристая, очень соблазнительная, влекущая улыбка, - Зато потом, когда мы закончим… Обещаю, у тебя будет столько десерта, сколько ты не видел и не пробовал за всю свою Жизнь! – малахитовая синь прекрасных глаз зажглась огнём. - Тогда я хочу получить часть десерта прямо сейчас! – голос Марка хриплый от Страсти и желания. Притянув к себе взъерошенную чёрную голову, художник стал целовать возлюбленного, бешено, безумно. Адам с готовностью покорился его невероятному натиску, отвечая на Сумасшествие Марка своим собственным. Долгая осенняя ночь пролетела для обоих, как единый миг. На этот раз Слияния как такового не было, они решили повременить с этим, немножко приучить свои собственные тела обходиться без полного контакта, чтобы потом легче было выдержать его невозможность, находясь в чужом доме, когда посторонний нескромный взгляд мог их увидеть, проникнуть в их Тайну. Но ведь достигнуть Завершённости, Полного Удовлетворения и того же самого Слияния можно и не прибегая к полному контакту. Оба понимали это, знали, каким образом можно подобного добиться. Все последующие часы были отданы лихорадочным, до Сумасшествия страстным, неистово жадным поцелуям. Поцелуй – тот же контакт, не менее тесный и полный, чем телесный, он тоже доставляет бездну невероятного наслаждения, рождает внутри тебя совершенно необыкновенные, фантастические ощущения, особенно, если ты целуешь безмерно любимого тобой Человека, а Он целует тебя! Художник, ни на мгновение не отрываясь от любимых губ (о, какие же они сладкие, какие соблазнительные, целовать бы их и целовать до Бесконечности!), поднялся, перевернулся так, чтобы Адам оказался снизу, сверху прижал его собой. Эта поза позволяла ещё полнее прочувствовать друг друга, слиться с ещё большим Безумием. Оба слышали неистовое биение сердец друг друга, ощущали дрожь собственных тел, которые беспощадно терзал страстный ураган, оба чувствовали, что вот-вот лишатся чувств в объятиях друг друга, сойдут с ума от этого невообразимого наслаждения, от его полноты и завершённости. Они не могли оторваться друг от друга, их губы лишь на мгновение разъединялись, чтобы глотнуть воздуха, и сливались вновь с ещё большей Страстью. Они понимали, что так целоваться нельзя, что это может привести к неизвестным последствиям их собственные организмы, но ничего не могли с собой поделать! Им хотелось целоваться, целоваться до потери пульса, зацеловать друг друга до смерти, им хотелось съесть одному другого, выпить душу и сердце, всё Существо друг друга! Марк и Адам поглощали один другого с алчностью абсолютно голодных существ, они не могли насытиться, не могли остановиться, не могли утолить собственную жажду обладания друг другом, сколько её ни утоляли, им хотелось большего, неизмеримо большего! - Сладкий мой, какой же ты сладкий! – Марк очень нежно провёл самым кончиком языка по внутренней стороне губ возлюбленного, касаясь самого чувствительного места, ощущая, как Адам весь дрожит, - Самый сладкий, вкусненький, любимый! Художник испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое Блаженство, осыпая неистовыми, жадными поцелуями лицо юноши, ощущая на своих губах неповторимую, горьковатую, опьяняющую сладость его губ. Как он жаждал этого! Жаждал каждое мгновение собственной Жизни! Губы любимого – это Чудо из Чудес, их поцелуй - это Небесный Нектар, который ты готов пить и пить до скончания своего века, потому что не в силах оторваться, сколько бы ты не пил его, тебе всегда хочется ещё и ещё, и ещё! Морфей посетил их, как всегда, совершенно неожиданно. Вконец обессиленные, они просто нырнули в сон, сами того не заметив. Они уснули, не разомкнув объятий, слившись в своём немыслимо страстном поцелуе, Поцелуе Любви. Утро разбудило их проливным дождём, низвергавшемся из тёмной громады тяжёлых свинцово-чёрных туч, с оглушительным грохотом барабанившим по железу подоконника. Оба практически одновременно проснулись и открыли глаза. Повернувшись к возлюбленному лицом, Марк нежно ему улыбнулся, получив в ответ столь же нежную улыбку. - Привет! - Привет! - Дождь идёт, - художник недовольно сморщился, - Ненавижу осень, она вгоняет меня в дикий депресняк, вокруг так серо и уныло, никуда даже выходить не хочется, и всё время тянет поспать! Не знаю, почему Пушкину она казалось «очей очарованьем», я в этом времени года ровным счётом ничего очаровательного не вижу! Брр! – его передёрнуло. - Ты ворчишь, как столетний старик, - засмеялся Адам и ласково поцеловал любимые губы. Как всегда этот поцелуй, при всей своей мимолётности, незамедлительно разбудил в художнике желание, которое, впрочем, никогда не спало, лишь иногда дремало, да и то, что называется, вполглаза, чтобы при малейшем толчке (а таким толчком могла стать даже просто мысль об Адаме, не говоря уже о его присутствии рядом с Марком!) вырваться наружу и захватить мужчину в плен. Он потянулся к юноше, обхватил руками его лицо, попытался поцеловать ответно, однако парень уклонился. - Марк, Марк, не сейчас, прошу тебя! - Ну, почему не сейчас? Что нам может помешать? Мне очень хочется поцеловать тебя, прямо аж невмоготу, как хочется! Если я тебя сейчас, немедленно, не поцелую, то с ума сойду! Я только поцелую тебя, ничего больше! Вчера, помнится, тебе это очень даже понравилось, я видел твои дикие глазищи, ты едва не слопал меня живьём! Выходит, тебе можно меня целовать, а мне нет? Так нечестно! Вчера я получил самый вкусный десерт на свете, в Жизни такого не пробовал, причём, в неимоверном количестве, а сегодня ты лишаешь меня даже малой его толики! Я сластёна, хочу продолжения, очень хочу! Я не насытился вчера! – Марк изобразил шутливое негодование и с деланной обидой поджал губы. Адам плутовато улыбнулся, в глазах зажглись озорные искорки. - Ну, ладно, так и быть, дам тебе ещё немножко, - смилостивился он, - Только не увлекайся! Не забудь, нам сегодня предстоит важная встреча с заказчицей. Нужно быть трезвыми, с ясной головой и твёрдыми руками. - Я не забыл. Но до пяти вечера ещё уйма времени, ещё сто раз успеем протрезветь! Не волнуйся, мы предстанем перед этой женщиной в здравом уме и твёрдой памяти, - немного пафосно и театрально продекламировал Марк, - Хотя… Я не знаю, надолго ли хватит моей трезвости рядом с тобой… Тем более, ты должен уступить мне, нам так нескоро представиться возможность побыть друг с другом наедине, как вот сейчас, когда никто и ничто не сможет помешать нам наслаждаться нашей близостью, дарить друг другу часы Несказанного Блаженства! Дай мне поцеловать тебя, прошу! Только раз! Всего один-единственный раз, а потом, обещаю, я постараюсь держать себя в руках и не стану приставать к тебе! Пожалуйста! – глаза художника с такой мольбой смотрели на любимого! Ну, разве мог Адам отказать Марку в его горячей просьбе! Ведь он сам без Памяти любил мужчину, сам не меньше его жаждал вновь испытать невероятные ощущения, которые дарила ему их близость! - Хорошо, - согласился он, сдаваясь, - Но только раз! А потом ты, как обещал, будешь хорошо себя вести и держаться в рамках приличий! Марк ничего не ответил. Сходя с ума от безумного желания, он припал к губам Адама с невероятной Страстью, дикой, неудержимой и опасной. Юноша моментально воспламенился и ответил на этот алчный поцелуй любимого с ещё большим неистовством. Как трудно, невероятно трудно, им было ограничиться лишь одним поцелуем! Как хотелось целовать одному другого ещё и ещё, так, чтобы остановилось сердце, чтобы умереть в объятиях друг друга, не отрываясь от любимых губ ни на миг! Но надо! Адам нашёл в себе силы отстраниться от возлюбленного. Он тяжело дышал, в потемневших глазах – дикая, безумная Страсть. - Перестань, хватит! Хорошенького понемножку! Надо готовиться, настроиться на рабочий лад. Нельзя всё время думать только о Любви, этак далеко не уедешь! – перевёл дух, сказал с улыбкой, - Ты такой ненасытный! Марк любовно, ласково взъерошил густые короткие прядки на макушке парня: - Сам виноват! Нечего быть таким соблазнительным и аппетитным! Я прямо удержаться не могу, когда вижу тебя! Даже, когда тебя нет рядом со мной, я всё равно чувствую твоё присутствие! Ты воспламеняешь меня так, что я становлюсь просто сам не свой! Твои глаза, волосы, твоё лицо, твои губы, твоё тело, твоя душа, твоё сердце, твой разум, - абсолютно всё в тебе подобно Прекраснейшей Песне, мотив которой я готов слушать Вечность! - Марк, помоги мне, пожалуйста, выбрать кое-что, - попросил Адам, - Карина пожелала взглянуть на мои работы. Ей хочется проследить Путь моего Мышления, - парень улыбнулся, - Интересно, что она увидит? Давай перед отъездом к ней зайдём ко мне домой, пересмотрим мои рисунки. Ты поможешь мне выбрать наиболее, на твой взгляд, удачные и интересные. Ты – Настоящий Мастер, ты очень тонко чувствуешь каждую грань того, что отображаешь, ты видишь предметы, людей, явления изнутри, заглядываешь в их тайный, скрытый от посторонних глаз Мир, приподнимая над Ним завесу, чтобы мы, простые смертные, узрели то, чего прежде не замечали и даже не подозревали того, что этот самый, Другой, Мир может существовать бок о бок с нашим собственным. Марк смущённо потупился. С одной стороны, он не привык к подобной оценке своего Творчества (да, критики превозносили его работы, порой, до небес, но художник не склонен был очень уж доверяться их оценкам и суждениям. Критики, особенно, критики от искусства, слишком поверхностны, они видят лишь то, что способно уловить их ограниченное зрение, то же, что лежит глубоко внутри, за красивой ширмой, от них сокрыто. А ведь именно там, в глубине, и лежит истинное понимание произведений любого Творца, будь то писатель, художник, как он сам, или же простой инженер. Тем более удивительно, что Адам, который так молод и, в сущности, ещё очень неопытен как живописец, но обладающий Невероятным Талантом, который сродни Дару, смог уловить эти глубинные, спрятанные грани, и не только уловить, но и понять их!), а, с другой – художнику необыкновенно льстило подобное высказывание возлюбленного, чьё мнение Марк очень и очень высоко ценил (юноша оказался вообще единственным Человеком, чья точка зрения на тот или иной предмет была интересна художнику, единственным, к кому он прислушивался, и Адам это знал). Дома юноша извлёк из книжного шкафа объёмистую потрёпанную картонную папку бледно-серого цвета без каких-либо опознавательных надписей, перевязанную красной лентой. Протянул её Марку: - На вот, посмотри пока, а мне надо переодеться. Не могу же я идти туда в таком виде. Я быстро! – Адам умчался в спальню. Марк опустился на диван, раскрыл папку. Но, рассматривая рисунки и эскизы, коих было собрано здесь превеликое множество, написанных в разной манере и с применением разнообразных материалов, от грифеля до акварели, художник словно бы не видел их. Его мысли целиком и полностью сосредоточились на любимом, он просто не в состоянии был думать о чём-либо ещё, кроме его восхитительного тела, влекущих губ, необыкновенных глаз. Художник безумно желал его, и это несмотря на то, что они целую ночь напролёт, до самого утра, не выпускали друг друга из жаркого плена объятий и подарили один другому столько поцелуев, сколько хватит на сотни десятков Жизней! Он грезил об Адаме наяву, мечтал о нём, жаждал повторения того, что они пережили предыдущей ночью! Марку невыносима была сама мысль о том, что нынешней ночью они не смогут быть вместе, как было всегда, что он не сможет обнимать возлюбленного, целовать его и ласкать, что он не услышит его стонов и всхлипов, его страстного, сводящего с ума шёпота, когда бесконечно любимые губы, задыхаясь от невообразимого наслаждения, произносят его имя! Он не знал, как сможет пережить долгую невозможность этого! Марку было очень и очень плохо, когда Адама не было три дня, он тогда чуть не умер! Но в тот раз художника грела Надежда на его скорое возвращение, он ждал его, зная, что когда любимый вернётся к нему, он воздаст Марку стократ за своё вынужденное отсутствие и за ту невыносимую Боль, которую это отсутствие ему причинило! А сейчас… Они будут рядом, будут видеть и слышать друг друга, касаться один другого, говорить… Но не смогут ни целовать друг друга, ни ласкать, вообще ничего не смогут! Вот, что ужаснее всего! Это всё равно, что сладкоежке любоваться выпечкой тортов по телевизору! Глаза-то видят, а вот на вкус любимое лакомство не попробуешь! Только смотри да облизывайся! Адам, возвратившись в комнату, увидел, что его возлюбленный, хоть и держит в руках его рисунки, но не смотрит на них; его мысли обитают где-то далеко, в глазах – страдание и Боль, словно Марк думает о чём-то неприятном и мучительном для него. - Милый, что с тобой?! – юноша стремительно приблизился к нему, порывисто обнял, заставил взглянуть в свои глаза, - Ты такой грустный! Тебя что-то гнётет, я же чувствую, ты сегодня весь день сам не свой! Может, я смогу помочь? Марк смотрел в его синие-синие, такие прекрасные глаза, самые любимые на свете, и чувствовал, как горло перехватывает железный обруч, сжимает так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. - Я люблю тебя! – рыданием вырвалось у него, - я так тебя люблю! Я… Я постараюсь сдерживать себя, постараюсь! Но… Мне это так трудно, так трудно! Из этого бессвязного лепета Адам понял, что угнетало любимого. Его самого невозможность их близости, хоть и временная, отнюдь не приводила в восторг, напротив, юноша сам не знал, как переживёт это мучительное для них обоих время. Он даже стал подумывать о том, чтобы вовсе отказаться от всей затеи. Ну, и что, что они не заработают больших денег, если не станут работать в доме у этой женщины? Зато они не будут сходить с ума от того, что не смогут осуществить своё непреходящее, неизбывное желание обладать друг другом! Марк такой хрупкий! Если даже для него, Адама, это временное воздержание станет настоящей пыткой, то легко себе представить, каково придётся его любимому! Он же и вовсе спятит! С глубочайшей Любовью и нежностью юноша гладил лицо художника. - Любимый, если это так тяжело для тебя, давай откажемся от всего, а? Зачем нам деньги, добытые такой ценой?! Мы найдём другой способ заработать, пусть он принесёт меньший доход, зато не лишит нас обоих возможности проводить ночи в объятиях друг друга. Я сам тебя очень и очень люблю, я готов пойти на что угодно, лишь бы тебе было хорошо, только бы не причинять тебе Боль! Марк слушал возлюбленного, и от его тёплых, искренних слов на душе у него стало много теплее, а невозможность проводить вместе ночи уже не казалась такой пугающей и безысходной. Художник нежно улыбнулся, обхватил руками безмерно любимое лицо: - Нет-нет, что ты, милый, что ты! Даже не думай отказываться от этой затеи! Прости, я слегка разнюнился, вот и говорю невесть что! Наша Любовь не должна мешать делу! Ты уже согласился, неудобно теперь идти на попятную. Это же, в самом деле, не навсегда! Просто… Я иногда становлюсь эгоистом и очень, очень неохотно отказываюсь от тех удовольствий, к которым привык, которых требует всё моё Существо! – Марк поцеловал любимые губы. Его поцелуй, хоть и краткий, был исполнен невероятной Страсти. Ответ Адама был столь же стремительным и неистовым. - Извини, я так и не просмотрел твои рисунки, - в голосе Марка звучала неловкость, - Просто не смог, мысли всё время вертелись вокруг невозможности нашей близости. Адам тепло улыбнулся: - Ничего, милый, ничего, я всё-всё понимаю! Давай тогда посмотрим вместе, так даже лучше. Теперь, немного успокоившись, Марк уже мог осмотреть работы возлюбленного внимательно и скрупулёзно, не упуская ни малейших деталей и штрихов. Он видел кое-что из его рисунков прежде, и то, что он видел, приводило художника в невероятный восторг и трепет. Сейчас же Марк получил возможность ещё ближе познакомиться с Творчеством Адама, узнать те его работы, каких прежде не знал, лучше понять его Видение Мира, его ощущения и представления. Держа в руках эту папку, художник ощущал себя так, словно находился в Храме. Он прикасался к Святыне, он зрил и обонял Её, впитывал каждой крохотной частичкой самого себя Её Несравненную Красоту! Работ было очень много, каждая последующая кардинально отличалась по технике и цветовой гамме от предыдущей. Тематика рисунков была невероятно разнообразна: Любовь, Природа, Религия, Космос, встречались и некие фантасмагоричные наброски - путешествия в глубины человеческого Подсознания, они пугали своей реалистичностью, являлись одновременно и жуткими, и притягательными. Много было рисунков, выполненных акварелью, но ещё больше – тех, которые Адам делал углём или грифелем простого карандаша (сказывалась любовь юноши к гравюре, в которой он однажды признался Марку). Художник смотрел на них в немом восторге, в каком-то пьяном восхищении. Какие потрясающие работы! Как глубоко и ясно этот необыкновенный мальчик понимает Мир, его хаос и аморфность линий! Сколько Истинной Зрелости в его Искусстве! Всего каких-то двадцать восемь лет назад он пришёл на эту Землю, а видит Её так, словно прожил не меньше восьмидесяти! И в то же время, по его рисункам видно, что Адам совсем ещё юн, у него чистейшая душа и сердце, кристальное, как родник, только вода в этом роднике необычайно горячая, живительная и свежая! - Тебе нравится? – в сильном волнении спросил юноша. По лицу своего возлюбленного он видел, что Марк в совершеннейшем восторге от его живописи, но ему очень хотелось услышать от него оценку увиденного. - О, Адам, это… Это…, - на глаза художника навернулись слёзы, - Это…, - он шумно выдохнул, - Я не знаю, что сказать… У меня слов не хватит! Солнечная, столь любимая Марком улыбка, засияла на прекрасном лице: - Значит, тебе действительно нравится то, что ты видишь! - Нравится?! Не то слово! Твои рисунки… Это же… Это Шедевры! Настоящие Произведения! Я такого прежде никогда не видел и вряд ли увижу хоть когда-нибудь! Ты - Гений, ты знаешь это?! – в восторженном порыве художник схватил любимого в объятия и так крепко обнял, что едва не сломал парню рёбра. - Тише, тише, медведь этакий, раздавишь меня совсем! – смеясь, Адам пытался вырваться из его объятий, но не мог, - Милый, нам пора, не то опоздаем. Нехорошо опаздывать к клиенту, это дурной тон. Марк выпустил парня. - Да, пожалуй, ты прав, запаздывать действительно нехорошо. Я предлагаю захватить всю папку, пусть эта женщина составит себе более полное представление о тебе, как о художнике. Упаковав папку с работами Адама в большую чёрную спортивную сумку, где уже находились краски, уголь в картонной коробке, кисти, строительный шпатель и грунтовка для выравнивания поверхности, на которую предстояло наносить рисунок, они отправились на встречу. Карина с самого утра пребывала в состоянии крайнего волнения. Хорошо, что сегодня она смогла, наконец-то, выпросить, чуть ли не вымолить, у шефа выходной день, придумав какую-то важную причину, сославшись на собственное нездоровье! В принципе, она была хорошим работником, исполнительным и толковым, многое делала для процветания компании, и директор решил пойти ей на некоторые уступки, ведь Карина практически никогда не брала неурочных выходных, только в совсем уж непредвиденных случаях. Женщина в сильном возбуждении бегала взад-вперёд по своей новой квартире, поминутно глядя на изящные наручные часики (подарок бывшего любовника, с которым они разошлись около полугода назад по причине несходства характеров. Во всяком случае, так они объявили своим знакомым и родственникам. На самом же деле, всё было гораздо прозаичнее, если не сказать, пошлее. Карина обладала бешеным темпераментом испанки, ей требовался изобретательный и выносливый мужчина, обладающий неукротимой энергией, под стать ей самой, который бы смог удовлетворить неукротимую Страсть этой женщины. Её любовник, человек холодный, тяжёлый и неповоротливый, не являлся идеальным партнёром для Карины, она покидала его объятия уставшей и голодной, не найдя выхода тому урагану чувств, который бушевал в ней. Ясное дело, долго так тянуться не могло. В один прекрасный день обоим до ужаса надоела вся эта тягомотина, и они полюбовно расстались. С тех пор Карина не заводила никаких отношений, страшась повторения пройденного, хоть и надеясь втайне, что ей когда-нибудь встретиться достойная её партия). Адам, фотографию которого женщина видела на компьютере своей коллеги, произвёл на неё глубочайшее впечатление. Этот синеглазый мальчик был настолько красив, что при одном лишь воспоминании о нём у Карины перехватывало дыхание, а сердце начинало биться намного чаще и сильнее, чем следует. Интересно, каков он в реальной Жизни? Вдруг, та фотография обработана в «Фотошопе», и на поверку Адам окажется вовсе не так уж прекрасен?! Вообще, сомнительно, чтобы такая немыслимая Красота встречалась среди живых людей! Просто Элле Вельмировой захотелось немножечко приукрасить своего сыночка, её вела слепая материнская Любовь, которая, как известно, не видит недостатков, даже, если для всех остальных эти самые изъяны очевидны. Вобщем, подождём с выводами! Целый день Карине казалось, что время стоит на месте, никуда не движется. Ну, в самом деле, когда уже будет пять часов?! Это же невыносимо, столько ждать! Чтобы занять себя хоть чем-то и не глазеть на циферблат (Карине казалось, она там скоро дырку глазами проделает!), женщина ещё раз внимательно осмотрела своё новое жилище на предмет порядка и чистоты (она пока ещё не переселилась сюда окончательно, просто перевезла кое-какие вещи, немного мебели и кое-что из предметов интерьера). Вроде бы, везде чистота. Оглядела саму себя в большом овальном зеркале в старинной раме, висевшем на стене у трюмо, напротив окна. Осмотр удовлетворил. Красавица, что и говорить! Тёмно-бардовое, цвета вина, бархатное платье, короткое, с достаточно глубоким декольте, выгодно подчёркивало все достоинства хрупкой точёной фигурки, являя взорам роскошный высокий бюст, соблазнительно выглядывающий из выреза (однако не настолько сильно, чтобы это смотрелось вульгарно). Стройные ножки обуты в хорошенькие замшевые туфельки на небольшом каблучке. Тёмное золото кудрей роскошным водопадом стекает по плечам и спине, светло-карие глаза задорно блестят. Не удержавшись, Карина послала своему отражению в зеркале воздушный поцелуй. Ну, теперь держись, красавчик мой синеглазый! Не устоишь, это уж как пить дать! Не я буду, а ты достанешься мне и только мне! Когда в дверь постучали, Карина вся встрепенулась. Вот оно! Пришли! Наконец-то! Каблучки торопливо застучали по паркету пола. Женщина открыла дверь. Увидела на пороге двух мужчин, одного старше, лет сорока, может, чуть больше, второй оказался совсем молоденьким, не больше двадцати, ну, максимум, с небольшим хвостиком. На лестничной площадке хватало освещения, чтобы хорошо рассмотреть пришедших. Так, тот, что постарше, очень даже ничего из себя, такой высокий, стройный, совершенно роскошная блондинистая шевелюра, большие глаза. Весьма и весьма привлекательный! Перевела взгляд на второго… И застыла на месте! Мама дорогая! Кто это?! Что за небесный Ангел спустился к ней со своей Вышней Обители?! От его Красоты можно было сойти с ума, Она была совершенно нереальной, невообразимой, нет, даже не сказочной, потому что и в сказках подобной не встретишь! Это что – сон?! Она спит?! - Добрый вечер! – поздоровался юноша. Карина мгновенно узнала его голос. Это с ним она говорила по телефону в прошлый раз. Значит, это и есть тот самый Адам! - Добрый…вечер! – пролепетала женщина, с трудом приходя в себя от ступора, в который её вогнало лицезрение необыкновенного молодого человека, стоявшего у её дверей. - Я Адам Вельмиров. Мы с Вами договаривались о встрече. - Да, да, конечно, я не забыла. Заходите! – Карина гостеприимно распахнула дверь. Посетители вошли. Квартира Карины состояла из двух комнат и большой вместительной прихожей. Не сказать, что очень уж роскошные апартаменты, но, в общем и целом, впечатление производят благоприятное. - Вот и моя обитель! – с улыбкой представляла женщина своё жилище, - Конечно, не покои английской королевы, но мне здесь нравится. Ещё пока что не совсем сюда переехала, хочу окончательно доделать интерьер. Потому и пригласила вас. Мне думается, если расписать стены, здесь станет гораздо уютнее и теплее. Понимаете, мне хочется добавить некий элемент сказочности, что ли! Тематику предоставляю выбирать вам. Присмотритесь к помещению, оцените его размеры, прикиньте и взвесьте все нюансы, которые могут возникнуть во время работы. Поселиться можете здесь же, у меня в спальне есть большая кровать, она таких размеров, что на ней запросто разместится рота солдат, причём, совершенно свободно, и даже ещё немного места останется в запасе, - она задорно, переливчато засмеялась, - Мне подумалось, для вас будет удобнее, если не нужно тратить время на дорогу сюда. Вы сможете работать столько, сколько необходимо, не отвлекаясь на всякие мелочи, вроде проезда общественным транспортом или машиной. И здесь вас никто не станет беспокоить по пустякам. Я живу одна, родственники все обитают в других городах и странах. Так что, располагайтесь в своё удовольствие! – Карина перевела дух, - Ну, вот, кажется, теперь сказала всё, что собиралась. У вас есть какие-нибудь пожелания или просьбы? Марку показалось, что она как-то особенно выделила последнее предложение. А, может, ему только так показалось… - Да нет, - ответил Адам, - Никаких пожеланий и просьб, кроме, разве что одной, о ней я уже упоминал в нашем телефонном разговоре: не дёргать нас по пустякам. Мне очень не нравится постороннее присутствие во время моей работы. Я благодарю Вас за тёплый приём, оказанный нам, и за предоставленную возможность осмотреть Ваше жилище. Теперь давайте договоримся о стоимости. Материалы наши, но за это я с Вас денег не возьму. Только за работу. Квартира не очень большая, площадь стен тоже не особенно велика. Я думаю, мы закончим роспись полностью дня за три, максимум четыре. Сегодня какой день? Вторник? Значит, в субботу можете прийти, глянуть, что у нас получилось. Если Вас всё устроит, тогда вы заплатите нам триста долларов. Цена приемлемая, если заказывать художников в частных фирмах, выйдет в разы дороже, к тому же, с Вас ещё могут взять деньги за материалы и вызов специалиста на дом. Не верите, можете посмотреть в Интернете или почитать в газетах, сколько стоят подобные услуги. Я-то знаю,интересовался. Деньги отдадите только в том случае, если Вам понравиться работа. Если нет, мы можем всё переделать так, как Вам захочется. Договорились? Карина не верила своим ушам. Триста долларов! Всего-то?! Да, дёшево ценит парень свой талант, очень дёшево! - Конечно, согласна! - Вот и прекрасно! Если Вы не против, мы приступим прямо сейчас. Время дорого и Вам, и нам, - Адам неожиданно улыбнулся, Карину словно обдало всплеском ярчайшего света, - Да, кстати, Вы просили принести мои работы. Можете взглянуть, они все в этой папке, - юноша извлёк из сумки, оставленной в прихожей, папку и протянул её заказчице, - Заберите её с собой, вернёте в субботу, когда придёте принимать заказ. Ну что ж, всего доброго! Карина поняла, что разговор окончен. Ни тебе больше улыбок (эх, улыбнулся б ещё хоть разок!), ни «прощалок», - ничего! Сухо и официально! К немалой досаде женщины, парень, похоже, вообще не заметил, какая аппетитная штучка перед ним! Карина не увидела ни малейшей заинтересованности в невероятных синих глазах. Обидно! А вот её этот потрясающий мальчик очень даже заинтересовал, слишком заинтересовал! Такой обворожительный, такой сладкий, такой вкусный, ах, так бы и съела его! Но, ничего не попишешь, надо убираться восвояси. «Ну ничего, ещё не вечер! Я тебя заарканю, стервец ты этакий, мой будешь! Мой! Мой! Мой!». Карина ушла. Марк закрыл за ней дверь. - Симпатичная дамочка, - вскользь заметил он, поворачиваясь к Адаму. Тот уже достал грунтовку, шпатель, кувшин для воды и направлялся со всем этим в ванную. Грунтовку было необходимо смешать с водой в равной пропорции, чтобы получилась однородная масса, которую затем надо будет аккуратно нанести на поверхность стены, чтобы выровнять её. Если этого не сделать, краска может лечь плохо, рисунок получиться или кривым, либо не выйдет вовсе. Этот же принцип Адам применял при рисовании рекламных щитов, размещаемых на улицах. - Не знаю, не заметил, - холодно отозвался тот. - По-моему, она на тебя запала. Ты бы видел её глаза, когда она тебя увидела на лестнице! У меня такие же были, когда я впервые глянул на тебя тогда, на моей лекции! - Не городи ерунды! – нетерпеливо вскинулся Адам, - Ничего она на меня не запала! Скажешь тоже! Парень начал злиться, это Марк очень хорошо почувствовал. Ну да, дело снова касалось его облика. Адам просто из себя выходил, когда Марк затрагивал эту тему. Художник порывисто обнял юношу, нежно чмокнул его в нос: - Любимый, ну перестань ты кипятиться, когда кто-то обращает внимание на тебя! Привыкай к этому! Что ж поделать, если твоя Красота реально сводит с ума! Ты такая Прелесть, мимо тебя невозможно пройти мимо! Прости, но так уж есть! Адам попытался вырваться из его объятий, но Марк крепко держал его. - Ненавижу это! – в сердцах, запальчиво, выкрикнул парень, - Ненавижу! Меня разглядывают, точно я диковинка на базаре! Если б ты знал, как мне хочется стать безобразным уродцем, горбатым и кривоногим! Как я был бы счастлив, стань я таким! Счастлив! – Неожиданно Адам всхлипнул и заплакал, спрятав лицо на груди Марка. - Ну, ну, хороший мой, успокойся, не надо! – художник очень-очень ласково, любовно прижимал к себе чёрную голову, гладил густые тёплые его волосы, - Люди, к сожалению, всегда обращают внимание только на казовую сторону, не вникая в Суть. Мир несовершенен. Но мы можем сделать Его лучше! Наша Любовь облагородит Его, вдохнёт душу под безжизненную маску лицемерия, скрывающую Его лицо! Я люблю тебя больше всего и всех на свете! Всегда любил, и всегда буду любить! Люблю твою душу и сердце, твой ум и всё, что у тебя внутри! Это я не променяю ни на какие сокровища Вселенной! Ты Бесценнее их всех! Слова Марка, искренние, полные безграничной, глубочайшей Любви к нему, были для Адама подобны целительному бальзаму, приложенному к открытым ранам на теле умирающего. Он поднял голову и посмотрел на Марка. Глаза так засияли, в них светилась такая Любовь, что художнику самому захотелось заплакать от безмерной полноты собственного Счастья. - И я тебя люблю! – тихо прошептал Адам, - Очень-очень люблю! Марку неудержимо захотелось поцеловать любимого, он просто не мог ничего с собой поделать! Художник припал к его губам прежде, чем юноша смог что-то возразить или попытаться остановить его. Марк целовал возлюбленного требовательно, горячо и настолько страстно, что Адама охватило бешеное желание забыть про всё на свете, забыть про собственный запрет, и отдаться любимому прямо сейчас, не медля ни мгновения! Но что-то удерживало его от того, чтобы поддаться сильнейшему искушению сделать это. Возможно, то, что они оба сейчас находились в чужом доме. Вот именно, в чужом, не в своём собственном! Здесь даже стены не такие, они холодные и равнодушные, самый воздух тут дышит чопорным довольством. Совсем неподходящее место для проявления каких бы то ни было чувств вообще, не говоря уже о том, чтобы заняться здесь Любовью! Адам с трудом нашёл в себе силы отстраниться от Марка, тяжело, прерывисто дыша, сказал: - Прости, милый, но… Мы не можем заниматься этим здесь, в этом доме. Я знаю, нам обоим будет тяжело, но придётся выдержать. Четыре дня, всего лишь четыре дня! А потом… Потом мы сможем дарить друг другу Несказанное Блаженство Вечность! – он попытался улыбнуться, но Страсть сковала мимику, вышла лишь кривоватая полуулыбка. Они дружно взялись за работу. Спальню решили расписать сценой из «Одиссеи» Гомера, той, где повествовалось о сиренах, чьи сладкие голоса заманивали корабли на рифы, и едва не погубили судно, на котором плыл сам Одиссей, возвращавшийся из плена морской нимфы. Поначалу Марк не был убеждён в том, что у него самого что-нибудь вообще получится, но потом, глядя на Адама, наблюдая, с какой уверенностью тот водит углём по стене, намечая контуры будущего полотна, исполнился Надежды, что у них всё пойдёт, как по маслу. Ведь их же двое! А вдвоём с любимым они, о, завоюют все Миры Вселенной, не то, что стены распишут! Работая, Марк украдкой, незаметно для парня, любовался им. Как он прекрасен, непостижимо, нечеловечески прекрасен! Сколько в его облике фантастического и сказочного! Одни эти невероятные синие глазищи чего стоят! Глядишь в них, как в зеркало, и видишь Мудрость Времён и в то же время взгляд их юн, полон страстного огня, манящей Чувственности, соблазнительной Неги! А это тело, которое хочется ласкать и ласкать, эти губы, за один поцелуй которых с лёгкостью, не задумываясь ни на секунду, отдашь всё на свете, даже собственную Жизнь! Его любимый весь – Чудо, самое невероятное из всех Чудес, какие только бывают! Адам, закончив делать наброски углём, взял в руки кисть и задумался, решая, как лучше теперь воплотить их замысел в цвете и формах. Машинально сунул обратный кончик кисти в рот, слегка прикусил его. Отошёл чуть дальше, чтобы полнее видеть и представлять всю картину в целом. Прищурил один глаз. Марк с нежной улыбкой смотрел на него. Он такой хорошенький, у него такой забавный вид! Ну, как тут удержаться и не расцеловать эту чудную мордашку прямо сейчас! - Я предлагаю добавить в фон больше серого. Смешав его со светло-коричневым, получим особый оттенок меди. Небо над кораблём Одиссея должно быть именно таким, словно оно предупреждает героя о грозящей ему опасности. Я видел точно такой цвет на всех античных фресках в книгах по истории и литературе. Как ты считаешь? - Угу, - промычал Марк. Он ответил машинально, не думая, его мысли были заняты сейчас отнюдь не росписью на стене, вообще, не живописью, но чем-то, вернее кем-то, несравненно прекраснее любой картины! Однако парень всё же почувствовал на себе его жадный, напряжённый взгляд, взгляд, полный невыразимого восхищения. - Ты не слушаешь! – улыбаясь, пожурил его Адам. Он знал, о чём думает его любимый! – Марк, если ты не перестанешь глазеть на меня, честное слово, я тебя отшлёпаю и поставлю в угол за плохое поведение! Мы работать пришли сюда, ра-бо-тать, так давай займёмся делом, а не дурью будем маяться! Пришлось художнику спуститься с облаков на Землю. В самом деле, лучше работать, а не мечтать. Когда ты занят делом, быстрее летит время, значит, ты скорее сможешь закончить и получить то, чего так жаждешь! К полуночи они закончили роспись половины стены. Оба устали, обоих клонило ко сну. - Пошли спать, завтра допишем вторую половину, - предложил Адам. При слове «спать» Марк почувствовал сильнейшую пульсацию каждой клеточки своего тела, особенно ощутимую внизу живота. Вот, что значит, проводить все ночи напролёт в огненных объятиях любимого, целуя Его губы, такие сладкие, такие желанные, сливаясь с Ним в невероятном танце Любви! Не заметишь сам, как настолько пристрастишься, что не сможешь потом даже свыкнуться с мыслью о невозможности этого! - Пойдём, - обречённо вздохнул Марк. Эх, жаль он не захватил с собой какого-нибудь снотворного! Выпил, заснул и забылся! Проснёшься только утром, не надо будет мучиться, всю ночь не смыкая глаз, сходя с ума от безмерной алчности собственного желания, чувствуя Его так близко, и не имея возможности даже прикоснуться к любимой ручке, ощутить ответное прикосновение любимых пальчиков! Художнику хотелось завыть в голос! Ну, почему?! Почему Адам такой упрямый?! Почему он поставил между ними этот непонятный запрет?! В самом деле, ну, кому может прийти в голову мысль явиться сюда ночью?! Ладно, ещё днём опасения его возлюбленного можно понять, мало ли, кто придёт, вдруг, Карине что-нибудь понадобиться, и она заглянет мимоходом? Но ночью! Они же совершенно одни в доме, только Адам и он, Марк, - всё, больше ни одной живой души! Кровать, в самом деле, была таких размеров, что не то, что роту солдат, целую дивизию, если не две, можно смело разместить. Просто огромная кроватища! - Ничего себе! – восхитился художник, - Вот это ложе! Королевская кроватка! Адам улыбнулся: - Да уж! Наверное, захоти мы дотронуться друг до друга, пришлось бы с фонарём искать! «А я тебя и так найду без всякого фонаря!» - подумал Марк. Какая кровать! Сколько места для них двоих! О, тут просто раздолье для Любви, можно принимать какую хочешь позу, раскидываться, как вздумается, можно овладевать друг другом до бесконечности, не опасаясь свалиться и сломать себе и любимому что-нибудь! Они легли, не раздеваясь, каждый со своей стороны. Отвернулись лицом друг от друга, чтобы легче было не поддаться Соблазну. Напрасно! Всё равно они видели и чувствовали друг друга, даже не смотря один на другого! Какая пытка находиться столь близко от самого любимого на свете Существа, и не обнять Его, не приласкать, не поцеловать, не шептать Ему на ушко всю ночь безумные признания в Любви! Они пытались заснуть, но не могли. Какой уж тут сон! В их сердцах и душах слишком глубоко пустила корни Любовь друг к другу, слишком сильна была взаимная Страсть, слишком безмерно Желание обладать друг другом! Марк шумно выдохнул. Его терпение истощилось. Он просто не мог больше ждать! Он хотел Адама со всем Сумасшествием, которое терзало его, буквально разрывая на части! Будь что будет, но он больше не может сдерживать себя, это выше его сил, он всего лишь Человек, а выдержать такое испытание вряд ли бы получилось даже у робота, хоть он и механический! - Не могу я так больше! Просто не могу! – простонал художник. Вскочив с кровати, он босиком промчался к той стороне, где был Адам. В комнате темно, но чтобы отыскать возлюбленного Марку свет не требовался. Его вело собственное сердце, слышавшее неистовый зов Его сердца. Их сердца всегда пели свою Песнь в унисон, одно вторило другому. Они всегда слушали и слышали друг друга, даже находясь на значительном расстоянии один от другого. Жадные, ищущие руки художника почувствовали жар любимого тела, который не могла скрыть даже одежда. Адам весь полыхал, охваченный безумной Страстью и диким желанием оказаться в объятиях возлюбленного, почувствовать прикосновение его губ, вобрав в себя, слиться с ним. Всё было забыто вмиг: и собственный запрет, и то, что они находятся в чужом доме, всё, абсолютно всё перестало иметь значение! Существовали лишь он и Марк! Художник схватил руку Адама в свою огненную ладонь, рывком поднял парня с подушки, притянул к себе. - Как я ждал этого мгновения! – голос Марка хриплый, он едва сдерживает дрожь, - Как ждал! Как я хочу тебя, если бы ты знал! И пусть меня завтра отправят хоть на расстрел, я с Радостью приму казнь, приму всё, что угодно! Но сегодня, этой ночью, сейчас, ты мой, мой, мой! Теперь не отвертишься, не отпущу тебя никуда, слышишь! Любимый упрямец, невозможный мой мальчишка, ненаглядный, желанный, родной, единственный! Художник целовал Адама так, как ещё не целовал никто, это было что-то настолько безумное, что описать подобный поцелуй человеческими словами вряд ли представится возможным! Он не просто целовал его губами и языком, но руками, ногами, всем телом, каждой своей, самой-самой крохотной, микроскопической частичкой. Марк словно пытался выпить его Жизнь, но в то же время вливал в него собственную. Ответ Адама был полон такой Страсти, что подобное уже граничило с Помешательством. Этот поцелуй длился очень и очень долго, просто нескончаемо, обоим уже нечем было дышать, но оторваться друг от друга, чтобы хоть глотнуть воздуха, они всё равно не могли, продолжая целоваться с ещё большим рвением. Оба рухнули на кровать. Марк с силой сверху прижал возлюбленного своим телом. Его руки начали стягивать с парня одежду, пальцы дрожали от нетерпения. Скорей, скорей, прочь все эти тряпки, они лишние, они только мешают! Оторвавшись от любимых губ, художник стал осыпать лихорадочными поцелуями лицо Адама, его гибкую, стройную шею, двигаясь всё ниже и ниже, неотвратимо приближаясь к самому потаённому местечку этого невообразимо желанного тела. Марк ощущает, юноша напрягся, словно предчувствуя скорый Взрыв, когда ласки любимого доведут его до самого Апогея. Вот и Оно, то самое, столь же невыразимо прекрасное, как и весь Адам! Художник удвоил страстный натиск. Он забыл обо всём и всех на свете, кроме этого потрясающего юноши, которого держал сейчас в своих объятиях, лаская с безудержным неистовством, кого он безумно любил, любил сверх всякой меры, безгранично, до слёз, до Боли, к кому он пылал голодной, дикой, жадной, маниакальной Страстью, сродни Страсти буйнопомешанного! Адам стонал и вскрикивал, выгибался и распластывался, сходя с ума от невыносимой остроты наслаждения. Он едва не умирал в объятиях любимого, не в силах выдержать его бурные, слишком страстные, просто сумасшедшие ласки. - Малыш, лапушка мой синеглазый, Ангел неземной, - очень нежно целуя любимое ушко, Марк шептал Адаму страстные слова-признания, он озвучивал то, о чём говорило его сердце, - Люблю тебя, очень-очень-очень! Они слились, слились нерасторжимо, намертво. Оба так стремились друг к другу, так жаждали этого, что теперь, когда желанное наконец-то свершилось, они уже не могли разъединиться, остановиться, перестать быть Единством не только душ, сердец и разумов, каким были всегда, но и Единством тел! Оба готовы были умереть прямо сейчас, не размыкая объятий, не отпуская друг друга от себя ни на миллиметр! Они всегда были Одним! Как всегда Им будут!