Часть 1
11 мая 2014 г. в 19:25
Море сегодня необычайно спокойное и в то же время волнующее, подумала Коала, касаясь пальцами шершавого камешка, валявшегося рядом.
Погода настраивала на хороший лад: на небе ни облачка, ветер почти стих, хоть и не совсем. А так даже лучше. Легкий шум казался родным и успокаивающим. Как будто она снова в том времени, на том корабле, на той палубе. На палубе, с которой все пошло иначе, перестало быть серым и утруждающим. Наверное, так и должно быть? Может, этот ветер — и есть символ свободы, которая изгоняет из тех кровавых рамок, снимает кандалы с запястий и заставляет вновь поверить в себя? Поверить в других — что более важно, по ее мнению.
Коала не любила рыбалку, потому что не могла сидеть на месте больше двадцати минут, а вот настойчивость напарника поражала: он мог более часа наблюдать за поплавком, который даже не собирался сдвигаться с места. Волны от проплывающих мимо лодок и кораблей часто задевали его, и Сабо радовался, но в итоге это все равно оказывалось лишь обычной проделкой законов физики. Данное увлечение, скорее, давало сосредоточиться на чем-то одном и ненадолго освободить разум, чтобы потом снова приняться читать заголовки газет, состав тех или иных украденных документов и случайных записок, отправленных поддерживающими революцию людьми. В большинстве случаев все эти доносы оказывались уткой, но проверять все равно следовало, а работа превращалась в волка, который то и дело норовит убежать подальше в лес и никогда не показываться.
Справляться с ролью балласта, еле-еле удерживающегося на плаву, было сложно, однако награда того стоила. Остаться в живых — чем не явный трофей для буквально бездомного человека? Для потерявшего веру в людей и тех, кто стоит выше всего ненасытного и грязного мира.
Сколько он потерял, сколько еще может потерять.
Именно по этой причине рядом с Сабо сейчас и сидит эта девчонка, душа которой полна поддельной радости, выработанной еще в детстве. А что же на самом деле? Полное мести, темное пространство, не желающее никого пускать в свой изрубленный на кусочки мирок и кое-как склеенный случайными теплыми словами и обещаниями вроде «когда-нибудь все это закончится». Ненавистное «когда-нибудь» являлось таким же необъятным, как и целая вечность, бесконечные крики о помощи и пустые обвинения в несуществующих грехах.
Они пытались избавиться от данных представлений, от стереотипов, навязанных правительством. Их жизнь больше похожа на ртутный столб: то вверх, то вниз. То в жару, то в лютый мороз. Кто знает, в каких обстоятельствах придется погибнуть: ведь как и тошнотворный солнечный свет может довести до изнеможения, так и невообразимый холод может превратить в льдинку и разбить на части.
Пнув тяжелым ботинком камень побольше, Коала подвинулась ближе к напарнику, дабы показать, что она все еще рядом, все еще существует на этом свете. Его забывчивость не нова, вот только от этого и раздражала еще сильнее. Неужели оживленные будни кочевников могут превратиться в скучную рутину?
— Да-да, я вижу, что ты тут, — прогундосил Сабо, шмыгнув носом и натянув тоненький воротник выше. Отчего-то очень сильно замерзли руки, а перчатки остались на корабле, который подплывет к берегам этого острова только через два дня. Сорок восемь часов без любимых перчаток подобны смерти. — Можешь не напоминать. — Решив смягчить свои слова, юноша легонько ударил указательным пальцем о козырек берета напарницы. Наверное, нелепо они в одинаковых головных уборах смотрятся.
Коала поморщилась, скрестив руки на груди. Затекло все, что только могло, ибо сидеть без каких-либо движений на одном месте — не очень-то благоприятно для мышц. Плюс к тому ноги приходилось сводить вместе, чтобы короткую юбку не поднимало ветром.
— И не надоело тебе? — спросила девушка, потирая ладони друг о друга. — Целыми днями тут торчим, вместо того чтобы заниматься делом. Через два дня отплывать, а мы так ничего и не нашли — это все твоя лень. А должность-то, должность, — профырчала она.
Внезапно подул ветер, и края юбки пришлось обхватить руками. Покосившись, Сабо усмехнулся, прикрыв рукой рот, и глухо ответил:
— Дуракам всегда везет, а умные девочки надевают платьица на рыбалку. Жизнь до чертиков несправедлива, так ведь? — Парнишка широко улыбнулся и подался вперед, совсем забыв про удочку и банку с противными червяками. — Ты могла бы заниматься этими самыми важными делами и без меня, так почему маленькая и злая Коала все еще восседает тут, словно королева какая-то? — Сабо приблизился к девчонке почти вплотную, не показывая своего волнения. Зрачки метались туда-сюда, рассматривая изгибы ее стройного тела, ловя порывы ветра, задирающего тонкую шелковую ткань. Он завороженно смотрел на ее колени, наблюдал за каждым движением, боясь спугнуть, как маленькую птичку колибри. Ее черные чулки съезжали вниз, потому что она всегда носила их на голую ногу.
Подсознательно юноша требовал, чтобы эта тонкая черная ткань спустилась ниже.
Еще ниже.
И почему именно сейчас?
— Да я старше тебя, поганец, — проговорила Коала сквозь зубы и схватила наглеца за лацкан длинного плаща, притянув к себе еще ближе. Они чувствовали дыхание друг друга, биение сердца; еще миллиметр — и тонкие сухие губы коснутся алых и пухлых женских губ. Совсем немного. — Рядом оказался кто-то интереснее рыбы? Заметил? Да ну... — язвила девушка, отводя голову в сторону, дразня и выводя напарника.
Резко навалившись на Коалу, Сабо все-таки добился своего — поцеловал ее: небрежно, горячо, с некоей опаской и предостережением. Положив одну руку на мокрую гальку, а другую на талию девушки, юноша предпочел сохранить свое внимание именно на внезапной ласке: он ловко прошелся языком по бархатной коже шеи, подбородку, а после снова вернулся к губам.
В такие моменты его захватывала необъяснимая сила, все вокруг становилось незначительным и бесцветным, больше похожим на чистый белый лист. Сабо не чувствовал себя, не чувствовал осколков и тонких камней, которые впивались в колени; перед ним — только она — беззащитная с виду, но имеющая тысячи вселенных за душой, крошечная, стройная, теплая и просто — своя. Та, кому можно с уверенностью сказать, что проплыл сотни морей, но не встретил такой же. Такой же боязливой, противоречаще-сильной и улыбающейся. Хотя, скорее, научившейся улыбаться откровенно, без фальши и дрожи.
Обхватив революционера за шею, Коала прервала поцелуй и посмотрела в его глаза: бездонные, черные, не сочетающиеся со светлыми волосами и бледной кожей. Золотистые локоны спадали на лоб, загораживали шрам от сильного ожога, который ничуть не портил красоту Сабо, как казалось самой девушке.
Что это? Попытки пережить горе вместе или же что-то настоящее, выходящее за рамки привычного и обыденного? За рамки пиратского, боевого и протестующего мира? Ведь должно же являться на свет то нечто, существующее вне войн и постоянных споров. Кажется, Тайгер говорил об этом как-то раз, в темную ночь, за столом, с бутылкой отвратного рома в руках. Говорил про любовь в огромном океане, про человеческие чувства, свойственные не только человеку, что сошло бы для реального мира взаимоисключающим пунктом. Ему было не до этого, слова лились словно мед из чугунного кувшина: сладкие, манящие, приятные и терпкие. Все преувеличено, даже слишком, ведь обратная сторона медали не раскрывалась в истинном значении сего ощущения, сочетающего в себе как счастье, так и упреки, трудности и жизненные темно-серые чащи.
Фишер вещал про эфемерное и воздушное, пьянящее не хуже того самого рома.