Сердце наизнанку

16 Теор стоял на балконе, выпрямив спину до хруста в костях и расправив плечи, его лицо было отстранено и холодно; глаза утратили свой блеск, застыв в выражении скорби и спокойного гнева. Взгляд императора был направлен вдаль, на зеленеющую рощу вековых деревьев, но иногда он возвращался к подножью дворца, где прилюдно казнили несколько особо отличившихся человек. Так же головы некоторых юнитов сейчас венчали острые копья, которые стояли вдоль дороги. Теорлинс не стал миловать никого, потому что каждый из старого «состава» парламента мог его предать еще раз. Он понимал, что найдутся те, кто выскажут свое недовольство этими казнями, но, честно говоря, плевать, поскольку сил и дальше терпеть самовольство депутатов у него просто уже не было. Решение уничтожить всех предателей одним махом пришло через несколько часов после того, как он прибыл в Ариал и увидел мертвое тело Микаэля. Ни жалости, ни угрызений совести в связи с этим он не чувствовал, просто отдав приказ Зессу вырезать всех юнитов, а кто попытается сбежать, тех поймать и доставить в столицу, где и казнить у всего народа на глазах. Кстати о народе… сейчас на улицах было непривычно тихо, словно все боялись нарушить мрачную тишину и тем самым вызвать новый приступ ярости у императора. По городу уже расползлась весть о том, что фаворита правителя убили и то, что в этом замешан парламент и род самого Микаэля. Теперь это знали все. По правде говоря, эта весть шокировала и ввела в ступор многих, но не каждый это показал. Разве что, бросил на центральную ложу дворца опасливый взгляд, едва заметно вздрогнув от ужаса. Сам Теор плевать хотел на то, как он сейчас выглядит. Пусть у него вырастут рога или вторая голова, он все равно не сможет вырваться из кокона боли, чтобы отреагировать на это. Хотя не сказать, что он не чувствовал направленных на него взглядов, горьких и мрачных смешанных с любопытством. Люди… до поры, до времени они не обращают внимания на чужую боль, замечая ее лишь тогда, когда она заденет важного человека, такого, как император их страны. Зато в тот момент, когда беда придет к ним в дом, начинают причитать и голосить на всю округу, обвиняя во всех смертных грехах того, по чьей вине погиб их родной человек. Очень часто под ложные обвинения попадали враждующие роды, объятые обоюдной ненавистью. Теор предостаточно насмотрелся на подобную картину, когда брал к себе в армию молодых бойцов, а после подавления восстания не возвращал их семьям, потому что те погибали в бою. Нередко ему бросали обвинения прямо в лицо, не страшась его гнева или собственной смерти. Правда эти люди быстро жалели о своих словах, когда он рассказывал, как и при каких обстоятельствах, погиб тот или иной боец. На плахе. Теперь же он сам в подобной ситуации, но винить ему некого, так как все виновные уже мертвы. Почти мертвы, если быть точным. Главы де Флусса до сих пор сидят в темнице и ждут своей очереди. Омега глубоко вздохнул и прикрыл глаза, а затем чуть полуобернулся к альфе, что стоял в тени, и негромко произнес: — Что ты чувствовал, когда исполнял мой приказ? Сожаление или наслаждение от их смерти? Маркус невольно вскинул брови, удивленный его вопросом. — Смертью наслаждаться невозможно, потому что для одних она радость, для других — страдание и боль. Но и сожаление по отношению к этому роду недопустимо. Они снова пошли против империи, снова предали, но теперь они задели тебя, чего я простить не мог. Что я чувствовал… сложно сказать, возможно, долю горечи и облегчения, потому что теперь ничего не будет напоминать тебе о Микаэле, а значит, боли ты будешь испытывать в два раза меньше. — Ты не дал убить мне Раймира, а он — де Флусс, — прохладно напомнил Теор и приподнял бровь. — Почему? — Он сам себя наказал, когда опоздал и дал мальчику умереть, — мрачно произнес Дэсмонс, — ничто так не ранит, как вина и осознание собственного бессилия в данной ситуации. Ты и так отомстишь главам, потому что имеешь право на это, но трогать парня не надо. Он сам сойдет с ума от угрызения собственной совести. Это, как по мне, намного хуже и лучше простой смерти. — Жестокая сторона нашего сиятельного герцога… — протянул Теор и цинично хмыкнул, — а я все думал, когда же ты ее покажешь. Не представлял, что мой собственный срыв так на тебя повлияет, Марк. Распорядись на счет того, чтобы начали рыть могилу в той роще, — император указал на лес в нескольких десятках метров от дворца, — а Аристала и его супруга пусть проведут через улицы. Хочу увидеть реакцию народа на них. — Я смотрю, ты уже пришел в себя. — Едва ли. То, что я не стонаю от боли и страдания, еще не значит, что мне стало плевать на смерть Микаэля. Просто никто не смеет видеть моих слез и моей слабости. Позже, я дам себе возможность спокойно перенести это горе, но сейчас мне нужно быть сильным, назло всем врагам. — Я приумножу твою силу, — тихо и ровно проговорил Маркус, встретив блеклый взгляд императора, — а потом верну к жизни. Клянусь. — Я принимаю твою клятву, — кивнул Теор, а затем развернулся обратно и посмотрел вниз, — похороны проведем на закате. Сейчас ступай. — Слушаюсь, мой император. Похоронная процессия двигалась по улицам медленно, и каждый мог убедиться в том, что слухи оказались правдивы. На вороном жеребце впереди всех ехал Теорлинс, позади него Маркус и Зесс, а уж за ними несколько воинов, которые бережно несли гроб, и группа стражников. В самом конце ковыляли главы рода де Флусс, постоянно уворачиваясь от летящих в них камней и ударов простого люда. Микаэль был любимцем народа, поэтому почти все желали смерти убийцам такого милого Омеги. Никто не решался затронуть императора хотя бы словом скорби или сочувствия, все просто проводили горькими взглядами его спину, мысленно гадая, что он чувствует, хороня своего фаворита в роще, а не в дворцовом склепе. По законам Викторриуса, если кто-то из приближенных императора умирал, но при этом не был связан с ним законными узами брака или родства, не имел права лежать рядом с прошлыми правителями. Еще на это влиял факт родословной человека, не каждый был настолько знатен, чтобы на законных основаниях претендовать на место в семейной крипте, как бы этого не желали, испытывая любовь и крепкую привязанность к императору. Таким образом, все, кто не имел отношения к семье правителя, находили последнее пристанище в различных уголках страны. Думая сейчас об этом, Теор жалел, что не отменил этот закон раньше, а теперь он вынужден зарыть своего мальчика в землю, чтобы его сожрали черви и гниль. Император шумно вздохнул и спешился, ступая на траву. Подойдя ближе к вырытой яме, Омега придирчиво осмотрел место. Это был холм, окруженный несколькими ясенями и дубами, они создавали причудливые тени, когда на них попадали лучи солнца. Здесь было тихо и спокойно, слышался лишь щебет соловьев и журчание родника, который протекал неподалеку. Отличное место, Микаэлю понравилось бы. К нему подвели Аристала и его альфу, которые сейчас могли похвастаться новыми ранами и побоями. Жалкое зрелище. Император холодно взглянул на них, а потом кивнул и направился к своему коню, но Аристал упал на колени и схватил его за ноги, без слов умоляя сохранить ему жизнь. По крайне мере текущие по щекам слезы ясно говорили о его страхе смерти. Теор с презрением оттолкнул Омегу от себя, давая понять, что менять своего решения не намерен. Первым в яму сбросили альфу рода, сверху усыпав его змеями, которые стражники принесли с собой в плетеных корзинах. Мужчина кричал, когда земноводные твари жалили его тело раз за разом, но никто не пытался его спасти. Аристал захлебывался собственными слезами и всхлипами, потому что, несмотря на свою циничную и жестокую сущность, альфу он любил сильно и искренне. Остальные же просто наблюдали за их обоюдными мучениями, но ничего не делали. Теорлинс подошел к гробу и отодвинул легкую ткань с лица Микаэля, в последний раз любуясь тонкими чертами и навечно запирая их в уголке собственной памяти. Император шумно сглотнул ком в горле и легко коснулся лба мальчика губами, зажмурив глаза. Затем, резко распрямившись, он глянул в сторону стражников, молча приказывая им схватить Аристала и бросить его в яму. Молодые альфы беспрекословно подчинились и направились к Омеге, который пытался уползти, но напрасно. Стражники схватили его за миг и швырнули в могилу. Несколькими минутами спустя сверху на него опустился гроб. Громкий крик нарушил тишину леса, спугнув птиц. Император с холодным выражением на лице наблюдал за тем, как могилу зарывают, и крики все еще живого Аристала становятся все тише, пока окончательно не утихают. Казалось, что его совершенно не трогает это действие, но где-то в глубине души он тоже кричал, с негодованием замечая, что гроб с каждым мигом исчезает в недрах земли. Когда воины и стражники закончили свою работу, они посмотрели сначала на императора, а потом на Маркуса, понимая, что от Омеги сейчас ничего не добьются. Альфа жестом отослал их прочь и тихо подошел к Теору, который рухнул на колени и завыл, как только посторонние люди исчезли. Зесс хотел остаться, но потом передумал, видя, что сейчас он явно лишний. Сент Керс сел на своего коня и молча покинул рощу, оставляя императора и его консорта наедине. Теперь ему придется привыкнуть очень часто так поступать, вновь став просто советником.