Имбецил

Звонить сразу я не стал. Я успею. И пока не было слышно псины, быстро и тихо вышел в коридор. На моё счастье один придурок, уходя, не закрыл дверь. Его мозг размером с грецкий орешек явно не рассчитан на умные мысли. Небось думал, что псина не даст мне выйти. Пф! Схватив в руки стилы, я потянулся к ручке, но услышал сзади цокот когтей. Обернувшись, увидел карие грустные глаза псины. Она ничего не предпринимала. Просто стала в дверях комнаты и смотрела. Стало жутко и не по себе от её взгляда. Дверь была открыта, и можно выйти в подъезд, но я не смог. Не рискнул. Тяжело вздохнув и поняв, что выходить я не собираюсь, рот, опустив обречённо голову, лег там, где и стоял. Посчитав до трёх, я поставил стилы на пол и медленно отошёл от двери к ванне, куда затем медленно зашёл. Лучше же в квартире подождать приезда службы отлова. Правда? Главное - дверь открыта. В ванной на полу лежали мои грязные, рваные по последней моде джинсы, которые я уже неделю не мог постирать. Ну, не "не мог", а ленился и ждал прихода Катьки. Стиралки на этой хате не было, а руками стирать - уж увольте. Есть Катька. Натянув грязные джинсы и брезгливо поморщившись, я стал набирать справочную, а псина в это время подобралась к двери ванны. Я слышал, как её когти цокали по линолеуму, а затем за дверью раздалось тихое завывание. Жалобное. Длинное. Как плач. По коже пробежали мурашки. Она чувствует? Она знает, что я собираюсь сделать? Глупость! Фыркнув от своей мысли, я посмотрел на телефон и стал ждать ответа службы по отлову. Телефон уже начал пикать, сообщая, что скоро батарея сядет, но диспетчеру я успел сказать свой адрес и вкратце обрисовать на ходу придуманную ситуацию, что у меня в квартире появился злой бешеный ротвейлер. Поверили. Вызов приняли. Вот и всё. Ждём-с. Время тянулось бесконечно и заунывно. Вой и скулёж сводили с ума. - Заткнись ты! – не выдержал я, и псина, как ни странно, заткнулась. - Вот так. А то развылся. Голова раскалывается от твоего воя, – проговорил я и уже тише добавил. – И не усыпят тебя. Сразу по крайней мере. Три дня посидишь в клетке, пока твой хозяин-имбецил не заберёт. Или не заберёт. Скулить, как ни странно, псина перестала, но не ушла. Через минут двадцать я услышал, как псина поцокала к входной двери и тихо зарычала. Негромкий ленивый лай. Шум и стук двери о стену. Мужские голоса. Мат. Лай. Снова приглушённое, незлобное рычание. Звуки возни. Мат. Грохот. Снова голоса и скулёж. - Держи его, пока не кинулся! - Сильный, зараза! - Да закинь ты петлю нормально! - Да и так нормально! - Петлю зажимай сильнее, мать его! - Он сейчас вырвется нахрен! - Не вырвется! Намордник надевай! Высунув нос, я увидел, как ротвейлер неторопливо, почти молча ещё пытался скинуть со своей массивной шеи зажимающуюся прочную поблёскивающую серебром петлю, закрепленную на конце длинной металлической палки, но безуспешно. Не боясь уже собаки, я вышел из туалета. - Что-то долго вы ехали! - огрызнулся хрипло я, глядя на двух мужиков потасканного вида в комбинезонах–ватниках, удерживающих двумя такими палками с петлями псину. - Скажи спасибо, что вообще приехали! – ответил, пыхтя, один из них, удерживая рычащего хрипящего рота. Сильно придавили шею, видимо. – Поназаводят живность, а потом вызывают. - Это не моя псина! - Ага, рассказывай, вон и тарелка, и подстилка, - едко сказал другой мужик, кивая на скомканное одеяло и развёрнутую тарелку. – Решил собачку подобрать и приручить, но она взбрыкнула… - Сколько? – сквозь зубы процедил я. Они правы. И подстилка, и тарелка. Только он не мой! Сходив за деньгами, отложенными на оплату хаты, я дал, сколько просили. Не в моём положении жадничать, хоть денег и жалко. - Его сразу усыпят? – спросил я, когда довольные мужики вытаскивали хрипящего, придушенного рота в подъезд. Один из них повернулся и бросил: - Сразу. - А три дня? Мужик замер и криво улыбнулся: - Передумаешь и назад заберёшь? - Нет, - сразу выпалил я. - Тогда в камеру – на усыпление, - припечатал весело мужик и дёрнул металлическую палку. Рот тут же захрипел, но как только натяжение палки ослабло, заскулил и повернул, насколько это было возможно, голову ко мне. Я успел заметить мокрые, потемневшие дорожки слёз на шерсти. Он опять плакал! - …как-то быстро мы его скрутили, даже не верится… - …скажи спасибо, а то было бы как в том году, когда тебе пол-ноги чуть не отгрыз! - …да ладно… зато премию дали… Голоса мужиков вывели меня из ступора, и я, закрыв дверь, отрезал себя от мира. Вот и всё. Моя честь отмщена. Ведь так? Так. Всё правильно. Не я начал войну. Всё именно так. И да, я - сука. Выдавив улыбку, я пошёл на кухню. Жрать охота – сил нет. После нервяка всегда так. Уже через минут десять спустя я метался по квартире, пытаясь собрать свои вещи. Хотя бы самое необходимое. Причина моей беготни проста - пара смятых листков, напечатанных мелким шрифтом, сиротливо сейчас лежавших на кухонном столе. Договор купли-продажи и договор аренды. Всего ничего: Савостиков В. А. (Веник) продал за бесценок свою квартиру Быкову А. И. (имбецилу), и всего лишь Быков А. И. сдал свою новую квартиру некоему Роевскому А.А. на таких условиях, что мне захотелось сначала поржать, но потом, увидев свою (!) подпись и паспортные данные, плакать. И самое дерьмовое в том, что всё составлено ИДЕАЛЬНО. Идеально настолько, сколько быть не может. Уж мне, как сыну успешного юриста, это известно. Я раз десять прочитал этот договор. Раз сто посмотрел на свою подпись. В том, что это моя подпись, нет сомнений. Я художник – я знаю! Особенно мою подпись. Также у меня не возникло сомнений в идеальности составления этих бумажек и подлинности подписи юриста Григорьева А.В. Эту подпись я знаю с детства: виртуозная завитушка «Г», мелкий, одинаковый, но понятный шрифт, четкий наклон, уверенная в конце загогулина и росчерк под всю фамилию. Эта подпись моего папаши. Лучшего юриста в столице. Лучшей продажной мрази и суки. Он знал, на кого этот договор? Уверен. Он всегда знает… Но как Быков провернул это? Он знал? Это не столица! У нас разные фамилии. Я забрал девичью матери после того, как мой папаша через три месяца после похорон женился на другой. В сумку пихалось всё в подряд в скомканном виде. Я торопился, а перед глазами стояли буковки, складывающиеся в текст: «…квартира сдаётся в долгосрочную аренду на неопределённый срок». Далее куча и куча подпунктов на каждый форс-мажор и просто если вдруг… «…прекращение договора будет являться действительным только в одностороннем порядке, а именно по согласию владельца Быкова А.И» и куча подпунктов «если вдруг», «на каждый форс мажор» и т.д.… «…оплата за аренду будет взиматься ежемесячно десятого числа…» сумма – нереальная, просрочка грозит пеней… и куча подпунктов «если вдруг», «на каждый форс мажор» и т.д … «…владелец квартиры Быков А. И. имеет право…». Подпункты. Много! Разных! Ну и конечно «если вдруг», «на каждый форс мажор» и т.д … Это малая доля того, что я вспомнил, но мне хватило. Учтено всё! Всё, что только может быть! Приходы, уходы, проплаты, неустойки и так далее и тому подобное. И вдруг я замер. Смысл папаше подписывать и делать этот договор, если я его наследник? Резко остановившись и подумав, что я идиот, я достал из сумки зарядку и подключил телефон. - Давай, заряжайся! – нервно пробормотал я, держа в руках телефон, пока тот включался. Знакомый номер, пара гудков и мягкий, до оскомины знакомый баритон: - Хорошо, что сам решил позвонить. У меня есть пара минут перед заседанием, поэтому буду краток. Я не успел и рта раскрыть, как он продолжил: - Ты всегда считал меня жестоким и говорил, что я требую от тебя невозможного. Можешь быть уже спокоен и жить, как хочешь. Настюша родила мне сына-наследника. - Когда? – только и смог просипеть я в трубку вмиг пересохшими от такой новости губами. - Ещё месяц назад, - сухо ответил папаша и довольно хмыкнул. Урод. - Почему ты не сказал?! – громко выкрикнул я. - Ты никогда её не любил, - и замолчав ненадолго, продолжил, опять мягко и фальшиво. – В принципе поэтому я и согласился на твой Задрипинск, для вида поупиравшись. Сам понимаешь, она нервничала во время беременности... - Да эта сука моего возраста! Ей только деньги и нужны от тебя! И наследник только один – я! – не выдержав, я заорал. В трубке раздался смешок. - А тебе не нужны от меня только деньги? - и уже нравоучительно, но самодовольно продолжил: - Эта сука, как ты выразился, меня любит, в отличие от сына, который отказался даже от фамилии моей, а ещё она родила наследника. Ты не сможешь претендовать ни на что. Ещё… денег я тебе высылать больше не буду. Ты совершеннолетний, и сам хотел свободы. Я даже не буду против твоего поступления куда-то там. – Очередной смешок. От шока я не мог и слова вымолвить. - Если захочешь, можешь сдать квартиру своей матери. Она твоя. Всё равно её не продать по завещанию ещё лет пять. Ладно, мне нужно идти… - Подожди! - очухался я. – А договор! - Какой? – уже по-деловому спросил папаша. - Договор на аренду... Здесь. Что я снимаю жильё… - пытаясь не заикаться, объяснял зло я. - Договор… Договор… - повторил папаша, словно вспоминая. На заднем плане послышались голоса. Его звали куда-то. – Да! Договор аренды, если не ошибаюсь... - Не ошибаешься. Ты его составлял?! – едко, с нетерпением спросил я, боясь услышать ответ. - То-то фамилия знакомая была. - Злой смешок. - Да. Его составлял я. Но тут уж извини, Антон. Бизнес не терпит родственных связей. Мне пора. Звони, если что-то срочное. – Закончил быстро разговор папашка и скинул. Последние слова прозвучали вообще как "не звони никогда". Гудки били по перепонкам, но я их не слышал. Я был не то что в растерянности. Я был раздавлен. Вот и всё. Всё встало на свои места. У него появился наследник от этой малолетней шлюхи, и меня вышвырнули за ненадобностью, а моя придурь поехать в этот город сыграла им на руку. Ведь зачем сын? Есть сука, раздвигающая ноги, а главное - она его любит! Да ещё и наследника родила! - Мрази! Мрази! Мрази! – заорал я, ударяя кулаком по дивану, а потом схватился за голову. Тур знал, к кому идти составлять договор, и мой папашка-выблядок знал! Но ничего… Я не сдамся. Старый ублюдок с имбецилом ещё пожалеют, что сделали. Обещаю… Схватив деньги, я пошёл на улицу проветриться. Мне нужно подумать. И подумать хорошо.