Имбецил

Антон Я рад. Нет, не так - Я РАД! Хочется по-сумасшедшему смеяться в голос, а ещё посмотреть на перекошенные морды этих двоих тупых уродов, когда они заметят пропажу флешки. Хотелось бы посмеяться им в прямо в лица. В кулаке я крепко сжимаю свою пропажу и счастливо скалюсь. Даже не жалко порванной майки из-за такого подарка судьбы. Выкуси, имбецил! Не знает он, где флешка! Актёр погорелого театра, сука! А ведь я даже поверил ему, уроду, когда он допытывал меня! Да, этот грёбанный отвратный день закончился просто чудесно и великолепно. - Ахахаха! Сука… – вырывается нервное хихиканье-всхлипывание, как только я сворачиваю на лестницу, пройдя наигранно сгорбленно и убито пост ошалевших от моего внешнего вида медсестёр и хмурого, со сканирующим взглядом, лысого придурка. Прислонившись к прохладной стене, я открываю ладонь, глядя на чёрную, с приметным серебристым рисунком, небольшую флешку. Глаза щиплет, а сердце радостно-испуганно ухает в груди. Рядом что-то зашуршало. Подняв глаза замечаю… одувана?! Он смотрит на меня странно испуганно и хмуро, держа в побелевшей от напряжения руке швабру. Он здесь подрабатывает санитаркой? - Чё уставился? – ухмыляюсь я и прячу флешку. Одуван молчит, как в рот воды набрав. Правильно делает. - Ты меня не видел, - грубо говорю я и быстро спускаюсь вниз. Прохладный воздух остужает кожу сквозь порванную майку, но не успокаивает. Меня знобит и потряхивает от пережитых ярких эмоций и унижения. Стыдно признаться, но я уже почти сдался, там, в палате с имбецилом. Мой боевой настрой, с которым я шёл сюда, сдулся как шарик. Пшик - и всё! Поздно дошло, что зря сунулся сюда… Я элементарно зассал. Ершился до последнего, стараясь выкрутиться, но когда меня швырнул на кровать имбецил, сдался окончательно, принимая, что я лох, ведь сам пришёл, сам ляпнул, не подумав, сам сунулся, пока краем глаза не заметил, как из кармана спортивных, тонких, облегающих уже вставший член штанов Тура не выскользнула знакомая флешка, скатившись мне прямо под бок. Подарок судьбы самый настоящий и подтверждение тупости этого зажиревшего качка. Дальше действовать было проще: враньё, игра на публику, хотя я и готов был раздвинуть ноги, флешка того стоит, и как апофеоз-Быков меня выгнал. Почему? Да мне похер, главное, я теперь смогу свалить из этой дыры, а ещё закопать имбецила вместе с лысым мудаком. Григорьев никуда не денется и будет плясать под мою дудку, как последняя дрессированная цирковая шавка. Сейчас главное для меня поскорее вернуться в столицу. На улице темно и времени начало одиннадцатого. Я несусь на вокзал, ведь могу успеть на последнюю маршрутку. Но удача как капризная целка решила повернуться вновь ко мне задницей. Маршрутка ушла. Весь остальной транспорт только утром. Даже грёбаные частники отказываются везти. Ну да, видок у меня, скажем мягко, не очень: майка порвана, сам всклокоченный, помятый и с блестящими, как у нарика, глазами. Один частник всё же соглашается довезти, но за такую сумму, что приходится его послать далеко. Столько бабок у меня нет. Стрельнув сигарету у какого-то алкаша и выкурив её, прикинув всё, я решаюсь идти в общагу. Выбора нет. На хату Быкова дорога мне заказана. Сплюнув под ноги, я плетусь в общежитие. Там можно пересидеть до утра и переодеться. Ничего, скоро всё это дерьмо закончится! Общага, что удивительно, ещё была открыта, и о чудо, мне даже удалось проскочить незаметно. На вахте никого не было. К пацанам соваться я не стал и поплёлся к девкам на третий этаж, на котором также никого не было из ночных воспеток. И это странно! В общаге ночью на этажах дежурят ночные воспитатели, как их называют здесь официально, хотя я бы сказал, что это ночные церберы. Зачем они нужны? Так элементарно! Основной поток учащихся - дети после девяти классов (после одиннадцати, как я, всего пара групп), и оторвавшись от мамок и папок, эти дети начинают творить всякие непотребства. Вот и дежурят по ночам ночные церберы, охраняя покой родителей и «деток». Ну да, именно поэтому для лучшей охраны расселение идёт по этажам и по половому признаку: третий этаж – девчонки, второй – парни, ну а на первом мастера и преподы бессемейные. Катька-неформалка, как и остальные девки в комнате, встретили меня с распростёртыми объятиями (хоть кто-то!), с порога забросав вопросами о том, что за кипиш в общаге. Естественно, я говорить не стал, потому как не знал. Выпросив чая, который мне сделала Катька, сверкая глазами ещё немного обиженно, я напросился на переночевать. Катька, пофыркав для виду, подъебала насчёт хаты: - Что, Тоха, уже и оттуда выперли? - Соскучился по общаговской жизни! – протянул я в ответ, отставляя кружку чая, плюхаясь на её кровать и укладывая голову ей на колени, а руками нагло ощупывая её тело. Неформалка, давно залипшая на мне, попыталась убрать мою голову с колен, но потом, поняв что бесполезно, да и рука моя на её бедре не давала это сделать, успокоилась, только покосилась на девчонок, которые и так поняли, что к чему, типа спрашивая добро. Комната-то общая, да и всех давно не смущало, что ночью будет происходить на рядом стоящей кровати. Главное чтобы тихо, а кому не нравится, может и прогуляться с подушкой в соседнюю комнату. Общаговская жизнь прекрасна, не правда ли? Я, наверное, буду по ней скучать. Спать улеглись поздно. Из-за расшатанных нервов, насыщенного дня, усталости и тесной кровати (на двоих же делим) секс неформалке обломился, мой член тупо не вставал. Катька битый час уже сосала мне, но он лежал, как старый паралитик. Мне не было стыдно или ещё что-то, я устал, мне похуй. Апатия тяжёлым грузом навалилась на меня. Я смотрел отстранённо на её какие-то механические потуги, слушал наигранные причмокивания и думал о своём. Мысли в голове бродили по кругу как заключенные: вялые, полудохлые, как этот минет, но на редкость яркие из-за имбецила. Вновь и вновь всплывало перед глазами всё, что произошло в палате. Это заёбывало, ведь флешка у меня, что ещё надо? Но видимо, что-то ускользало от меня. Я что-то не понял, не заметил. Додумать я не смог: сосать неформалке надоело. Прошипев что-то типа, какая я сука (можно подумать она не знала), девушка зло отвернулась от меня на другой бок, двинув при этом локтём в и так отбитый имбецилом и лысым бок. - Зато он теперь чистый и блестит, - вяло произнес я, натягивая трусы, за что ещё раз получил в бок локтём и порцию злобного шипения. В конце концов, я ей не обещал трах, она сама придумала и сама полезла мне в трусы. Заснуть я так и не смог. Проваливался временами в вязкую дрёму, но тут же просыпался от собственного дёрганья. Когда за окном начало светать, я вдруг вспомнил, что ключи от моей столичной квартиры остались на хате у Тура. Да и ноут забрать с маминой картиной не помешало бы. Но соваться в халупу опасно. Если пропажу моей же флешки имбецил обнаружил, то вряд ли будет сидеть сложа руки. Флешка… Он спрашивал меня, что на флешке. Почти допрашивал… Мозг словно кто-то резко включил. Нажал на тумблер со словом "вкл.", и он судорожно заработал. Он видел, что на флешке! Поэтому, блядь, урод и спрашивал! Резко сев на кровати и сбросив с плеча голову заворчавшей неформалки, я уставился на стену. Григорьев сделал этот договор не просто так. Папашка (от этого слова меня перекосило) давно не работает с шушерой и крутит свои тёмные делишки. Быков и Лысый работали, вроде, в ментовке, насколько помнится. Они могли с ним пересекаться, а ещё это значит… Скинув одеяло оттого, что стало резко душно, я перелез через Катьку и налил из чайника воды. А значит, они знают, и могут узнать кто на видео! - сделал вывод я. Поставив так и не тронутую чашку громко на стол, я схватил со стола чей-то ноут и включил его. Комнату озарило голубым сиянием, из-за которого Анька, одна из соседок неформалки, проснулась, но потом, увидев меня, сонно похлопала глазами, пробурчала что-то и упала вновь на подушку, засыпая. Пока загрузился комп, я чуть зубы не стёр в порошок. Вставить чёрный пластик было дело секунды. - Давай – нетерпеливо пробормотал я, глядя, как начинается автоматически проверка на вирусы. - Какого хрена? – раздался неожиданно сзади хриплый со сна голос Катьки. Дёрнувшись, недовольно оборачиваюсь, замечая краем глаза, что проверка завершена. - Что за видос? - Сонная Катька бесцеремонно заглядывает мне через плечо, пытаясь заглянуть в монитор, но я успеваю закрыть ноут и вытащить флешку. Её только носа любопытного здесь не хватает. - Майку дашь какую? – спрашиваю грубо я, выдёргивая флешку и недовольно разглядываю полуголую девицу. - Ты на часы смотрел? – всё ещё не проснувшись до конца, томно спрашивает Катька и протягивает обнажённую ногу, поглаживая меня ей по бедру, заигрывая. - Смотрел! – огрызаюсь я, отпихивая её ногу, чтобы встать и найти свои вещи. - Что с тобой, Роевский? – вспыхивает неформалка, обиженно глядя на меня. - Майку дашь? – вновь задаю шепотом вопрос, натягивая джинсы. Катька смотрит на меня в упор, ожидая ответа, но понимает, что не дождётся, встаёт с кровати и, стараясь не шуметь, достаёт из недр встроенного шкафа одну из своих неформальских чёрных футболок с черепами. Майка как раз на меня. Она всегда таскает майки на пару размеров больше, скрывая свою фигуру. - Спасибо. - Ты куда собрался? – отмирает Катька, явно проснувшись. - Надо по делам домой съездить, - прикидывая, что ссориться всё-таки не стоит, тихо, с натянутой улыбкой, произношу я и притягиваю за талию девушку к себе. – Ты же прикроешь меня на парах? Неформалка растекается влюблённой лужицей, прощая мне всё и кивая головой. Фыркая, целую её в шею, скрывая лёгкое пренебрежение. Как можно быть такой дурой, чтобы не видеть и не понимать, что тобой пользуются как вещью? Хотя мной она тоже с радостью попользуется. Я для неё отличный шанс покинуть свою дыру и переехать в столицу. Да, под внешностью броской неформалки скрывается обычная влюблённая наивная дурочка, верящая в сказки. - Вернусь - наберу, - на прощанье мурлыкаю я, и открыв дверь, выхожу в коридор. Покинуть общагу получилось так же быстро и без проблем. Вахтёрша дрыхла на посту, примостившись на двух стульях. Это попасть сюда намного сложнее. На улице с утра очень холодно, а на траве лежит белая роса. Днём будет жарко, но пока в одной майке я мёрзну. Ёжась, ускоряю шаг, чтобы согреться. Флешку посмотреть не удалось, но зато там есть видео. Неформалка же увидела, поэтому мне нужно в столицу, и чем быстрее, тем лучше. Сейчас время играет против меня. Если имбецил видел видео, то вопрос времени воспользоваться им, а мне нужно сделать это поскорее и первым. Про копию, которую он мог сделать, лучше вообще не думать. До вокзала я добрался за полчаса, подъехав на первом городском автобусе. Купив у сонной, разбуженной мною, хамоватой, жутко накрашенной кассирши билет на первую маршрутку, которая отправляется через час двадцать, я двинул по безлюдному ещё пока небольшому вокзалу к ряду сидений для ожидающих. Хотелось кофе и курить немилосердно, но пока все киоски и ларьки были закрыты. Ещё пожрать бы. Зря я отдал часть бабок имбецилу. Вообще, какого хера меня сподвигло на это, непонятно. В принципе – пусть подавится, там всё равно мелочь, да и для пафосу самое то. Устроившись поудобнее на жёстком исписанном чёрным маркером сидении, я закинул ногу на ногу и закрыл глаза. Ещё чуть больше часа ждать. Ненавижу ожидание… Очнулся я оттого, что меня пихали в бок ментовской дубинкой. - Вставай давай! Это не ночлежка! – грубо «поприветствовал» меня высокий, лет тридцати пяти мент, стоя прямо надо мной. Осмотревшись по сторонам, я вспомнил, где нахожусь, и скривился, потирая глаза. За это время народу на вокзале значительно поприбавилось и уже стоял шум и галдеж. Как я так вырубился? - Вставай-ТЕ! – я сразу же решил поставить на место этих уродов, называющих себя милиционерами. - Ваши документы, - спокойно спросил красномордый мент постарше, находившийся чуть сбоку от меня. - Сколько времени? – нахмурившись и спохватившись, спросил я, пытаясь рассмотреть на больших часах, висящих в помещении вокзала, время. - Время показывать документы, - пошутил, Петросян, блин, долговязый мент передо мной, поигрывая дубинкой. Часы показывали уже начало восьмого. Через десять минут моя маршрутка. - Видимо, в следующий раз, а то я на маршрутку опаздываю, - поднимаясь, произношу я заискивающе, натягивая улыбку, и пытаюсь уйти, но мне не дают. Резиновая дубинка перед лицом преграждает путь. - Документы предъяви-ТЕ! – уже громко без фамильярностей говорит долговязый, жуя жвачку. - Я на маршрутку опаздываю, – повторяю я для особо одарённых, и вновь пытаюсь уйти, но меня обступают, не давая и шага ступить. - Предъявишь документы и свободен, - спокойно произносит красномордый, смотря куда-то сквозь меня, белёсыми, мутно-голубыми глазами. - Тогда предъявите ваши. Насколько помню, вы не представились перед тем как потребовать мои документы! – сощурившись, раздражённо говорю я, поглядывая на часы. Долговязый, как мне показалось, счастливо хмыкнул, а красномордый наконец решил осчастливить меня своим бесцветным мутным взглядом. - Забирай его! – бросил своему напарнику красномордый, словно я кусок мяса, и тоже посмотрев на часы, кивнул куда-то в сторону, показывая направление. - По какому поводу?! – уже рычу я. - Представляться будем, а заодно и документы проверим твои! - уже далеко не спокойно говорит красномордый и отворачивается, чтобы уйти. - У меня нет документов с собой, и я опаздываю на маршрутку, - наконец понимая, что залупаться дальше не стоит, произношу я. Красномордый останавливается, осматривает меня брезгливо, и нехотя, будто лимона три за раз сожрал, произносит: - Билет покажи. Второй раз повторять мне не нужно, и я быстро лезу в карман, который оказывается пустым. Обшарив все карманы, я не нашёл ничего, кроме флешки, засунутой в маленький кармашек для зажигалки. Нет ни денег, ни билета. НИЧЕГО! Лицо перекосило от ёбаной несправедливости. Пока я спал, мне какая-то тварь почистила карманы! - Что, нету? – типа сочувствуя и кивая, сука, головой, горит долговязый и радостно уже добавляет: - Значит пройдёмте до выяснения! Рядом сидящие и проходящие люди с любопытством и словно каким-то алчным злорадством наблюдают за бесплатным утренним шоу, отчего у меня просто вскипает кровь в жилах. - Да спросите вы у кассирши! Она ещё дрыхла, клуша, когда я билет пришёл покупать! – почти рычу я ментам, но меня не слушают и ведут в опорняк. - Уроды, вы не имеете права! – чуть не ору я, пытаясь вырвать руку из захвата, на что красномордый, не оборачиваясь, тихо выдаёт: - Закрой рот этому нарику, достал патлатый. Сейчас весь народ распугает. - Запросто! – как и ждал эту команду, отвечает долговязый мент, и мне тут же прилетает профессионально и не заметно для снующего вокруг народа, по почкам резиновой дубинкой, что у меня перехватывает от боли дыхание. Я не один раз был в ментовках и опорняках. Ещё дома. В прошлой, можно сказать, жизни. Попадая туда в основном с друзьями и знакомыми за пьянки и драки, но на долго мы там не задерживались. Нас всегда доставали оттуда по первому моему звонку. Максимум, что я проводил там, - это час. Папаша (или кто он мне теперь), ублюдок конченный, ссался за свою репутацию, и благодаря связям и подвязкам, всегда вытаскивал нас быстро и без последствий, но теперь времена изменились. Сейчас я сам за себя и именно поэтому сижу битый час в грязном, вонючем привокзальном опорняке, любуясь на облезлые синие стены и облезлую, уже местами ржавую решётку. И сколько мне здесь сидеть, неясно, потому что я в привычной глубокой клоаке. Как только меня привели в опорняк, съездив ещё пару раз по почкам за то, что я высказал долговязому всё, что я о нём думаю, меня сразу загнали в какой-то очень маленький заваленный бумагами кабинет, нацепив при этом наручники и оставив ненадолго одного. В это время до меня и дошло, что попал я по крупному. Не успел я подумать о том, что делать и как выкручиваться, в кабинет вернулись менты, которые привели меня и ещё один. Потом всё началось и закрутилось: составление протокола, выпытывание моих данных – возраст, имя, фамилия, отчество, адрес прописки и так далее. Вместо ответов я огрызался, требуя адвоката. Было смешно смотреть на их рожи, если бы это было не так печально для меня. Пробив меня по фамилии, они сразу выйдут на ублюдка-папашу, который ещё не известно как может отреагировать (после договора на хату рисковать я не хочу). Плюс к этому - прописка у меня общаговская, на время учёбы пришлось прописаться, так что к папаше добавится и директор хабзы с последующим исключением. Красота, не правда ли? Менты чуть ли не зубами скрипели от меня и моих язвительных, но умных комментариев (да, их неимоверно позлило, что я знаю наши законы и свои права), особенно когда подсунули протокол на подпись, который я отказался подписывать из-за того, что там не было прописано время задержания. Вырвав раздражённо протокол у меня из рук, красномордый передал его третьему менту, сидящему за старым компьютером, и спокойно, словно делал это не один раз, ехидно сказал: - Савельев, внеси в протокол, что задержанный молодой человек без документов в момент задержания оказал сопротивление и находился под действием алкоголя, отказавшись давать о себе какие-либо сведения. В свидетели возьми Любку - кассиршу и уборщицу. Освидетельствование медицинское приложу позже. От офигения у меня скулы свело, а лицо стало пунцовым. Меня тупо сейчас посадят неизвестно на сколько, и хрен я что докажу. Если так, они имеют право задержать меня на три часа, то с алкогольным опьянением три часа будут считаться только после отрезвления. Поорать вдосталь мне не дали. Сморщившись, словно я муха назойливая, красномордый махнул рукой долговязому: - Липатов, обыщи и уводи эту обезьяну крашеную, а то он достал здесь выёбываться. Я заткнулся, услышав об обыске. Сердце от страха заколотилось как ненормальное. Долговязый же, сука, сразу приступил к обыску, при этом быстро и профессионально нащупал флешку. Вытянув её и положив на стол перед, заинтересованно поднявшим свои мутные глаза, красномордым ментом. Я инстинктивно дёрнулся к столу, но меня быстро остановили ударом в живот. Хмыкнув, мент повертел в руках флешку, и передал Савельеву: - Посмотри что там, и внеси в форму изъятого при задержании. Долговязый, не дав разогнуться, пихнул меня к выходу, чтобы потом, по дороге к обезьяннику, несильно, но унизительно попинать. Тварь! Про меня словно все забыли, оставив мариноваться и беситься от безысходности и злости часа два или три, одного в обезьянике. Мимо по коридору сновали другие менты и дежурный, но меня никто не замечал. Привыкли ублюдки к таким, как я. Правда, когда я попросился в туалет (проорал раз десять), дежурный или кто там устало подошёл к обезьяннику, нацепив вновь на руки браслеты (долговязый их снял перед тем, как закинуть их сюда) и молча, но грубо толкая, отвёл в вонючий сортир. Но всё рано или поздно заканчивается. Долговязый Липатов появился в коридоре, довольный как слон, толкая дубинкой перед собой вонючего хромого бомжа, обвешанного разными пакетами. - А вот и твой новый дружок, знакомься! – упиваясь своей властью и вседозволенностью, проговорил весело долговязый, открывая дверь и толкая бормочущего что-то под свой синий, с кровавой коркой нос, бухого бомжа. - Суки конченные! Я вас всех здесь нагну, как только выйду! – заорал, не сдерживаясь, я и, отходя от воняющего так, что глаза заслезились, бомжа. - Ага, конечно-конечно! Ещё повякай, так и вообще нескоро выйдешь! – мерзко заржав, произнёс беззаботно долговязый и свалил, насвистывая что-то себе под нос. Хотелось рвать и метать от этого попадоса, в котором я оказался, а самое отвратное, что я попался так по-дебильному и тупо. Из огня да в полымя. А ведь так хорошо начиналось. Про флешку я вообще старался не думать. Просмотр ментам ничего не даст, просто видео, на котором двое беседуют. Если не знать, кто они, то не понять вообще ничего. А менты не будут докапываться, кто на видео, да и Соболя они вряд ли узнают. Хотя я себя скорее успокаивал, пытаясь унять мандражную дрожь. Бомж тем временем, не обращая на меня внимания, устроился на жёстких исцарапанных нарах и начал шатаясь скидывать с себя порванные ботинки, оголяя свои страшные грязные покрытые струпьями и ещё неизвестно чем, черные вонючие ноги, чтобы затем залезть на нары и устроиться спать. К горлу от брезгливости подкатил тошнотворный горький ком, а глаза от резкой вони человеческих застарелых испражнений, мочи и немытого тела, заслезились. Вопрос времени теперь, как долго я выдержу играть в молчанку. Менты знают своё дело, и это только начало по ходу. Время в обезьяннике тянулось бесконечно долго, как жвачка. В нашу милую компанию притащили ещё какого-то невменяемого буйного алкаша. И если к вони спящего бомжа можно было притерпеться, то к буйному алкашу, набросившемуся на обоссавшегося и занявшего все нары бомжа, - нет. Дежурный и ещё какой-то мент с ленцой зашли в обезьянник и, не разбираясь, с матами раздали всем пиздюлей дубинками. Не стоит и говорить, что прилетело и мне по спине, потому что я сидел на бетонном полу и не успел подняться. Алкашу рассекли нос, и этот мудак орал без умолку, залив кровью всю камеру, вцепившись в прутья и крича что-то, пока дежурный вновь не появился и не протянул дубинкой по решётке. Алкаш завыл от боли, тут же отцепившись от решётки. По ходу ему сломали палец. Бомж же вообще просто кряхтел, полусидя в своей же луже на нарах. Дальше было ещё круче. Обезьянник пополнялся народом, не лучше предыдущих: пьяные в сопли, облёванные, больной то ли даунизмом, то ли ещё чем мужик, ещё один бомж-попрошайка. Все как на подбор уроды и отребье. И среди них я. Мой личный ад продолжался, с каждой минутой доводя меня до точки, когда я скажу всё, что потребуют, только чтобы меня забрали отсюда. И плевать на папашу и на хабзу. Даже, наверное, тупой имбецил, с хуем в моей заднице и со своим псом намного лучше, чем сидеть здесь и видеть это всё. Следующее появление Липатова и красномордого я встретил, чуть ли не запрыгав от радости. Не запрыгав, конечно, но встав с затёкших ног. - Липатов, давай патлатого, - устало проговорил красномордый, видя оживление в обезьяннике при его появлении. - Начальник, гнида, твои бойцы заебали меня забирать! – заорал какой-то бухой мужик с выцвевшими наколками на руках, глядя на красномордого, но красномордый, не обращая внимания на него, развернулся и ушёл, зато ответил долговязый Липатов – зашёл в клетку, врезал дубинкой, прошипев: - Тебя, быдло, предупреждали не появляться здесь, так что теперь пятнашкой не отделаешься! - Суки ментовские! – зашипел мужик, но вновь отгрёб от Липатова. Уже знакомый кабинет провонял насквозь дешёвым сигаретным дымом и пОтом, но мне он сейчас показался просто великолепным, светлым и чистым, а стул, показавшийся мне вначале жёстким, просто удобнейшим шедевром мебельной индустрии. За почти день, проведённый в обезьяннике, ноги и задница отваливались. В обезьяннике приходилось сидеть либо на корточках, либо стоять, либо сидеть на бетоне. Третьего мента, Савельева, в кабинете не было. За компьютером сидел сам красномордый. Осмотрев меня с ног до головы и, видимо, оставшись довольным, он сунул мне протокол: - Подписывай. Блёклые мутные глазки смотрели за мной пристально, пока я читал протокол. Убедившись, что там ничего не изменилось, ну кроме того, что допечатал Савельев дату и время задержания, я взял ручку и подписал бумажку. Мент хмыкнул. Административка и штраф. Дебил я, надо было не тупить, а сразу подписать и всё сказать. - Хм, всё ерепенился! А поменьше бы трындел, то давно бы покинул нас с меньшим штрафом в зубах, – словно прочитав мои мысли, хмыкнул красномордый и забрал слегка помятый лист. Я сидел у стола, сжав сильно зубы, чтобы не ответить. После проведённого дня в обезьяннике, давалось мне это с колоссальным трудом. – Фамилия, имя, год и дата рождения? – начал задавать монотонно вопросы красномордый, уткнувшись в компьютер. Я отвечал, пока мент вносил медленно данные. - Место учёбы? - задал очередной вопрос мент и посмотрел на меня. - Не учусь. - Буркнул я на зло, а мент снова хмыкнул и посмотрел на меня. - Липатов! - гаркнул мент и пока тот не пришёл я всё же ответил. Смысла утаивать и нет уже. Всё равно узнают рано или поздно. После того, как он узнал что я учусь в хабзе, потянулся к телефону. Набирая номер неизвестно кого, он смотрел на меня изучающим взглядом. - Сергеич, Зычков беспокоит, тут хабзаец у меня один попался. Глянь, у вас он там нигде не попадался? С твоего участка. Я скривился. Решил, значит, пробить сразу, не отходя от кассы. И похоже, что позвонил не директору училища. - … - Роевский Антон Антонович. - …. - Да, подожду. На том конце провода долго ничего не происходило, и Зычков повернулся к монитору. - Вот даже как? – удивлённо проговорил красномордый, отрываясь от монитора. - И за что? - ... – Значит, повезло тебе, - проговорил, усмехнувшись красномордый. - Будешь должен. Приезжай, забирай, а то у меня и так целый обезьянник, а этот и так место занимал весь день. - … - Как обычно. - ... - Жду. Пока. Трубка легла на место, а я напрягся от плохого предчувствия и от суженных, отвратительных блёклых водянистых глаз, которые сейчас меня просто препарировали. - Значит, Роевский Антон Антонович, - как-то тихо, и как-то совсем жутко, проговорил красномордый мент, постукивая ручкой по столу. – Не повезло тебе. Теперь тебе кроме административки ещё и уголовка светит… Спина вдруг взмокла и похолодела. - Какая уголовка?! – пытаясь не сипеть из-за пересохшего вмиг горла, спросил я, приподнимаясь со стула. Вновь мерзко хмыкнув, Зычков прищурился. - За вымогательство. Поэтому ты и уехать решил видимо... Сердце ухнуло куда-то в желудок. - За какое, нахер, вымогательство?! – взвился я, не понимая ничего. - Это тебе лучше знать, - просто сказал Зычков и рявкнул долговязого: - Липатов! Липатов появился сразу, будто сидел за дверью и ждал. - Забирай этого обратно в обезьянник, через час его заберёт Сушко к себе в отделение. – Дал указания красномордый и уткнулся в компьютер. – Дежурному скажи, что все бумаги и личные вещи у меня, пусть зайдут, а то будет, как в прошлый раз. Липатов кивнул и, схватив за руку, дёрнул ошалевшего меня со стула вверх. Уже на выходе я понял, что мне хана. Это статья. И да, я понял за какое вымогательство: какая-то сука из перваков написала на меня заяву. - А можно позвонить? - обернувшись, бесцветно, не надеясь ни на что, спросил я Зычкова. Липатов даже притормозил. Красномордый мент протёр глаза и, подумав с минуту, устало кивнул: - У дежурного. Кивнув в благодарность, я поплёлся с Липатовым, судорожно размышляя по дороге, кому можно позвонить, чтобы мне помогли. Одно дело задержали за мой язык, другое дело уголовка. Дойдя до дежурного поста, я понял, что никому. Номеров, что я знал по памяти, было всего несколько, включая Григорьева, но никто из вспомнившихся мне не поможет. Даже если бы у меня был мобильный со списком номеров, мне всё равно не к кому обратиться. Друзей здесь нет, родственников близких тоже. Те знакомые, кто мог бы помочь, остались в столице, так что зря попросил позвонить. Попросил скорее по привычке и страха, но те времена, когда меня доставали из дерьма, канули в лету, теперь меня по звонку скорее утопят в этом же дерьме или свернут шею. Горько и смешно просто до усрачки, осознавать, что за день проведённый в обезьяннике, я готов позвонить даже тупому имбецилу, чтобы только не возвращаться обратно в заблёванную вонючую камеру с десятком неадекватных алкашей и бомжей и не иметь статью. Липатов притормозил у поста, цыкнув на меня, чтобы не дёргался, а сам начал что-то говорить дежурному. - Звони. У тебя две минуты. Под нос мне сунули телефон. Я даже хотел отказаться, но в памяти всплыли цифры, и я решился. В последних я точно был уверен, а вот в первых сомневался. Взяв допотопный, дисковый аппарат, я стал набирать номер по памяти. Странно, но даже гудки пошли. Трубку никто не снимал, значит, ошибся номером. Видел-то номер его мельком на бумажке с цу. Положив трубку, я отошёл от телефона. - Наговорился? - ехидно спросил Липатов и вернул телефон дежурному. - Тогда пошли, раз наговорился. Смолчав, я поплёлся в опостылевшую до омерзения камеру. Глупая была идея звонить имбецилу, хорошо, что не дозвонился. Апатия и какая-то черная безнадёга накрыли меня. Даже не радовал тот факт, что запись на флешке, которую посмотрел красномордый мент Зычков, была проигнорирована. Запись не посчитали чем-то важным и интересным. Почему-то именно сейчас мне стало плевать на эту запись. Почему - не знаю, видимо, после новости о том, что мне светит статья и что мне некому помочь, я перестал видеть просвет в конце черного туннеля. А был ли он? Моя жизнь стала рассыпаться на мелкие кусочки после смерти мамы, и этого не вернуть. Я сука и ублюдок, который нахер никому не нужен... В душе поселилась чёрная язва, снедающая меня и разрастающаяся по всему организму, словно тот сброд, что сидит в обезьяннике, поделился щедро этой заразой. Уж они-то знают, что просветов не бывает...