Имбецил

Антон. Шею жжёт и колет, а ошейник давит, не давая дышать нормально. Ещё и руки сзади спутаны широким поводком и поэтому занемели от неудобной позы. - Сука… урод… тупой имбецил… Еле просипев ругательства в пустоту квартиры, я перестал трепыхаться, только слегка ослабил поводок на руках и уткнулся устало в грязный пол. Он знает, что на флешке, зачем мне она, и самое главное, КТО на той флешке. Не могу объяснить как, каким чувством, но я догадался об этом, когда он вошёл меня забирать в обезьянник. Ещё унизительно для меня то, что он забрал меня оттуда, хотя мог, и имел полное право оставить. А ещё я сам ему позвонил… Сам! Блядь, зачем я ему позвонил? Мне просто было страшно сидеть там и осознавать, что, блядь, никто не приедет и никто не заберёт меня из той дыры, и что я на хуй никому не нужен! Но он забрал меня оттуда, как какого-то пса, нацепив ошейник и связав руки, как в прямом, так и переносном смысле… Обида и злость на самого себя и обстоятельства, приведшие меня к моему теперешнему состоянию, захлестнули меня с головой, а на губах почувствовался солёный вкус с металлическим привкусом - крови из прикушенной губы и слёз, которые сами по себе бежали по щекам. Если бы он трахнул меня, такого униженного, связанного, с ошейником на шее, особо жестоко, это было бы, наверное, правильно, но этот чёртов урод не сделал этого! И именно поэтому я теперь захожусь слезами и бессильно кусаю губы в кровь. Ему же от меня только трах нужен, так чего он не воспользовался?! Мне было бы теперь проще лелеять в себе отвращение к нему, злость, и чувство мщения, но я не могу… Эгоизм во мне просто вопит, что он урод и тварь, а душа рвётся на куски от обиды, жалости к себе и.... и блядской благодарности к нему, потому что он забрал меня! Тупой имбецил! И я тупой! Сам виноват. Зачем я ему позвонил! Полежав ещё минут двадцать и успокоившись, я попытался снова высвободить руки. На этот раз мне это удалось. Я не рвался из пут, как первый раз, а попытался аккуратно высвободиться, и у меня получилось. Встав на колени и шатаясь, как моряк после качки, я поднялся и пошёл к разворошенному, покрытому перьями дивану, по дороге снимая с шеи металлический строгий ошейник-цепь. Упав на диван, от усталости и внутренней опустошённости я провалился в вязко-серую муть сна, от которой просыпался, дёргаясь, весь мокрый, но потом тут же вновь проваливаясь в страшный, засасывающий водоворот то ли сна, то ли бреда, поэтому когда меня кто-то пихнул в плечо, я не сразу понял, где нахожусь и что происходит. - Вставай! – чуть заплетающимся языком прохрипел Тур, обдавая меня запахом перегара, спирта и тонким ароматом какого-то одеколона. Я во все глаза, с громыхающим от испуга сердцем, рассматривал бухого, помятого, опухшего, небритого, с красными из-за полопавшихся сосудов, с невменяемыми глазами Быкова, стоящего надо мной, и всё ещё не верил в реальность, подозревая что это сон. - Чё уставился! - рявкнул Тур и, залепив затрещину, схватил за волосы и потянул вверх. – Не понял, что ли?! Вставай, выблядок! Я зашипел от боли и вцепился ему в руку. Мне показалось, что он сейчас с меня скальп снимет живьём, но как только я сел на диван, волосы отпустили. - Спайк, ко мне! – вдруг рявкнул Тур так, что меня оглушило, и из коридора тут же выбежал рот и, подбежав к хозяину и усевшись у его ног, чуть заскулил. Почему-то именно сейчас вспомнилась история о том, что псина не любит громких разговоров и пьяных людей, хотя после того, как Имбецил обмолвился в столице, что пёс служебный, это всё могло вполне оказаться враньём. Но даже если и не враньё, то собаки не любят пьяных, а этот слушается Тура и ластится. Я наблюдал за имбецилом, и почему-то не хотелось ни огрызаться, ни вообще что-то говорить, будто вчера из меня вынули все внутренности вместе с мозгом, заменив их каким-то подобием. Тур своей огромной лапой ласково потрепал ротвейлера по голове. - Молодец, мальчик! – похвалил он пса, и в его голосе послышалась нежность. Рот тихо заскулил, прижимая уши-тряпочки к голове, подставляя башку под большие руки и пытаясь розовым языком дотянуться до них и лизнуть. Я же завис от действий Тура. Показалось, что всё это не предназначено для моих глаз, а я подсматриваю. Фыркнув тихо своим мыслям, я отвернулся к окну, за которым уже было светло. Быков резко вскинулся, словно вспомнив обо мне, и его настроение тут же поменялось. Его раскосые глаза выглядели очень жутко, а на полных губах появился оскал. Резкое движение - и лапа, которой он только что гладил пса, сжимала теперь меня за шею. В нос ударил запах перегара. Рот, подпрыгнув радостно, и зашелся лаем. - Решил задушить? – просипел я, глядя в бешеные глаза Тура. - Закрой рот, пока я опять не надел на тебя строгач, – захрипели мне в ответ, а его взгляд устремился мне на шею. Сглотнув, я замер. Быков был в неадеквате, ещё и пьяный. Злить его не хотелось – моя шкура, как ни странно, ещё дорога мне, а именно сейчас он мог сделать то, что сделал вчера - нацепить строгач. Зато теперь я понимаю, почему рот не любит ошейник, а этот особенно. Хватка на шее ослабла и Тур, невесомо почти, провёл грубыми шершавыми пальцами по моей вспухшей шее, словно лаская. - Тур, ты здесь? – раздалось из коридора, и в комнату вошёл одетый в деловой костюм улыбающийся белозубо Димон. Дёрнулись на голос мы одновременно, а Тур ещё и лапу свою одёрнул. Я сразу не узнал лысого. До этого он всегда был одет в джинсы и футболку, а теперь словно преобразился, и вообще, выглядел презентабельно и дорого. Меня даже скривило от его внешности. Сколько пафоса в его дорогущем костюме, начищенных до блеска туфлях и ключах от машины в руках. Тянет на "потошнить". Улыбка Димона, после того как он нас увидел, сползла с лица, словно кислотой кто плеснул. Взгляд его стал колючим, а между бровей пролегла складка, когда к нему повернулся Тур. Они смотрели друг на друга, как два пса, делящих территорию, пока Димон не отмер, втянул воздух сквозь зубы и не сделал шаг. - Тур, что за… – вопросительно и немного неуверенно спросил-сказал Димон, уже разглядывая меня и мою шею. - Место, - властно, не сводя взгляда с Димона, приказал напрягшемуся и чуть зарычавшему на Димона псу, Тур. - Нам надо поговорить, - взяв себя в руки, процедил Димон, наклонив лысую голову чуть вперёд и сжав кулаки. Быков ему не ответил, повернулся к замершему мне и, поджав губы, прохрипел: - Тебе десять минут на сборы. Я тоже промолчал и не ответил, да этого и не требовалось. Тур отпихнул меня и направился к лысому, напоследок дав команду Спайку сидеть. Ещё с минуту я оставался на месте, пытаясь понять хоть что-то, но не получалось. В голове спросонья была каша, а ещё стало мутить. Поднявшись, я чуть не споткнулся о пса, но в последний момент успел его обойти. В коридоре я остановился. Из-за приоткрытой входной двери доносились голоса Быкова и лысого, и эти двое явно срались. - … Тур, что, блядь, за херня?! Решил его реально прикопать? Я даже дышать перестал от подслушанного. Тот, кто сам хотел меня "прикопать" и сделать наркозависимой шлюхой, теперь защищает? Очень интересно, с какого хера мне такая радость?! - … Это не твоё дело! – прорычал глухо Быков. - …Тебе нельзя бухать... – дальше Лысый стал говорить тише и слов было не понять, только обрывки фраз и интонация. - … Я тебе сказал. Это уже не твоё дело, так что съеби с дороги, ДРУГ! - Последнее слово Быков выделил особенно чётко. - … А то что?! – зашипел громко Лысый, и в ту же минуту послышался глухой удар о стену. - … Я тебя предупреждал! – зарычал Тур. - … Блядь! Ты мне нос сломал! – сдавленно прошипел Димон, явно схватившись за нос рукой. Дальше слушать я не стал. Отчего-то на душе вдруг стало хорошо. Хотя почему отчего-то? Лысый умылся кровушкой. Говнюк! Надеюсь, что пока я схожу отлить, они вообще поубивают друг друга. Быстро сделав дела, я пошёл в ванную умыться, а заодно посмотреть, что с моей физиономией. Увиденное в зеркале меня не порадовало, особенно шея. Она вспухла и была сине-красно-фиолетовая, а кое-где виднелись точки и царапины от шипов с каплями засохшей крови. Даже морда с синяками, ссадинами, разбитой губой и тёмными кругами под глазами выглядела приличней, чем шея. Волосы так вообще сейчас представляли собой сбитый и грязный нечёсаный клок, похожий на засаленную паклю. Содрав порванную, пропахшую пОтом и бомжами майку и кинув её на пол, я посмотрел на живот и рёбра: там расплывались большие, синие, жёлтые, красно-коричневые, как радуга синяки. Вот почему у меня всё болит. Тур постарался от души. Засунув голову под кран, я простоял так минут пять, пока не замёрз под струёй холодной воды. Зато мозг стал работать. Взяв единственное полотенце, я аккуратно, чтобы не тревожить все ссадины и синяки, стал промокать лицо, шею и волосы. Дверь в ванну резко открылась, являя бешеного накрученного Тура. - Пять минут вышло, – прохрипел он, уставившись на мою грудь и живот, где расцветала, переливаясь разными оттенками, его работа. Он громко засопел, не сводя с моего тела тяжёлого, хмельного взгляда, что мне даже захотелось позорно закрыться полотенцем, но я так и остался стоять. Пусть смотрит. Вдруг совесть проснётся. - Если не напялишь майку - поедешь так… - отмер Тур и поднял свой взгляд на лицо. От тёмных, невменяемых глаз по спине пробежались мурашки, язык прилип к нёбу, а пальцы стало покалывать тонкими иголками страха. Он опасен - зазвенело в голове. Я дёрнулся и сглотнул. Мне показалось на миг, что кто-то порвал его человеческую оболочку и выпустил наружу давно сдерживаемого дикого свирепого зверя, готового порвать за малейший протест или провинность. Моргнув и прогнав знакомые панические нотки страха, накатывающие на меня, я глубоко вздохнул. Бред. Это человек, а не зверь. Пьяный и злой. - Куда мы едем? – глядя прямо в тёмные глаза, спросил я, замерев и не делая никаких резких движений. - Куда скажу, туда и поедешь. - Коротко и ясно, что слов нету. Недолго постояв, Тур всё же разворачивается и уходит, хлопнув дверью так, что у косяка осыпалась штукатурка. Заскрипев зубами от безысходности, я отшвырнул полотенце и вышел. Да поеду. И пока не пикну, потому что я теперь полностью завишу от него, и только он может отмазать меня от статьи и срока, который мне пообещал вчерашний следак. Ещё и флешка снова у него… Найдя какую-то скомканную футболку у шкафа, я напялил её и прошёл на кухню, где сидел, развалившись на табуретке, Тур и пил из горла вискарь. Я содрогнулся от омерзения. Как он может хлебать его так, ещё и с утра? Вытерев с щетины протёкшие янтарные капли и ничуть не сморщившись, Тур поднялся, и взяв бутылку, подошёл ко мне, сверля тёмным взглядом, а потом наклонился, так, что я еле удержался, чтобы не дёрнуться, и обдавая запахом вискаря, тихо, безэмоционально, констатируя факт, хрипло, так что пробрало до позвоночника, проговорил: - Ты выглядишь, как распоследняя опущенная, бомжеватая шлюха с вокзала. От его слов меня приморозило на месте, и перекосило, а на языке, кажется, впервые за всю жизнь не вертелся едкий ответ. Меня это задело. Задело по живому. А ведь он отчасти виноват, что я так выгляжу! И я сам виноват в этом не меньше... Всю дорогу в машине я думал над этим, даже плюнув, что Тур бухал за рулём вискарь. Пускай бухает - раньше сдохнет. Да, я как шлюха, да, как бомж. Да, вообще я редкостная мразь. Вчера в обезьянниках мне было о чём подумать, а ещё и посмотреть на что. Картинки вчерашнего ужаса всплывали перед глазами. За день в привокзальной ментовке кого я только не увидел, и всех их объединяло одно: они все упали на низ, самое дно человечества, или падают с такой скоростью, что остановить это падение невозможно. Деградация человека из нормального в существо, пропахшее насквозь мочой, калом, алкоголем, наркотой, дешёвым табаком, вшами, гноем, грязью и кислой мутью страха за свою бренную, трясущуюся, насквозь прогнившую шкурку, оказывалась для многих быстрой и часто бесповоротной. Самое смешное, что я не увидел ни одного нормального человека в обезьяннике, все были уже существами из низов. Кто-то чуть больше, кто меньше. Как и я. Вчера меня это пугало, и я не принимал внутренне всё, но сейчас, после слов Быкова всё стало на места. Менты - это те, кто каждый день ловит и приволакивает на сутки этих падших существ. Они словно ищейки с острым нюхом и чуткими ушами, чуют свою добычу за версту. Чуют запах разложения человека. У них это выработано до автоматизма, на инстинктах, а Тур бывший мент, насколько я знаю, и он чует уже во мне приторно-сладкий запах гниения и разложения, и я это знаю. Ведь я никогда не скрывал, что я редкостная сука, эгоист и мразь. Я уже качусь вниз по наклонной на приличной скорости, и мимо проходящие люди сливаются в серые пятна и воспринимаются врагами или чем-то несущественным, но тем, что можно использовать в своих целях… Машина остановилась, вернув меня в реальность, и Тур, хлебнув ещё раз из бутылки, выволок несопротивляющегося меня на улицу. Мы стояли у входа в общагу. Вслед за мной он открыл дверь и роту, который с радостью выпрыгнул на улицу. - Охранять, мальчик, - вновь с нежностью в голосе дал команду Спайку Тур и, схватив меня за шиворот, потянул ко входу в общежитие, у которого уже столпилась приличная толпа народу, куря и шумно переговариваясь. Как только мы поравнялись с ними, все вдруг замолчали и уставились на меня и Тура, как на последнее пришествие. Конечно, такое шоу! Да ещё бесплатное и с утра! Проходя мимо толпы, никто и рта не раскрыл, нас просто проводили сверхлюбопытными, мерзкими взглядами до входа и всё, хотя о чём говорить - даже вахтёрша не вякнула ничего, стоило только Туру на неё посмотреть, она тут же прикусила язык. Я смутно начал догадываться, куда мы идём (меня волокут), когда свернули на втором этаже. Перед знакомой дверью первогодок Тур остановился, громко сопя, и прижал меня к стене, хватая за подбородок и заглядывая мне в глаза. - Вякнешь – пожалеешь, – через некоторое время медленно, совершенно трезво проговорил имбецил. Вот и всё напутствие, потом, не стесняясь, Быков просто открыл (почти с ноги) дверь и с силой втолкнул меня в комнату, в которой все четыре первокурсника замерли каменными изваяниями в шоке, кроме одного, который сейчас хлебал кофе полусидя на кровати и лазил в мобильном гаджете. Не местный - столичный. Телефон - яблоко последней модели. Такой себе только Валечка Остапенко, мой колхозный одногруппник позволить мог, благодаря родакам. У меня такой же валяется где-то без симки. - Кто из вас Завьялов? – спросил Тур, хотя давно уже смотрел на наглого, выделяющегося из присутствующих, пацана с телефоном, явно вычленив из толпы первогодок, и который до сих пор только мельком глянул на нас, словно ему нет до нашей колоритной парочки дела. - Ну, я, - всё же ответил через некоторое время с ленцой пацан, отхлебнув кофе и наконец соизволив поднять глаза на Тура, а потом посмотрев на меня, при этом по издевательски растянув губы наподобие улыбки. - Свалили все, - коротко рыкнул Тур на остальных пацанов, которые тут, же похватав свои сумки, направились к выходу, кроме замешкавшегося одного – дурака одувана, который и дал мне эти чёртовы деньги. Сложить два и два я умел всегда, и поэтому всё стало на свои места. - Стой! Это же ты! – неожиданно громко рявкнул я на одувана, сделав к нему рывок, и он вмиг вытаращился на меня испуганно и замер, как мышь под метлой. – Ты же сам отдал мне бабки! Тогда какого чёрта... - Отвали от него! – подскочил с кровати наглый первогодок. – Или я тебе мало проблем устроил, козёл?! Тур, молчавший всё время и наблюдавший за нами, как за мышами сделал шаг ко мне и, схватив меня за шиворот, притянул к себе. - Я тебя предупреждал, чтобы ты заткнул пасть? - вроде как с угрозой, но не как обычно, медленно прохрипел он, и мне при этих сопляках, прилетело кулаком в живот. Не сильно прилетело. Неожиданно. Схватившись за живот, я упал на пол, пытаясь вздохнуть. Он попал в какой-то синяк. Из-за застилавших глаза слёз я мельком увидел дёрнувшегося одувана и как радостно осклабился наглый малолетка Завьялов, шикнув при этом на одувана: - Иди отсюда - я сам разберусь! - Вставай, – прорычал не злобно мне Тур как только за одуваном и всеми лишними закрылась дверь. - Чем обязан? – пафосно произнёс первогодок, рисуясь и поэтому скрестив на груди руки, при этом глядя на меня с довольной ухмылкой, как только я поднялся. - Поедешь с нами и заберёшь заяву, - заявил прямо в лоб Завьялому, нагло, без всяких предисловий Тур. - С чего бы это, дядя? - наигранно-удивлённо спросил Завьялов, приподняв бровь и смерив Тура взглядом с головы до ног. Рычание и сопение Быкова наверное только меня насторожили и заставили занервничать, потому как пацан продолжил: - И вообще вы кто будете? Папаша, что ли, этого вымогателя? Завьялов глумился, совсем не чувствуя того, что сейчас этот имбецил может запросто порвать его на куски и выбросить в окно. В принципе я с Туром был здесь солидарен – сам бы порвал этого дебила мелкого. - Сколько? – как-то вальяжно вдруг спросил Тур у этого нахала, удивив меня до нельзя. - Решили баблом отделаться? – ещё радостней и глумливей произнёс Завьялов. – А как же моральный ущерб? - Сколько?! - уже явно теряя терпение, вновь спросил пьяный Тур. - Пусть просит прощения и пять штук, - усмехнувшись, произнёс, немного подумав, ублюдочный малолетка и, глядя мне в глаза, добавил, уточняя: - Пять тысяч баксов за моральный ущерб. У меня от такой наглости лицо перекосило, и я не выдержал: - Да ты охуело, чмо?! Тур прямо как ждал, что я сорвусь и кинусь к этому мелкому бить морду, поэтому не раздумывая, опять внезапно сбил меня с ног ударом локтя в бок и, схватив за многострадальные волосы, потянул вверх, что я уже не зашипел, а взвыл от адской боли, а чтобы я не подумал рыпнуться и подняться на ноги, он ещё и стал мне за спину, хватая руку и заламывая её, но не сильно, а почти нежно, я бы сказал. - Ты сейчас будешь просить прощения, усёк, патлатый? – как для дурачка, выделяя каждое слово, опаляя горячим дыханием и ароматом вискаря, произнёс на ухо мне Быков, на что я смог только кивнуть. Хватка ослабла, и я увидел малолетку, который успел отойти от нас подальше, к окну. И что самое удивительное: на лице Завьялова промелькнул страх, а уже потом самодовольство. Конечно! Он не ожидал, что извинения будут приносить на коленях! Наверное, именно это придало мне хоть какой-то уверенности, и я еле слышно, прошипел: «Извини». В комнате повисла тишина, и я уже был уверен, что Тур сейчас скажет: «Громче», - и втопчет меня окончательно в грязь перед этим малолетним ублюдком, но он снова довольно жёстко произнёс: - Достаточно. - Тебе же достаточно, сопляк, его извинений?! – тихо, с какой-то странной интонацией спросил Тур у Завьялова и, не дожидаясь ответа, сделал пару шагов вперёд. - Да. Да... – чуть запнувшись, всё же ответил сопляк. - Тогда подбери зад и вали забирать заяву. - А деньги? – вновь прорезалась наглость у Завьялова, который уже переместился ещё ближе к своей кровати, типа она его спасёт от имбецила. Наивный. - Я не брал у него бабки! – не выдержал я и вставил свои пять копеек. Тур, как в замедленной съёмке, повернулся ко мне, и по его взгляду я понял, что мне пиздец, но он, как ни странно, ничего не сказав, развернулся обратно к Завьялову. - Заберёшь заяву, мразь, и получишь деньги, - процедил Тур и, развернувшись, подошёл ко мне, чтобы схватить за майку и вздёрнуть вверх с колен. – А тебе я, сучонок, челюсть сломаю. Уже вытолкнув меня за дверь, Быков задержался, прикрыв дверь, чтобы я не слышал, но до меня всё равно донеслись его слова: - Через час не заберёшь заяву, жадная мелкая падаль, сделаю с тобой то же, что и с ним. Это касается и денег – узнаю, что не у тебя он вымогал – вылетишь отсюда со статьёй и долгом в десять штук лично мне за потраченное время. А я постараюсь узнать. Отойдя от двери чуть подальше, я прислонился спиной к стене и потёр шею, которая стала зудеть. Руки мелко дрожали, а в висках стучало и шумело. Во мне бурлило столько эмоций, что разобрать я их не смог бы при любом желании. Это просто бешеный коктейль. Я даже пытался вновь вычленить из этого коктейля ненависть к Туру, но не смог. Этот тупой имбецил вроде поставил меня на колени перед наглым малолетним придурком, унизил в который раз, втоптал в грязь, и… и бля, провернул всё так, что я уверен, что сопляк заберёт заяву. Намерения Тура, там в комнате, были прозрачны и понятны, а я явная демонстрация меня побитого и униженного на коленях испугает кого угодно. Только за всей демонстрацией только я мог понять что всё происходящее фарс чистой воды. Игра. Единственное, что я не мог понять, так это про деньги, он что, реально собирается их отдать, или это тупой ментовский развод? Челюсть неприятно заныла. Если не развод, то эти пять штук повиснут на мне мёртвым грузом. Именно этот момент выбрала неформалка, чтобы подкрасться ко мне и заорать на весь коридор: - Роевский, какого хрена, мать твою, творится?! Скривившись от её вопля, я уже хотел сказать, чтобы она так не орала, но из комнаты уже вышел Тур. Не обращая внимания на шокированную моим видом Катьку, он, схватив меня за плечо, потянул на выход, но впереди встала разъярённая неформалка. - Куда ты его тянешь, мудак? Или думаешь с корешом со своим тут понты покидал, повыспрашивал, и всё можно?! – нагло зашипела Катька. Быков остановился и поднял тяжёлый взгляд на неформалку. Я заметил, как у него сжалась рука в кулак, на шее выступили жилы, а ноздри раздулись, как у быка. Мне даже стало интересно, чем это всё закончится, но и здесь Быков меня разочаровал, он просто грубо оттолкнул её, опешившую, и потянул меня на выход под вопли Катьки и угрозы. - Не лезь, я сам разберусь! - только и успел сказать я, обернувшись к красной и злой неформалке, за что получил несильно по шее. Народ у общаги рассосался. Неудивительно: все свалили на пары. На разогретом уже почти летним солнцем асфальте у машины сидел Спайк, вывалив розовый длинный язык, ожидая хозяина. Только сейчас я заметил, что вокруг всё давно распустилось и буйствовало зеленью, будто я пропустил месяц и время выпало из моей памяти и реальности. В машине Тур набрал какого-то Сушко, сказав, чтобы тот ему отзвонился, когда Завьялов заберёт заяву. Не знаю, что спросили на том конце, но замолчав ненадолго, Быков довольно резко сказал про какого-то Вано, что он всё решит с работой, и отключился. В машине густой патокой повисла давящая на уши тишина. От имбецила после разговора прямо пёрла ярость и неуёмная звериная злость. Я пожалел, что сел спереди. Лучше его псина, но что сделано, то сделано. - Мне нужно в хабзу, - сипло и осторожно, стараясь, чтобы мой голос не задрожал от той угнетающей атмосферы, что повисла в машине уже довольно долго, произнёс я и на всякий случай посмотрел на ручку двери и блокировку. Отпустив руль, Быков поднял на меня бешеный, какой-то даже, как мне показалось, немного больной, по-бычьи блестящий взгляд. - Ты, кусок патлатого дерьма, пойдёшь туда… - начал медленно он, с каждой секундой повышая децибелы и рык. – … когда я скажу. Понял?! Я не успел дёрнуть ручку машины, как щёлкнула блокировка двери, а на щетинистом лице расплылась жуткая ухмылка. От него пьяного я никак не ожидал такой скорости и реакции. Схватив меня за грудки, Имбецил притянул меня к себе и угрожающе, всё ещё держа в зрительном контакте переспросил: - Понял или нет?! - Да! – скривившись от запаха алкоголя, громко ответил я, и меня тут же отпустили. Он тоже поморщился, наверное, болела рука – вот и отпустил сразу. Тур завел машину, и мы резко рванули с места. Тяжёлый зад бмв занесло, раздался мерзкий визг шин и из-под колёс повалил дым. От комментария я поостерегся. Он бухой и в неадеквате, и вполне может выкинуть меня на ходу. До дома, слава Богу, мы доехали живые, хотя волновало это, скорее всего, меня только одного, имбецилу было просто до фонаря. Единственный, кому и понравилась эта поездка, так это ротвейлер. Псина высунула морду в окно и радостно хватала сильные, кажущимися упругими потоки ветра своей огромной пастью. В отличие от Спайка, я сидел в прострации, гоняя в мозгу всё произошедшее. Если бы не менты на вокзале, мне бы всё удалось, но вот это «если бы» бесило. Это как идти по ровной, гладкой дорожке, а затем с разгону угодить в незаметную, присыпанную листьями, глубокую чёрную рытвину. И теперь я лечу вниз, не видя конца. Сказать, что всё дерьмово – ничего не сказать. Есть, конечно, плюс во всем происходящем, что Быков меня отмазал от статьи, но чёрт, ведь это не просто так! Я не знаю, что от него ожидать. Я сейчас вообще в раздрае. Сначала эта хата и договор – но это я могу понять, мы, прямо скажем, сразу с ним не поладили и с его псиной, и он нашёл способ подобраться к Григорьеву, но сейчас? Трах? Глупо. Моя худосочная задница не стоит того. Я даже вслух фыркнул и скривился от мыслей, за что тут же заслужил оценивающий пьяный взгляд. Не доезжая до подъезда, машина остановилась. - Выходи, - хрипло процедил Тур, не глядя на меня и сжимая руль до побелевших костяшек. Я схватился за ручку и собирался выйти, но меня остановил Тур, схватив за рукав. - Забери Спайка. Стиснув зубы так, что свело скулы, я кивнул. Как только туша рота оказалась на земле, дверца хлопнула, а бэха стартанула с места. - Тупой имбецил! – прошипел я и сплюнул под ноги, глядя на севшего напротив меня рота. Рот, типа поняв, что я ругнулся на его тупорылого хозяина, глухо зарычал. Мысленно плюнув ещё и на пса, я устало поплёлся к подъезду. Я даже дошёл до него, когда рот, шедший за мной (я слышал цокот его когтей по асфальту), рванул мне наперерез, громко и пронзительно лая. Моя реакция была предсказуемой – я замер, как тушканчик перед удавом, уставившись огромными глазами на оскаленную пасть. Сердце привычно сделало кульбит, а в мыслях проскользнуло: «Он сейчас нападёт!». Псина, словно поняв моё состояние, заткнулась и стала, расставив широко передние лапы, на манер своего хозяина. Прикрыв глаза, я громко сглотнул. - Ты же не тронешь меня? – открыв глаза и подрагивающим от страха голосом, как идиот, спросил я пса. Псина ещё раз коротко гавкнула и стала медленно приближаться ко мне. Я взмолился всем, кому не лень, даже соседям, которых ни разу толком и не видел в этом доме, зажмурился, пока не почувствовал, что меня потянули за штанину. Глаза сами распахнулись. Псина, а это она меня тянула, отпустила мокрые обслюнявленные джинсы и проворчала что-то, облизывая свою коричнево-черную пасть. Я ещё раз осмотрел ногу и псину, и уже уверенней, но ещё больше по-идиотски, вслух спросил: - Ты хочешь гулять? Ответа я не услышал, что естественно, зато рот повернулся ко мне задом и потрусил вдоль дома к парку, виляя своим толстым чёрным задом. Мне не осталось ничего, как пойти за ним следом. Кто кого выгуливает - вопрос, хотя я бы с радостью сейчас пошёл домой и завалился спать. Рот измывался надо мной добрых часа три, не меньше. Он обежал весь район, не давая при этом мне остановиться или развернуться и уйти (я порывался много раз!). Как только я останавливался или сворачивал, этот монстр появлялся из ниоткуда и начинал кружить медленно около меня, с каждым разом сужая круги, словно загоняя добычу. Все свои действия он сопровождал рыком и глухим утробным лаем, пока я не впадал в ступор, блея что-то нечленораздельное себе под нос и пытаясь успокоить учащённое сердцебиение, хватая при этом ртом воздух как рыба. Мне уже стало казаться что рот понял мой страх к нему и пользовался им вовсю, развлекаясь, в то время как я не мог сделать ничего. Эта псина, как и хозяин её, использовала меня, ведь когда я впадал в ступор, Спайк переставал рычать или лаять, подходил ко мне и тёрся мимоходом своим боком о ноги, чуть не роняя меня, или просто садился и смотрел чуть повернув голову набок, чтобы потом встать и медленно бежать в ту сторону куда ему надо. Я даже могу голову на отсечение отдать, что видел в тёмно-карих глазах пса искорки веселья и радости. И это пиздец просто! Когда роту надоело бегать по округе и гонять меня, он нашёл огромную дубину, бывшую ранее деревцем, и притащил мне её в зубах, намекая на то, что я должен с ним поиграть. Из принципа я его проигнорировал. Зря. Рот, перехватив дубину поудобнее, обежал меня и встал на узкой дорожке сквера. «Выплюнув» бедное деревце, Спайк склонил к нему пасть и, глядя мне в глаза, зарычал предупреждающе. - Что опять пугаешь, как твой тупой хозяин-имбецил? – зло и язвительно спросил я у пса, не намереваясь больше плясать под его дудку. Рот жутко оскалился, демонстрируя набор острых белых клыков, всё так же не поднимая морды, приподнял свои уши-тряпки и, как мне показалось, у него даже встала короткая шерсть на загривке дыбом. - Я больше не дам тебе развлекаться за свой счёт. Понял?! Псина на мой вопль души, от которого шуганулись вороны с высокого тополя, зарычала а потом стала бросаться на меня. Как ни странно, ступора не случилось, хотя внутри всё колотилось и скакало. - Нет, – упрямо проговорил я, сжимая кулаки и глядя на то, как рот подбегает ко мне – скалится, отпрыгивает, и потом вновь приближается. Остановившись после моего категоричного «нет», Спайк замолчал, разглядывая меня. Понял, что я его уже так не боюсь? Постояв с минуту, пёс развернулся, чтобы через секунду притащить в зубах брошенную на дороге дубину. Я наблюдал за происходящим и офигевал. Спайк принёс дубину к моим ногам и, положив её, улёгся сам, вывалив набок длинный розовый язык, тяжело дыша, и разглядывая меня из-под своих коричневых бровей. Выглядело это вроде как просяще, если бы не его нагло и вальяжно развалившаяся туша посреди дороги и поблёскивающие клыки из-под черной губы. Вот не сука ли? Постояв и решив, что эта всё же обладающая зачатками какого-то интеллекта (да, я согласен, что эта тварь умная, а ещё и хитрая тварь!) сволочь хрен пойдёт домой, я медленно нагнулся и взял деревце в руку. Спайк, по идее, должен был встать и радостно завилять жопой со своим обрубком, но эта скотина только проследила лениво взглядом за моими действиями, типа это я только что хотел бегать и грызть этот кусок бревна с корнями и, встав, мотнула башкой, что меня обрызгало его слюной. - Фу! – зашипел я, вытирая лицо. В этот момент рот схватил палку, все ещё находящуюся у меня в руках, и потянул так, что я грымнулся на колени. Я даже возмутиться не успел, как эта скотина подбежала ко мне и начала лизать своим мерзким шершавым языком. Домой я возвращался со сбитыми черными от грязи коленями, зелёной задницей от травы, в слюнях, усталый и злой как чёрт. Спайк всё же заставил (да, именно заставил!) меня играть с палкой, уронив на зад при этом пару раз, поэтому ноги я чуть тянул, в отличие от довольного рота, который летел впереди меня. Машины Быкова у подъезда не было ещё, и я отчего-то выдохнул с облегчением, не обратив внимания на другую тачку, поэтому опешил, потому что на этаже нас встречал Димон с опухшим, заклеенным носом. Я не успел подняться до пролёта, как этот лысый мудак, уперев руки в перила, спросил: - Где Тур? - Без понятия, - вяло огрызнулся я, продолжая подниматься по ступеням к своей двери, где уже сидел и ждал меня рот. Лысый молчал, хотя мой ответ ему явно не пришёлся по вкусу. В квартиру меня втолкнули в спину вслед за забежавшим псом и за шиворот потянули на кухню. - Где вчера он тебя нашёл? Отвечать ему уж точно я не собирался, да и задолбали таскать и пинать меня. Удар ногой лысому пришёлся по голени, а рукой в живот. - Блядский выродок! – зашипел сквозь зубы Димон и двинул на меня. - Что, мало тебе по морде съездили с утра, мудак?! – зарычал я, а сзади меня на кухне залаял Спайк. Не знаю, почему я решил, что псина меня спасёт или защитит, но я отступил из коридора на кухню, где и лаял рот. Лысый просёк мою уловку, но всё равно притормозил. Рот заткнулся, а Димон тихо с угрозой проговорил: - Ты мне всё равно расскажешь, где он тебя вчера нашёл. - А то что? – ядовито поинтересовался я, подойдя к самому окну. – Сам в лесочке прикопаешь?! Да? Что-то ты с утра против был! Димон заскрипел зубами. - Я лично и прикопаю, если ты мне не расскажешь всё… Звонок в дверь прозвучал уж больно громко и зловеще. Рот, залаяв, унёсся туда, этим и воспользовался лысый, преодолев быстро до меня расстояние, припечатывая задом меня к подоконнику и делая захват на моей многострадальной шее. Я забарабанил кулаками по его твердому, просто каменному торсу. - Ты сейчас без лишних движений откроешь дверь, а потом ответишь на мои вопросы, гнида, - тихо и быстро произнёс Димон мне в лицо, и как только я сморщившись, кивнул, отпустил, похлопав по щеке, и направился к дверям, где надрывался звонок. Вместе со Спайком. - Сука лысая, - прошипел я, вслушиваясь в происходящее в коридоре. Ничего толком я не услышал из-за звона в ушах, поэтому повернулся к окну лицом и увидел, как припарковалась черная бэха Быкова у подъезда. Именно поэтому я пропустил момент, когда на кухню зашёл Димон, ведя впереди себя пунцового одувана? - К тебе пришли! – криво улыбнувшись, проговорил лысый, подпихнув щуплого малого на кухню и оставаясь в дверях, чем и сдержал всё ещё рычавшего и фыркавшего Спайка в узком коридоре. Рот недолго фыркал и рычал. Его бархатные уши-тряпки поднялись, а сам он подобрался. Услышал своего имбецила? Я сам фыркнул и уже уставился на пятнисто-алого одувана. - Чего припёрся, я тебя не приглашал в гости, – недовольно произнес я, глядя, как это белое недоразумение, с огромными глазищами, прикусив губу, попыталось скосить глаза на стоящего в дверях лысого. - Я… Я… Я - проблеял одуван, заикаясь и почему-то прямо скукоживаясь на глазах. Даже его белые тонкие руки-веточки, с ярко выделяющимися голубыми прожилками вен, стали, как мне показалось, пунцовыми и задрожали. - Последняя буква в алфавите. Если это всё – вали, – не выдержал я, сам начиная нервничать и злиться. Тур сейчас припрётся. Малой даже вздохнул, как мне показалось - с облегчением, пока не вмешался лысый. - Стоять. Одуван дёрнулся и, о диво, затараторил: - Я извиниться пришёл. Я не знал, что он так сделает и заявление напишет. И узнал я только сегодня, когда вы пришли! Честно! Я сам пойду к директору и в милицию и скажу, что я сам тебе дал деньги! Он не специально! А я на работу пошёл вечером, поэтому только сегодня и узнал! Извини, пожалуйста! От потока информации, этого рьяного лепета и уже просто нереально пунцового лица с огромными, почти на мокром месте, детскими глазами меня перекосило. - Всё? Извинился? - спросил грубо я, заметив как ломанулся рот к двери, повизгивая. – Тогда вали отсюда. Одуван сдулся вмиг и вместо того, чтобы радостно ускакать отсюда, опустил голову свою блондинистую и уже тихо спросил: - А он правда будет должен десять тысяч? - Да, - ответил жёстко я, поглядывая в коридор. И вообще, как можно защищать этого урода? – Или ты уже передумал идти в ментовку и к директору?! - глянув на одувана, ехидно спросил я. - Нет, - подняв голову и глядя мне прямо в глаза, серьёзно и уверенно ответил одуван, сжав кулаки. - Тогда адиос! – махнул я раздражённо рукой, прислушиваясь к шуму в подъезде. Одуван уже повернулся уходить, но лысый мудак не дал. - Что за заява? – схватив одувана за плечо, спросил он и развернул к себе. Малой прикусил губу от боли. Бугай схватил, видимо, с той же силой, что и меня, а сколько тощему одувану надо? Плюнь – перешибёшь. - Убери грабли от него! – не выдержал я и, подойдя к малому, потянул на себя. И так этому белобрысому досталось. – Я сам расскажу тебе. - О нет! Лучше узнать всё из достоверных источников, при том, что этот мне должен! – с наглой, хищной улыбкой проговорил Димон, не выпуская малого. За шумом и гамом все, кроме меня, пропустили звук открывающейся двери и зашедшего Тура, который со своим размахом плечей и телосложением чуть вмещался в ширину коридорчика. Лысый, всё же услышав приход Тура и, отпустив малого, медленно, потому как также еле умещался в дверях, развернулся. - Какого хуя ты здесь забыл? – со злостью, хмуро и мутным взглядом процедил Тур, глядя на Димона. - Поговорить, – ответил Димон, вставая так, что загородил мне весь обзор. Тур сопел громко, что и я слышал. Мне даже представилось, как он сейчас сжимает свои кулачищи, а брови его нахмурены. - Не о чем, - медленно, чуть заплетающимся языком, прохрипел Тур. – Заявление на увольнение я написал. - Ты сдурел, мать твою?! – вдруг взвился лысый, и я увидел, как напряглась его спина, что чуть пиджак по швам не расползся. – Какого хера это значит?! - Я на тебя не работаю больше, - сдержанно и тихо проговорил Тур, но я сумел разобрать в его голосе лёгкую досаду. Димон молчал долго, потом не выдержал и врезал кулаком со всей дури в дверь туалета: - Блядь! Я не подпишу. – Зарычал лысый. Тур как стоял, так и остался стоять, только когда мимо протиснулся лысый, задев его, криво, с каким-то оскалом улыбнулся вслед и перевёл свой мутный, тёмный, с прищуром взгляд на меня. - Протрезвеешь - поговорим! – раздалось раздражённо и многообещающе из коридора, и дверь с грохотом захлопнулась под ворчание рота. Я смотрел на Быкова и молчал, пока он не поднял руку, в которой была уже ополовиненная бутылка вискаря. Сделав глоток из бутылки и вытерев рот рукавом байки, Тур зашёл по-хозяйски на кухню и уселся на стул у входа, вытягивая ноги. - Что этот здесь забыл? - задал пьяно вопрос Быков, что у меня мурашки по спине пробежали, а руку мою кто-то потянул. Только тогда я вспомнил, что забыл про замершего, съёжившегося одувана, которого держал за руку как маленького. - Можно я пойду? – тихо попросил у меня щуплый одуван, всё ещё отсвечивая ярко-алыми пятнами на щеках и скулах. – Мне ещё в училище к директору надо и в милицию. – Уже более обречённо и совсем тихо проговорил одуван, посмотрев сначала на загораживающего проход Тура, сидящего у ног имбецила Спайка, а затем на меня. Я отпустил влажную руку пацана, но тот, остался стоять. За мной и пацаном пристально и как-то странно наблюдал Быков, от чего у меня у самого вспотели ладони. - Он меня не укусит? – спросил одуван, разрывая тишину и косясь на пса. - Нет, - буркнул я, замечая, как глаза Тура ещё больше щурятся. - Нет - если успеешь добежать до двери на счёт три, - хрипло, с какой-то совсем не ведомой мне интонацией вдруг проговорил Тур, рассматривая хищно споткнувшегося на полушаге одувана. – Это же твой дружок из комнаты накатал на этого патлатого заяву? Белый одуван встал как вкопанный, открыв свои дебильно – детские, наивные, испуганные глаза ещё больше, и кивнул. Тур сделал несколько шумных глотков из своей бутылки, а потом посмотрел на всё ещё замершего тугодума-одувана и вдруг сказал: - Тогда – один… Светлые брови малого сошлись на переносице, и он бросил на меня украдкой боязливый взгляд. - Два, - тихо, но жёстко, давая понять, что он не шутит, произнёс Тур, также посмотрев на меня, и вновь потянулся к горлышку бутылки. До меня дошло, что будет, когда он скажет три, будто обухом по башке вдарило. Блядь, да он реально бухой и в неадеквате! Тело само пришло в движение, раньше, чем я закончил думать и понимать происходящее. Я толкнул испуганного малого в коридор и даже удержал его от падения. Споткнувшись сам о ноги Тура, я даже успел одувана толкнуть дальше, к дверям и гаркнуть: «Вали, бля, быстрее», когда сзади раздалось сначала «Три», а потом и «Взять!». Это было настолько всё быстро, что я, заметив белую, пушистую голову у входной двери и прикушенную до белизны губу, дико испугался. Адреналин вмиг разлился по крови, а тело заледенело от мысли, что сейчас рот вцепится своей челюстью мне в ноги, как в то деревце в скверике сегодня, сожмёт зубы с силой в неизвестно сколько атмосфер и будет мотать своей большой покатой башкой, чтобы вырвать мяса побольше, а лучше перекусить твёрдую кость. - Умница, Спайк! Сидеть! – услышал я где-то далеко, пока звук не приблизился и реальность не навалилась на меня тяжестью чьей-то горячей руки и чёрными плавающими точками в глазах. Я не сразу понял, как оказался прижат Туром к стене. Меня трясло, а желудок отдавался спазмами. - Что, зассал за этого сопляка?! – прохрипел зло Тур, удерживая меня от падения и ещё больше вжимая в стену. - Блядь, дебил! Тупой имбецил! Да он извиняться приходил! И он сам дал мне эти чертовы деньги! – не выдержав, заорал я прямо в лицо бухому имбецилу, брызгая слюной и, надеюсь, ядом. Я даже бы врезал ему сейчас под таким количеством адреналина, если бы чужие свинцовые руки меня не удерживали. И плевать, что он меня в асфальт закатает. Тур на мою проникновенную речь засопел, приоткрыл рот, обжигая меня горячим спиртовым дыханием, и спокойно спросил: - Ты Спайка кормил? Весь мой запал как ветром сдуло от растерянности. Я готовился к тому, что сейчас мне голову открутят, а это животное спрашивает про своего пса-убийцу?! - Кормил?! – в голос Быкова добавились нотки стали и раздражения. - Нет! – едко и зло вырвалось у меня, и я вновь уставился прямо, нарываясь, в хмурое, каменное лицо, испещрённое мелкими глубокими шрамами и рубцами. Но в который раз Тур удивил меня. Мой взгляд он проигнорировал и перевёл тёмные, блестящие, с мутной поволокой глаза на рота, сидящего у ног и держащего в лапах замусоленное от слюней, местами уже с прорехами кухонное полотенце. Вот что "взял" по команде хозяина ротвейлер.... - Пошли, Спайк, - тихо проговорил Тур, псу, отпуская меня и криво, чуть не падая делая шаг назад. Выпустив из груди остатки воздуха довольно громко, я сгорбился от усталости. В руках и ногах чувствовалась слабость, а желудок всё ещё скручивало лёгкими и уже голодными, урчащими спазмами. Не обращая внимания на меня, Быков наклонился к радостному Спайку и погладил по ушам-тряпкам. - Чтобы больше я никого не видел в своей квартире, - всё ещё гладя пса, тихо и медленно проговорил Тур и, оторвавшись от своего занятия, посмотрел на меня. - Иначе следующий раз команда Спайку будет «фас!». Отвечать я не стал. Покачиваясь, Быков встал и хотел уйти, но потом словно вспомнил что-то. - Уберись, - это последнее, что он сказал, и забрав Спайка, свалил к себе. - Блядский тупой имбецил! - зарычал я на всю квартиру и стукнул кулаком о стену. Осмотрев срач в квартире, я вздохнул. Тупой имбецил прав, что я скоро и правда в бомжа превращусь. Квартиру убрать надо. А ещё и пожрать бы не помешало...