Имбецил

Эпилог. – Вай! Дыма, Артурчык! Какие госты! Вы савсэм забыли старого Рустика! Пачэму так рэдко прыезжаэте?! – возмущался обиженно Рустик, добродушно встречая Тура и Димона в своём новом отстроенном кафе. – Я для вас, мальчыки, держу самый лучшый столик! Проходыте, дарагие! Видыте, как я отстроился? А начал с шашлычнай! И всё благодара вам я достыг этых высот, так что проходыте, дарагыя! Дима пошутил, как обычно, и, похлопав Рустика по плечу, пошёл с Туром за молодой девушкой– официанткой. Рустик не изменил себе в привычках и дорогих гостей пригласил в отдельно построенную беседку за зданием. Беседка обрела другие черты, чем ранее, она стала более укреплённой, закрытой со всех сторон и уютной. На славу делал беседку Рустик. Для самых дорогих гостей. – Давно ты меня не приглашал сюда, – вздохнув хмуро, зная что будет неприятный разговор, сказал Тур, как только Рустик с официанткой скрылись. – Давно, – так же со вздохом проговорил Димон, откидываясь на удобные топчаны с кучей подушек и рассматривая убранство беседки. – А хорошо тут Рустик развернулся. Тур недобро посмотрел на друга, и тот сразу понял, что стоит начать с дела, а уже потом всё остальное, включая вкусный, сочный, тающий на языке шашлык и терпкое, вкусное вино. – Мне звонил Григорьев, – начал Дима, и Тур напрягся. – По поводу договора аренды Роевского? – В том числе, – кисло ответил Дима на вопрос Тура. – Я помню, что ты ему тогда сказал в прошлый раз, что не собираешься продавать договор, и что его уже нет вовсе, но теперь он не верит. – Бросив быстрый взгляд на Тура, Дима, помолчав спросил: – Роевский говорил тебе что-нибудь про их отношения? – Григорьев хочет с ним помириться, – кивнул, слегка сморщившись, Тур. – Но это всё, что я знаю. Пусть сами разбираются, я лезть не собираюсь. – То-то и оно, Тур. То-то и оно… – задумчиво протянул Дима. Помолчав пару минут, Дима заговорил, отведя взгляд: – Григорьев предложил мне денег и контракты с новыми застройщиками в элитном новом посёлке, и с базой отдыха. – За что? – тихо спросил Тур, так же отводя в сторону взгляд. Он уже догадывался, за что именно может Григорьев сделать столь щедрое предложение. Тур не один раз слышал, как Тоха ругался с Григорьевым по телефону, посылая того и не желая ехать в столицу, но он не лез. Он отказал уже Григорьеву за две недели до возвращения Тохи. – Он хочет сына вернуть назад, – брезгливо усмехнулся уголками губ Дима. – С чеком и гарантией. – Что, если ты откажешься? – Тур поднял глаза на Диму совершенно серьёзно. Он понимал, что предложение сделано Диме, а не ему. И сделано предложение с расчётом на жадность Димона. – Спустит на нас всех собак, – пожав плечами, проговорил Дима. Тур знал, что это значит. Григорьев не просто какой-то юрист, он за годы работы оброс такими связями, что не им тягаться. Да и любой закон этот хитрый гад сможет вывернуть против них так, что мало не покажется. – Тур, я не знаю подробностей, что там произошло у них и почему Григорьев поменял своё отношение к Антону, но то, что рассказали наши, Григорьев развёлся со своей женой и… – Дима, у тебя же осталось видео? – перебил Тур Димона, спокойно рассматривая друга. Дима кивнул. Тур тоже кивнул. Он как предчувствовал, что это видео ещё всплывёт. Дима позвал его сегодня сюда, чтобы дать возможность выбора. Чтобы Тур окончательно решил, нужен ли ему Тоха. Он сам сделал этот выбор ещё давно. Тур давал шанс Антону уехать и пойти своей дорогой, но он вернулся, так что обратного пути не будет. Ну и пусть они цапаются периодически из-за упёртости Тура, язвительности Тохи, из-за бытовухи, из-за учёбы, из-за работы Тура и из-за ревности, которая, как оказалось, снедает их двоих периодами, и они становятся похожими на Спайка – неконтролируемыми и неуправляемыми. Пусть это всё присутствует, потому что вся жизнь не может пройти, как в сказке или в кино. Это реальная жизнь, в которой есть место и плохому и хорошему. И это всё хорошее и плохое принадлежит только им, поэтому если кто-то появится на их пути, то Тур порвёт любого, за тех, кто стал его семьёй и частью его жизни и его мира. – Заждалысь?! – раздался громкий вопрос с акцентом, и в беседку вошёл Рустик, держа в руках деревянное блюдо с шампурами, от которых шёл пар и умопомрачительный запах, заставляющий урчать в животе. Две официантки уже шустро накрывали на стол, заставляя всё тарелками с разными блюдами и зеленью. Двоих мужчин отпустило напряжение после беседы, и они с удовольствием потянулись к горячему мясу. Звонок в квартиру Тура раздался вечером следующего дня. Тоха делал задание по композиции, а Тур лежал на диване, и со стороны было похоже, что он бездумно переключает каналы, только вот телевизор был включен для фона. Мужчина наблюдал за Тохой, как тот, сидя на полу в больших наушниках и слушая какую-то сумасшедшую музыку, разложив огромные листы формата А1, выводит на них какие-то непонятные линии, изредка громко ругаясь и хватаясь за ластик. Он так был увлечён работой, что не слышал звонка в дверь и не заметил, как Спайк с глухим рычанием поднялся, а затем и с лаем понёсся к двери. Тур тоже встал с дивана и последовал за ротом, бросив последний взгляд на Тоху и убедившись, что тот увлечен творчеством. Отогнав Спайка от двери, Тур открыл её. Он уже знал, кого там увидит. Ещё с утра Димон сказал, что позвонил Григорьеву и тот должен приехать, так что его визит был предсказуем. – Где он? – осмотрев Быкова с ног до головы, довольно сдержанно спросил высокий, худощавый, с лёгкой проседью, холёный мужчина с тонкими губами и блеклыми глазами, под которыми уродливо залегли тёмные мешки. Тоха был похож на него. Родство угадывалось без проблем. И как только Григорьев мог поверить в то, что Антон не его сын? Быков молчал, обдумывая, что сказать «гостю»: соврать, что его нет, или не стоит. Решив не врать, Тур так же сдержанно проговорил: – Он занят. Поиграв желваками, Григорьев не двинулся с места. – Я был у вашего друга и разговаривал с ним. Как понимаю, мне изначально следовало делать предложение вам? – Какое предложение? – раздалось язвительно из-за спины Тура. Того словно приморозило на месте. Он стоял, не сходя с места, когда Тоха пытался прощемиться к двери. – Здравствуй, сын, – с мерзкой лёгкой улыбкой проговорил Григорьев, смотря недобро на Тура. – Не ожидал, что ты здесь. – Тур, отойди! – прошипел Тоха, проталкиваясь к двери. – Какого черта ты приехал? – обратился Тоха уже к Григорьеву. – Я тебя не звал. – Может, мы пройдём в квартиру и поговорим? – спросил Григорьев, всё ещё смотря на Тура. – Подержи Спайка, – не поворачиваясь, попросил Тур Тоху, открывая дверь и приглашая Григорьева на кухню. Тоха нехотя подчинился. Когда Григорьев прошёл на кухню, Тоха заговорил первым: – Так какого ты лешего приехал? И что за предложение ты делал и кому? – язвительности Тохи не было предела. Он медленно закипал. Его бесило присутствие Григорьева здесь. Григорьев не спешил отвечать на вопрос, он прошёлся по кухне и уселся за стол закидывая ногу на ногу. Тур так же молчал не спеша встревать в диалог между родителем и сыном. – Ну? – поторопил Тоха Григорьева, изнывая от нетерпения. – Я приехал, чтобы забрать тебя домой и…– через минуту ответил Григорьев. – Чтобы выкупить твой договор. – Ах, забрать и выкупить! – вспылил Тоха. – Из детского сада не забирал, а тут приехал! Я тебе что, кусок мяса, что ты мной торгуешь? Сначала составил договор, теперь выкупить решил?! – Антон, я тебе уже говорил: я виноват и хочу исправить свои ошибки, – с нажимом ответил Григорьев. – И во сколько ты меня оценил? Сколько я стою? – задавая этот вопрос, Тоха повернулся и к Туру, который стоял у мойки всё это время и молчал. Мужчины оба замолчали. В итоге Григорьев нарушил молчание и залез в карман своего пиджака, доставая оттуда что-то и кладя это на стол. – Вот во сколько тебя оценили, Антон. – Устало проговорил Григорьев. – Что это? – Тоха подскочил к столу и увидел флешку. В комнате опять воцарилась тишина. Григорьев сверлил взглядом Тура, но тому было всё равно, он ждал реакции Тохи, который не заставила себя ждать: – Это то, что я думаю? Тур кивнул. – Ахахахаххаах! – засмеялся вдруг Тоха, сжимая флешку. – Нашлось! Оно будет поинтереснее видео про ротвейлеров! Скажи, папочка? – При разговоре с вашим другом я сказал, что мне плевать на это видео, – обратился Григорьев к Туру. – Антону я говорил, что болен и мне остался от силы год – полтора, так что я успею сделать всё от меня зависящее, чтобы уничтожить вас вместе с договором… – Стоп, стоп! – закричал Тоха, прерывая Григорьева. – Так ты решил выпросить у меня своё прощение, папочка? Да? Ты сам меня сбагрил ему, сам! Собственными руками! И теперь хочешь отмотать назад? Нет, так не пойдёт! И если ты не понял до сих пор, это видео моё! Я отдал его им! И если ты сделаешь хоть что-то, я лично отнесу это занимательное видео в ментовку и дам показания в суде! И если ты всё ещё хочешь моего прощения – уйди из мой жизни, как сделал это пару месяцев назад. – Последние слова Тоха проговорил тише чем остальные, но так же твёрдо, кладя на стол флешку. Григорьев слегка опустил голову и, потянувшись, взял флешку и спрятал в карман. – Хорошо, Антош. Встав, он, чуть пошатнувшись, посмотрел на Тура, но не так, как раньше, совсем по–другому. Он вообще сейчас мало напоминал того изворотливого Григорьева, которого знали Тур и Тоха. В глазах этого немолодого мужчины читались вина и сожаление, что он ничего уже не исправит. Он потерял свою семью, оставшись один на один с болезнью и одиночеством, зная, что никакие деньги в мире не заменят тех людей, которыми он не дорожил когда-то. – Ты проводишь меня? – повернувшись, попросил Григорьев Антона, и тот, немного подумав, кивнул. Уже выйдя в подъезд, Григорьев рвано втянул воздух и обернулся к сыну. – Ты с ним живёшь? – Да, папа, я с ним живу, – спокойно ответил Антон и посмотрел прямо в глаза отцу, ожидая с его стороны агрессии, которой не было. Он добавил: – Благодаря тебе на мне прервётся род Григорьевых… Григорьев опять втянул рвано воздух, словно ему было больно, и на миг прикрыл глаза, чтобы потом открыть их и с тёплой улыбкой произнести: – Лизочка гордилась бы тобой. Ты очень похож на неё. И… ты звони, Тош, я всегда буду рад тебя услышать и просто узнать, как у тебя дела… – рука Григорьева дёрнулась вверх, будто он хотел погладить сына по голове, но в последний момент передумал. Развернувшись, Григорьев, чуть ссутулившись, пошёл вниз. Подальше от сына, которого предал и бросил, и который нашёл новую семью и человека, который способен бороться за него до конца. – Пап! – окликнул Григорьева Тоха, когда тот спустился на пролёт вниз. – Я позвоню… Григорьев обернулся к сыну и улыбнулся, а Тоха, заметив блеск в его глазах, отвернулся и побыстрее скрылся в квартире, чтобы не показать, что у него у самого глаза заблестели намного ярче. Тур всё так же стоял на кухне, когда вернулся Тоха, будто и не шевелился всё это время. Он ждал прихода Тохи и ждал, что он скажет, и он не заставил себя ждать, подойдя вплотную к Быкову и прошипев: – Григорьев просил передать вам, господин Быков, что если вы в следующий раз утаите от меня важную информацию, или же вдруг решите лжесвидетельствовать, то он подаст на вас в суд, выиграет, и вас прилюдно казнят на площади по статье двести тридцать семь, пункт два! Тоха сделал страшное лицо и, глядя на хмурого и собранного Быкова, захохотал. – Видел бы ты своё лицо! У Спайка спросонья и то лучше! – сквозь смех выдавил из себя Тоха. – Кстати, поставь чайник, а то что-то кофейка захотелось! Тоха уже собирался уйти, но Тур резко схватил его за руку и притянул к себе, обнимая и утыкаясь ему в волосы. – Если случится подобное, то ты будешь последним, кто узнает правду, – хрипло пробормотал Тур, вдыхая родной запах и сильнее сжимая его в медвежьих объятьях, пока Тоха не стал шипеть что-то язвительное и пинаться. Через неделю приехал курьер, вручив Тохе объёмистую огромную посылку, в которой находились все картины его матери, а Димон с Туром получили контракт с застройщиками элитного посёлка. Тоха после этого впервые позвонил своему отцу поблагодарить за картины и просто спросить, как у него дела, ведь каждый человек достоин уважения, если он хотя бы немного смог поменяться к лучшему.