Erasmus Student

То, что происходило дальше прошло, как в тумане. Луи отвел Элеонор в свою комнату. В голове девушки билось только одно имя. Пять букв: две гласные, остальные согласные. Не обращая никакого внимания, она шептала ее имя. Она слышала рядом были какие-то люди, кто-то плакал над ней. Чьи-то крики со стороны, она не разбирала. В голове у нее был лишь образ лучшей подруги. Она прокручивала в голове каждый кадр, каждое слово сказанное ею при жизни. В какой-то момент кто-то грубо притянул ее и заставил что-то выпить. Вода на вкус имела какой-то горько-сладкий привкус. Все начало темнеть…

***

— Элеонор, пора просыпаться, — девушка открыла глаза и увидела перед собой Патрика. Парень был изрядно потрепан, разбитая губа и совершенно не эстетичный фингал под глазом. — Ты не боишься оставаться со мной наедине? — прохрипела она, девушка уже успела понять, что лежит в постели Томлинсона, но в комнате кроме них никого нет. — Почему я должен бояться? — он удивленно приподнял одну бровь, но тут же зашипел от боли, видимо даже такое простое действие вызывало боль. — Неужели ты не слышал, что случилось с Тони? — образ друга тут же встал перед глазами. Парень, который защитил ее от позора, удалял все самое компрометирующее. Парень, который был готов защищать ее ценой своей жизни. Парень, который любил ее как родную сестру. Парень, которого она уничтожила парой фраз. Так было нужно. Она защищалась только этим аргументом. — Не глупи, — сурово произнес он. — Где Финн? — Элеонор прекрасно знала, где он. Но она вознамерилась остаться одна и собиралась исполнить это. — Дома, — грубо ответил он. — Вставай, нам нужно ехать на похороны, — девушка дернулась, как от пощечины, но лишь поджала губы и послушно встала с кровати. «Просто не думай об этом. Закройся. Они не смогут вытащить тебя наружу» — повторяла она про себя, пока умывалась. Пока надевала черное платье, которое заботливо привез ей Патрик. В то время, когда она собиралась, приехал Слоан. Парень старался не смотреть на нее слишком явно, лишь изредка бросал короткие взгляды, словно она больна раком. Элеонор зло оскалилась, когда поймала на себе его внимательный взгляд. Ей не хотелось говорить, ей не хотелось идти, ей хотелось вновь в свою комнату в Лондоне, зашторить окна, завернуться в одеяло и никогда от туда не вылазить, пока не перестанет болеть. Когда Элеонор была уже готова, пришел Луи. Он был в красивом черном костюме, словно собирался не на похороны, а на ковровую дорожку. Элеонор промолчала, она позволила взять себя за руку и повести себя на выход. Они ехали в машине молча: Элеонор, Луи, Патрик и Слоан. Колдер казалось, что всем было бы гораздо проще, если бы они ехали на ее похороны. Шейла бы смогла со всем справиться, она не дала бы никому расклеиться. Алану было бы больно, но Шейла бы спасла его. Элеонор сжимала в руках красивый букет из черных роз, в цветочном магазине букет заботливо перевязали длинной черной лентой. Она рассматривала цветы, лишь бы не смотреть на друзей, не чувствовать эту наигранную заботу со стороны Луи. Она злилась, но молчала. Девушка казалось, что они едут в церковь целую вечность. Но вот машина мягко остановилась перед входом. Ребята сразу уверенно прошли вглубь, точно зная, где пройдет церемония. Элеонор чуть замешкалась и шла позади всех. Луи хотел идти с ней рядом, но она покачала головой. К ее удивлению, он послушался и ушел вперед. Наконец, оставшись одна, она выдохнула чуть свободнее. Ладошки потели, глаза слезились, ей хотелось кричать. Колдер нащупала в кармане своего плаща мобильный. Набрала привычный номер. Автоответчик, как и в первый раз включил ту же запись. — Привет Элеонор, я знаю, это ты. Ничего не бойся, все будет круто, я верю в тебя, моя девочка. Все у тебя будет хорошо, поняла меня? Люблю тебя, всегда рядом с тобой! А остальные можете просто оставить свое сообщение. — Шейла… А я тут на твоих похоронах, мне все еще хочется верить, что ты вдруг выскочишь из-за угла и скажешь, что это все шутка. Что ты решила всех разыграть. Знаешь, если это шутка, то она затягивается, пожалуйста, прекращай весь этот цирк и вернись. Шейла, я тут сдохну без тебя. Я Тони оттолкнула, ему будет лучше без меня, я живое напоминание о тебе. Прошу тебя, — одинокая слеза разделила лицо на неровные части. Девушка пыталась привести свое дыхание в порядок. Отключив телефон, она еще долго смотрела на фотографию на которой были изображены обе девушки. Фото было сделано в один из вечеров, когда они сидели в бистро рядом с университетом. Вокруг было полно людей, а они делали дурацкие фотографии. Это единственное, что у нее осталось — воспоминания. Элеонор выдохнув, зашла в церковь, кажется, там собрался весь Париж и Лондон. Чуть дальше Колдер заметила тех парней, с которыми Шейла была в Лондоне. Они были смертельно бледны, красные глаза особенно выделялись на бледной коже. В самом начале стоял высокий, статный мужчина азиат. Элеонор тут же поняла, что он отец ее подруги. В нем угадывались черты Шейлы. Та же осанка, форма губ, скул. Мужчина был в военной форме, рядом стояла худенькая, похожая на тоненькое деревце женщина. Она разглядывала разномастную толпу, словно пришла в цирк. Элеонор сжала руки, чтобы не накричать на нее. Дамиан, Габриель и Аника стояли в самом конце. Она кивнула им в знак приветствия. Элеонор уже успела рассмотреть всех пришедших, были даже некоторые профессора с университета, одногруппники Шейлы с медицинского. Там собрались все. Элеонор все не могла заставить себя посмотреть на гроб. Ей казалось, пока она ее не видела, этого не было, все это было не правдой. Священник уже начал свою речь, но девушка его не слушала. Шейла умерла, Элеонор теперь не верит в Бога. Он не допустил бы, чтобы такой потрясающий человек, как Шейла закончила свою жизнь так рано! Это было не честно, что самые лучшие оказываются на самом дне! На сцену уже вышел отец Шейлы. Он несмело улыбнулся толпе и заговорил. — Спасибо, что вы все нашли время приехать на похороны моей старшей дочери. Она любила этот город, тут похоронена моя первая жена Элеонор и моя первая дочь… Она была удивительной. В своей жизни я совершил множество ошибок, одна из них это то, что я так долго тянул с тем, чтобы помириться с ней. И вот, стало уже слишком поздно… Самое ужасное это пережить своего ребенка. Я сделал ей больно, она винила меня всю жизнь, а я не успел достойно попросить у нее прощения. Думал, что у меня будет еще столько времени! А его не оказалось… Кажется, к концу ее жизни я о ней ничего не знаю. И наверно будет лучше если пару фраз о ней скажут люди, которые знали ее лучше меня. Джексон, ты можешь? Ты ведь с ней с самого детства, — высокий шатен, чуть сгорбившись вышел из зала и подошел к микрофону. Все тот же парень из ресторана в Лондоне. И тут Элеонор поняла, что у ее подруги были люди ближе нее. Ведь то, что она была одинока совершенно не значило, что ее подруга была такая же несчастная. У Шейлы всегда было много друзей и еще больше поклонников. И ей стало невероятно обидно, что она не познакомилась с ней раньше. — Привет, — у парня оказался приятный низкий голос с легкой хрипотцой, словно не говорил уже долгое время. Элеонор знала какого это. — Я не хотел писать эту речь, я не хочу ее произносить. Ведь если начать, то значит принять ее смерть, а я не могу. Совсем не могу… Глупо стоять и восхвалять ее лучшие качества, ведь все мы и так это знаем. Шейла была единственной в своем роде. Она ненавидела самолеты, машины, любую движущуюся технику. Ее мама ведь умерла в автомобиле. Поэтому Шейла и пошла на медицинский, чтобы спасать людей, чтобы никто в мире больше не терял любимых. Мечтала изменить мир… Конкретно сейчас я ненавижу ее. Честное слово, всей душой. Все ее слова, мне кажется она знала, что не выживет, знала, что этот чертов самолет рухнет! Потому что в последнем разговоре с ней, она попрощалась со мной. Она сидела в самолете и прощалась со мной! Говорила, что любит меня и как талантлив я. Просила жить и не оборачиваться назад, — она знала. Знала, что умрет! И все равно села, потому что Элеонор просила ее. Она знала, но все равно села! У Колдер сжалось все внутри, мир резко закружился. Стало нестерпимо жарко и тошно. Голоса, которые в последнее время говорили с ней чуть реже, вновь вернулись. - Вот видишь! Она умерла из-за тебя! Ты виновата в этом! Только ты! — Я думал, что у нее просто приступ нежности. Если бы я только знал, что это мой последний разговор с ней! Я бы сказал, о том, какая она невероятная, сказал, как сильно горд, что знаком с ней. Она мой свет, моя муза, мое все! Но я не сказал этого, думая, что у меня так много времени, сказать ей все это. - Ты должна умереть! Ты должна убить себя! — Я не верю в рай, простите священник, но сейчас, я очень хочу верить, что Шейла слышит это. И если ты меня слышишь, Carino… Скажи мне, как жить без тебя? Я не готов, совсем не готов. Я очень люблю тебя, моя девочка… - Во всем виновата только ты! Ты ошибка! — Я думаю, что стоит дать слово той, с кем она провела последние минуты своей жизни. Элеонор Колдер, ты скажешь пару слов? — парень нашел ее взглядом среди рядом и внимательно посмотрел на нее словно ожидая чего-то непоправимого. Девушка на ватных ногах поднялась со скамейки и проделала этот короткий путь до постамента. Мир все так же вращался перед ней. Подойдя ближе к сцене, она подошла и к гробу в котором лежала ее лучшая подруга. И только сейчас она взглянула на нее. У Элеонор перехватило дыхание. Воздуха стало катастрофически мало. — Почему она в желтом? — испуганно воскликнула она. — Она ненавидела этот цвет. Почему она в желтом? Она носила только черный! — Элеонор зло развернулась и впилась взглядом в отца Шейлы. — Она чувствовала себя незащищенной, когда была не в черном. Она должна быть в нем! Вы издеваетесь, какого черта? — у девушки началась истерика, она подлетела к гробу, но ее схватили сзади, не давая вырваться. — Пустите! Она должна быть в черном, это не смешно! — кто-то шептал, просил, чтобы она прекратила истерику. Девушка захлебывалась слезами, все еще пытаясь оторвать от себя чужие руки, она кричала, что есть силы. — Ее нужно переодеть! Почему вы делаете с ней это! Почему, черт возьми, желтый, она ненавидела этот цвет! — в церкви началась паника, люди не знали, как отреагировать. К ним подлетел Пол, которого Элеонор не заметила, и уверенным движением схватил, лишая возможности двигаться. Кто-то вновь насильно влил горько-сладкую жидкость ей в рот. С каждым толчком ее сопротивление становилось все слабее и слабее. В итоге двушка насовсем уснула. Патрик уверенно забрал тело девушки из рук Пола и пошел на выход. Слоан, пробормотав слова извинений, поплелся следом за другом. Луи и Пол переглянулись, но тоже постарались скорее покинуть помещение. Никто не заметил, как Элеонор успела бросить в ее гроб черную ленту, которой были обвязаны цветы. А розы так и были оставлены после церемонии рассыпанные по проходу. Только эти цветы и остались безмолвными свидетелями этой трагедии. Они лежали врассыпную без какого-либо порядка, в хаотичном вихре, оставленные обезумевшей от горя девушкой.