не бечено
Мерный чеканящий голос в закатном мареве малого зала для аудиенций погружал в томную, вязкую дремоту. Дуновение сухого жаркого ветра из приоткрытой ставни щекотало ресницы и невесомые волоски на висках. Деревянные балки и колонны источали приятный аромат. Лухан утомленно скользил взглядом по их расписным узорам, живописи на шелке и вышивке шелковых гобеленов.
Посередине зала на полированном камне стоял невысокий мужчина хрупкого, даже юношеского сложения, с покатыми узкими плечами, короткой шеей, большой головой, круглыми глазами больше среднего, и черными густыми бровями. Бусины на нитке украшения, спадающего с высокого пучка издавали легкий звон при каждом движении его головы.
— …мы подсчитали доход от празднования Пощуйцзе, но, к сожалению, даже по примерной оценке всех разрушений, произошедших во время ритуала, они перекрывают полученную сумму вдвое. Разрушена половина главного павильона «Зал государства», в стенах арсенала обнаружены трещины, в результате произведенных вибраций самая высокая из пирамидальных башень астрономии покосилась, а также нанесен урон культурному наследию, нефриту основания нескольних колонн периода Чуньцю*…
Лухан сощурился. Сморщил нос, и неожиданно зевнул. Глухой голос споткнулся и замолк. Император поспешил прикрыть ладонью рот и несколько нервно прокашлялся. Ань Кенсу с громким хлопком закрыл друг о друга деревянные плашки с докладом. Лухан поежился - лицо советника ничего не выражало. Вот вскинутые суровые глаза - молча, но красноречиво рассказывали что он думает о наплевательской невнимательности. Глухой голос прозвучал вкрадчиво:
— Вы утомились, Шэншан*?
— Нет-нет, нисколько, И-лан*. Прошу, продолжай. - в доказательство заинтересованности, Лухан пересел и выровнялся на троне. Император врядли кого-то страшился в этой жизни, но мрачно-суровые круглые глаза частенько выуживали из недр памяти что-то неловкое из далекого детства. Моргнув пару раз, не сводя тяжелого взгляда, Ань Кенсу все же раскрыл доклад и продолжил монотонно рапортовать. Лухан скоро неосознанно перетек обратно на спинку и потер глаза.
— …для восстановления причиненного урона предлагаю временно приостановить реконструкцию и расширение парка Шанлинь… - Лухан безуспешно давил поднимающуюся зевоту, но, как только достиг смысл сказанного, резко оживился, вытягиваясь в спине, - …до времени полного окончания строительных раб…
— Стой! Как это приостановить? – со скрытым возмущением перебил его речь Император.
Парк Шанлинь был самым поразительным сооружением вне стен города, а его охотничьи угодья протянулись на два с лишним ли. В парке хватало места для военных парадов, а также развлечений аристократии, в которых знать всех возрастов под видом охоты устраивала кровавые, довольно жестокие, но полезные для проверки способностей побоища в которых еще в юношестве часто учавствовал Лухан лично, а поэты и художники запечатлевали подвиги аристократии в своих произведениях.
Кенсу саркастично хмыкает куда-то в доклад.
— В создавшейся ситуации, Шэншан, крайне неблагоразумно будет продолжать работы в парке одновременно с реставрацией разрушений, причиненных Тяньву.
— Так с него и спрашивайте! – воскликнул Лухан, исключительно не согласный с нечестным предложением И-лана. Ань Кенсу с крайним довольством захлопнул деревянную папку и опустил.
— Как прикажете, Шэншан. – распрямился из поклона, лучась удовлетворенным коварством. Император тихонько фыркнул. Ань Кенсу краснее неодобрял, вернее сказать, ненавидел разрушения и порчу имущества, в связи с тем зачастую превращался в истинную фурию, наказуя и преследуя виновников разрушений до последнего. К слову сказать, как раз Фань чаще всего этим элементом разрушения и являлся, плюя на любые устои или человеческие ценности. Потому отношения между главным советником и хранителем семьи складывались, на взгляд Лухана, презабавные.
— Кстати, подумал ли ты над моим предложением перейти из одаренных умом «вэнь» в военных «у»*? Мне будет полезен свой человек на посту цзюньчжэн*. Ты подкован в военных законах, отличный стратег и обладаешь должной выдержкой…
— Еще раз благодарю за предоставленное доверие, но моя физическая сила и тренированность далеки от подходящего уровня, посему смиренно прошу Шэншана отозвать предложение. – бесстрастно отчеканил И-лан.
— Хм… ты прав. – окинул его взглядом Правитель, опечалено поводил пальцем по губе, - Очень жаль. Очень.
— Я полностью в вашем распоряжении по всем остальным вопросам. – склонился Ань Кенсу и замялся. Лухан с неожиданностью заметил розовеющие слабым румянцем щеки. Заинтриговано вскинул бровь. - Но, раз уж зашел разговор на эту тему, я бы хотел предложить иную кандидатуру на повышение. – Лухан встрепенулся, схватившись за изогнутый поручень золотого трона:
— Ты нашел кого-то на смену цзюньчжэн?
— Шэншан, речь о лане Бэкхёне. – потеряв интерес, Лухан вздохнул:
— Что же с ним?
— Уже долгие годы он служит вам верно как Даогуань* и творит на благо Поднебесной…
— Просишь за друга? Что верно, то верно, проект облегчения конницы оказался весьма полезен, весьма. – улыбнулся Лухан, - За долгую службу и пользу Поднебесной давно Чжень предлагал создать для него должность придворного изобретателя, но сколько не убеждал... Ты смог его убедить? – И-лан поджал губы, взглянул изподлобья как-то свирепо. Выглядело бы внушительно, если бы не пылающие алым щеки и вид воинственно нахохленного сычика. Круглые глаза да непривычно редкое моргание, - нет-нет, да мерещился маленький совенок... Еще эта большая голова на меленьком тельце.
— Лан Бэкхён отлично служил бы вам на посту Да-сы-нун.
— Ах-ха… - озадачено хмыкнул Император. По честной душе – Лухан диву давался почему Бэкхён с подобной фантазией, смекалкой и творческим талантом держится за пост кулинарного управляющего и смотрителя продовольственного обеспечения дворца. Ведь не раз и не два направлял предложения перевести на соответствующую должность, в ответ приходили изворотливые резоны того не делать. - Хм. Чжень подумаю.
И-лан кивнул, слегка, незаметно губы поджал. Император бровью повел, прищурился. Что-то неладное происходит в мыслях Ань Кенсу. Откуда взялась эта горячная отчаянная решительность. И-лан известен во дворце как один из самых сдержанных, бесстрасных чиновников. Вьедливый и циничный, многим он перешел дорогу. Заработал славу угрюмого и замкнутого человека, которого стоит обходить стороной.
— Что-то еще?
— Сяо-вей* просил аудиенции с вами. – с задержкой отрапортовал И-лан, на мгновение скосив глаза к полу, - Но я поговорил с ним лично.
— В чем же проблема?
— Он предупредил меня быть осмотрительнее с Принцем. – вытянулся Лухан, вцепившись взглядом в лицо Ань Кенсу. Прищурился.
— Ты не склонен верить ему?
— После той знаменательной победы при Ордосе уже два года как Принц стал жить при дворе, мне не вспоминается ни одного сколько-нибудь подозительного происшествия, связанного с ним. И то, что Шэншан отдал его, пусть тайно, в руки Юйли*, кажется мне слишком скоропалительным решением…
Усмехнулся холодно Лухан, острый клык щелкнув ногтем.
— Брось, Ань Кенсу. – без отступлений отрезал Император, пронзая внимательными глазами. И-лан отвел взгляд, рукой по предплечью провел. Губы его скривились печально, - То, что ты проникся, присматиривая за ним все это время, - логично. Его мать мастерица под канвой дружбы доверие красть… Чжень не виню тебя.
Лухан сам чувствовал горечь. Ведь так спокоен и радостен был, что в святом месте, далеком от дворцовых интриг и столичных пороков, расти малый наследник в счастии и радости станет… Посчитал, что способно смягчить, умерить святое место амбиции. Да просчитался. Чужая кровь оказалась сильней.
Лишиться последнего… родного. Не так больно, как прежде… Наверно.
— Сяо-вей поведал мне еще кое-что… - тихо подал голос Ань Кенсу, кивнул. В пустоте зала отдавался глухим дрожащим эхом его голос.
— Так говори.
— Шэншан, это… было лишь слухами. Слишком странными. Я не стал бы придавать им значения… но они множатся, и последние известия тревожат меня особенно сильно.
— И-лан. Слишком давно знаю тебя, чтобы поверить, что говоришь попусту. К чему ты ведешь.
— Речь о
гу... Император… - эхо дурным ветром пронеслось между колон и резных арок, потухло в шелке стен. Сомкнул зубы Император, желваки его напряглись, выступая за бледную кожу.
— Вот к чему ты готовил… сам боишься, что молва - правда. – со вздохом Ань Кенсу вскинул глаза, раненые обманутым доверием.
— Подозрительные, странные вести с полгода как стал получать Сяо-вей о чернеющем Первобытном лесе, о необьяснимых смертях крестьян в его окрестностях… Но и слышал он вовсе невозможные – что на границе леса появлялся Байху*, что возрождилось куй. – ветер вскинул занавеси между колонн, будто противясь мертвому слову. Лухан сжал руку в кулак. Свистом воздух прошел сквозь сомкнутые зубы, - Ань Кенсу низко склонился в спине, складывая на животе руки, – Это последний рапорт на сегодня.
Кажется, последний раз о них слышал он из сказок ребенком. Страшилка о тигре-людоеде, которым управлял куй… Множество других легенд о животных, которые могли превращаться в людей, особенно в красивых женщин, и в таком виде вредили людям. Куй могут жить в старых деревьях, в одежде, в предметах мебели, в горах и камнях. Каждый листок, сорванный ветром, мог быть куй… или кольцо…
— Что же Гуаньян? Граница Первобытного леса проходит совсем рядом с западным замком.
— Я… Не слышал, чтобы их что-либо тревожило. – И-лан нахмурился, отвечая медленно, словно тяжело давались слова, - Люди говорят, Хуан Шан. И много. Им страшно. Слишком много неясного и слухов, но одно верно, - подняв глаза, он глухо закончил, - С запада разрастается неизведанная мгла.
— Спасибо, Ань Кенсу. – спустя долгое мгновение откликнулся Император. Поднялся на ноги, тем обозначая конец разговора. Чжи-цзинь-у* молча сдвинулся с поста у прохода и беззвучно вышел за дверь. Вскоре появился вместе с Ши-чжун* и статуей замер у порога. Лухан мысленно фыркнул из-за усиленной начальником императорских личных телохранителей охраны. Как воина, его это ущемляло. И-лан незаметно скривил губы в усмешке и понимающе фыркнул тихо вместо него.
— Вечереет уже. На сегодня можешь быть свободен. – стоя на постаменте у трона, проводил его взглядом Лухан, но неосознанно остановил хриплым вздохом, - Ань…
Ань Кенсу обернулся в сумрачной галерее, ведущей на выход. Свет из арок зала не достигал коридора. В сумраке круглые глаза его блестели ярким пятном. Внимательно обратились на Императора.
— Будь аккуратнее… - нахмурился бровями широкими И-лан и склонился спустя мгновение:
— Благодарю, мой Император.
***
Тишина опустилась коварно, незаметно паутиной сплетаясь вокруг, притупляя внимание. Странные желания и, порой, мысли стал отмечать за собой Лухан. Особенно после сумерек, ближе к ночи. В уютном личном кабинете поселились живые тени разумной тишины. Потихоньку выуживала она из глубины дальней тщательно скрытые мысли и бросала на свет перед глазами.
Лунный день прошел уже с Пошуйцзе. Душа до сих пор неспокойна. Всякий раз, стоит в шепотках имя услышать, эмоции вспыхивают, словно у юнца горячного. Кожу ладони временами покалывает жаром. Не утихает и тяга вины, только силится. Противное чувство. Почему-то невозможно вернуть привычное спокойное равнодушие. Перед взором встают распахнутые в неверии искреннем глаза, с ресниц длинных кристально прозрачные падают слезы.
Сильно сжав транспортир, Лухан ощутил, как брызнула кровь. Обильно стекла багряными каплями по ладони, падала на нежно-желтый рукав и стертый пальцами пергамент карты. Раздраженно отмахнулся от слуг, лишь обмотал руку вышитым белоснежным платком. Обессиленно откинулся на резную спинку и прикрыл глаза, сжимая крепче влажную ткань, отрезвляясь болью. Филигранно глубоко изрезанное дерево низкой та*, украшенной черепашьими панцырями и слоновой костью, впивалось в спину. Боль служила кратким спасением. Жаль, ненадолго, - слишком привык к ранам, стяжению тела и духа в походах ратных, сражениях.
Ночь вступила в права, украшая чернильную темноту мерцающей вдали сеткой мифов жемчужных… Подспорьем служила осязаемой тишине, вдвоем легче путая нити желаний, соблазнов в прочную паутину, сковавшую тело. Темно и тихо, словно в тех Черных горах, за низко висящими шапками чернильных грозовых, прятавших свежий ветер Вейянгуна. Тишина, в которой мысли звучат отчетливо в голове, слишком громко.
Не нравилось Лухану что с ним происходит. Раздражаться стал чаще. Что думы насущные о Поднебесной и хунну, постоянной угрозе границе, беспокойство вестями о Гуанъян... и в размышления о
важном вторгаются мысли о слезах кристальных, отвратительно искренних. Растерянность – пугающее новое чувство. Тяжелеющее осознание вины за обиду ребенка с каждым днем давило на плечи все сильнее, отчего злость поднимается клокотать в горле. Отвлекаться на чушь в подобное время смертельной ошибке подобно.
Прикрыв глаза, Лухан вдохнул полной грудью. Вспомнил правила Тайцзицюань, перенесся во внутреннее пространство… мирное. Вокруг - равнодушное ничто. Тишина мертвая. Выдохнул долго, спокойствием став наполняться… Наивные искренние влажные глаза чище Нефритового Потока всполыхнули все огнем, вихрем сметая равнодушие. Хлопнули ресницами длинными грустно, сбив ритм дыхания, заставив сердце биться быстрей вращений ста шестидесяти ветряных мельниц.
Распахнул глаза Лухан, яростно рыкнул. Вскочил, порывом резким выкинул руку, - со стола с грохотом упала чернильница, на множество кусков разломилась. Уперевшись руками, навис над столом. Тяжело дышал, глядя на расползающиеся кляксы чернил. Так же душа питалась черной виной, так же вина расползалась. Прошипел сквозь зубы Лухан, махнул слугам, содрав с саднящей руки влажный багровый платок. Выкинул в черные пятна чернил, что успели впитаться в пористый камень. Суетящиеся, снующие перед глазами слуги раздражали еще пуще.
Он отошел к приоткрытым створкам окна, с долгим вздохом глянул сквозь резные решетки. Месяц на небосклоне светился. Решение пришло неожиданно, словно бухнув на голову. Лухан обернулся к дежурившему у двери адъютанту:
— Ши-чжун, приведи мне Чэн-сян правой и левой руки, и Сяньма*. – лишь вскинутые брови свидетельствовали его удивлению. Низко поклонился он, четко произнес:
— Будет исполнено, Хуан Шан. – и тут же исчез. Лухан хмыкнул довольно. За последние десять лет нет к нему ни одного нарекания. Рослый молчаливый мужчина, с легкой благородной сединой, тронувшей виски, и взглядом сокола любому внушал уважение. Ши-чжун выполял любой приказ без запинок, чего бы того ни стоило. Вызвать ланов поздним вечером – пустяк.
Чжи-цзинь-у, близнец-отражение Ши-чжун по характеру и несомому впечатлению, незаметно поморщился, сощурив глаза на мимолетную секунду. Лухан знал, не одобряет суровый начальник императорских личных телохранителей ночные бдения его и скорые решения. Равнодушно скользнув по нему жестким взглядом, Император устремил глаза на месяц обратно. Довольно выдохнул через нос. Чувство вины потихоньку умалялось доводами принятого решения.
Мешинова обрадуется, юные мальчишки всегда остаются в восторге. Легче дышаться стало, лишь под ребрами продолжало непонятно тянуть. Не по душе эта тяга. Не вовремя. Отвлекает, тянет каждый вечер. Никто, кроме Чжи-цзинь-у, еще не узнал о ночных визитах Императора к Мешинове. И он зарубит любого другого, кто узнает… потому что не смог избавиться... захотел
извиниться. Потому что сбежал. А ноги каждую ночь приводили обратно... каждую ночь он сворачивал в зону офицеров и изматывался до изнеможения в одном из ангаров для тренировок. Лухан провел по волосам пальцами и облокотился на раму, не глядя блуждая глазами по силуэтам деревьев, глубже в мысли погружаясь.
Не нравится ему складывающаяся ситуация. Что-то зреет, незримое пока от глаз. Вот уже более трех тысяч лет люди живут относительно мирно, лишь между друг другом сражаясь, но что если эти известия – правда. Что если Тьма вернется в мир, как когда лопнула вторая луна, выпустив на свет лунов? Не как Фань, скованный обещанием, а диких, безжалостных тварей, одних из сонма других, о рабском договоре с которыми и войне, почти уничтожившей человечество, предпочли забыть. В мире, насколько известно, драконов не осталось. От того и стали почитать его богоравным, того, кто смог пробудить и подчинить Луна, но
если… Нужно написать Чжун-лан-цзян*. Восемь бессмертных будут рады развлечься. На южной границе уже пару месяцев как для них должно быть скучно, - использовать элитный отряд как простых воинов на поле боя трата драгоценных сил, а все специальные поручения они выполнили. Как всегда с блеском.
Вскоре послышались шаги. Да, верно. Первым надо быстрее разобраться с этой тягой. Не время и не место позволять себе отвлекаться на что-то.
Лухан подошел к столу и встретил ланов сидя перед широким лаковым столом в перламутровых витиеватых узорах, перекликающихся с орнаментом низкой та. Огорошил с порога вопросом:
— Давно в Чанъань фестивалей не проводилось, отчего же?
— Преклоняюсь перед Императором, - степенно поклонился складывая на животе ладони Чэн-сян правой руки. - Добрый вечер, Хуан Шан.
— Так время сейчас неспокойное… – растерялся менее сдержанный и молодой Чэн-сян левой руки, - Вы же сами.
— Чжень поменял решение, приказываю провести. Хочу, чтобы в это смутное время молодежь сумела воодушевиться. Придумайте.
— Сделаем в лучшем виде. – решительно согнулся в поклоне не по летам бойкий Сяньма.
***
Дверь раскрылась, грохотом ударяясь о стену.
— Долго ли будешь девицей страдать в своей спальне? – чеканя шаг, в комнату зашел Лун, без приглашения на подушку вальяжно приземлился, - Меня слушать не стал, - поплатился. Умей нести за действия свои ответ, делать выводы, кстати, тоже.
Поднял тяжелую голову Сехун от подушки, проводил взглядом руку Луна, тянущегося к чашке, ароматный чай расточающей запах, и отвернулся.
— Ащ… Небеса Тянь для тебя содрогнулись, чтобы очистить. – рыкнул Лун, спустя тишину ответил вполне ровно, смягчился, - Ты сам рассуди, подумай разумно над тем, что случилось.
— Я предал его, - жмурясь, пряча голову в покрывала, хрипло содрогнулся, - …а следом… Правитель.
— Ну, полно! В чем ты можешь себя винить? В детской наивности и доверии исключительно. Не самые ценные качества при дворе, но и меня извини…
Обернулся раздосадовано юный жрец, сел на пятки в резной сычжучуан.
— Вы! За что теперь еще и Вы извиняетесь. Не нужны мне ни ваши, не Сухо! Так ему и скажите… - вихрем подлетел к нему Лун, несильный подзатыльник отвесив. Схватился пальцами за голову Сехун, вскинул растерянный взгляд.
— Никто… – тихим рокотом звучал нечеловеческий голос, - …из всех во дворце не волнуется о тебе больше, чем он. Неблагодарная бестолочь. Это
твоя ошибка, которую ты еще и скрывал, понимая подспудно, что поступаешь неверно. Кто тебя тянул общаться с той гнидой…
— Тъён не! – вкочил было порывисто юноша, но грубо оттолкнут был в перины. Не больно совсем, но обидно.
— Щенок! Помнишь, как получил ты кольцо? – отвернулся Сехун, от эмоций краснея щеками, - Так не припомнишь деталь одну интересную, - дитё Доу касалось
гу свободно. Так что теперь скажешь? А?
— Я-я… верил… - выдохнул еле слышно Сехун, веки смыкая надолго.
— И веру твою нагло предали. Подумай, что было бы, обнаружь Сяо Лу то кольцо у тебя? Без меня, без поддержки… Ты видел, что стало с ним… - порывисто сел жрец, взглянул раздосадовано, но тут же потух. Поникли плечи, голова опустилась:
— И Он в то поверил… - присел аккуратно рядом Вуу, протянул руку, по макушке погладил. Провел пальцами ниже и подбородок поднял, вкрадчиво отвечая и тихо:
— Извини и Лу-шана. Ты сам знаешь все. Мы оба тебе рассказали, - не многие в курсе реальных событий. Потому задумайся, сколь пришлось ему тяжело, сколь глубока эта рана… с которой жить до конца дней и бороться. – нахмурил брови Сехун, не совсем понял:
— С раной…? – опустил руку Лун, взгляд перевел, посмотрел на шелестящие тени резные по полу. Полуденным солнцем жарил землю уже несколько дней Тай Ян, раздраженный недавней выходкой Луна, размочившего землю.
— Ты знаешь… Сяо Лу мог остаться зрителем, не вмешиваться, но, - как видишь… Он испугался. - затаил дыхание жрец. Сердце кульбитом скакнуло в груди, - Ксьен Лу не выдержал,
сам сделал шаг. – приподнял на секунду уголок своих губ, тень ухмылки пробежала и стихла.
— Но не пришел. – произнес тихо-тихо, в лицо Луна вглядываясь.
— Перед всеми он показал свое небезразличие. Тебе этого мало? Сяо Лу сейчас сам в растерянности и сомнениях, - еле вытащить его из кабинета, от кипы дел оторвать. Пытается наш Император забыться, потому что теперь каждой собаке известно, что ты – Мешинова Правителя, и не «новый жрец» Вейянгуна, а важен лично
ему, Императору Хань. От себя добавить хочу, что тем ритуалом ты не только очистился. – Сехун поднял глаза, взгляд с ртутным соединяя, - Слеза Тянь значит намного, стократно больше, чем ты можешь представить, и чище ее не найти. Но Небеса Тянь сделали выбор, вы помазаны между собою.
— То было до… а теперь. – рыкнул несдержанно Лун, руками всплескивая. Пересел к пузатому низкому столику и одним махом опрокинул в рот чай.
— Нет, не могу больше. Сухо-гуй! – в резных прорезях сычжучуан плавно сользнула фигура. Шелест шелка от плавных движений и запах меда очевидно подсказали его появление. – Не по возрасту уже мне с детьми няньчится. Мальчишку мотает от инь и до янь, невозможно!
— Тише, спокойней, Вуу… ты молодец. Видишь, больше к тебе расположен наш Мешинова. – глаза добрые нашли взгляд Сехуна, без укора, упрека. Лишь каплю печально смотрел на него Сухо-геге, - Сколько я не пытался, сколько ни разговаривал, - мимо себя пропускал все слова мои.
— Шифу… - выпрыгнул из покрывал он, споткнулся, в руки нежные падая, свои крепко-накрепко за спиной тонкой сцепляя.
— Прилетели… - ревностно фыркнул Вуу, хмуро наблюдая за ними.
Подняв щеку от пшеничной макушки, шикнул Сухо-геге, улыбаясь. Позволил так постоять с мгновение, гладил по вздрагивающим угловатым лопаткам, пока дробь пальцев по блестящей столешнице столика не грозилась его разломать в скором времени. Усадил он Сехуна, присел рядом сам на колени. Только руки его в свои взял, растирал пальцами, грея кожу. Сехун вовсю хлюпал носом, утирая его о рукав. Шептал горячо слова извинений. Как же соскучился он, как был одинок.
— Вуу говорил о Лу-шане не в прошлом, мой мальчик. Сейчас. Наш Император очень смущен. Помнишь, говорил я, что плохо дается ему Тайцзицюань? Это верно, но не настолько, чтобы потерять контроль на эмоциями вовсе. И то, что перед всеми спасать тебя кинулся, и то, что потом поспешным решением обличил, и… чуть не совершил непоправимое. Дай ему время.
— Я… хорошо. Простите меня за слова те. И правы вы… И вы, Вуу, конечно. Потрясение сильнее меня было. Невозможно что-либо, я плутал один в темноте… Без всяких желаний. Так плохо мне… было. Но уже лучше. Спасибо, вам. Я. Постараюсь понять. Обещаю. - поднял ладонь Сухо-геге, положил на светлую кожу щеки, что раскрашена пятнами розовых лепестков чувств. Аккуратно погладил.
— Главное, ты вернулся.
— Сухо-геге, - удивленно вскинув брови, старший мгновенно тепло улыбнулся, - а... мастер Бэкхён?
— О... Он очень волновался, особенно потому что слишком занят и не мог навестить лично. Но каждый день отправлял подарки и справлялся о твоем состоянии. Глянь, сколько корзинок с гостинцами. - отвел руку.
— Я... я... - кривя губами, вздохнул сорванно Сехун, смотрел на длинный ряд разнообразных сластей, выпечки и фруктов, - Я так соскучился. Простите... - кинувшись вперед на колени, он обхватился руками за талию и лицо спрятал у Сухо-геге на коленях. Просидев так с мгновение, пришел в чувства, выпрямился смущенно. Внезапно Вуу заговорил серьезно, через мизинец опустив чайную чашку без стука:
— Давай подведем все же итог. Я оказался не прав, говоря тебе измениться. Ты спас сам себя. Мягкий, честный, не искушенный в интригах, не утративший чистоту детскую. Возможно, именно то нужно Ксьен Лу, чтобы жизнь смог обдумать свою. Приоритеты и мотивацию действий.
Сехун улыбнулся неловко, глаза опустил. Взгляд упал на руки. Заметил голубоватый развод, расплывшийся от запястья к костяшкам. Нахмурившись, большим пальцем потер кожу левой руки. Странное пятно осталось на месте. Поднял к глазам, растеряно вглядываясь. Нечеткими, размытыми пятнами проступал неясный узор. Потирая узор, от которого расходились приятные волны по телу, Сехун блуждал в мыслях, пока не собрался с силами заговорить:
— Вуу, Шифу... - обвел их взглядом Сехун и низко склонился, сложив ладони в «гунши», как подобает, - кулак сверху обнимает вторая ладонь, - За это время я многое обдумал и сделал выводы... Я глубоко благодарен вам и прошу прощение за принесенные хлопоты... и очень постараюсь более не повторять. Поэтому... - он несколько замялся, все еще неуверенный, - Что вы скажете о Янь Шэнляо?
Обалдевшие и разом вытянувшиеся лица учителей вызвали недоумение. Вуу скривился лицом, приобретая цвет заиндевевшего баклажана. Сухо-геге, покосившись на Луна, иронично хмыкнул, глубоко поджал губы и возвел краткий взгляд к потолку.
— Опять эта девица... Сехун, связаться с ней - то же, что «потянешь за полы халата - локти вылезают», влипнешь. Доставучая, хуже репейника. Лучше забудь, как страшный сон и не подпускай ближе пары ли. - глумливо скривившись, Сухо-геге стрельнул глазами на Луна после его запальчивой речи и вкрадчиво обронил:
— Не суди по себе, роковой похититель сердец. - Вуу разом аж три цвета сменил, останавливаясь на благородном нефритовом оттенке. Комнату душно сдавило аурой непримиримой злости.
— Да чтоб я еще слово в ее сторону сказал, - девка простой вежливости не понимает! Короной горазда потолки царапать. - Сухо-геге впервые на памяти Сехуна тихонечко весело захихикал и подмигнул ему.
— Девица семьи Яньдзы нравом, как тигрица.
— Даром, что выглядит вешней девкой, - оборотень. - сплюнул в сердцах Вуу.
— Сдается мне, кое-кто не прочь был дать себя потерзать? - поттрунил Сухо-геге, выгнув бровь, глядя на багровеющего раком Луна, - Сехун, девушка знатная и я не против вашего общения...
— Сухо-гуй... - взревел рыком Вуу так, что ставни затрещали. Сехун подскочил на месте от неожиданности.
— ...но учитывай все сказанное. Дочка Яньдзы себе на уме, при дворе давно и выучила все приемы. Будь готов ко всему.
— После Пошуйдзе она подошла выразить свое почтение... и предупредила по поводу Наследного Принца. Предложила помощь.
— Что ж... Это логично. Она - наследница дома киноваров, фактически действующая глава, а они всегда работали в связке со жрецами... - призадумался Сухо-гуй, кидая редкие довольные взгляды на сопящего Вуу, что буквально пар из ноздрей шел, - Она сделала ставку. Раз так, очень скоро вы снова встретитесь. Не в ее стиле откладывать в дальний ящик. А раз уж глаз положила... - хитро покосившись, Сухо-геге стал похож на демона искушений. Сехун прикусил губу, перенимая веселое настроение учителя и перевел взгляд на Вуу. Шутка ли - бесящийся в бессильной злобе Лун. И все-же интересно, что между ними произошло? Хотя, врядли кто скажет. Вон, Вуу чуть огнем не плюется от одного упоминания.
— На самом деле... она уже назначила встречу. - учитель оценивающе присвистнул.
— Вот шельма... - рыкнул забуянивший Вуу и только под натиском драгоценного Сухо-гуй согласился выйти проветриться.
— Янь остается верна себе. - улыбнулся тонко учитель, глядя на Вуу, принявшегося агрессивно отжиматься. - Смотри, не подпади под ее чары. Она мертвого соблазнить в силах, а ее улыбка была способна «утопить рыбу, а птицу - сбить на лету». Я же теперь посмотрю на твои успехи со стороны. В случае чего подстрахую, конечно, но... - Шифу мило улыбнулся и подмигнул. У Сехуна мороз по коже прошелся... похоже, до полного прощения еще заслуживать и выслуживаться... Но сейчас все затмила одна мысль, требующая немедленного ответа:
— И Вы... Вы меня выпустите? Отпустите наружу? - дыхание встяло поперек горла. Сухо-геге ласково погладил по тесно сцепленным в ожидании ладоням.
— Кто же теперь тебя остановит? Ты теперь официально Мешинова Третьего Императора Хань... - и хлопнул по плечу, словно отправляя в путь. Сехун ушам поверить не мог! Это... это ж сколько времени он потерял! - Насколько могли, мы тебя подготовили, а оперяться и вставать на крыло - сам.
⌘✖⌘
Период Восточное Чжоу разделяется на два периода:
• Чуньцю («Период Весны и Осени» VIII—V вв. до н. э.);
• Чжаньго («Период Сражающихся царств», V—III вв. до н. э.).
Система Ханьской монархии состояла из трех элементов: центральное правительство, гражданская провинциальная администрация и постоянная армия. По отношению к этим элементам, составлявшим правящий класс, все прочие группы китайского населения были в положении подчиненном и политических прав не имели, но они пополняли господствующую клику, выделяя из своей среды «у» — физически сильных и тренированных людей — для армии и полиции, и «вэнь» — людей, склонных к умственным занятиям, — для пополнения администрации.
Школы Боевых Искусств условно делят на внешние и внутренние, которые имеют некоторые различия в соотношении тренировочного процесса относительно тела и разума. Характерный пример внутренней школы – Тайцзицюань, медитация.
С Рождеством!
