Да пройдемся по жанрам!
Ты чувствуешь Боль в воздухе
Прикрыв дверь, Джиен ощутил на себе пристальный взгляд одного из санитаров. — Wer bist du? * — Резкий немецкий резал слух, и лицо Джиена исказила двусмысленная улыбка. — I came to visit Nam May**, — Джиен быстро ответил на немецкий, своим английским. — follow me***… Джиен следовал за молодым санитаром, который вел его в длинные коридоры. Остановившись у одной из дверей, санитар приказал ждать и ретировался внутрь. Через пять минут ожиданий Джиена позвали в небольшой кабинет, где у края стола сидела приятная женщина европейской внешности, лет тридцати. Оставив все ненужные почести, женщина в белом халате спросила: — Кто Вы? — Голос был уверенным, с нотками усталости. Джиен решил оставить формальности, пояснив все фрагменты их жизни под укоризненным взглядом дамы. — У Нам Мэй: диссоциированая амнезия, при этой амнезии забываются факты из личной жизни, но сохраняется память на универсальных знаниях. Джиен слушал и чувствовал, как какая-то связь рвалась внутри него. Все рушилось, трескалось по швам, когда она холодно продолжила, — Это смесь, состоящая из кокона болезней, из которых трудно вырваться, — Джиен слышал в слове «трудно», навязчивое «вряд ли». В воздухе не было ничего, кроме тяжелого дыхания, и, может, застрявшего кома в горле. Гул, тишина — это было самое громкое, что когда-либо слышал Джиен. Врач в белом халате отодвинулся и уставился вдаль. — Вы ведь знали про эпилепсию? Немой кивок, который Джиен был готов перевоплотить в возглас. Джиен не хотел больше нечего слышать, да и вряд ли что-то еще вернет его на этот свет. Он погряз в мире духов, оттуда ему нет выхода. Пустота окутала Джиена. Он проиграл. На самом деле он, не Мэй. Он — Квон Джиён, который ни на одну секунду своей чёртовой жизни не усомнился в том, что знает, как правильно. Он, G-Dragon, который всю эту жизнь, шаг за шагом, падая, разбивая себя до крови, поднимаясь несмотря ни на что, вопреки всему, как одержимый, как больной шёл к своей цели. Ломая стереотипы. Расширяя границы. Сражаясь с сознанием целой страны. Он. Это он проиграл. Непобедимый лидер Квон в итоге просто облажался. Проклятые эмоции, чёртова мерзость внутри. Обесценивание ценностей и принятие собственных ошибок — это всегда больно. Как всё стало таким? Как он стал таким? Когда заблудился в своей собственной жизни, увяз в грёбаной безнаказанности и вседозволенности? Когда, чёрт побери, когда он поверил, что вправе играть людьми? Ломать, безжалостно и жестоко. Беситься только потому, что очередная игрушка должна быть только его. Делать больно, спасаясь от собственных бесов. Когда это всё произошло? Когда он превратился в чудовище? Сегодня после сказанных медсестрой слов, каждое из которых ему прицельно ударяло под дых, Джиён впервые задумался над тем, что творит. Он же действительно раздавит её. Сломает ту, в ком сам нуждается. Это Мэй ему нужна, не он ей. Не он ей, чёрт возьми. Если он и был когда-либо сильный, то лишь потому, что она стояла за его спиной. Захотелось курить. Заполнить себя пустого хоть чем-нибудь, даже если сейчас это будет всего лишь сигаретный дым. Привычная картина мира рухнула, оставив после себя только пыль и руины того, что до сегодняшнего дня почему-то казалось важным. Страшно… Ему — кумиру миллионов, иконе целого поколения было страшно отпустить. Разжать свои чёртовы пальцы. И Джиён прекрасно понимал, что не сделает этого. Законченный, неисправимый эгоист — он просто не сможет. Потому что его инстинкты наоборот работали без сбоев. Потому что среди всего отвратительно-фальшивого, что есть вокруг, Мэй была такой искренней… такой отчаянно тёплой. Она была какой-то полноценной. У нее все выходило по-настоящему. В ней есть то, чего больше нет ни в ком… Джиен благодаря своим связям узнал всю жизнь Мэй за эти два года. Оказалось, после отъезда Джиена она попала в аварию и впала в амнезию, а приступы эпилепсии только ухудшились, поднимаясь со средней стадии на высшую.***
Приятный холодный ветер кружил, заставляя сильнее облачиться в серое пальто. Зима была уже в своей середине, было довольно холодно в этот день, изо рта выходил пар, напоминая сигаретный дым. Джиен долго представлял это день, когда он придет, захочет рассказать, не зная, примут ли его. Но он должен был хотя бы попытаться. Идя по одиноким коридорам, Джиен встретил санитарок, что подсказали ему, где находится Нам Мэй. Она оказалась в саду. Входя внутрь, Джиен съежился — было довольно холодно, но и про это он забыл. Озадаченный, он наблюдал за маленькой и такой хрупкой Мэй в белых одеяниях, словно ангел, как ее пальцы танцевали в воздухе, а затем призрачный звук фортепиано прилетел из ниоткуда, сверкая громко и ярко, и все сложилось воедино, все впитывалось внутрь. Мелодия проходила сквозь тело девушки, заглядывая в каждые углы и изгибы, и Джиену казалось, что это самый красивый человек на свете, что это самый красивый художник на планете. Мелодии исходили от кончиков пальцев Мэй и проникали в сердце, так, словно это была единственная цель его существования. Джиен медленно повернулся, осмотрев немноголюдный сегодня сад, успокоив застывших и более-менее понимающих пациентов, что здесь произошло, и остановился глазами на подошедшей к посту сестер девушке. Мэй теперь стояла около большого стекла, зарешеченного с той стороны, и смотрела опять в одну точку, иногда медленно раскачиваясь. А место у фортепиано теперь пылилось мелким каплями снега. Место было поистине красивое, напоминало теплицу, с холодным контрастом снега. Больше всего на свете Джиен сейчас хочет ее поцеловать или хотя бы по щеке погладить, прикоснуться ласково к девушке, которую почему-то любит больше жизни, но ее отсутствующая улыбка похожа на вежливое предложение убираться к черту или же оставаться в своих прострациях. На сей раз — крепко и надолго. Любовь — это не страсть, не эмоция. Любовь — это очень глубокое понимание того, что кто-то завершает тебя. Кто-то делает тебя замкнутым кругом. Присутствие другого увеличивает твоё присутствие. Любовь даёт тебе свободу быть собой. Джиен, решив побороть себя, подходит к девушке, слегка склоняя пальцы к плечу. С какой-то слишком долгой задержкой ему отвечают стеклянным взглядом. — Я Джиен… Робко, словно мальчишка, произносит Джиен, не замечая никаких эмоций на лице Мэй. — Кто? — Все тот же самый голос, вся та же хриплость, но лишь уже с увядшей толикой огня. В голосе нет того живительного азарта, нет той глупой и всегда насмешливой улыбки. Мэй просто нет, есть пациент Nam May, из палаты 118 Если бы у Джиена спросили о его состоянии, то он не задумываясь ответил: состояние такое, будто упал с 12 этажа и, вместо того, чтобы сдохнуть, выжил.