Метель в -20с

Проходят дни, а за ними и недели. Джиен каждый раз в 16:00 приходит к Мэй и следит часами за ней. Сначала девушка проходит простые процедуры, за ними идут профилактические, также есть йога, от которой Мэй отлынивает, проводя время в саду и играя на белом фортепиано. За эти сутки, что Мэй играет, Джиен растворяется в воздухе. Как и сейчас, время посещения скоро заканчивается, Мэй сейчас на процедурах, и Джиен решает выкурить несчастную сигарету. Но видимо слишком его уносит холодный ветер, что он и не замечает, как возле него садятся, рассматривая как интересную скульптуру. — Знаешь, мне кажется я тебя помню, — Джиен судорожно откидывает сигарету, будто бы он нашкодил, а его поймали за непристойным делом, но разница тут гораздо больше, ибо это была Мэй. Джиен всматривается в любимые изгибы, и судорожно ловит себя на том, как же он хочет притронуться и раствориться во времени. — Не знаю… бывает ли так, но такое предчувствие, что тебя будто бы стерли, с моей памяти… Джиен наблюдает, как немели ее костяшки. Он хотел, чтобы это все закончилось. Ему было жаль… — Холодно. Погода сейчас холодная. — сказала она протягивая руку, и аккуратно забирая из рук Джиена сигарету. Ее рука была удивительно холодной, ногти на длинных пальцах были коротко отстрижены, кожа сильно обтягивала худые костяшки пальцев. Она достает пальцами сигарету, неловко придавливая подушечками фильтр. Она прикрывает глаза, вздыхая полной грудью и выпуская ноздрями сизый дым. На губах горечь, и легкие полны едкого дегтя, прокуренных ко всем чертях дней. Находясь рядом, Джиен вспомнил милую Мэй, ту, что лишь однажды закурила рядом с ним, также забирая сигарету. Тогда он ее обругал, как ребенка, когда сейчас едва лишь мог задыхаться от такого раздирательного запаха никотина, что параллельно наполнял и его легкие. Мэй поднимает сигарету высь, зажимая ее меж тонких пальцев. — Мои легкие, — с едва скрываемой усмешкой выдает девушка. Джиен посмотрел на Мэй, в его немом взоре задавался все тот же раздирающий его вопрос… Он в отчаянии смотрел на Мэй, наконец та отодвинулась, уставившись в даль. Джиен смотрел, как её кадык подпрыгивал, и внезапно он пожалел о том, что спросил. Все рушилось, трескалось по швам, когда она холодно прохрипела, — Доктор сказал, два года, — Мэй попыталась улыбнуться с сигаретой между губ. Это была словно последняя пуля, пущенная в самое сердце и разрывающая её на лоскутки мышечных тканей. У Джиена почти получается проигнорировать болезненный укол в сердце, буквально на секунды отворачиваясь к большим окнам теплицы. Его охватывает дикое желание выбежать туда, за дверь лоджии, вдохнуть холодный свежий воздух, окунуться в него с головой. Но вместо этого он достает из кармана помятую пачку сигарет, подносит пламя от зажигалки к сигарете, глубоко затянувшись, и выпускает густой поток белого дыма сквозь зубы. — Мне жаль… Мэй улыбнулась, улыбка заключалась в простом поднятии уголков губ, поэтому все, что видел Джиен, было лишь красивой картинкой из белых, дорого накрахмаленных рубашек и несчастной ухмылки. За ее прищуренными глазами скрывалось огромное страдание. Самые прекрасные слова приходили на ум для описания ее брошенной души, самые изящные эпитеты пересекались с ее закрытым сердцем. В голову закрадывается шальная мысль:, но ведь когда-то она была открыта, как чистая книга, только сейчас она была запятнана кровью и слезами. 15 декабря Джиен проводит время у Мисс Агнет, с женщиной он уже хорошо знаком. Задав интересующий его вопрос он получил ответ: — Легочный фиброз. Проведя какое-то время в комнате ожиданий Джиен вышел и направился в сад, встретив там Мэй за чтением книги. — Привет, — Джиен уже будничнее здоровался с Мэй. — Что она сказала? Мэй не отрывала взгляда от книги, но и вопрос все еще царил в воздухе, требуя к себе внимания. — Она назвала сроки? … — Мэй, тебя вылечат, только нужно приложить усилия, — Джиен перешел через себя, и взял ладонь Мэй в свою, нерешительно зажимая. Рука как всегда была холодной, Джиен хотел продолжить, но утих, поймав пронзительный взгляд девушки. В этот момент он хотел бы ее подержать, сказать что-то типа: «Боль пройдет, время залечит раны». Но понимал, что это все ложь. Ни хрена она не лечит. — Спасибо… Безэмоциональный, нечитаемый голос. Такой у Мэй бывает редко. Обычно он чересчур пылкий, даже во время бытовых разговоров. Удивительно слышать в ее исполнении что-то настолько безрадостно-механическое. Наверно так бывает, когда человеку напоминают о чем-то неприятном, о том, что почти удалось забыть. — Берлин красивый город, — Джиен решил перевести стрелки. — Д-да, — в какой-то миг, Джиену показалось что Мэй задумалась, над чем-то что было в прошлом. — Знаешь парк Тиргартен… Смотря на эти фотографии, мне кажется, что я там была, — девушка задумалась над чем-то, а после добавила, — Не могу вспомнить с кем, — Мэй улыбнулась, пряча за улыбкой сожаления, горсть страданий. Не каждый может пережить потерю памяти. Джиен задумывался над амнезией, если бы он забыл то, кем являлся, если бы забыл, для чего он существовал. Для него это было бы подобно бомбе замедленного действия. 18 декабря Джиен договорился с врачом Мэй, и под свою ответственность решил показать девушке, Берлин. — Красиво. Мэй была одета так же как всегда, к удивлению Джиена, она все еще придерживалась своего классического стиля. Девушка поднималась верх по парадной лестнице возле зеленой арки. Джиен привел Мэй в тот парк и наблюдал, как девушка проходила вдоль аллеи. Лицо Мэй сохраняло серьезное выражение, и лишь изредка губы кривились в легкой улыбке, а в глазах играл искренний интерес ко всему, что происходило, точнее окружало ее. Такая хрупкая, словно она готова была качнуться или упасть от малейшего дуновения ветра. Было почти невыносимо больно смотреть, как ткань одежды очерчивала выпирающие кости, острые углы и истощенные линии. Cold Play-Trouble К вечеру Джиен решил показать Мэй телевизионную башню высотой 368 метров. Они было вдвоем, рядом не было ни души, Джиен решил закрыть это место для них. Хоть в чем-то он мог быть полезен, хоть где-то пригодились эти деньги. 368 метров — этой высоты хватало, чтобы раскидать звезды по созвездиям, но в тоже время, земля оставалось близка. Джиен считал количество оставшихся таблеток в оранжевой пластмассовой коробочке Мэй, а она смотрела, как дым рябью рассеивался в воздухе. — Почему ты не хочешь жить, почему продолжаешь настаивать на операции, почему продолжаешь травить свои легкие… Джиен высказался, было очень отвратно молчать, когда эмоции с каждым разом наполняли сосуд до краев. А ведь эта чаша уже была переполнена до самых краёв. — Знаешь что самое ужасное на этом свете? — с горечью спросила Мэй. — Что? — Думать, что у тебя есть шанс, хотя на самом деле нет. Джиен пожалел, что спросил, ибо в последующую минуту высказалась Мэй. — Я курю, чтобы быстрей сдохнуть. Я курю, чтобы когда мое тело этеризовали на больничном столе, я смогла уйти тихо, а не с нелепой драмой. — Мэй кивнула, говоря о ничтожности серой дискуссии. — Я просто чувствую, чувствую, что исчезаю..... Это просто жалкое зрелище. Печально, правда? — хриплый сухой смех подчеркнул ее монохромную злость. Джиен без слов подошел и взял ладонь Мэй, по заведенному порядку безучастно холодную. Мэй смотрела ему в глаза, а в них сквозила непринуждённость, острый и насмешливый ум. Мэй подалась вперед и первой поцеловала его, Джиен ответил на поцелуй, его язык скользнул между ее губ, и он сильнее сжал ее в объятиях. Он обнимал ее так, словно в ней заключалось все, о чем он мечтал, руки жадно ласкали ее спину, волосы, шею. Джиен коснулся щеки, нежно погладил девушку по подбородку, снова и снова покрывая поцелуями лицо, губы, шею. Вдруг на секунду он отстранился от нее и пристально посмотрел в бездонные карие глаза и на полураскрытые губы. — Я люблю тебя, ты не должна исчезать… Слова Джиена дышали горечью, как и все то, что происходило внутри него. А внутри него был вулкан. Джиен познал слова: «Люди всегда разрушают то, что любят сильнее всего» Джиен приносит любовь свою долгую, сознавая ненужность её. КОМЕНТИРУЕМ!!!