And Lucifer was once an angel as Kira was once Light.
***
В привычном полумраке комнаты их вновь двое. Кровь из рассеченной губы свинцовой каплей въедается в белую ткань изрядно поношенной рубашки, и L, не удостоив своим отточенным годами и лезвиями вниманием стекающую по подбородку багровую жидкость, почти завороженно всматривается в слишком идеальные черты лица своего заклятого херувима, исказившиеся в пропитанную злобой гримасу ненависти. Воздух стремительно наливается железом с мучительно соленым привкусом, и Лайт вдыхает, резко и шумно вбирая в легкие кровавый аромат. Ты чувствуешь этот запах, Кира? О, безусловно, Кира чувствует, с внутренним упоением наблюдая за тем, как вязкие алые нити расчерчивают бледную прозрачную кожу. Ему до одури хочется прямо сейчас вцепиться в эту тонкую, едва ли не детскую шею и, ногтями раздирая податливую плоть, добраться наконец до бешено пульсирующей от неизбежного страха артерии, ближе... Ладони вновь инстинктивно сжимаются в кулаки, и он прикрывает глаза, удерживаясь от нового удара по собственному и без того шаткому положению. Из-под полуопущенных век Лайт видит, что L улыбается. Никому не удастся избежать моего суда, ты же знаешь. Губы Киры растягиваются в ответной улыбке. Длинные узловатые пальцы с удивительной силой сжимают его запястья, и Лайт замирает в томительном ожидании горячего дыхания L на излишне чувствительной коже. Он не сопротивляется, не может просто, когда с истерзанных бледностью губ срывается сбивчивый шепот. Ты — не Бог. Ты — Люцифер. Так пади же.***
Когда острая боль отравленным кинжалом пронзает сгорбленную худую спину, и вмиг отяжелевшее тело медленно угасает в руках ухмыляющегося Люцифера, L лишь жмурит усталые глаза. В привычном полумраке комнаты стало вдруг слишком много Света.